Загадка Седого Леопарда

Я знаю смельчаков — таких, как ты: с огнем в глазах смотрящих из-за парты на плотные широкие листы, где выведены контурные карты, и пляшущих обветренной рукой по всем непрорисованным границам. Я знаю вас, ведь я и сам такой.

Но я боюсь однажды измениться. Боюсь в один из тех прекрасных дней, которые встречаешь на рассвете, вдруг осознать, что он пришел ко мне и терпеливо дремлет на паркете… О, это страх любого чудака, бесславного мыслителя и барда: понять, что жизнь безумно коротка, в стальных когтях Седого Леопарда.

Его увидит каждый в свой черед — увы, так завещали наши предки — и взгляд его, холодный, словно лед, страшнее пресловутой черной метки. Он сед, как пепел, древен, как санскрит, хитер и молчалив, как капля яда. Он ничего тебе не говорит, вздыхая от неведомой досады, и в комнату вползает серый дым, сжимающий изнеженную душу. А после ты становишься седым: сперва — внутри, а с возрастом — снаружи.

И все же тем, кто молод и везуч, не писаны ни нравы, ни законы.

Я мягко поворачиваю ключ. Усталый шаг — и наконец я дома. Сегодня ночью я не жду гостей — как непривычна тихая мансарда!..

Но в тишине я слышу стук когтей и мерный шаг Седого Леопарда.

Я робко приближаюсь к фонарю, растерянно предчувствуя засаду, и, несмотря на это, говорю:

— Не надо. Нет. Пожалуйста. Не надо.

Не знаю, может, мой упадок сил подействовал на сердце прокурора, но он, хотя ни с кем не говорил, решил вступить со мной в переговоры:

— Будь ты умней, давно бы перерос свой ветхий дом и стены из картона. А впрочем… коль ответишь на вопрос — то будь спокоен, я тебя не трону.

Я дал невразумительный ответ, но, к счастью, гость решительно продолжил:

— Каким ты видишь мой природный цвет, когда я был на сотни лет моложе?

Мне долгие раздумия чужды, а потому я запросто ответил:

— Ты был седым. Ты был всегда седым. Такой, как ты, с рожденья одноцветен.

Загадка эта, в общем-то, проста, и мой ответ был правильным ответом. Вот только я так взрослым и не стал и все не знаю, правильно ли это. Зато я точно знаю: в том дыму я устоял благодаря надежде. А быть седым придется лишь тому, кто не знавал другого цвета прежде.