Облака во рту

ОБЛАКА ВО РТУ
               
                Белеет облачко на горизонте.
                Вы облачко, пожалуйста, не троньте!
                Оно из белой сладкой-сладкой ваты.
                И в этом ну ничуть не виновато…
               
Вам когда-нибудь заплывали в рот облака?
Никогда?..
Похоже, вы всегда держите рот на замке.
И ключик давно потеряли…

На липе живут ангелы.
И ещё большие райские птицы.
Иначе откуда, как не из рая, взялись эти маленькие мохнатые желтовато-кремовые душистые цветки с танцующими вокруг них пчёлами? Каждая птица приносит в клюве по одному такому цветку и своей волшебной слюной приклеивает его к дереву (там живёт целая стая птиц!). А потом мама срывает с нижней веточки пушистые шарики и зимой бросает в чашку с кипятком. Так у девочки зимой всегда лето.
      
Гнёзда райских птиц запрятаны высоко в ветвях дерева, у самых облаков, и чуть выше. А липа накрепко вросла в небо и продырявила его посерединке, из которой каждый день на девочку и её брата смотрит солнце. Иногда из этой серединки льёт дождь. Когда он бывает слишком назойлив, девочке хочется взять большую иглу с суровой ниткой и зашить небо. Но иголку брать нельзя: девочка может исколоть себе пальцы. Или проглотить её. И тогда будет море крови, врачи, белые халаты, больница, операция, большая игла и суровая нитка…
– Вот и зашили бы небо, – грустно вздыхает девочка у мокрого полосатого окна. – Людей зашивают – и с небом управятся…
      
Детям непременно надо увидеть этих птиц. Ну или хотя бы их птенчиков. Как человек не с самого рождения умеет ходить, так и птица не сразу летает. Поэтому птенцы сидят в гнёздах. Главное, не забыть захватить с собой любимую пищу райских птиц – земной  хлеб… Две шустрые белки, нет! две лёгкие тени, привычно перебирая руками упругие ветки, прыгают всё выше и выше – к облакам! Трусам здесь не место. Небо любит отважных и тех, кто любит небо. Дети без памяти любят небо и дедушкину липу ростом с городскую пятиэтажку. Девочка с мамой и папой живёт в такой пятиэтажке на четвёртом этаже. Она обожает, наполовину свесясь с балкона, подолгу болтаться сосиской на перилах и дырявить глазами высоту. Ощущение полёта никогда не покидает девочку, особенно – во сне.
– Лечу-у-у! – кричит она, подставив лицо ветру и разведя руки в стороны.
– Лечу-у-у! – вторит ей брат.
Но громко кричать нельзя: их могут услышать с земли. Пускай дедушка и мама сейчас просто муравьишки, но муравьи бывают очень кусачими и жалят не хуже ос. Когда перочинным ножичком обстрогаешь берёзовый прутик  и положишь его на муравейник, случается целое муравьиное землетрясение: муравьи забывают свои дорожки и правила муравьино-дорожного движения, от страха карабкаются друг на друга, топчутся всеми шестью лапками по головам соседей и в три ручья писают на пахучий и вкусный прутик, отчего он становится уже не сладким, а кисленьким, и его можно долго-долго держать за щекой, как леденец… Дети кричат шёпотом. И небо слышит. Не потому, что оно живёт в их дырявых карманах, а потому, что у него хороший слух. И не важно, откуда ты с ним говоришь. Важно говорить то, что думаешь на самом деле, а не то, что от тебя хотят услышать. То, что от тебя хотят услышать, надо говорить взрослым. Потому что их совсем не волнует то, что ты думаешь на самом деле. Скорей всего, они думают, что ты и думать не умеешь… 
      
Взобравшись наконец на самую высокую ветку, нужно обязательно широко открыть рот. Настолько широко, насколько позволяют щёки. А как же в твой рот заплывут облака?!. Открыть примерно так, как открываешь, когда врач просит тебя сказать «а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…». Только то «а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…» больное и грустное, а это – звонкое и счастливо-нетерпеливое, поэтому может звучать в два раза короче – вот так: «а-а-а-а-а». Открыть рот так же, но чуть шире, иначе самое большое облако верхушкой своей мачты рискует зацепиться за твои передние зубы. И грот-мачта надломится и рухнет. Было бы здорово, чтобы к этому времени передних зубов у тебя уже не было (всё равно молочные – и жалеть не о чём!). А со сломанной мачтой облако не поплывёт. И тогда оно погибнет. Главное – не торопиться закрывать рот, чтобы все желающие облака могли в него заплыть, и вовремя его открыть, чтобы они выплыли обратно. Не то облака задохнутся от нехватки кислорода. Они красивые и гордые, как корабли, и хрупкие и беззащитные, как люди… А язык?.. Язык можно высунуть, если хочешь лизнуть облако. Не бойся, оно сладкое! Особенно в сухую солнечную погоду: облаков по пальцам перечесть, и они ещё выше липы и всегда врассыпную… Сладкое, как дикая малина с осиным гнездом в кустах. Осы просто обожают малиновое варенье, и, пока мама его варит, всё время влетают в окно. И так оно им нравится, что к своей малине в лесу они подпускают только маму и девочку. Ведь другие хозяйки её варить не умеют: ягоду портят да сахар переводят… Иногда облако вкуса сахарной ваты, которую наверчивают тебе на тонкую бумажную палочку в цирке или в парке аттракционов, куда ты клянчишь пойти целую свою маленькую вечность и пойдёшь в том случае, если будешь хорошо себя вести всю бесконечно длинную неделю!.. Иногда оно – пирожное безе. И повторяет даже форму. А иногда – чистый пломбир. И крем-брюле… со сливками! Его особенно полезно есть при болях в горле. Но взрослым это знать не-о-бя-за-тель-но, иначе не видать тебе мороженого как собственных ушей без зеркала. Так и будешь жить всю жизнь с больным горлом и мазать миндалины противным люголем!.. Интересно, мажется ли своим люголем Люголь и бывает ли его горло когда-нибудь здоровым?.. Впрочем, и сахарной ваты, и пирожных, и мороженого, и шоколада, и конфет с вафлями, зефиром и мармеладками на небе – вагон и маленькая тележка. Потому что Бог – большой сладкоежка. Он всегда улыбается. Он добрый и всем всё прощает: девочке – фантазии, которые мама почему-то называет враньём, маме – нервы, папе – водку. Только тот, кто любит сладости, может быть таким хорошим человеком!..

Ну и что, что липы давно нет.
Ангелы там всё равно живут.
И ещё большие райские птицы.
И вкусные облака.
Потому что у каждого должен быть свой дом.