о свободе

мы думали – нас не склеить и не спасти. но вот, нам как будто нет опять двадцати, мы сняли поводья, видишь, как мы летим? искать успевай в поднятой на тропах пыли. мы словно не знали боли или чумы, и вообще не делались влюблены, сидим, утекая спинами в ткань коры, надеясь, что где-то в центре срастутся крылья.

и крылья срастаются к зависти старых ран. а раны всё полнятся песнями, что баян играет для тех, кто воздухом вечно пьян, и солнцем, вплетенным в кроны теней деревьев. так мед его света стачивает углы твоей самой дальней, острой, замшелой мглы. мы плачем от счастья будучи вне тюрьмы и тысячи лет меж клеток ее кочевья.

теперь нам подушка – небо, земля – матрас. мы стали живее лучших и прежних нас. бери себе в сумку баночек про запас, чтоб ложками черпать плавленый коржик солнца. мы тонем в сырой траве, и нас нет нигде, лишь в этой траве, мерцающей в темноте, хохочем так сильно, что там, вон на той звезде, нас слышит седой старик

и в ответ
смеется.