Трагедия на Волге

23
А что же Смагин? Дерзкая мадам
Соперников в минуту помирила
И маленькое сердце пополам,
Как апельсин, меж ними поделила.
Вновь пенится шампанское. И вновь
Данила Р. в ударе, как и прежде.
Дугою — снисходительная бровь,
Слова значительны и вместе с тем небрежны.
— Да что ж Богров? Российский Герострат.
Ни цели благородной, ни программы.
Террор, мой друг, всегда лишь шаг назад,
Поскольку из пещер исходит сам он.
— Но если выстрел расчищает путь
Доныне неизвестному герою?
— Герой и сам пробьётся как-нибудь,
Не ядом, а мечом добудет свою Трою.
Ну приведите хоть один пример,
Когда б убийство было пользы ради.
Да! И Коковцев — неплохой премьер,
Но плох ли был Столыпин Петр Аркадьич?
— А если б… Предположим просто так,
Что в Киеве… убили бы другого?..
Повыше рангом…
— Форменный бардак
В России наступил бы, верьте слову!
Наследник мал, к тому же гемофил,
Царица наша — не Екатерина.
Есть брат царя, конечно, Михаил,
Но, в сущности… вторая половина…
Что, подскажите, выиграл народ
От взрыва бомбы в 81-м?
Сменить отца сын мог и в свой черёд —
Без потрясений, крови и без нервов!
Нет, сударь мой, ни бомба, ни свинец
Не сделают счастливыми народы.
Лишь право выбора — вот истинный венец
Для нации, желающей свободы!

24
Сдержался Смагин. Молча отошёл
К окну на Волгу. Закурил сигарку.
— Ах, вот ты где! Насилу, брат, нашёл, —
Раздался сзади бодрый голос Марка. —
Ну, чёртушка, готовь вина бадью.
Тебе сегодня подфартило жутко.
— Мели, Емеля…
— Голову даю
На отсеченье! Говорю не в шутку:
Ты помнишь барышню, что давеча взошла
С сестрой Михайлы? Этакая пышка!
Её кузина. Как она мила!
И, хоть ума там не найдешь излишка,
Но проницательности женской — не отнять.
У нас и времени-то было очень мало,
Но по секрету мне дала понять,
Что слать сватов тебе пора настала!
— Послушай, Марк, опасно столько пить.
— О, Боже мой! Он мне опять не верит!
Фома упрямый, как мне убедить,
Что в том крыле тебе открыты двери?
Не знаю как — обманом или нет,
Но выведала хитрая кузина
Своей сестрицы девичий секрет:
Тебя, брат, любит... Ломтева Полина!
Молчи, молчи! Ещё хочу сказать,
Пока ты вновь не разразился бранью,
Что в роли старой свахи выступать
Мне тоже равнозначно наказанью.
Не стану о приданом говорить,
Оно большое. Но и ты не беден.
А вот Полина… Как же с нею быть?
Там всё серьезно. Лоб девицы бледен,
Кузина говорила, когда с ней
Речь завела она про это чувство…
Я допускаю, что больших корней
Оно в её душе дало не густо,
Но кто сказал, что первая любовь
Обязана всегда быть пустоцветом?
Когда впервые закипает кровь,
Холодный лёд уместен ли при этом?
Душа Полины — трепетный росток,
Лишь для тебя доверчиво открытый.
Ужель задуешь робкий огонёк
Иль заморозишь лекцией сердитой?
Молчишь? Молчи. Но знай, что много глаз
Уже Полину алчно пожирают,
Что хваткие уже который раз
Её богатство скаредно считают.
Михайло замуж никогда её
Не выдаст вопреки девичьей воле,
Но, коль откажешь, в черное смольё
Все чувства превратятся в ней от боли,
И бросится, как в омут с головой
Она в объятья первого злодея…
— Довольно, Марк. Я нынче сам не свой,
Порой не знаю, что со мной и где я…
Видения какие-то… А тут
И ты ещё с любовным откровеньем…
Да уж не врёшь ли? Ты известный плут…
— Клянусь чем хочешь! Что за подозренье?
— Да верю, верю… Что ж мне делать, брат?
Полинку я ведь тоже знаю с детства
И с ней идти до гроба был бы рад…
Но я иного не придумал средства
Вернуть страны утраченную честь,
Как собственно рискнуть самим собою…
Мне предстоит за стол зелёный сесть,
Где поутру расчет идёт… судьбою.
Прости, мой друг, эзоповский язык,
Но более сказать уже не властен.
Я за себя лишь отвечать привык
И не могу, чтоб кто-то был причастен
Лишь оттого, что я был рядом с ним.
Скажи девицам под большим секретом:
“Обвенчан тайно Смагин Серафим” —
И очерни меня ещё при этом…

25
Звучал рояль. Под пальцами мадам
Волшебное шопеновское скерцо
То проливало на душу бальзам,
То доставало звуками до сердца,
Когда извне сторонний звук проник —
Тревожный, грубый и несовместимый —
Полустенанье или полукрик…
И кто-то в дверь ударил невидимый.
Михайло первый вышел на крыльцо,
За ним другие. Молодой рабочий
Стоял в кругу. Рубаха и лицо
Всё было мокро…
— Я ведь, между прочим,
Еще сказал: “По-моему, гудок
Был где-то справа. Может, потабаним?”
Куды бы там! Савель Игнатьич строг:
“Стремнина здесь!
С версту снесёт, коль встанем.
Нажми, ребята!”
И нажали мы.
Гребём с братишкой справно, без обмана,
Аж весла гнутся.
Вдруг возля кормы
Форштевень чей-то вылез из тумана
И нас накрыл. Как раз ту банку смял,
Где на руле сидел Савель Игнатьич…
Прошёл буксир… И звал я, и нырял —
Нет никого! Лишь чайки сверху плачут,
Как будто души…
Лоб перекрестил
И потихоньку к берегу поплыл я.
Едва-едва хватило, братцы, сил!
А хоть и май, но чудом не застыл я.
— Пойдем, мой друг… Да как тебя зовут?
— Ильёй, ваше степенство.
— Тотчас водки
Нальют тебе, и тело разотрут…
Да как же это — не заметить лодки?!
— Туман, ваше степенство. Как в метель:
Куды ни глянь, кругом всё белым-бело!..
Они ушли. И, как сердитый шмель,
Компания тотчас же загудела.
— Накрылся мельник. Господи, прости!
— Да чёрт его в такую пору дёрнул?..
— Ах, перестань!
— Неведомы пути…
— Судьба — вдова: всегда покрыта чёрным…
— Отец ещё не знает… Надо плыть…
— Избави Бог от этого посольства!
— Полицию бы нужно известить…
— Вот это верно!
— С нашим удовольствием…

26
Один лишь Смагин в общей суете
Не принимал участья никакого.
За Волгу глядя, вспоминал он те
Виденья предрассветные…
Вот снова
Они с мадам восходят на крыльцо…
Михайло свою мысль не обоснует…
И мельника стеклянное лицо
Колышется сквозь толщу водяную.
“С ума ли я, действительно, схожу,
Иль тот монах мне вовсе не приснился,
И я — пророк?!
Вот смех-то, коль скажу
Кому-нибудь…
Еще один явился
Иеремия! Да не где-то там —
В глухих веках до рождества Христова,
А в век аэропланов. Нате вам —
В электросвете — мамонта живого!
И кто поверит? Прав кудесник был:
Я никому не докажу, что знаю
Всё наперед.
Ведь я предупредил
Савелия… А он меня — облаял.
Так пусть тот дар — счастливый или нет, —
Коль есть во мне он, там и остаётся!”
Дав сам себе решительный обет,
Вздохнул наш Смагин.

27
А толпе неймётся.
Послав курьеров, стали вспоминать —
Меж делом, в ожиданьи станового, —
Кто мельнику — и что — успел сказать…
И оказалось — опроси любого —
Предчувствовали все плохой финал,
Да не сумели выразить словами…
Михайло был уж тут.
— Позвольте! — он сказал, —
Ведь был, я помню, кто-то между нами,
Кто вслух его тогда предупредил
Вот здесь, друзья, на этом самом месте!..
Туман висел… Нет, право, я забыл…
Мадам Трефи! Вы — были!
— Я без лести
Скажу вам, господа, что уж давно
Такой я не видала вечеринки.
Ударило мне в голову вино,
И я на воздух вышла. По тропинке
Прошлась, гуляя, садом…
(Тут мадам
На Смагина молитвенно взглянула.
Он палец приложил к своим губам)
…И на крыльцо обратно завернула.
Как раз хозяин гостя провожал
И, помню, уговаривал остаться.
А у меня вдруг холод пробежал
По всей спине. Теперь могу признаться,
Что с вечера я, карты разложив
На всё собранье (будто что толкнуло),
Увидела, что меч одной из див
Направлен в круг. То — метка Вельзевула.
И означает смерть! Один из нас
Скончаться должен был ближайшей ночью.
Кому гадала — не было средь вас,
И только здесь увидела воочью
Того, кому назначено судьбой…
Мсье Ломтев прав: его предупредила,
Но он не внял мне, подтвердив собой,
Что рок предотвратить
Земная сила
Не может.
Он начертан в небесах!
Немногим нам дано читать те строки
И заглянуть, преодолевши страх,
В ту Книгу Судеб, где хранятся сроки
Живущих всех
Земного бытия…
Слова мадам восторгом перекрыты!
(И с этого трагического дня
Ей в Нижнем были все дома открыты).

28
— Однако, брат, ведь это же был ты?
Теперь я вспомнил!.. На крыльцо поднялись…
— Окстись, Михайло! Винные пары
С туманом в голове твоей смешались.
— Молчу, мой друг! И руку жать готов.
Ты даму выгораживаешь — браво!..
— Каких под утро не бывает снов!..
— Вот именно. И что их помнить, право?

29
— Ах, Серафим Петрович!.. Можно вас
На пару слов?
— Всегда, мадам, к услугам…
— Я думаю, здесь не услышат нас…
Спасибо, сударь!!! Настоящим другом
Себя вы показали…
— Боже мой!
Да что ж я сделал? Не сказал ни слова…
— Уместное молчание порой
Для нас, мой друг, дороже дорогого.
Мы, вдовы, уязвимы, как цветок —
Да не оранжерейный — придорожный.
К нам тянутся и дед, и паренёк,
А уколовшись, обвиненьем ложным
Готовы замарать, чтобы урон
Не допустить достоинству мужскому…
Но сам мужчина… Как же нужен он
Холодному неласковому дому!
В Москве, мой друг, близ Воробьёвых гор
Есть домик у меня, и сад тенистый,
И флигелёк, и милый сердцу двор —
Почти поленовский…
Отец мой был артистом,
И домик тот вела его сестра,
Но к дочери уехала в Сорренто.
Во флигель вход отдельный, со двора…
Я сдам его вам, сударь, как студенту,
Со скидкою… Угодно будет вам
В столице древней изучать торговлю,
Механику иль право?..
— Я и сам
Об этом думал… Что же, подготовлю
Я вам ответ до завтра.
— Ровно в семь
На площади, что за Кремлем.
Прощайте…
Но не разбейте сердце мне совсем,
Несчастную вдову не обижайте!

30
На этом месте мы прервём рассказ,
Поскольку впереди нас ждет дорога
Большая и неровная. Как раз
Настало время отдохнуть немного,
Взглянуть назад и проследить свой путь…
Историк строгий грешного поэта
Всегда найдет возможность упрекнуть
В фривольном отклонении сюжета
От истины…
(Как будто она есть!
Как будто всё бесспорно в том, что было,
Как будто никогда ни лесть, ни месть
Рукою летописца не водила!
Как будто
Все понятно до конца:
Причины войн и взрывы на кладбище,
И средь толпы (!) убитого певца*
Убийцу много лет подряд не ищут
Как будто бы…)
Но даже если так,
Всегда есть у поэта оправданье:
Герой его — богач или бедняк,
Мудрец или глупец — его созданье,
И волен автор…
…Нет, друзья. Подчас
И сам создатель уж над ним не волен!
Порой не вы, а он толкает вас
В неведомую тьму сюжетных штолен.
И что там будет —
Храм или обвал,
Безбрежный мрак
Иль свет в конце тоннеля, —
Узнаем вместе.
Я не всё сказал,
И мой герой почти что не был в деле.