Без названия

В нашем подъезде
живут алкоголики -
мать и дочь.
Разбитые стекла,
сломанные замки,
вонючие лужи.
В общем, пьянь.
Соседи говорили
(а мы думали) -
куда бы съехали
или сгинули, что ли.
Мужиков водили самых разных,
но масть была определенная:
дорожные рабочие,
не успевшие снять оранжевый  жилет,
гости столицы с гор
и т.д.
Мне непонятно,
что их влекло.
Матери то ли сорок,
то ли шестьдесят.
Ноги опухшие с язвами,
лицо отечное.
Дочь вроде ничего,
но лицо тоже пухнуть
начинает.
Одним словом,
не здоровались,
презирали,
голову при встрече
отворачивали.
Однажды я вышел
на лестничную клетку.
Вижу -
белеет у них на двери
клочок бумажки.
На нем синими
расплывающимися
школьными чернилами
нацарапано -
Валя и Наташа в больнице.
Тоска букв этих синих
залила подъезд,
дом, город, мир.
Сизые больничные окна,
в городской ночи
белеющие малокровно.
Так и думаешь -
последние силы
за ними оставишь.
Я,
не отличающий
рождения от смерти
(по профессиональным мотивам),
безошибочно в нашей архитектуре убогой
узнаю эти ненавистные окна.
Сколько горя за ними -
не могу описать.
Вот и сейчас
я смотрю на эту
мятую записку
и вижу их,
брошенных судьбой
в казенную койку
с вечным тараканом,
ползущим по стене
неопределенного цвета,
с засохшими остатками пищи
и алюминиевой ложкой
в тарелке,
с древними старухами по соседству
и надменными,
как их там,
в белых халатах,
не вспомню никак.
У старшей одно на уме -
где бы водки взять,
у младшей интересы
в курилке
на мужской стороне,
но и та и другая
только и мечтают,
чтобы открыть дверь
полусгнившую,
полусломанную
войти в хлам свой
родимый,
«дом» называется.
Для нас в кавычках
а для них нет милее.
В общем, буду рад я,
когда они вернутся
(если вернутся обе
буду рад вдвойне).
Начну с ними здороваться