Сказка о царе в нирване

На золотом крыльце сидели –
Во все стороны глядели –
Не заморский чудо-перец,
Не король, не королевич,
А прекрасный царь-царевич,
Вместе с дюжиною девиц.
И вела за всем надзор
Дева крымский прокурор.

Так сидели – жили-были –
Чай пили, чашки били,
По-турецки говорили.
А кому ни есть, ни пить –
Остается лишь водить...

Государь наш с юных лет,
Очень полюбил балет.
А особенно балеринок –
Шамаханских и долматинских
(Мы их видим лишь на картинках)
И, конечно же, пшекшесинских.
(Ой, не перейти б межу –
Никому не расскажу!)

Среди этого балета –
И одетой, и раздетой –
Самой главной была дылда,
Пшекшесинская Клотильда.
Младоцарь, не будь балда,
С нею он и бла-бла-бла,
А порой елбы-елбы,
Аж трещали все углы.

Все бы ничего оно,
Но снимается кино.
И на батюшку-царя
(На священную персону!)
Режиссеры-учителя
И другие франкмасоны,
После поиска упорного –
Пшекшесинской чтобы впору –
Выбрали актера порно.
Всех прекрасней и всех круче
Был актер порномогучий.

Так и длился бы позор,
Но затеяла сыр-бор
И вступила с ними в спор
Прима-дева прокурор, –
Среди злого нелюдья,
Свято бдительность блюдя.

Прямиком по virt-каналу,
Прокурорша взревновала
(Желаньями не плотскими,
А чувствами поклонскими;
А может и медицинскими)
И окрысилась на Кшесинскую:

«Царь святой! И полковник!
Пусть он будет светлый облик,
Лишь потом – герой-любовник;

На крыльце так мало места!
Я ведь царская невеста,*
А не так, чтоб просто лядь, –
И ну, давай ревновать.

Мол царь с... (кыш! Кшинская) –
                по три разА, –
Хочет выцарапать ей глаза. –
Ведь я, – кричит, – лишь крымская,
Она ж – вобще крым-рымская.
Ну а что до медных труб –
Губы у неё, как туба».

И такой пошел балет,
Что на весь крещеный свет,
Аж трещала голова...

Но Крым-дева не права:
Мудрый режик нынче с нами –
За «Крымнаш» двумя руками,
И его, который год,
Любят Партия и народ.

И несутся крики «браво!»
Он уже имеет право
На высокое, святое!
И конечно ж он достоин
Что угодно, хоть чудо в перьях,
Раз оказано доверье,
С чистой совестью снимать
(Ежли нечего сказать).

Но известно даже детям,
За что Небо шельму метит.
Правду говорят в народе:
За предательство – бесплодье,
Эдакий эффектный выкидыш, –
Но не сразу это видишь.

Впрочем, бают, не зазря
Сняли байку про царя:
Из надежнейшей скрижали
Нам историю списали.
Не как раньше – по погоде,
Чтоб  с Семнадцатого года.
Нынче летопись иная –
Со святого Николая!

И теперь он Царь наш лапушка,
И совсем не николашка,
Не Кровавый никакой,
А вполне себе святой.
Так что, прямиком с крылечка,
Пляшем мы теперь от печки.

Только нам какое дело?
Нам – как Партия велела!
И общественность из зала
Как велела-как сказала.
Раз сказали – так и есть
(Отдам сразу свою честь).
Будь хоть кто он – конь в пальто,
Пианиной из кустов –
Нам-то что до ихних дел?..

Что касаемо до дев –
Мы-то зрители-невежды,
Только теплится надежда,
Что великий порноцарь,
Как и важивалось встарь,
Этой дылде, что Клотильда,
А чуть позже и прокурорше,
Всех поставив на довольствие,
Он доставит удовольствие.
И духовное, и… «Ё-моё!» –
Каждой, значится, свое.

Заключит повсюду мир
И устроит добрый пир,
Без всяких революций
И прочих контрибуций.

Фильма – ложь, да в ней намек,
Всем полковникам урок.


*«Дева царская невеста» – в переносном и самом высоком смысле этого слова