В каждой сказке за дверкой...

В каждой сказке за дверкой обычно скулящий зверь.
И со мною всё так же, сюжет не случился нов. И зачем я открыла скрипящую эту дверь? Ничего не решат целованья святых крестов, если в стылой темнице прокусит мне нити вен, выпьет кровь досуха и, насытившись, будет спать нескончаемо длинный и жаркий драконий век. От дыханья его растекается чёрный пар, мне ресницы оплавив и яхонтовый браслет…
У дверей в странной башне – у каждой – своя цена. Мне придётся платить. И на то у меня стилет – я с врагами совсем не добра, но всегда честна. Темнота не пугает – мой глаз фонарём горит – но не сладить с объятием трёх золотых колец.
Мне не нужен был змей и не нужен был этот риск, этот верный, мучительный и неблагой конец. Знаю, знаю, но дверь, отворившись, меня звала, словно я здесь ведомая без никаких причин – вот идёшь и теряешься в сводах и зеркалах…
Змей смеётся – и падают битые кирпичи старой башни, затерянной между туманных гор [как меня, сумасшедшую, в дебри-то занесло?]. Змей шипит – ему вторит ужасный, нестройный хор непонятных, тягучих, чужих и враждебных слов.
Отчего без ключа так легко я сюда вошла?
Отчего указатели лгали безбожно мне?
Отчего теперь кожа моя, словно мел, бела, в позвоночнике бьётся, как птица, задетый нерв?
Здесь не станут искать меня родичи/племена, здесь не слышится эхо болтливых людских речей. Там, где дверь открывалась, теперь проросла стена, на которой гербами по черному – алый червь.
От судьбы я бежала, да всё-таки к ней пришла, сколько тропы впустую ни вились бы, ни плелись. Взгляд дракона голодный и алчный. Он чует власть. Кто бы знал, что за дверью рассохшейся – василиск? Я – добыча, и сладкая, сладкая для него. Не отпустит из плена …но я уже не хочу
убегать. Где-то в сердце моём запылал огонь, никогда я не знала доселе подобных чувств.
Падал вниз, осыпался венок из дурманных трав, бисер лился ручьём, и с плеча опускался шёлк. Если б я не пришла, прилетел бы меня украсть. Если б я не нашла, тогда он бы меня нашёл.