Булычёв!

  …Посвящается памяти великого Мастера слова  Кира Булычёва = Игоря Всеволодовича Можейко             
 


наверняка Читатель соскучился по героям Булычёва - мы тоже... Поэтому - сочиняем и читаем вместе:




                ЧАШКА с... ПРОПЕЛЛЕРОМ


                рассказ





    Местный оболтус, юноша Гаврилов, лелея в очередной раз мечты о высшем образовании, совмещённом с удачным бизнесом, к обеду переключил свои мысли на иные сферы. Задумчиво ковыряя в носу, Гаврилов решал сложную для него дилемму – идти на кухню или ещё поваляться на диване.
   С одной стороны (с правой, на которой он лежал), вставать было лень – но с другой стороны в то же время сильно хотелось пить. И даже съесть бутерброд. С маслом. Или с колбасой. А лучше, подумал юноша, с маслом и колбасой одновременно. Или два бутерброда – один с маслом, а другой с колбасой? От непосильных рассуждений у Гаврилова разболелась голова.
Но для того, чтобы утолить растущее чувство голода и жажды, следовало, как минимум, встать с дивана. То есть предпринять определённые телодвижения. И вот этого Гаврилову страшно не хотелось. Не хотелось подниматься, шаркать на кухню, доставать из шкафчика сахарницу, которую мать вечно прятала на верхнюю полку – видимо, по привычке или забывая, что сын давно вырос из сопливого возраста и легко достаёт всё, что ему нужно с самых верхних полок.
   Гаврилов тяжко вздохнул, перевернулся на другой бок и вспомнил, что у него начала болеть голова. Дилемма, таким образом, приобретала классический облик – предстояло выбрать из двух равно неприятных развитий сюжета. Или продолжать лежать на диване и страдать головной болью – или, превозмогая лень, заставить себя передислоцироваться на камбуз (юноша в детстве мечтал стать моряком, но не добрался до мореходного училища по вполне понятной причине, и удалённость городка Великий Гусляр от морей и океанов была тут совершенно не при чём). А там уже запить таблетку анальгина и закусить бутербродом.
   У Гаврилова, наконец, как говорится, потекли слюнки – лоботряс, можно сказать, почти гроза двора, изводивший соседей не далее как прошлой весной грохотом из колонок, принимаемым недовоспитанным юношей за модную музыку, решился.
   Он сел на диване, впихнул стопы сорок третьего растоптанного размера в неприятной расцветки шлёпанцы, а затем, ловко спружинив (диван издал при этом протяжный многострадальный писк), направился по привычному маршруту. 
   Проходя мимо распахнутого по поводу тёплой солнечной погоды окна, он боковым зрением уловил движение во дворе. Это местный изобретатель, известность районного масштаба Саша Грубин выходил из своей мастерской – небольшого сарайчика, пристроенного в незапамятные времена, ещё при царе Горохе (или просто при царе).  В другое время и в ином состоянии Гаврилов просто не обратил бы на тридцатидвухлетнего Грубина (пребывавшего в возрасте Христа, но пока не столь известного) никакого внимания. Но сейчас что-то щёлкнула в мозгу лентяя, искривленном чрезмерной материнской любовью и заботой. 

   Профессор Минц давно предупреждал соседку, растившую сына без мужа, что сопливого школяра надо бы вовлекать не только в уроки, но и в иные процессы, например, в домашние дела, которые добросердечная женщина добровольно взвалила на свои плечи, не говоря уже о двух работах (помимо обязанностей дворника, она мыла полы в ремонтно-строительной конторе Великого Гусляра).  Кстати, уроками даже маленький Гаврилов не сильно увлекался, и, вопреки искреннему убеждению суетливой мамаши, вовсе не напрягался на ниве младшего школьного образования.
   То же продолжалось и в старших классах, причём его мама считала, что в неуспеваемости сына виноваты учителя, придирающиеся к ребёнку. 
   А ребёнок, между тем, уже что-то продавал одноклассникам, чем-то спекулировал втихаря – «крутился», одним словом, поглядывая на признаки новой рыночной экономики, появившиеся в стране в общем-то не так давно. И на то, что признаки эти носили скорее характер экономики базарной и жуликоватой, подросток внимания не обращал. 
   Такие тонкости юного торгаша-«лавошника» не интересовали. 
   Гаврилов задумчиво постоял у окна, глядя на куст сирени, в тени которого стоял старый столик доминошников. Но юноша, глядя на с детства знакомый дворовой пейзаж и по привычке шмыгая носом, не видел ни стола, ни пышных ветвей, ни гипнотизирующих движений светотени на щербатой столешнице.   
   Мысли Гаврилова, можно сказать, витали в облаках – но в облаках весьма прозаических и даже как бы деловых.   
   Лоботряс явно что-то задумал.   

   Саша Грубин, ещё не успев поставить колбу с новым автомобильным топливом, которое они разрабатывали вместе с профессором – он только что заходил к Минцу отчитаться в результатах очередного утреннего эксперимента – вздрогнул от стука в дверь и чуть не уронил «будущее отечественного автомобилестроения» на пол.  Грубин открыл дверь и увидел знакомую, глупо ухмыляющуюся физиономию бестолкового юного соседа из квартиры напротив.   
   Гаврилов явно ухмылялся неспроста, и кривоватая улыбка его непризнанному гению почему-то сразу не понравилась. 
   - Есть идея, - с ходу в карьер начал Гаврилов. 
   - У тебя?! – не скрывая изумления, отозвался Грубин.   
   Юноша Гаврилов мысленно отмахнулся от явной интонации неверия в подрастающий интеллектуальный потенциал нового делового поколения, как от назойливой мухи, и продолжил: 
   - Всем известно, что все гениальные изобретения в мире – песочные часы, изобретение колеса и велосипеда, самолёта и паровоза – делались ленивыми людьми… 
   - Да ну? – вновь недоверчиво переспросил Александр. 
   На этот раз Гаврилов нетерпеливо отмахнулся в буквальном смысле и попытался закончить мысль (а надо сказать, что столь длинные фразы произносить он не очень-то умел и элементарно уставал от столь энергоёмких интеллектуальных занятий): 
   - Колесо изобрёл человек, которому лень было ходить пешком, а на осле или на лошади его сильно трясло;  но телегу всё равно надо было запрягать, тянуть в упряжку лошадей, и лентяи решили выдумать паровоз – чтобы он их сам возил.  Ну а самолёт придумали, потому что лень было ездить-тащиться по земле. Ясно? – безапелляционно заявил юный балбес. 
   - Впервые слышу подобную теорию, - осторожно сказал Грубин, который не любил ругаться по пустякам (да и вообще, без пустяков – ругаться не любил) со своими соседями, а с этим – так тем более. 
   - Надо мыслить, - назидательно произнёс лентяй, почти в два раза отстающий от изобретателя по возрасту, а по остальным параметрам и коэффициентам гораздо больше. 
   Впрочем, по росту и размеру кулаков юноша многим дал бы фору – а некоторым и давал, между прочим, в глаз.  Да, как ни прискорбно это признавать, но случалось, случалось подобное – и, заметьте, случалось не раз и не два. 
   Произнеся глубокомысленное изречение, Гаврилов для наглядности важно постучал себе по макушке – получилось, откровенно говоря, неубедительно.
   Выдержав театральную паузу – Саша Грубин терпеливо ждал – Гаврилов произнёс вполне ожидаемое изобретателем, уже приготовившимся к чему-то подобному: 
   - Короче, есть деловое предложение. Все мы любим пить кофе и чай…   
   - Некоторые пьют чистую воду, родниковую, - возразил Грубин. - Хотя, конечно, пьют и кофе, с этим трудно поспорить. 
   А Гаврилов продолжал говорить, особо не реагируя на справедливое утверждение:   
   - Вот и не спорь. Кофе надо размешивать. Если мы пьём кофейный напиток с ячменем и цикорием – тем более надо размешивать, он хуже растворяется. – Гаврилов знал, что говорил. Он терпеть не мог тратить своё драгоценное время на бесцельное с его точки зрения размешивание. - Сахар тоже приходится размешивать, после того как залили кипятком. А ещё, для более равномерного и быстрого растворения – чтобы не образовывались комочки, налипающие на стенки чашки – сахарный песок с напитком из цикория приходится перемешивать ещё ДО ТОГО, как в чашку залили кипяток!!
   В голосе Гаврилова появились патетические и даже трагические нотки.    Почти верю, подумал изобретатель Грубин, вспомнив принцип Станиславского;  интересно, чем всё это закончится? Сейчас чего-то будет просить. Какое-то изобретение. 
   Саша почти не ошибся. После того как балбес перевёл дух, произнеся непривычно длинную тираду, последовало деловое предложение:   
   - Короче, сосед, будем оформлять патент. На двоих, конечно; я – идейный вдохновитель и куратор проекта, а также продюсер и этот, эм-мэ.. мэ… (этого ещё не хватало, встревожился Саша Грубин, заслышав козлиное блеянье-мэканье), чёрт, как его… во, вспомнил! – менеджер. Ну, а ты – сделаешь устройство. Это не сложно, тем более – для тебя, - Гаврилов довольно нагловато похлопал изобретателя по плечу, видимо, уже ощущая себя в роли мецената или продюсера. 
   - Такие бабки срубим, столько накосим капусты – ну, брат, что скажу – ты себе не представляешь!.. – Сашу буквально передёрнуло от гремучей смеси панибратства и… вот этого самого, чего он в людях терпеть не мог, но что в последнее время как-то разрослось кругом. Вроде плесени на забытом куске сыра. 
   Лентяй этого не заметил и вдохновенно продолжал вещать: 
   - Возьму в аренду цех, станки, наладим производство – тебя назначаю главным механиком… нет, лучше – главным инженером!  Возьмём кредиты, завалим всё страну продукцией, выйдем на международный рынок – ворвёмся, а не выйдем! Заткнём за пояс Германию и Штаты, Китай тоже заткнём, и Японию… - Тут балбес чуть сбавил обороты и попытался задуматься – Америку он уважал.  И зелённые бумажки с портретом какого-то старика любил искренней бескорыстной любовью. 
   Воспользовавшись паузой? Грубин задал вполне логичный вопрос: 
   - Что за устройство-то? 
Лентяй уставился на Сашу непонимающим тупым взглядом: 
   - А?.. 
   - Спрашиваю, чего ты хочешь это… налаживать, производство чего? 
   - А-а-а!.. Значит, я не сказал? Производство чашек. 
   - ?! 
   - Чашки с моторчиком – точнее, с пропеллером! – пояснил Гаврилов. – Всё очень просто. На дно чашки – или на стенки, по твоему усмотрению – крепится пропеллер, или два… нет, лучше один, так дешевле… который вводится в действие моторчиком… наверное, нужен элемент питания, - лентяй задумался, глядя на крышу соседнего двухэтажного дома, бывшего барака, постороенного давным-давно немецкими военнопленными, – блин, он же место будет занимать. И это, вес, в общем… 
   - Ты хочешь сделать чашку с моторчиком, я правильно понял, - терпеливо переспросил юного балбеса Грубин. 
   - Ну да! – почему-то возмущённо отозвался Гаврилов.   
   - Чтобы сахар сам в чашке размешивался? 
   - Ну, блин, конечно! Что тут непонятного?! 
   - Та-ак. Просто я уточняю задачу. А вдруг ты что-то не то имел в виду. – Грубин почесал затылок. – Ладно, иди.  Потом поговорим. 
   Юноша со взором горящим встрепенулся, чувствуя, как начинают стремительно таять будущие миллионы в твёрдой и очень конвертируемой по разным пухлым конвертам валюте. 
   - Э-э, э! Подожди! Мы не договорили! Самое важное:  тебе – двадцать процентов от доходов. Представляешь? Зарабатываем пять «лимонов», и один из них – твой! Честно заработанный «лимон»!  И ты уже – не забытый всеми неизвестный механик – а настоящий, блин, миллионер! Рокфеллер. Форд. Кстати, тоже с инженера начинал, кажется… - всё же, хоть какие-то куцые познания у юного спонсора-лоботряса имелись.  Хотя преимущественно из околоденежной «сферы».  Сферы «зелёной», но, понятно, к движению любителей природы не имеющей ни малейшего отношения. 
   - Хорошо, хорошо. Ладно, иди. – Грубин всё же продолжал легонько подталкивать к двери крепкого юношу, приобретавшего в последнее время знакомые всем черты среднерусского стриженого мордоворота – одной лишь золотой цепи на бычьей шее пока не хватало. – Мысль, конечно, интересная, потом уточним; я ещё не завтракал. 

   Когда дверь захлопнулась и стихли шаги – точнее, топот, словно там не две человеческие ноги ступали, а шли все четыре, да ещё слоновьи – когда Грубин закрыл дверь, он задумался.  Надо зайти к профессору, посоветоваться.  Минц что-нибудь подскажет.   
   Как-то надо ситуацию разрегулировать. Просто так этот балбес не отцепится…   

   - Ну и что ты страдаешь? – непонимающе уставился на Сашу Минц поверх тонкой золотистой оправы старых любимых очков. – Сделай ему эту «чашку для лентяев», да и дело с концом! 
   - Так ведь, Лев Христофорович, он же хочет производство налаживать, в мировых масштабах, цех открывать, завоёвывать мировые рынки… 
   - Кто? Этот недоперевыдоросль?! – Минц возмущённо хмыкнул. – Саша, ты меня удивляешь. Ведь взрослый человек, ты почти с отличием закончил среднюю общеобразовательную школу (а современный колледж закончил бы просто с золотой медалью!), когда этот второгодник-троечник ещё в коляске агукал. Он вырос, можно сказать, на глазах у всего двора. И он, балбес этакий, в отличие от ребёнка Удаловых, к примеру – на самом деле конченый лентяй, не поддающийся перевоспитанию и трансформации в среднестатистического Homo sapiens, здорового члена общества.  Ты понимаешь? Да он же на глазах у всего двора вырос, агукая сперва из пелёнок, а потом стреляя из рогатки по воробьям – и неуч этот, заметь, просто бельмо на глазу – в переносном смысле конечно… 
   Саша покорно кивал головой.   
   - В общем, так. Ничего этот лентяй не раскрутит, никакие рынки, упаси боже, не завоюет – даже насчёт гуслярского я сильно сомневаюсь. Так что сделай ему «игрушечного Карлсона» из дешёвого фарфора или пластмассы, набросай техническую документацию – и пусть патентует. Чёрт с ним. Иначе ты от этого троечника не отделаешься.   

     Вскоре под окнами старого дома, в густой тени, случайный прохожий мог услышать такой разговор: 
   - Чтобы увеличить обороты, много ума не надо.  Хотя мне и придётся заменить мотор.  - Грубин покачал головой. - Но вот с твоей вредной привычкой жрать столько сахару надо что-то делать. 
   - Ещё чего! - Возмутился недовоспитанный сладкоежка. - Всегда лОжил пять ложек сахару, и всегда буду лОжить! 
   - Класть, - уточнил Саша. 
   - Чего? – не понял спонсор. 
   - Не ложить, а класть. Сахар класть, понятно?
   - Да пошёл ты!.. – невежливо отмахнулся Гаврилов, как всегда, не подумав, что старшим хамить нехорошо.  Впрочем, хамить младшим, знаете – тоже. Неправильно хамить вообще, в принципе.  Не соответствует высокому званию жителя космической столицы планеты Земля, коим заслуженно считается городок Великий Гусляр, в отличие от областного центра, Вологды, прославленной песенным творчеством легендарного советского вокально-инструментального ансамбля. 
   Если бы лентяй был хоть чуточку образован – или хотя бы оказался хоть немного поумнее – он мог бы, например, сочинить не самый лучший каламбур… например, как правильно хамить, и как хамить неправильно.  А по поводу глагола "ложить", если честно, идут давние споры.  Известнейший составитель словаря В.И. Даль считал его правильным, увековечив следующие строки: 
   "Глагол «ложить» часто пополняет собою глагол «класть», по духу языка…"
   И словарь Ушакова считал его допустимым – хоть и просторечным (но не неправильным!) словом.  Упомянутый «дух языка», видимо, чем-то (спинным мозгом?) чувствуют и современные писатели, не говоря уже о многочисленных журналистах, поэтому употребление слова «ложить»* (но, уважаемые граждане, с ударением на последний слог, последний!) нередко встречается, ну, скажем, в разных интервью «со звёздами» даже у маститых литераторов... 
   …Наверное, чувствуют этот самый «дух» – а иначе как объяснить обилие «лОжить»* и прочих «перлов», заливающее русскоязычных зрителей с телеэкрана и даже с жёлтых страниц газет?!                ;) 

   Но Грубин на грубость недалёкого соседа, внезапно разбогатевшего и, тем не менее, весьма юного, внимания не обратил.
   Потому что Сашу посетила гениальная мысль.
   С ним это иногда случалось. 
   - Вот что, - сказал Грубин. - Сегодня я не успею всё тут переделать, а завтра с утра выходи во двор.  Система будет работать, как часы! 
   - Ладно, - смилостивился малолетний спонсор, - давай, до завтра.   

   На следующее утро под раскидистым кустом старой сирени собрался почти весь двор и даже двое приглашённых доминошников со стороны – из дома напротив. 
   Деревянный стол, намертво врытый в землю, теперь обходился без привычного дизайна в виде костяшек домино.  Поверхность его, годами отполированная многотрудными соревнованиями страстных любителей вымирающей в столицах игры, ныне украшена была неким агрегатом, напоминавшим крупных размеров пузатую чашку. 
   Изобретатель Грубин, заслуженно окружённый вниманием, увлечённо излагал присутствующим здесь дамам и гражданам мужского пола принцип действия уникального механизма. 
   Во двор вальяжно спустился перепивший вчера холодного пива сопливый спонсор. 
   Как-то само собой установилась тишина. 
   - Ну, давай, показывай, - зевнул Гаврилов. 
   Испытания начались. 
   Чем-то столешница под сиренью напоминала миниатюрное лётное поле, а сам агрегат с пропеллером внутри – распухшую летающую тарелку прошлогодних визитёров-зефиров из ближайшей галактики. 
   Возможно, Грубин специально придал конструкции вид не совсем опознанного летающего объекта, поскольку зефиры оставили неизгладимый след в сердцах гуслярцев, и особенно в сердцах домохозяек, забывших тогда примерно дней на пять-шесть о бесконечном и нелёгком женском труде по уборке и готовке, стирке и прочих бытовых «прелестях» семейной жизни. 

   Саша Грубин торжественно вжал до отказа кнопку слева от ручки большим пальцем правой руки. 
   И тут случилось непредвиденное. 
   Негромко загудев, агрегат задрожал, вибрация распространилась на деревянный стол, и даже зашуршала тревожно листьями сирень возле зрителей.  А может, это всего лишь пронёсся случайный порыв ветра? 
   Вдруг мини-НЛО резво подпрыгнуло над столом и, как-то странно привзвизгнув, чего меньше всего можно было ожидать от технического приспособления, взмыло в небо, стремительно протаранив одну из веток. 
   Изрубленные в салат листья грустно закружились на опустевший стол и открытые рты свидетелей происшествия. 
   - Блин… - прохрипел потрясённый свирепым полётом чашки лентяй Гаврилов. 
   - М-да, - сказал, повернувшись к изобретателю, профессор, - кажется, ты, Саша, слегка перестарался. Что за мотор там был? - Минц только что подошёл к затихшей группе зрителей, и не слышал объяснений Грубина. 
   - Ч-чный дви-и… - просипел Грубин.   У него внезапно что-то пересохло в горле. 
   - Интересно, где она упадёт? – вдруг спросила невестка пенсионера Удалова. 
   - Кто – она? – повернулся к жене сына Удалов. 
   - Ну, она. Чашка.
   - Она не вернётся, - прокашлявшись, грустно сообщил всем Грубин. - Там… я там поставил вечный двигатель…
   И наш изобретатель поглядел тоскливым взглядом в безоблачное и высокое бирюзовое небо, где давно уже скрылась тёмная точка, в которой, невидимый отсюда, бешено вращался пропеллер для чая и сахара.   




*
 1. Глагола такого, "ложить",  в русском языке НЕТ (в "чистом виде"), он употребляется ТОЛЬКО с приставками и отражает действие, которое уже совершено в прошлом - или же, к примеру, будет совершено в будущем (уложили, положим, переложили, выложим и т.д.).

 2. Глагол "класть" употребляется преимущественно БЕЗ приставок (или - редко! - и с приставками, НО в определённом контексте) во всех временах и отражает продолжительное действие, которое совершается именно сейчас, имело место быть в прошлом или произойдет в будущем времени.

 3. Знаете, корОбит, жутко просто, аж передёргивает от отвращения некоторых граждан, когда слышится (на улице или в телерепортажах) весьма частое от граждан иных, в том числе и в регионах так называемого "сУржика":  "мОлодежь" вместо "молодЁжь", "осУжденные" вместо "осуждённые" и т.д. и т.п. (в комментариях предлагаю продолжить перечень!..)

                ...нет слов!!!    :(     :) 

...впрочем, "свЁкла" и "свеклА", "мОрковь" и "моркОвь", "твОрог" и "творОг" воспринимается на слух гораздо легче... 
                ...а Вам как?..    ;) 



                ***   


                для издателя (редактора) :
Вы могли бы предложить читателям (в т.ч. и Читателям детских журналов – например, «Костёр»!)   литературный конкурс – кто ЛУЧШЕ завершит рассказ в стиле Кира Булычёва (и – с персонажами К.Булычёва).

   Надеюсь, подобная совместная акция (почти т.н. «интерактив») привлечёт к Вашему безусловно интересному и полезному проекту новых читателей!.. 


**********************   С уважением, Андрей Александрович Рябоконь
                Автор книг – о людях и трАвах…       





       …а теперь – очерк о замечательном Человеке и талантливом писателе, учёном-историке:


                Кир Булычёв: и в шутку и всерьёз

                (биография на основе высказываний самогО великого писателя)


Эпиграф:
        «Критерием цивилизованности мира должно служить чувство юмора: здесь [на дикой планете] ничего смешного просто не бывает. Если зазеваешься, решишь посмеяться – тебя скушают».
                («Космический доктор» Слава Павлыш – один из лучших персонажей К.Булычёва)



Мало сказать, что Кир Булычёв – писатель из числа самых-самых (братьев Стругацких, Станислава Лема, Айзека Азимова). Зачем кривить душой, ведь он на самом деле – великий мастер слова, знаток человечества вообще и человека в частности. Книги его интересны всем, а тех, кто по каким-то причинам читать стесняется (например, плохо владеет иностранными языками вместе с родным. Помните шуточку? «Вы иностранными языками владеете?» - «Да я и по-русски не очень…») – тех притягивают, как магнит, фильмы и даже мультфильмы по его сценариям. Добрые, хорошие, чуть-чуть грустные...

Кир Булычёв – целая эпоха. Грех не познакомить читателя с тем, как всё начиналось. 

Настоящее имя писателя – Игорь Всеволодович Можейко. Родился он 18 октября 1934 года вблизи Чистых Прудов и при первой же возможности переехал на романтический Арбат. Школьные годы (пошутил как-то Игорь Можейко) помнил плохо, потому что был средним учеником, зато все летние каникулы глубоко запали в память. И, когда заканчивал школу, был уверен, что выучится на палеонтолога, однако волею судьбы попал на переводческий факультет Института иностранных языков. А пока учился там и ходил в турпоходы, умер Сталин, наступила новая эра, и «оказалось», что за границей есть другие страны.
 
   В 1957 году, когда Игорь Можейко успешно покончил с высшим образованием, объявилась нужда в переводчиках во всех отдалённых уголках Земли. И тогда всех выпускников, которые успели к тому времени жениться, разослали в отдалённые страны. Наш герой попал на строительство в экзотическую Бирму. (Собственно, экзотической была только Бирма, но не само строительство) «…оказалось, что наша страна совсем не одинока на Земле, а есть ещё много государств, с которыми можно не только враждовать, но и дружить. Развелось немало свободолюбивых, трудолюбивых и прогрессивных бывших колоний, которым не мешало бы помогать… Мы строим в Бирме Технологический институт, современный отель, госпиталь в горах, в Таунджи. А Бирма дарит нам в ответ соответствующее количество риса». 

   В Бирме было жарко и пыльно. И очень влажно. Скоро будущий писатель начал понимать, что ему не нравится работать переводчиком. Года через два, возвратившись домой, он узнал о существовании Института востоковедения и поступил в аспирантуру, в отдел Юго-Восточной Азии. По специальности «История Бирмы». Особенно занимало его существовавшее в долине реки Иравади в XI-XIII веках великолепнейшее государство Паган. 
Денег в аспирантуре платили, как водится, маловато, и поэтому (а также, возможно, и по другим причинам) молодой аспирант стал наведываться в журнал «Вокруг света», который в 60-е был чудесным изданием, и работали там замечательные люди. Кстати, именно здесь в 1960 году увидел свет первый очерк способного аспиранта о Бирме. Спустя пять лет в этом же чудесном журнале был опубликован рассказ Игоря Можейко «Долг гостеприимства», официально именовавшийся переводом с бирманского языка, и автором значился некто Маун Сейнджи. 
(Кстати, по словам знающих людей, Кир Булычёв первой своей серьёзной художественной повестью – повестью для детей – считал «Меч генерала Бандулы». Действие этой истории разворачивается в той же Бирме - Бирме середины прошлого века, то есть в почти современной Бирме)   

   В начале 1960-х Игорь Можейко, будучи уже вполне дипломированным историком-востоковедом, поработал в Ираке и западно-африканской Гане, омываемой водами Гвинейского залива.
Будущий писатель на полтора года возвращался в Бирму, где дописывал диссертацию (которую в 1966 успешно защитил), и к середине 60-х годов, достигнув возраста Христа, надолго пережив Лермонтова, ничего кардинального - как ему казалось - не создал. Он был увлечённым читателем фантастики, но пока не писателем. И вот, в 1965 году Игорь Можейко создал первые сказочные истории о девочке Алисе из ХХI века. Цель – найти пути к детской литературе, адекватной поколениям, выраставшим у экрана телевизора, а затем компьютера – была достигнута. Добавим, что и путь к детским сердцам был найден.   

А вот первое взрослое произведение появилось случайно. В журнале «Искатель» (приложение к упомянутому ранее «Вокруг света») в 1967 году случилась беда: цензура «зарезала» американский переводной рассказ. «Во мраке веков» сокрылось, что же это был за рассказ, но к нему тиражом 300 тысяч экземпляров была уже напечатана цветная (а это недёшево и по нынешним временам, высокотехнологичным и где-то инфляционным!) обложка. Конечно, это была катастрофа… Тогда собрались все и решили – надо написать за ночь рассказ по обложке. 
Задача совсем не простая. Посудите сами – нарисован стул, на стуле большая банка, а в ней – динозавр. Что делать? Кир Булычёв провёл бессонную ночь (ну, может быть, две ночи от силы), и… скоро в журнале появилась история: в одной из редакций получают телеграмму – пойман динозавр! Живьём. Начинается суматоха, на железнодорожной платформе сооружается клетка. А тем временем появляется фотокорреспондент, отправивший телеграмму. Появляется с банкой в руках. В банке – живой бронтозавр, чуть крупнее солидной ящерицы. Нет, не вымерли допотопные динозавры! Но сильно измельчали… 
Рассказ напечатали. Трудно поверить, но факт, свидетельствующий о глубокой скромности писателя, заключается в том, что до 1982 года в Институте, за исключением двух-трёх друзей, никто не знал о «грехе писательства» научного сотрудника. А в 1982 году Кир Булычёв получил Госпремию за сценарий к полюбившимся зрителям фильмам «Тайна третьей планеты» и «Через тернии к звёздам». В газетах был предательски раскрыт псевдоним, собранный из имён членов семьи. Тайна раскрылась и начальники, узнав истину (прошу не путать с формулой «познав истину»!..), побежали к директору Института требовать «принятия мер». К счастью, у директора имелось достаточно развитое чувство юмора (и чувство совести, и, наверное, множество иных очень хороших качеств), поэтому он произнёс историческую фразу: «План выполняет? Выполняет. Вот пусть выполняет его и дальше». С тех пор Кир Булычёв продолжал выполнять план и создавать чудесные книги. 

   Кстати, кроме фильмов «Через тернии к звёздам» и «Комета», были – в сотрудничестве с режиссёрами Ричардом Викторовым и Романом Кочановым – созданы замечательные мультфильмы (любимые детьми и взрослыми, которые есть, по секрету, не что иное как выросшие дети) «Два билета в Индию» и «Тайна третьей планеты». Позже писателю удалось поработать с такими хорошими режиссёрами, как Г.Данелия, П.Арсенов, Ю.Мороз, В.Тарасов и другими. Всего были написаны сценарии к 20 фильмам, включая короткометражки. Но в последние годы Кир Булычёв отошёл от кино – то ли темп жизни так изменился, то ли фильмы стали сниматься иные… 

   Вот мы и возвращаемся к прозе. От прозы жизни - к просто хорошей прозе. Вскоре после фантастических рассказов был написан и роман «Последняя война», в котором появился первый относительно постоянный герой, что автор позволял себе крайне редко.  Предыстория такова:  в 1967 году журнал «Вокруг света» отправил писателя в «круиз» по весьма прохладному Северо-морскому пути на сухогрузе «Сегежа». В Карском море корабль сломал винт и, выбившись из графика и всех сроков, притащился к Диксону, где и застрял весьма надолго. Рейс был внутренний, спокойный. Работники спецслужб (например, КГБ и т.д.) в подобных «круизах» не доставали. Кир Булычёв делил каюту, предназначенную для какой-то важной персоны,  с художником, командированным в Арктику, чтобы запечатлеть доблестный труд советских моряков, и оказавшимся человеком скучным. Иные моряки были чудесными ребятами, но уж очень пьющими, порой чрезмерно – и по поводу холодов, и по поводу сломанного винта. Булычёв подружился с корабельным врачом, Славой Павлышом. Этому способствовали неспешные беседы во время исследования пустынных окрестностей Диксона и Хатанги. И вот ощущение арктических просторов, дающих мало шансов выжить человеку, ощущение сплочённой корабельной команды, характера моряков, ситуаций на борту перетекло в первый фантастический роман как-то само собой.   

   Другая «постоянная тема» писателя – городок Великий Гусляр, тоже имеющий свой прототип, географический. И тоже на уровне ассоциаций, не более.   

          Как-то поехал Кир Булычёв с друзьями в Вологду, а оттуда в Великий Устюг, оказавший на него просто неизгладимое впечатление. Городок буквально очаровал писателя. И надо же такому случиться, на одной из улиц (именно в момент пребывания писателя в городе) произошёл провал – кусок мостовой «ушёл» вниз, в какой-то древний ход. И Булычёву пригрезился Великий Гусляр… Зелёный дворик, окружённый двухэтажными домишками; за могучим столом люди в майках «забивают козла» (кстати, в 68 рассказах и повестях о Великом Гусляре его персонажи тоже частенько играют в домино), провизор в аптеке, странный лохматый весёлый гражданин с воздушным змеем подмышкой, старик, с которым писатель разговорился в столовой и который утверждал, что в Устюге под каждой улицей подземные ходы и клады… Так родился центр действия. И так начали складываться вымышленные биографии жителей. А написан первый гуслярский рассказ был в Болгарии, в городке Боровец, под звон колокольчиков возвращающихся с альпийских лугов овец. Булычёв, находившийся в горах по приглашению друзей, сочинил фантастический рассказ для журнала «Космос». Так что первая гуслярская история увидела свет на болгарском языке!   

Кстати, имена персонажей Кир Булычёв извлёк из «Адресной книги города Вологды» за 1913 год, подаренной ему умнейшей и обаятельной Еленой Сергеевной, бывшим директором вологодского музея. Так «родились» Корнелий Удалов вместе с женой Ксенией, старик Ложкин, Саша Грубин и профессор Минц.   
       Псевдоним писателя появился примерно в ту самую «динозавровую» пору, почти одновременно с первым фантастическим рассказом «Когда вымерли динозавры», опубликованным в журнале «Искатель».
Обратимся к первоисточнику, приводя шутливую цитату автора об обстоятельствах, в окружении которых рождался псевдоним: 
   «Ну, выйдет фантастический рассказ. Прочтут его в институте. И выяснится, что младший научный сотрудник, лишь вчера защитившийся, про которого известно, что он сбежал из колхоза, прогулял овощную базу… ещё и фантастику пишет!.. В общем, я испугался. И в одну минуту придумал себе псевдоним: Кир – от имени жены, а Булычёв – от фамилии мамы». 

Вспомним и слова Игоря Всеволодовича о постепенном возникновении идеи сказочного цикла о девочке из будущего Алисе Селезнёвой;  добрая сотня сказок этого цикла вышла в свет полутора десятками замечательных книг – замечательных и обожаемых детьми, а также их родителями: 
        «…в нашей семье родилась дочка. Её назвали Алисой. Алиса росла, и вот она научилась читать. И тогда я подумал: а что же она будет читать?..
Нашим детям жить в двадцать первом веке, летать к звёздам, открывать новые планеты, но что они будут читать, когда узнают всё про Бабу Ягу и Кащея? Может, они ничего не будут читать? Будут смотреть видео, жевать «сникерс» и обойдутся без книжек? С этим я не согласился и решил попробовать написать повести для детей, которые станут взрослыми в будущем веке». Будущий век наступил. Дети выросли – талантливые, смелые, вполне образованные, большей частью честные и справедливые – и не в последнюю очередь благодаря чудесным историям Кира Булычёва. Жаль только, что космического братства, да и самих полётов в космос почти не сложилось. Наоборот – многое хорошее из того, что было, благополучно развалилось вместе с не очень хорошим. Что-то взрослые с этим «…до основания разрушим, а потом…» то ли перебрали, то ли перестарались. И вместо «потом» выходит вполне «сейчас» - но временами чёрт знает что выходит. Предупреждаем сразу: вины великого писателя здесь нет. Он-то своё дело делал как следует, не в пример некоторым. 
   Итак, третье тысячелетие наступило. И новые поколения детей, конечно же, будут с увлечением читать и перечитывать чудесные книги о космических приключениях отважной девочки Алисы – читать с увлечением, так же, как читали их мамы и папы, только собираясь вырастать, но уже устремляясь к звёздам!..   

        Буквально два слова об учёном-историке. 
   Книги по истории, написанные Игорем Всеволодовичем – «Пираты, корсары, рейдеры» (издательство «Вече»), «Соперницы Медеи (женщины-убийцы)», «Награды», «Загадка 1185 года. Русь - Восток - Запад» и другие – увлекательнейшее чтение (популярное слово «чтиво» кажется мне здесь неуместным) и для студентов-историков, и просто для студентов, и вообще для многих взрослых людей, считающих себя (хотя бы в душе) молодыми.  Отметим особо, что тема «Соперниц Медеи» перекликается с четырьмя книгами из увлекательнейшего цикла об агенте 003 ИнтерГалактической полиции Коре Орват, и особенно с фантастическим романом «Покушение на Тесея» (кстати, в одной из этих книг есть «привязка» к той самой «гуслярской» серии; например, мама девочки Коры, оказывается, имела фамилию Удалова – видимо, правнучка «гуслярского» Корнелия). 
…Динамика, шквал событий получше модного голливудского «экшин», ирония, бьющая наповал – а временами смех сквозь слёзы и то самое, настоящее, что присуще только высокой литературе, славянской, восточной, или западной, без разницы (истина – она и есть истина, ей границы между государствами – не преграда) – всё это может воплотиться в будущем (слово - за мастерами киноиндустрии) в потрясающие сценарии чудесных кинофильмов, которые могут стать в ряду «Дозоров» и «Властелинов колец». А, быть может, и потеснить их!   
 
   Надо сказать, что Кир Булычёв долгие годы имел репутацию оптимиста. Наверное, хотелось верить, что наша жизнь всё же изменится к лучшему, и свет в конце туннеля как бы не зря (один сатирик возмущённо говорил -почему же туннель, с… никак не кончается?)… Скептики и всевозможные борцы за свободу иногда укоряли его, навешивая ярлычок «писателя застоя» (лучше бы попробовали сами создать хоть один настоящий рассказ, хоть что-нибудь стоящее). Напрасно. Каждому – своё. Кир Булычёв оказался в итоге прав. На все сто. А скептики, покинув ряды диссидентов, органично влились в другие ряды, заняли посты президентов и принялись бороться с оппозицией. Столь же яростно. Их бы энергию, да в мирное русло. Да, очень по-разному люди понимают свободу. Часто наезжая своей личной свободой на свободы других людей – близких и далёких. 

   И вот в этот момент, когда быть оптимистом не возбранялось, писатель предложил читателям ряд пессимистичных опусов. Если бы он был больше похож на всех тех скептиков, то напечатал бы всё это давным-давно в «свободной демократической прессе», и приезжал бы оттуда советовать интеллигенции (заодно и всем остальным), как ей следует жить. Вспоминается фраза из талантливого фильма, произнесённая талантливым  актёром: «Я вас заставлю быть счастливыми!!!».   
       Кир Булычёв не из тех, кто заставлял. 

Скинув, образно говоря, маску оптимиста, под которой оказалось лицо оптимиста, писатель надел маску фаталиста. Ему хотелось ещё пожить в свободном обществе (свободном теперь от многого и, к сожалению, иногда от чести, совести и других полезных свойств), но он не был уверен, что судьба предоставит ему такую возможность на долгое время. А времени оставалось всё меньше и меньше. Времени и сил, отнимаемых подступающей старостью и болезнями. Это отражалось в его последних произведениях, пронизанных пронзительной печалью и стремлением открыть нам истину – пусть и с помощью приёмов фантастики. Булычёв с 1989 года работал над большим романом, который должен был состоять из многих частей, многих томов. Название романа символично – «Река Хронос».   

   За свою жизнь он успел очень многое. Хотя, сколько осталось в планах, в мыслях?.. 

   Кир Булычёв умер в начале сентября 2003 года (утром, 5-го числа), накануне открытия международного фестиваля фантастики «Звёздный мост», где его ждали, надеялись ещё раз увидеть… 

   Наверное, разумнее прислушиваться не к скептикам или критикам, а к почитателям таланта Мастера. Ведь, что ни говори, а в армии поклонников сказочно добрых, душевных, искренних – настоящих - историй Кира Булычёва, в этой армии дезертиров не бывает! 

       


   Материал для сборника издательства «ЭКСМО» (см.на их сайте – удобно листать!), посвящённого памяти Кира БУЛЫЧЁВА,   подготовил Андрей Александрович Рябоконь