ход с конём. хайбун

При всем том, что хайку должны быть лаконичны, я не считаю, что нужно сильно  суживать свое видение. Порой читаешь не хайку, а ребус какой-то. Конечно, фантазия может развиться и унести неизвестно куда.))) Но это будет все надуманное, ложное. В хайку нас должны вести слова. Но это кто и чью теорию поддерживает. Додумывания присущи западному мышлению или попытке кого-то "создать" свою теорию.



"ПАДЕНИЕ СМЫСЛА (с. 87-92)

У хокку есть одна несколько фантасмагорическая особенность: все время кажется, что его легко написать самому. Что, говорят, может быть более доступным спонтанному письму, чем подобные строки (Бусона):

Осень, вечер,
все мои мысли
лишь о родителях моих.

Хокку пробуждает зависть: сколько западных читателей мечтали так прогуливаться по жизни с блокнотиком в руке, отмечая здесь и там некие "впечатления", краткость которых была бы гарантией совершенства, а простота - критерием глубины (и все благодаря мифу, состоящему из двух частей, одна из которых - классическая - делает лаконизм измерением искусства, другая - романтическая - в импровизации усматривает правдивость). Будучи абсолютно понятным, хокку при этом ничего не сообщает, и именно благодаря этому двойному условию оно, кажется, преподносит себя смыслу с услужливостью воспитанного хозяина, который предлагает вам чувствовать себя у него как дома, принимая вас со всеми вашими привязанностями, ценностями и символами; это "отсутствие" хокку {в том смысле, какой имеется в виду, когда говорят об отвлеченном сознании, а не об уехавшем хозяине) чревато соблазном и падением - одним словом, сильным вожделением смысла. Этот самый смысл, ценный, жизненный и желанный, как счастливая фортуна (то есть случай и деньги), хокку, свободное от метрических правил (по крайней мере в переводах), поставляет нам в изобилии, по сниженной цене и по заказу; можно сказать, что в хокку символ, метафора, мораль не стоят почти ничего - от силы несколько слов, картинка, ощущение - там, где нашей литературе потребуется целая развернутая поэма или же (в коротких жанрах) отточенная мысль - одним словом, долгий риторический труд.
Похоже, хокку предоставляет Западу права, в которых ему отказывает его собственная литература, а также удобства, на которые она скупится. Вы имеете право, говорит хокку, быть пустым, кратким, банальным; просто замкните то, что вы видите и чувствуете, узким горизонтом слов - и вы увлечете; у вас есть право самим обосновать (и исходя из вас самих) собственный закон; ваша фраза, какой бы она ни была, преподаст урок, высвободит символ, вы будете глубоким; малыми средствами вы достигнете полноты письма.
Запад наводняет всякую вещь смыслом, подобно авторитарной религии, навязывающей посвящение целым народам; в самом деле объекты языка (созданные посредством речи) подобны новообращенным: первичный смысл языка метонимически апеллирует ко вторичному смыслу - смыслу дискурса, - и эта апелляция имеет смысл всеобщего принуждения. У нас есть два способа избежать позора бессмыслицы, с помощью которых мы систематически подчиняем высказывание (в остервенелом затушевывании всякого рода никчемности, которая могла бы обнаружить пустоту языка) тому или иному из имеющихся в нем значений (или же тому или иному производству знака): символ или рассуждение, метафора или силлогизм. Хокку с его простыми, расхожими, одним словом приемлемыми (как говорят лингвисты), выражениями перетягивается в ту или иную из этих двух смысловых империй. Поскольку оно является "стихотворением", его помещают в ту часть общего кода эмоций, которую называют "лирическим переживанием" (у нас Поэзия обычно связывается с чем-то "расплывчатым", "невыразимым", "чувствительным", словом с классом неклассифицируемых ощущений; обычно говорят о "насыщенном переживании", о "запечатлении особо значимого мгновения" и особенно - о "молчании" (которое всегда является для нас знаком полноты языка). Если кто-нибудь (Йоко) пишет:

Сколько людей
под осенним дождем
прошли по мосту Сета! -

то встает образ убегающего времени. А когда другой (Басе) пишет:

Иду по тропинке на гору.
О! Как чудесно!
Фиалка! -

то объясняют, что это он встретил буддийского отшельника, ибо фиалка считается "цветком добродетели"; и так далее. Не остается ни одной черты, которую западный комментатор не нагрузил бы символическим смыслом. Или еще непременно усмотрят в трехстишии хокку (три строки: из пяти, семи и еще пяти слогов) схему силлогизма (две посылки и умозаключение):

Старая заводь.
В нее прыгает лягушка.
О! шум воды

(в этом странном силлогизме заключение удается с трудом: чтобы он совершился, нужно, чтобы более слабая посылка впрыгивала в более сильную). Разумеется, если отказаться от метафор и силлогизмов, комментарий становится невозможным: говорить о хокку значит просто повторять его. Что и делает - неосознанно - комментатор Басе:

Уже четыре...
девять раз поднялся я
чтобы луной полюбоваться.

"Луна настолько прекрасна, - говорит он, - что поэт встает снова и снова, чтобы созерцать ее из своего окна". Дешифрующие, формализующие или тавтологичные пути интерпретации, которые у нас предназначены для того, чтобы проникнуть в смысл, то есть завладеть им посредством совращения - а не вырвать его и отбросить в сторону, как зуб практикующего Дзен, твердящего абсурдный коан - все эти интерпретации могут лишь обходить хокку, ибо они тормозят язык, а не провоцируют его, последнее же - сложная задача, необходимость которой была очевидна и для самого мастера хокку, Басе:

Достоин восхищенья тот,
кто не подумает: "Жизнь быстротечна", -
при виде вспышки."
Ролан Барт "Империя знаков".





на (под)ложном поле
ход (с)конём
и мат в три слова