Любовь длиною в жизнь. Поэма

Любовь –
всегда немного ложь,
и правда
вечно в ссоре с ней.
Любви достойных долго ждешь,
а их все нет.
И создаешь
из мяса в тряпках
нежных фей.
                А.М. Горький
 
      1.вэтом доме
В этом доме не нужен будильник,
Здесь и так никуда не проспишь.
Лишь на время ночи рубильник
Ненадолго включает тишь.
Дом состарился и наклонился,
И, что б в речку упасть не смог,
Кто-то тот, кто еще не родился,
Держит стены усилием ног.
От Данилихи трупный запах,
Смрад гниющего в речке дерьма,
Выше – рынок, большая неряха,
Жрущий души, как печка дрова.
Не смолкают весь день трамваи,
Гоношится подпитый сброд…
Вряд ли зная, что есть Гавайи,
Нищета в этом доме живет.
Нищета – наглый спутник жизни,
С ней под руку болезни и зло,
Хоть в петле от тоски повисни -
Будут корчить свое мурло.
Дом – в убожестве двухэтажном,
Скоро рухнет или сгорит.
Государство своих сограждан
Ненавидит и нагло дурит.
Для чего в этот мир приходим?
Чтоб состариться и умереть…
Сотой части того не находим,
Что хотелось бы нам иметь.
Сколько раз, промокший до нитки,
Я пинал почерневший забор…
Если б знать, что за скрипом калитки
Проживает мой личный вор.
Тот, что взял и увел родное,
Что нужнее всего для меня.
Разве горечь волчьего воя
Отразится на росте пня?
Впрочем, что я? Разве о мертвых
Можно плохо вслух говорить?
Но порой убеждений твердых
Рвется резко гнилая нить.

Что ж, пожалуй, начну по порядку
Все, что выше – начало конца…
Лучше выпить водки с устатку
Чтоб понять меня, подлеца.

    2.Школа.
Школа. Звонок. Перемена…
Страсти щенячий восторг
Выносит из классов мгновенно
Пять сотен ребячьих ног.
Тычки, подзатыльники, хохот…
Просто вселенская жуть:
Кто-то – в столовую лопать,
Кто-то – в подвал курнуть.
С наглостью паразита
Жду, когда выйдет она -
Рита, Р-ва Рита,
Та, что лишила сна.
Вышла она… Как кстати,
Класс совершенно пустой
Я тороплюсь к ее парте
Как партизан связной.
Долго вдыхаю запах
Легкого тела ее,
Будто волною страха
Сбило дыханье мое.
Я - молодой повеса
И стопроцентный гад,
Жадно целую место,
Где только что был ее зад.
Взахлеб аромат глотаю
Витающий в душном классе
Той, что одну выделяю
Я в разношерстной массе,
Той, что ворвалась в сердце
Глупого паренька
И никуда не деться
От этой дури пока.
Я рожден для поступка,
Хоть и плохой ученик,
Впитываю как губка
Мудрость запретных книг.
Я независим в сужденьях,
Мне не идти с толпой,
В пьяных своих сновиденьях
Вижу себя с одной.
С нежною и красивой,
С глупою и смешной,
Чуточку несчастливой,
С очень закрытой душой.
Точно гвоздем прибита
К сердцу одна из цитат:
«Рита, Р-ва Рита –
Лучшая из девчат!»

  3. мне от жизни...
Мне от жизни ничего не надо
ни наград, ни почестей, ни славы.
я хочу под ливнем звездопада
спать в ногах у уличной шалавы.

Мне от жизни никого не надо
Ни друзей, ни близких,ни знакомых.
Я хочу под шорох листопада
Утонуть в глазах твоих бездонных.

Мне от жизни ничего не надо,
Я к богатству отношусь беспечно.
Хочется под шепот дождепада
Захлебнуться нежностью навечно.

Мне от жизни ничего не надо
Ни разлук, ни встреч, ни расстояний.
Я хочу под песню снегопада
Задохнуться от своих желаний.

    4.Мы неделю назад...
Мы неделю назад расстались,
Капал дождь, догорала любовь,
Клены желтые раздевались,
И с рябины сочилась кровь.
Этой осени я не прощу
Вероломство второго цветения,
Я управу повсюду ищу
На тепло, на леса, на расстения.
Как посмели в конце октября
Распустить свое легкое платье
И березы, и тополя?
За грехи нам такое проклятье.
Видно, все в этом мире не так,
Видно, мы небесам надоели,
Развели на Земле бардак,
Превратив поляны в бордели.
Нам вторая весна не нужна.
Время плакать, а мы веселимся
Будто в доме у нас Сатана
С Сатанихой своей поселился.
В октябре можно слезы лить,
Можно просто грустить и бредить,
Но тепло побуждает любить
И мечтам несбыточным верить.
Ты ушла вслед за теплым летом,
Но опять вернулась весна,
Позабыв прихватить при этом
Покрывало легкого сна.
Эта ссора – предлог для спячки
Перед долгой вьюжной зимой,
И слова осенней горячки
Разлучили меня с тобой.
Глупым словом легко обидеть
Уж такой я видно балбес –
Не успел впопыхах увидеть
За кустарником райский лес.

    5Как ты мне говорила...
Как ты мне говорила про осень,
Будто осень тебе родня
В хмуром небе редкая просинь -
Обещаньем хорошего дня.
Любишь ты листопад стремительный,
Ты подолгу глядишь на клен,
Ах, какой же он удивительный,
До чего же он раскален.
Неумелый первый морозец
Осторожно тронул ледком
Глаз любимых бездонный колодец
И по сердцу прошел босиком.
Осень - дури моей не помеха,
Я «бухой» ковыляю туда,
Под окно, где корчась от смеха,
Жизнь сжигает бесцельно года.
Под окном, на скамейке мокрой,
Я в дурмане несбыточных грез
О любви шепчу одинокой
В ушки желтые белых берез.
Мозг, залитый дешевым портвейном,
Превратил меня, паренька,
(Как ты сделала вывод, наверно)
В стопроцентного мудака.
Ты жестока, ведь каждый вечер
Под окно прихожу и вновь
Бормочу непонятные речи
Про кипящую в жилах кровь.
Ты готовишься к сну, я знаю,
И тебе глубоко наплевать,
То, что я от любви изнываю
И готов еще изнывать.
Головою взмахнула резко,
Накатилась волос волна,
Там за плотною занавеской
Ты готовишься в царство сна.
Я хотел быть твоей подушкой,
Чтобы в сны твои заглянуть
Или розовой легкой ночнушкой,
Чтобы ближе к телу прильнуть.
Свет потух, мама, ты и сестренка
На холодном втором этаже,
Скинув на пол ногой котенка,
Поболтали и спите уже.
Я в бездонное небо бросаю
Гроздья самых нелепых рифм,
Хоть живой, но уже умираю
Как поевший свежатины гриф.
   
     6.лишь под утро
Лишь под утро иду от тебя
Перемерзший и чуть отрезвевший –
Ни собак, ни людей, ни огня
Только я как бессонный леший.
Тень ночная по лунной тропке
Ковыляя куда-то бредет.
Поравнявшись, хлопнул по попке
- Что, подруга, никто не е бёт?
Грязь на сохла на синем жакете,
След блевотины в пухлых губах…
Для подобных бля дей на свете
Неизвестно понятие «страх».
К оскорбленьям и лести привыкла
В этой женщине мудрость змеи,
Заглянула в глаза и проникла
В сумасшедшие мысли мои.
- Дай, сынок, прикурить! – Прикурила.
- Ты куда-то, парнишка, спешишь?
Не спешишь… И руку сдавила.
- Хочешь, вместе послушаем тишь?
Все, что долго в душе копилось
В этой женщине выход нашло,
И слеза умиленья скатилась
С этой бл ядью так хорошо!
Долго мы по опавшим листьям
Вдохновенно таскали плоть,
Мне бл ядей даже в пьяных мыслях
Было жалко в грязи пороть.
Этой женщине я благодарен
За укусы, за сдержанный стон
И за то, что впервые подарен
Мне реально волшебный сон.
Отряхнулась, прижалась губами,
На щеке – горечь дыма и грязь.
Связь незримая между нами,
Не связавшись, оборвалась.
Эту женщину, если и встречу
Не узнаю и мимо пройду
За свои поступки отвечу
Я тому, кому надо, в аду.
А пока молодой, но ранний,
Если слышишь, подруга, меня,
Искра божья ты, среди срани
Очистительного огня.
Я в душе огонек чуть видный,
Тот, что в бездну меня не пустил
Через облако детской обиды
До пожара страсти взрастил.
С той поры, потеряв невинность,
Я вступаю в любую связь,
И уже чистоты наивность
Мне не шепчет:
«Витька, ты – мразь!»

   7.утихли звуки.
Утихли звуки во Вселенной
Как будто вымерла Земля,
И я с наядой несравненной
Вдвоем на юте корабля.
Лишь губы в губы и глаза
И по щеке бежит слеза,
И ветер обдувает грудь,
И волн чернеющая жуть,
И чайки бешенный полет…
Корабль надежд в мечту плывет.
Люблю! Пускай меня осудят,
Но тайно все, наверно, любят.
Любовь для принцев и рабов,
Но за прекрасной Маргаритой
На эшафот идти готов.
Люблю тебя и никогда
Не надоешь и не наскучишь,
Клянусь, ты для меня всегда
На свете будешь самой лучшей.
Пускай разлуки предстоят,
Пускай лишенья и страданья
Тебя одну из сомна взгляд
Найдет в хаосе мирозданья.

     8.как часто в юности

Как часто в юности безусой
И мыслим так, и говорим,
Еще не зная женщин вкуса,
Клянемся девушкам своим.
Таким красивым обещаньям
Мы сами верим, ведь для нас
Так далеко до покаянья,
И не пугает божий глас.
Но жизнь расставит все по полкам
И потускнеет светлый лик,
И потеряет нить иголка,
И станет явью мудрость книг.
Но череда волшебных слов
Уж никогда не повторится…
Удел баранов и ослов –
Ни разу в жизни не влюбиться.

    9.платок несвежий...
Платок несвежий прикоснулся
К глазам заплаканным твоим,
И горький сигаретный дым
С дыханьем юности схлестнулся.
И по напудренным щекам
Скатилась туши черной сажа –
Упала к молодым ногам
Любви тяжелая поклажа.

    10.я на белой пороше...

Я на белой пороше,
На первом снегу
Имя самой хорошей
Напишу, как могу.
Босиком. Чтобы ноги
Имя той, что люблю,
Измереньем дороги
Не сводили к нулю.
Моя дурь непомерна…
Я сейчас осознал,
Что любовью, наверно,
Сам себя наказал.
Я – помазанник Бога,
Избегаю девчат
И от духа святого,
Вероятно, зачат.
Лишь к одной меня тянет,
Как Иисуса к кресту,
Каждый вечер по пьяне
Я – как мент на посту.
Только ей безразлично
Трезвый я или пьян,
Для нее симпатична
Прелесть летних полян.
И вообще ей противно,
Что какой-то мудак
Вечерами активно
Будит местных собак.
И двойным перегаром
Портит воздух в саду
И считает недаром,
Что я в ад попаду.
Белый снег очищенья
Под любимым окном –
Торжество всепрощенья
В светлом взгляде одном…
Я бросаю проклятья
В морозную стынь
Под покровами платьев –
Плоть гниющих богинь.
Мозг с рассудком не дружит,
Я в ловушку попал,
Только врач обнаружит,
Как я низко упал.
 
     11.Словоблудьем

Словоблудьем заняться –
Это только понты.
В непорочность зачатья
Не поверила ты.
Я на первой пороше
Никого не спрошу,
Имя самой хорошей
На весь мир оглашу.
Босиком осторожно -
Буквы Р.И.Т.А.,
Я больной безнадежно,
Твоя мама права.
Но, довольный собою,
То, что выплеснул гной,
С отрезвевшей башкою
Уползаю домой.
Чтобы завтра нажраться
И опять приползти…
Хлопья снега кружатся,
Губы шепчут «прости».
Я неволен в поступках,
Мною движет любовь,
На рябиновых юбках
Стынет черная кровь.
Застывают слова,
И горячие слезы…
Загоняют в дома
Все живое морозы.
И тебя напугали
Ноября холода,
В неба бездну упали
Молодые года.
И теперь, в самом деле,
До прихода весны
Копошится в постели
Будут теплые сны.
Неужели зима
Заморозила чувства,
И подвижность ума,
И фантазии буйства.
Выходи, дорогая,
И с тобою вдвоем,
От любви умирая,
Наш костер разведем.
Пламя нашей любви
Всколыхнет небосклон,
И услышим вдали
Мы малиновый звон.

     12
Еще в лесу не стаял снег,
Не отшумели половодья,
Но лета крепкие поводья
Уже любовь послали в бег.
Чтоб будоражить юный ум,
Невинных дев вгоняя в краску.
На волю выпуская ласку,
Устроить пробужденья шум.
Уж на возвышенных местах
Средь прелых листьев и травы
Белеют первые цветы.
Ломая шеи впопыхах,
Сорвал подснежники в лесу,
От запаха свербит в носу…
Не обломать бы лепестки
Ведь очень хрупкие они –
Весны прекрасные ростки,
Которым считанные дни…
Прижал к груди их осторожно,
Дышу на прелесть белых тел.
И невозможное возможно:
Руками взмах – и полетел.

      13.Пугала намёками

Пугала намеками грязными,
Меня дурачком называла,
Играла глазами прекрасными
И гладила, и ласкала.
А я был лишь глупым мальчиком,
Боялся первого раза,
А ты меня тонким пальчиком
Манила к себе, зараза.
Садилась ко мне на колени
И глупо в глаза глядела,
А я, беспомощней тени,
Не знал, как все это делать.
Ведь ты мне казалась прекрасной,
Была и умнее, и старше,
И то, что была такой страстной,
Было ужасно страшно.
Эти интимные вещи
Взрослые говорили.
Про пьяных и наглых женщин,
Которые стыд позабыли.
Но ты же красавица, Ленка,
Мне и подумать больно,
Призывно раздвинув коленки,
Меня смущаешь невольно.
Таится какая-то тайна
В этой женщине гадкой,
Взгляды как будто случайны,
Вздохи как будто украдкой.
Неужто и ей интересно?
Глазами сверлит несмело
Пониже пояса место,
Где ноги врастают в тело…
Ну что ж, интерес понятен,
Я сам в догадках теряюсь
И мысленно сбросив платье
Телом ее наслаждаюсь.
Мою природную робость,
А, может быть, боязнь фиаско
Сломать, несмотря на гордость,
Пытается женская ласка.
Уже напряглась и прется
Упрямая плоть из кожи,
Уже под рукой не гнется
И действовать хочет тоже.
И грубо ее коснуться,
И даже проникнуть в тело…
Дрожью желанья трясутся
Губы, белее мела.
Но сделать шаг до объятья
Легко и трудно впервые.
Ленка! Ленка – проклятье,
Ноги твои литые
Манят призывно и страстно.
Страшно, ужасно страшно,
«А вдруг не смогу, не сумею?» –
Губы шепчут, бледнеют.
И вот, в поцелуй огромный
Слился рот непокорный,
И ноги, обвив ногами,
Впервые забыв о маме,
На пол два тела скатились
И в нервном припадке забились.
И брызнул детский восторг
Струей в обнаженность ног.
Я от блаженства умираю,
Восторг взрывает грудь мою –
Быть может, на подходе к раю,
А может, я уже в раю.
Продлись, продлись очарованье,
Бушуй вулканом подо мной!
Исполнилось мое желанье:
Я – умер. Вылился струей.

     14.пугала намёками
Это было в якутском поселке.
В непривычном набеге жары.
Где хозяева леса – волки,
А подельники их – комары.
Мы, четыре советских солдата,
В самоволку на ****ки ушли,
Под раскаты веселого мата
Приключенья на жопу нашли.
Уважают служивых якуты,
Затащили нас в местный буфет,
За каких-то четыре минуты
Был устроен шикарный фуршет.
Спирт, оленьи мозги по блату,
Медвежатина и таймень,
Разговоры, объятья… К закату
Незаметно склонился день.
А потом были в клубе танцы,
Череда плоскорылых лиц,
Поцелуи и обжиманцы,
И томление потных яиц.
Все в тумане, но так приятно
Ощущать под пальцами плоть,
Чепуху горячо и невнятно
Узкоглазой красотке пороть.
Мы, горячие и молодые,
Для якуток – хороший шанс
Не наладить дела половые,
То хотя бы родить от нас.
Я ушел с молодой и раскосой
В ее теплый и чистый чум,
От прилипшего к шее засоса
Растерял по дороге ум.
В чуме нас ни о чем не спросили,
Только слышно было «бур-бур»,
Накормили и проводили
На постель из оленьих шкур.
Лишь пятнадцать красотке Эльге,
Мне – лишь двадцать, и я – солдат.
В бесшабашном ночном набеге
Вел себя как последний гад.
Впрочем, не было в том обмана,
Что я ей в темноте обещал…
За полгода у хулигана
Член без женщин совсем отощал.
А теперь, наливаясь кровью,
Он окреп и стремится в бой,
Насыщаясь случайной любовью,
С гордо поднятой головой.
И безжалостно целку ломая,
Я стремился себе доказать,
Что уже дисциплина любая
Не сумеет его поломать.
Мы уснули в жарком объятье,
Две нашедшие радость души…
Только шить подвенечное платье
Ты, красотка, пока не спеши.
Я хотел, проклиная полночь,
С ней остаться, ей мужем став,
Но сбежал как последняя сволочь,
Впрочем, есть и армейский устав.
Бегал к ней я до первого снега,
Но попался в разгаре дня,
И осталася в чуме Эльга
Ждать ребеночка от меня.
Не забуду я взгляд раскосый,
Клюквой пахнущие уста,
И большие ее засосы
В неожиданные места.
Хоть и подло, но думать приятно,
Что в далеком поселке Нимныр
Объясняет мальчонка невнятно,
То, что папка его – командир.
Эльга, снежное имя это
Не покинет меня никогда
Часть меня осталася где-то
В царстве Эльги
и вечного льда.

     16.не надо плакать
Не надо плакать, ведь слезы бессильны,
И слезы часто бывают обман,
Но вы видали, как плачут мужчины?
Не от ожогов, и не от ран.
Мне боль знакома и очень понятна,
Я вгорячах мог бы сердце сжечь,
Но, как обидна и неприятна
Моей любимой холодная речь.
Застыли звуки, их не согреешь
Ни жаром печки, ни летним теплом
От едких слов, как от крови
звереешь
И бьешься в стенку
безмозглым лбом.
Слова бессильны. Так же как
слезы,
Их можно заставить звучать и
звенеть,
Но кто сумеет и на морозе
Волшебным словом
сердце согреть?
И поцелуи бывают разными,
Как знак вниманья между людьми,
Но кто сумеет губами атласными,
Однажды прижавшись, признаться
в любви?
И больше ни слова, и ни намека,
А только безумной страсти пожар,
И если уйдет – ни мольбы, ни
упрека,
А только взгляд. Как жало ножа.
И ты отравлен губами навеки,
И как одну из больших наград
Ты будешь искать в дорогом
человеке
Наполненный лаской волнующий
взгляд.
Бывает, что просто в облик
влюбляешься,
Не знаешь ни губ, ни слов и ни глаз,
Но встретишь и долго тоскуешь и
маешься,
И знаешь, что это в последний раз.
И знаешь, что это не повторится,
Не будет других безумных желаний.
И будешь душою туда стремится,
Где может внезапно она появиться –
Причина надежд твоих и страданий.

    17готов целовать

Готов целовать твой след,
Хранить твой сон по утрам.
Ты – это яркий свет,
Больно моим глазам.
Ты – это вечный обман,
В который поверил я,
Ты – это боль без ран,
Ты – это жар без огня.
Ты – это страсти клубок,
Нежности жадный порыв.
Губы твои – вино,
Пьян я от губ твоих.
Взгляд твой – молнии блеск
Слепит и сводит с ума,
Голос как дивный плеск
Чистого родника.
Слово твое язвительное
Ранит меня смертельно,
Улыбка твоя пленительная
Сводит с ума мгновенно.
Ты извела меня,
Сделала тенью своей,
Ни капельки не любя,
Делаешься нужней.
Хочешь? – буду рабом!
Хочешь? – умру без звука,
Преданным буду псом
Рядом с красивой сукой.
   
    18 я на лыжах ушёл

Я на лыжах ушел в самоволку
К своей теплой и мягкой Галине,
В темноте я подобен волку
На промерзшем насквозь Сахалине.
Город Долинск - за шесть
километров
От полка, в котором служу.
Но всегда и зимой, и летом
Я к одной и той же хожу.
Много раз я был пойман, наказан,
Но «губа» не пугает меня,
Ведь каких-то сто дней до приказа
Пролетят как четыре дня.
А пока мне и так прекрасно,
И пускай завывает февраль,
Для меня ничуть не опасна
Под ногами снежная шаль.
На окраине есть черный домик,
Утонувший в снежном аду,
Я его, даже будучи в коме,
Лишь по запаху Гали найду.
Наша встреча была не случайной
В буйстве бурнокипящей весны,
В увольненье у маленькой
«чайной»
На окраине огромной страны.
Вышел я из «столовки» и тут же
Видно Бог мне в этом помог
Увидал в отражении лужи
Пару стройных и длинных ног.
Вверх взглянул, и в глазах
потемнело,
Я такого еще не видал:
На каркасе шикарного тела
Полукружий крутой овал.
Тонкий свитер, сапожки на
шпильках
И короткая юбка в обтяг…
Взгляд мой, прежде дерзкий и
дикий,
Засветился и как-то обмяк.
По интимным частям совершенства
Заскользил мой голодный взгляд,
Как кусок родового наследства
Оценил аккуратный зад.
И глаза – два бездонных колодца
С хрусталем родниковой воды
Под лучами весеннего солнца,
Растопившего грязные льды.
Щечки тронула оспа веснушек,
Носик вздернут и девственность губ,
Гладкость лба и розовость ушек…
Как я рядом с ней жалок и груб.
Мир бушует и пенится маем,
Бьет ударами страсти в висок,
Городок, показавшийся раем,
Всколыхнул ее голосок.
Как давно не слыхал женской речи
- Что случилось? Вам плохо,
сержант?
Распрямились солдатские плечи
И пришел красноречья талант.
Я молол чепуху беспрерывно
Будто вылить хотел на нее,
Что кипело и зрело интимно
И ломало сознанье мое.
Мы спустилися к речке. «Такое»,
Где камыш и зеленый бамбук…
И на сваленном дереве двое
Стали массой единою вдруг.
Мне казалось, что это ошибка,
Что такого не может быть,
Что заставит простая улыбка
Очерствевшее сердце любить.
Первый блин оказался комом,
Я любовь по пути расплескал,
С той поры, как уехал из дома,
Я еще никого не ласкал.
Но она, не заметив потери,
Продолжала шептать:«Не спеши…»
Открывая незримые двери
В тайнике незнакомой души.
Я желал ее истово, страстно,
Как еще никого не хотел,
Понимая, что очень опасна
Тяга двух несвободных тел.
Больше года не видел я женщин,
Не вдыхал аромат подмышек,
Не касался укромных трещин
Столь любимых мною малышек.
Но Галина была всех прекрасней
И теперь, через сорок лет,
Я скажу: «Красота опасней,
Чем в одном направленье билет».
Мы сжигали друг друга в объятьях,
Раздувая смертельный пожар,
Насылая мольбы и проклятья
На к закату катящийся шар.
В двадцать два как обычно,
«поверка»,
И никак нельзя опоздать –
На «губе» очень крепкая дверка
И ногою ее не сломать.
Дом, торчащий лишь крышей из
снега,
Над трубою клубится дымок,
Я ввалился, уставший от бега,
И свалился у милых ног.
Целовал ей колени и тело,
Мял руками божественный зад
И, казалось, угроза расстрела
Не вернет меня в полк назад.
Мы друг друга в объятьях душили,
Мы по полу катались клубком,
Мы спешили любить, мы спешили,
Помогая в любви языком.
Словно рык разъяренных животных
Сотрясал одинокий дом,
Нас, счастливых, измотанных,
потных
Не разнять, хоть облей кипятком.
Может час, может миг, может
вечность
Длился этот сладкий кошмар,
Но возмездье за нашу беспечность
Нам готовило страшный удар.
Мы, измученные любовью,
Лишь под утро забылись во сне,
И ужасный удар первой кровью
Лег огромным пятном на стене.
Галя молча осела на пол,
Я со сна ничего не пойму:
Мощный тип на подобие шкапа
На меня опускает стул.
Я, униженный и избитый,
Вылетаю с крыльца на снег…
Шрам, каким бы гордились
бандиты,
Стал моим позором навек.
Я не смог защитить родную,
Я не смог постоять за себя,
Мне гудок прогудел отходную
Наступленьем позорного дня.
Галя долго лежала в больнице,
Я в санбате давил клопа
И от этой смены позиций
Понял я, что любовь слепа.
Говорят, не бери чужого,
Поиграл – положи назад,
Нарушая заповедь бога
Меньше всех пострадает гад.
Но ведь жизнь и судьба – не
график,
Непонятны причуды любви
И, послав всевышнего на фиг,
Ищут в Индию путь корабли.
С Галей мы расстались друзьями,
Я сказал: - Прости, не судьба.
И добавил, прикрывшись слезами:
- Мне любовь нужна – не борьба.
Дал ей адрес на всякий случай
И сказал: - Если что – пиши!
Свитер, тот, который всех лучше,
На носки распускать не спеши.
Я свободен, окончена служба,
И ничто не держит меня.
Только шрам от ревнивого мужа
И чуть-чуть не хватает тебя.


P. S.
Оказался на Сахалине
Через пару десятков лет -
Снова май в Анивской долине,
Снова пьяный любовный бред.
Взял билет на ближайший автобус
И поехал туда, где служил.
Где однажды свою несвободу
На алтарь любви положил.
Я нашел это место быстро,
Хоть и города не узнал,
Прошмыгнула в руинах крыса,
Там, где домик ее стоял.
Я старушку нашел и за чаем
Ей поведал, кто я такой,
Как свидания мы проводили
За бегущей внизу рекой.
Бабка вспомнила: - Слушай,
касатик.
Дом сгорел лет 15 назад,
Говорят, что поджег солдатик
И покончил с собою – гад.
А в огне сгорела Галина
И пришедший из зоны муж,
Вместе с ними погиб невинный
Пятилетний ребенок к тому ж…
Я купил цветы на базаре
И положил на черный остов,
Выпил водку и в пьяном угаре
Сжечь себя был тут же готов.
Но уснул в лопухах на картонке
И бухой проспал до утра,
Утром куртку помыв на колонке,
Подытожил, что жизнь – игра.
Ведь за гладью Анивской бухты
Открывается новая ширь,
Ждет другая любовь и маршруты,
Острова Шикотан, Кунашир…

      20.любил безумно

Любил безумно я самых красивых,
А симпатичных я обожал,
А некрасивых в сумерках синих
Я точно мебель не замечал.
Любил красивых такой любовью,
Какой, наверно, никто не любил
Наедине со своею болью
Слова волшебные им говорил.
При них терялся, робел, стеснялся
И отводил восхищенный взгляд,
А сам тайком красотой любовался
И как ребенок был встрече рад.
Любил безумно я самых красивых,
А симпатичных я обожал,
А симпатичных в сумерках синих
Домой восторженно я провожал.
В них что-то есть, во всех
симпатичных –
И кривды правда, и правды ложь,
В защиту чувств потаенных и
личных
Они идут на любовь как на нож.
В них нет загадок. В них все –
загадка,
Их не предвидеть, не просчитать,
Порою горько, порою сладко
В них все понятно. Их не понять.
Я симпатичным читал сонеты
И матом крыл их, и даже бил,
В детишках ихних мои приметы –
Видать, по пьяне я учудил.
Любил безумно самых красивых,
А симпатичных я обожал,
А некрасивой в сумраке синем
Не просто руку – сердце отдал.
Слепое счастье, глазастый случай:
Одни в подъезде – не разойтись
- Ты сильный парень, уедь,
не мучай,
Найди, найдися. Влюби, влюбись.
- Кто ты такая? Почто не знаю?
В потемках сразу не разглядишь.
Чем насолил? Почему мешаю?
Зачем ты гонишь? Зачем шумишь?
С коробкой весело встретилась
спичка,
Лизнуло светом руки, лицо.
Ах, это ты, незаметная птичка,
Квартиры рядом, одно крыльцо.
Того, кто рядом не замечаем,
А счастья птицу ловим не там,
Любить – не любим, в любовь играем
И отдаемся чужим губам.
Но вот свершилось, одни в подъезде,
И потонул в поцелуе крик,
И я, уже подошедший к бездне
Был остановлен в последний миг.
И что там в прошлом – уже неважно.
Глаза счастливым не застит дым
И с некрасивой пройти не страшно
Дорогой жизни. Когда любим.

      21.когда ты погружён

Когда ты погружен в пучину страсти
Не замечаешь лика страшного овал,
А говоришь свинье банально
«Здрастьте!»
И на плечах несешь на сеновал.

     22.Море сильных

Море сильных к себе зовет.
Белокрылой чайки полет.
Опустилась на море мгла,
И растаял парус вдали.
Не корабль – мечта уплыла.
Как мне жить без моей мечты?
Теплоход «Кулу» ползет,
Слева мыс Лопатка,
Пьяный на «носу» орет
- Вот она, Камчатка!
Высыпали мы на борт
Шумною толпою,
Лешка стукнулся о бот
Глупой головою.
И восторг орущих ртов
Воздух разрывает,
Пьяный Васька Пирогов
Люську раздевает.
Люська весело визжит,
Васька ржет как мерин,
На волне «Кулу» дрожит,
Но в себе уверен.
Он построен до войны,
Старше капитана,
Но пробойны не видны
В теле ветерана.
В Магадан «Кулу» возил
Непокорных зеков,
В трюмах: в кандалах, грязи
Русских и узбеков.
Через штиль и через шторм
Пролегает трасса,
Вез «Кулу», не зная норм,
Человечье мясо.
В трюмах нары из досок
Многое видали,
Добровольно на Восток
С Лёхой мы попали.
В тесноте, но не в обиде,
В каждом трюме сотни харь,
В пору Маньке, Люське, Лиде
Отдаваться за сухарь.
Съели все, что можно было,
Пятый день плывет корабль.
За кормой в ночи застыла
Пройденная нами даль.
Даже секс пошел на убыль,
Реже пьяный мордобой,
Но все также скалит зубы
Томас – пидор деловой.
Средь всеобщего разврата
Ходит девушка как тень,
Смотрит как-то виновато
На сгоревший в море день.
Романтичная натура
На корме, в морской пыли,
Или взбалмошная дура,
Захотевшая любви?
Я ее давно заметил,
Приглянулась мне она –
Может, лучшая на свете,
Может, отголосок сна.
Мы сидели с ней на юте
Средь соленых серых брызг,
Не жалея об уюте,
Пьяные от счастья вдрызг.
Под моей широкой курткой
Грел ее своим теплом:
«Дай!» В ответ звучало шуткой:
«Дам, когда построим дом».
Чем сильней сопротивлялась,
Тем сильней ее хотел.
Мне, влюбленному, казалось,
Что я крепко залетел.
Вместе строили мы планы
На дальнейшую любовь,
В не залеченные раны
Просочилась страсти кровь.
Спали мы на нарах вместе,
В тепленький клубок сплетясь,
С будущей своей невестой
Крепче становилась связь.
Поцелуи и объятья,
Жалкий лепет глупых фраз,
Даже не снимая платья
Разделить не просто нас.
Всюду возгласы и стоны
И горячей плоти пот.
Кажется, страстей законы
Раскачали пароход.
Вот умора, так умора,
В море на волнах - дурдом,
Позавидует Гоморра,
С зависти умрет Содом.
Бросив дом и институт,
Школьницы вчерашние
Без родни себя ведут,
Как шлюхи настоящие.
Их подспудные желанья
Выход все-таки нашли,
Сексуальные вливанья
От условностей вдали.
Время страсти и бессонниц,
Ссоры и любовный зуд…
Ведь недаром их, сезонниц,
«Вербанутыми» зовут.
С помыслами лучшими
В том вертепе смелом
Выглядим с Валюшей мы
Инородным телом.
Все так романтично,
Жаль, что не дает,
Даже неприлично
То, что член встает.
Над Камчаткой тоже
Запахи весны.
Помоги мне, боже,
Снять с нее штаны.
Среди женских ножек
Я как евнух был,
Все же мандавошек
Где-то подхватил.
Был в нетрезвом виде
Первые три дня,
Все же кто-то видел
С Машкою меня.
Потому Валюша
Мне и не дает,
Целку не наруша,
Ждет, когда сгниет.
И, сжимая ноги,
Видит подлеца,
Ведь уже у многих
Капает с конца.
Валю уверяю,
Что она одна,
Хоть и негодяю,
Богом мне дана.
Дурь непроходимую
Понял я практически,
Что любить любимую
Можно платонически.
Языком по коже –
Точно наждаком.
Остальное – позже,
Сладкое – потом.
Погранцы, и в штатском
Нас сгрузили комом,
На полгода Усть-Камчатский
Станет нашим домом.
В море невод ставной.
Наконец-то, сбылось.
То, что было мечтой.
Ловим рыбу - лосось.
Что романтику нужно?
Море, чайки и риск.
Плечи держат натужно
Солнца жаркого диск.
Чтобы день не кончался,
Чтобы больше улов,
Чтобы не пополнялся
Список сирот и вдов.
В тесном чреве кунгаса,
Где подъем через час,
Жизнь на прочность каркаса
Проверяла не раз.
Но рыбацкие спины
Не сломаешь трудом,
Люди крепче скотины.
Отдых будет потом.
Началася путина.
Кижуг, нерка, кета
К месту смерти, как видно,
Прет в родные места.
Отметавшись, погибнет,
Чтобы жизнь продолжалась,
Но икринок на иле
Миллиарды осталось.
Перед этим напором
Даже невод трещит.
Чем подохнуть с позором
Лучше с шпагой на щит.
Пролетели мгновенно
Две недели труда,
И уже, откровенно,
Не спешу я туда,
Где бараки от пьянки
Постоянно гудят,
Где разврат и подлянки,
И подруги хамят.
Но в минуты простоя
Я мечтаю о том,
Что вернусь и построим
Мы с Валюшей свой дом.
Сводку нам передали
«Приближается шторм».
Как бы мы не попали
Глупым рыбам на корм.
Без цветов и оркестра
Ткнулся в стенку кунгас,
Вот и чья-то невеста
Ищет милого в нас.
Жаль, что это не Валя,
А другая совсем
Под ромашками платья
Недоступная всем.
Так тревожно и споро
Сердце бьется моё,
Неужели так скоро
Я увижу ее?
Торопливо, с надеждой
Я вбегаю в барак,
Пахнет спиртом, как прежде,
И возможностью драк.
Грязь и запах разврата,
Водка, жрач на столе
И бухие ребята
Почти наголе.
Я спросил: - Где Валюша?
Показали кровать
В ней какая-то туша,
Но ее не видать.
Колыхнулся комок:
- А, привет, старина,
Щас, оденусь, Витек,
И накатим тогда.
Встал, под ним одеяло
Мелкой дрожью дрожит...
Наконец-то упала
Капля первая лжи.
- Ах, ты ****ь! – и по морде,
По родному лицу…
Бить детей при народе
Трудно даже отцу.
Кровь из носа смешалась
С водопадами слез
И презренная жалость –
Как по коже мороз.
Друг загнул мою руку
И за стол поволок:
- Слушай, брось эту суку,
Лучше выпей глоток.
Я рыдал и бросался
На любимую грудь,
Безуспешно пытался
Чем-то острым проткнуть.
Но меня удержали,
А Валюшка в углу
Больше крысы едва ли
На холодном полу.
Тянет руки и слезно
- Витя, я объясню….
Что смертельно - тифозно
Предается огню.
Я впервые обманут,
Я растоптан и пьян,
И душевную рану
Сунул мордой в бурьян.
И уснул, и забылся…
После – Зину нашел,
Выпил с ней, похмелился,
Понял – жить хорошо.
И с другими уже
Расставался без боли,
Утешенье душе
Находя в алкоголе.
Дует северный ветер,
Значит, скоро домой,
Только стало на свете
Больше ****ью одной.
Вот опять за кормой
Промелькнул мыс Лопатка,
Я пока молодой,
До свиданья, Камчатка!

     24.приблудилась песня

Приблудилась песня иностранная
Смутная, тревожная, как сон,
Слезы льет гитара неустанная,
Над заливом плачет саксофон.
Гасит звуки полоса прибрежная,
Брови незнакомые вразлет,
Девушка красивая и нежная
Из-за моря милого зовет.
Огни мерцают в сонной гавани,
Мечутся и кружатся над ней,
Снявшись с якорей уходят в
плаванье
Ржавые громады кораблей.
А матросу навсегда завещано
Понимать сердец скупую речь
И ко всем грустящим в мире
женщинам
Нежность непонятную беречь.

    25.стоит на рейде

Стоит на рейде ржавый «математик»
Корабль-рыбак БМРТ,
И флаг полощется, как фантик,
В своей серпастой красоте.
Вблизи видны чудесные Гавайи,
Не укусить – хоть близок локоток,
И мы на палубе столпились,
разъебаи,
Глотнуть свободы истинной глоток.
Здесь даже воздух радостью
пропитан,
И кромка берега – бурлящий
светом рай…
Вы спросите, в какой стране
родился
Такой, как я, завистник-негодяй?
В стране, где даже солнце по
талонам,
Где каждый – коммунист и пионер,
Где даже секс преследуем законом,
И имя сей стране – СССР.
Набиты рыбой трюмы и твиндеки,
И выдался для отдыха денек,
И мы, как взбунтовавшиеся зеки,
Рванули на свободы огонек.
Кругом кишат игривые дельфины,
И альбатрос парит, достоинств полн,
И шутки серфингиста так невинны –
Под носом пролететь на гребне волн.
У богачей чудесные забавы,
Гавайи – это рай для богачей.
Шумят в двух милях шумные
дубравы,
И с яхты слышится веселое
«о, кэй!»
Мы все на палубе – и штурман, и
матросы,
И Варька в безобразии своем,
Передаем на яхту папиросы,
А нам летят пакеты со шмотьем.
Гниющая Америка кидает
Гондоны, жвачку…
Ах, ты, боже мой!
Случится же такое, попадает
Мне в руки глянцем блещущий
«Плейбой».
Опешил я, увидя на обложке,
Шикарной попки розовый овал,
Изяществом обструганные ножки,
А между ними шелковый провал.
Журнал за пазуху запрятав,
Я побежал в каюту подрочить…
Со временем стыда исчезнут пятна,
А нервы можно водкой подлечить.
Лазурь небес и море голубое,
Но разные оттенки у любви,
Я в руки взял знакомое такое,
Теперь возьми, попробуй, отними.
Она пришла ко мне в каюту
С десертом и своим вином,
И быт матросского уюта
Разбавила своим теплом.
Обличье лошкомойки Варьки
Иного может отпугнуть,
Как у собаки-пустолайки
Бугристый нос, а уши – жуть.
Торчат как у летучей мыши,
А щеки как у хомяка,
Но вся она здоровьем дышит
И не печалится пока.
Она ведь – королева судна,
Соперниц здесь наперечет
И, этим пользуясь, паскуда
За секс по полной с нас берет.
Лишь мне она дает бесплатно
И сладким кормит иногда,
Хоть и противно, но приятно
Гонять елду туда-сюда.
У ней отличная фигурка,
Рельеф знакомый и овал,
Сказал Варюхе: - Что за скука?
Такое я уже видал.
Достал «Плейбой» из-под кровати –
Прибежище крутых ****ин.
На голубой обложке, кстати,
Шикарный бюст – один в один.
И протянул журнал Варюхе.
Она: - Вот это ни ***!
Поковырявшись ногтем в ухе,
Добавила: - Так это ж я!
Они украли мое фото,
Приладили башку другой
И поимел за это кто-то
Навар, наверно, неплохой.
Смеялся я, потом – Варюха
И выпили еще вина,
И доморощенная шлюха
Себя мне выдала сполна.
Впервые увидал в натуре
Я то, что там зовут «стриптиз»,
В ее божественной фигуре –
И дерзкий вызов, и каприз.
Под музыку гитар гавайских,
Летящую с богатых яхт,
Мне виделась кошмаром сказки
Бессонница ударных вахт.
Природной грации Варюшки
Хватило бы на весь балет,
Но в поезд славы для дурнушки
Едва ли продадут билет.
Когда слетели на пол плавки,
Я понял глупой головой:
Она достойна главной вставки
В журнал пленительный
«Плейбой».
Согнув ее у койки раком
С остервенением вошел,
Ее пленительная кака
Мне помогает хорошо.
Из откровенного журнала
Я очень многое узнал,
И двух часов мне было мало,
Чтоб я Америку догнал!
И мне Варюха в долгом рейсе
Подругой стала и женой,
Я по ночам, теряя в весе,
Днем жрал, как мерин молодой.
Гавайи каждому желанны,
Гавайи круче, чем Эдем:
Здесь ласки шлюхи и путаны
Доступны за «капусту» всем.
А мы в трех милях от Гавайев –
Кусок советского говна,
Под южным солнцем изнываем
Без женщин, секса и вина.
Но все же Гонолулу были
(Случился небольшой ремонт)
И нас на берег отпустили
Нагнать на буржуинов понт.
Без денег, и почти в оковах,
Разглядывая роскошь вилл,
Почувствовал, как в детстве снова,
Что я в чужой стране дебил.
Я бросил группу и подался
Туда, где яркие огни,
И очень скоро догадался:
Не для меня горят они.
Я предлагал аборигенам
Свои «совковые» часы,
Они ворочали презренно
Свои дырявые носы.
Но вскоре мне попался русский,
Один из беглых моряков,
Мы пойло пили без закуски
И вслух ругали земляков.
А после появились ****и,
Я от вина и анаши
Облизывал мулатку сзади
И веселился от души…
Меня, как важную персону,
К причалу копы привезли.
Старпом пообещал мне зону
И штраф в огромные рубли.
Я нагло врал, что, мол, отбился
И к террористам в плен попал,
Шериф в записке на английском
Совсем другое написал.
За триста баксов все «замяли»
Коррупция – она везде.
Одно жалею, что не дали
Еще покуролесить мне.
Прощайте, милые Гавайи,
Недружелюбные ко мне,
Назад в Россию раздолбаи
Плывут на вшивом корабле.

     26.Петропавловск-Камчатский
Петропавловск-Камчатский –
Это сопка любви,
И почти до Аляски
Цепь вулканов вдали.
Это – бухта Авача
И огромный морпорт,
Где морская удача,
Лотерея и спорт.
Возле пятого пирса
Белоснежный корабль,
За кормою повисла
Белой пены вуаль.
Рядом черные трубы,
Пятна ржавых бортов,
Грязный траулер в зубы
Дать красавцу готов.
Он, большой работяга,
В порт пришел из штормов,
Пассажирский стиляга
Драться с ним не готов.
Я вернулся из рейса,
В море был целый год.
У шестого навеса
Нас встречает народ.
Я смотрю со спардека,
Не видна ли она,
Ту, что знал дольше века,
Хоть она – не жена.
А любовь и подруга
И надежный причал.
В ухо лучшего друга
Я об этом кричал.
Я люблю возвращаться.
Хорошо, если ждут,
Встречи с портом стыдятся
Те, к кому не придут.
Вот и трап отпустили,
Но ее не видать.
Из груди на полмили
Слово вырвалось «****ь».
Что ж, такое бывает,
Трудно ждать рыбака –
По ночам поддувает
Ветер страсти в бока.
Искушение плоти
И желанье тепла,
Муж давно на работе…
Вот уже и дала.
И хоть стыдно и гадко,
Зато в теле покой,
И мелькает догадка,
Что и сам он такой.
Кто рыбачку осудит?
Ведь вибратор – не муж.
Шепчут «добрые» люди
«Не убудет», к тому ж.
Трап пустой. Помаленьку
Разошелся народ,
Бьется в грязную стенку
Кранцем мой теплоход.
Тут же мысль промелькнула
Взять немедля расчет.
Тяга к морю остыла,
Да и мамка зовет.
Но ведь были и здесь
И любовь, и покой,
И прощания лесть,
И маханье рукой.
Помнит наши тела
Парк и Сопка Любви,
Коль рыбачка ушла,
То назад не зови.
Невозможно сдержаться,
Губы шепчут «Приди»…
Так охота прижаться
К ее теплой груди.
Но летит над заливом
Слово горькое «****ь»,
Бесполезно тоскливо
В муках руки ломать.
Оставайся, Зинуля,
Я искать не пойду.
Может, в травах июля
Я другую найду.
Ведь не может на свете
Человек без любви…
Ставить новые сети –
У матроса в крови.

     27-Уходи1

- Уходи! Ненавижу! Отстань!
Мне не нужен такой, как ты.
Под окно приходить перестань
И на клумбе топтать цветы.
Все, что было у нас с тобой –
Детский лепет, простая игра.
То, что плакала я порой
Было глупостью. Было зря.
Ты – алкаш, эгоист, изгой,
Мне с тобою не по пути.
Я – невеста, и тот, другой,
В тысчу раз тебя лучше. Не стой.
Уходи и не приходи…
У забора поник бурьян,
Кралась осень тихо на юг.
Он любил. Он был ею пьян,
И земля зашаталась вдруг.
Он сегодня увидел воочию,
Что она никогда не любила,
Только раз майской теплой ночью
Поцелуями отравила.
Он рванулся под взгляды косые,
Вдалеке засвистел паровоз –
С жизнью счеты теперь простые,
С головою – в песню колес…
Ветки бьют по лицу и телу,
Рвут одежду, метят в глаза,
Кто-то сзади решительно, смело
Держит, виснет, шепчет: «нельзя!»
И пока не прошел паровоз,
Провисела на шее, рыдая,
Не стыдясь своих горьких слез
И от дури его страдая.
Две звезды скатились в кусты,
Два разбитых сердца упало,
Но от этого небо пустым
Все равно в этот вечер не стало.
Перейдя в измеренье другое,
И упав на землю с небес,
Окунулися эти двое
В мир прекрасных земных чудес.
Недоступность рождает мифы,
Превращая любимых в богов,
Но любви подводные рифы
Достают до других берегов.
Вот и ночь почти на исходе,
Солнцу звезды время гасить,
И уже успокоились, вроде,
И ослабла тугая нить.
Но парнишка склоняется вновь
На осколки разбитого тела…
Этой ночью сгорела любовь,
Этой ночью мечта сгорела.

     *28.любовь всегда
«Любовь всегда немножко ложь».
Друг другу лгали беспощадно,
И потому по телу дрожь
Бежала трепетно и жадно,
Как холод в морозилке «Бош».

Губами жадно мы сливались
В один огромный поцелуй
И потом страсти обливались
В чарующем потоке струй
Как будто вечность не видались.

С тобой ведя в постели торг,
Я был, как мне казалось, честен,
Струились нежность и восторг
Под кожею уставших чресел.
А после этого – хоть в морг.

Зачем друг другу портить кровь,
К чему будить воспоминанья?
В минуты тяжкие свиданья
Чем горячей была любовь,
Тем легче будет расставанье.

На расстоянье двух шагов
Уже тебя не замечаю,
Хитросплетеньем лживых слов
Уже тебя не обольщаю
И в никуда бежать готов.

Не обижаю уж тебя,
В постели отвернувшись к стенке,
И не сведут уже с ума
Твои прекрасные коленки.
Ты холоднее, чем стена.

Все в прошлом. Кончилась любовь.
Октябрь. Увяли помидоры…
Зачем встречаться вновь и вновь,
Ведя пустые разговоры?
Зачем друг другу портить кровь?

    29.хорошо лобзаться

Хорошо лобзаться в тиши -
Губы в губы и не дыши.
Только сердца тревожный стук,
Только трепет сплетенных рук,
Только нежность льет через край.
Где любовь – там покой и рай.

  *30.на Камчатке
На Камчатке в Пахачах
Без любви совсем зачах.
В Пахачах три улицы,
Петушок, три курицы,
Много кошек и собак,
Много дур, и я – дурак.
Проживаю на Морской,
Наш барак обит доской.
Обдуваемый ветрами,
Засыпающий утрами,
По ночам не спящий,
Улей настоящий.
Не слыхать из-за прибоя
Женских криков, стонов, воя.
А на улице Речной
С вечера покой ночной.
Здесь живут аборигены,
И намного толще стены.
Нас, сезонников, трезвее
И одеты помоднее.
А на улице Центральной
В глубине провинциальной
Скучно молодой корячке
После долгой зимней спячки.
Перемен ей хочется,
Возле пирса топчется.
Две ночи на раскорячку
Ветер не столкнет рыбачку:
Волосы как смоль черны
И немыслимой длины.
А глаза как щелочки
У красотки-целочки.
Подошла и обняла,
Имя не спросила
И с собою увела
Вражеская сила.
Привела к себе домой,
В домик на Центральной,
Прошептала: - Будь со мной. –
Зоною оральной.
Папы с мамой дома нет,
Мне сегодня скучно,
Предложить могу минет. –
И смеется звучно.
Непосредственность ее
Русским непонятна,
Самолюбие мое
Тронула приятно.
Появились на столе
Водка и закуска,
Вот уж сиськи наголе,
Началась загрузка.
Слизывая бархат с губ
Языком шершавым,
Чувствовал себя как дуб
В зарослях дубравы.
Я бы девушку не мял,
Если б знал заранее,
Что лишит она меня
Воли и сознания.
Продолжался до утра
Этот секс безумный,
Мне понравилась игра,
Хоть давно не юный.
Повторяю как глухой
«Глубже, чаще, легче…»
Увлеклась игрой Тылхой
И меня калечит.
Для нее, провинциалки,
Ебля словно праздник,
О любви мольбы так жалки
- Ну еще, хоть разик!
Трахал с резвостью коня
Эдак, так и всяко
И подумал про себя
«Молодец, однако!»
С пьяной головою
Я такой плохой,
Обещал с собою
Увезти Тылхой.
Называл единственной
И неповторимой,
Красотой убийственной,
Дырочкой интимной.
А она, красивая
Мило улыбается,
Ласками и силою
Удержать пытается.
Говорит уверенно
Глупая Тылхой:
- Я теперь беременна,
Муж теперь ты мой.
Увези, любимый,
Из такой дыры,
Надоели зимы,
Грязь и комары.
Буду очень верной
И всю жизнь любить,
Без тебя, наверно,
Трудно будет жить.

По Пахачам быстро
Лето пронеслось,
То, что с нами было,
Чувствами срослось.
Плоть моя не мыслит
Без нее себя,
От любви зависит настроенье дня.
Ладится работа,
Денежки текут
И уже охота
С ней остаться тут.
Я ведь сам бездомный,
Вечный пилигрим
Но пока свободный
Не поддамся им.
Тем, кто хочет в доме
Дармовую силу.
Я пока не в коме,
Рано мне в могилу.
Осень наступила,
На душе все хуже…
В октябре застыли
Под ногами лужи.
Время движется вперед,
Шелестя минутами,
Скоро взмоет самолет
В небо с вербанутыми.
На плечах висит Тылхой,
Искренне рыдает,
Я бы взял ее с собой,
Да папка не пускает.
Я ей слезы облизал
Языком горячим
И раскосые глаза
Снова размаячил.
- Извини, прости, прощай!
Жди, вернусь в апреле.
- Витенька, не забывай!
Но винты взревели.
В реве ржавых лопастей
Голоса не слышно,
Я шепчу любви своей:
- Извини, так вышло. -
И, смахнув слезу рукой,
В кресло опустился…
Впечатлительный такой
Дурень уродился.


     30 одним я песни пел

Одним я песни пел,
Другим читал газели,
Одних как бог имел,
Других же – еле-еле.
Одним лапшу варил,
Развешивал на уши,
Другим цветы дарил
И вместе бил баклуши.
Тащил на сеновал,
Гонял над ними тучи,
«Единственными» звал,
Но находились лучше.
И уходили дни,
Текли года, недели,
В итоге я один
Лежу больной в постели.

     32 плачет ветка

Плачет ветка сирени
Под дождем.
Подождем!
Кончится летний дождь
Непременно.
Я люблю тебя, Лена!
Каждой клеточкой тела
Я тянулся к тебе.
Как рискнула, сумела
Ты понравиться мне?
Я люблю!
И пускай полыхает сирень
Фиолетовым цветом разлуки,
Не могу оторвать и лень,
Так желавшие ласки руки.
Бархат губ как глоток вина
И волнует, и опьяняет,
Соловьи поют допоздна,
Ночь безумия в дымке тает.
Я боюсь, что умру от тебя,
От нахлынувшей нежной страсти,
Под аккорды грядущего дня
Соловьиной горластой пасти.
Так любить, как люблю – нельзя!
Распадаясь на атомы счастья,
По молекулам жизни скользя,
Страсть толчками взрывает запястья.
Остуди мой безумный пыл,
Что б не стал я частью Вселенной,
Повторю, пока не забыл:
- Я люблю тебя, Лена!

    33.ей красивой

Ей, красивой, сказать не стыжусь
- Распахни для меня промежность,
Я взамен тебе покажу
Незапятнанную принадлежность.
Уболтаю ее, умолю,
Чтобы брюки не рвать стоячим.
И по самые гланды влуплю
Я, поставив ее по-собачьи.
С ходу взяв неприступную высь,
Буду трахать мучительно, долго,
Что б запомнила на всю жизнь,
Как вливается в Каспий Волга.

    34выхожу из дома
Выхожу из дома.
Делать неча.
Темнота и…
Неожиданная встреча.
Повезло,
Не скрою,
Нынче мне,
Тело юное прижать
К чужой стене.
Губы в губы,
Поцелуй со значеньем,
К ласкам тела
Сильно влеченье.
Нежность в перехлест
С желаньем,
Трепет вперемежку
Со страданьем.
- Ты, такая!!!
Задыхаюсь я…
- Чья ты?
- Отвяжись, говно!
- Ничья.

   35.у Валюшки высокая

У Валюшки высокая грудь,
Чистый взгляд и упругие бедра,
Довелось мне однажды взглянуть,
Как с колодца таскает ведра.
Коромысло через плечо,
Плавный шаг, чтоб вода не
плескалась…
Куй железо – пока горячо,
Молодым незнакома усталость.
Я, сбежав по тропинке крутой,
Предложил ей посильную помощь.
- Будь любезен, займись водой,
Я полью в это время овощ…
Поливала она огород,
Я наполнил пустые бочки
И усталый упал на живот,
Головою уткнувшись в цветочки.
Хорошо в аромате травы,
Под прохладой березовой сени.
Глаз открыл, у моей головы –
Две огромные ровные тени.
- Что, устал? На, испей молока.
А быть может холодной бражки?
Поразили меня, мудака,
Загорелые мощные ляжки.
Я, смущаясь, невольно отвел
Взгляд от этой манящей плоти.
- Слушай, Витя, пошли за стол,
Показал ты себя в работе…
А потом началася пьянка
С водкой, брагой, обильной
жратвой,
У стола молодая полянка
Закачалася передо мной,
Заплясали какие-то девки…
Тут же пьяные мужики
Напевают похабно припевки
Так, что утки снялись с реки.
А потом завязалась драка,
Я махался, пинали меня…
Обошлось без трупа однако –
Завершенье длинного дня.

А потом – сеновал душистый,
И сплетенье горячих рук.
Трахать в сене любят садисты
Деревенских горячих сук.
Все, что колет, щекочет и жалит,
Духота и куриный маразм
Деревенских ****ей заставляет
Получать многократный оргазм.
Ее плотное юное тело,
Мой безумный, жаркий порыв,
Через час, через миг, то и дело
Сотрясает экстаза взрыв.
Исцарапанный и усталый
Лишь под утро крепко уснул…
С той поры я люблю сеновалы
И шмелиный веселый гул.
Приезжая в деревню к деду,
Я к Валюшке всегда заходил
В два часа непременно к обеду
И под утро лишь уходил.
Мы с Валюшей в луга убегали,
Мы ходили к реке и в леса,
Нам деревья приют предлагали,
Нам сулили стога чудеса.
Охлаждала речная прохлада,
Будоражил трав аромат,
И цветочной пыльцы помада
Ей румянила пышный зад.
Мы катались в траве душистой
К удивлению белок и птиц,
Колокольчики неказисто
Перед нами падали ниц.
Ее крепкая грудь дрожала,
Переполненная молоком,
«Малыша» она возбуждала,
По головке водя языком.
Я ей губы сосал до сини,
Я ей бедра ногами сжимал,
Сомневаться в своем бессилье
Я ей повода не давал.
Я любил ее крепкий запах,
Запах пота, мыла, цветов.
На сосновых упругих лапах
От любви умереть был готов.
Единенье природы и плоти,
Торжество первобытных чувств –
Это самый крепкий наркотик,
Лаской сорванный с милых уст.
Но нельзя до конца быть
счастливым,
Кто-то лижет, а кто-то грызёт…
В детстве я был очень сопливым,
А сопливым в любви не везёт.
У Валюши был муж, были дети,
Но меня привечали они…
Много всяких чудес на свете,
Ночь включает гнилые пни,
День сжигает прохладу ночи,
За годами уходят года,
Но великий незримый Зодчий
Не устанет творить никогда.
Одинаков набор деталей:
Голова, две руки, две ноги,
Но аналог найдется едва ли
У принцессы и Бабы-Яги.
Среди пьяной тиши деревенской
И почти непосильных забот
Избалован нежностью женской
Городской шаромыга и мот.
Нас судьба развела с Валюшей,
Мне, бродяге, снова в полет…
После смерти влюбленные души
Серафим под крыло соберет.

      36.на Чукотке летои
На Чукотке летом
Лета не бывает.
Но при всем при этом
Тундра зацветает.
Весело и бурно
Травами и мхами.
Милая культурно
Говорит стихами.
И поет, что видит,
Все, о чем мечтает,
Мухи не обидит,
Взрослых почитает.
И хоть солнце что-то
Очень тихо греет,
Все равно в болоте
Ягода поспеет.
Я собою в тундре
Комаров кормлю
И в любовном зуде
Говорю «люблю!».
Говорить чукчанкам
Слов нельзя таких,
Тут же на полянке
Разбирает их.
Вцепятся руками,
Целовать начнут,
Жадно языками
Лазить там и тут.
Секса не стыдятся,
Ебля – дефицит.
В еборя годятся
Деды и отцы.
Вымирает нация
Вместе со страной,
Бьет цивилизация
Огненной водой.
За флакон «Тройного»
Каждое уебище
Трахнет девок много,
А за два – все стойбище.
Ярко одевается,
Мажет губы ало,
С понтом отбивается
Веткой краснотала.
Дарит мне улыбку,
Видимо, мечтает,
Золотую рыбку
Для меня поймает.
Думает, что бедный,
Раз сюда приехал.
Что для умных беды –
Дуракам потеха.
Стать культурною решила,
Чтобы мне понравиться,
В баню в прошлый год ходила,
В этом собирается.

Около Анадыря
У второй рыббазы,
Ноги растопыря,
Бьются две заразы.
Морды расцарапаны,
Растрепанные волосы,
Глиною заляпаны –
Рвут себя на полосы.
Много не бывает
Секса или водки.
Что вам не хватает,
****и, на Чукотке?
С сексом затруднительно,
Комары кусают,
Жопу принудительно
Прятать заставляют.
Водку пьют, при этом
Удержу не знают,
В тундре даже летом
Насмерть замерзают.
Бьются две сестренки
Седна и Дуннэ,
Я стою в сторонке,
Интересно мне.
Все в кровище лица…
Возле винной лавки,
Наконец-то, биться
Кончили мерзавки.
И собой довольные
Подошли ко мне –
Жены добровольные,
Милые вполне.
Я платком несвежим
Лица вытер им.
Как живут невежи –
Сходим, поглядим.
Водкою затарясь,
Мы по тундре шли,
За кусты цепляясь,
На краю Земли.
На траву садились,
К горлышку приложась,
И втроем любились,
От прохлады ежась.
Три полоски тату –
Это тридцать оленей,
Я заметил на лбу
Седны, шедшей последней.
Вот цена за свободу,
Вот что может отец
Дать дочурке в угоду,
Чтоб пошла под венец.
Есть богаче невесты
Даже в десять полос.
За свои интересы
Нужно биться, матрос!
Мне стада не нужны,
Мне не нужен калым,
В голове Сатаны
Сладострастия дым.

В круглую ярангу
Пьяные ввалились,
На меня - беднягу
Дети навалились.
Грязными руками
Шарят в рюкзаке,
Лижут языками
Сопли на щеке.
В центре собралася
****ская семейка,
Для меня нашлася
Грязная скамейка.
В кружку наливали
«Огненную» воду,
Кругом подавали
Всем, и мне – уроду.
А потом курили
Мох и мухоморы,
Чуть не усыпили
Смех и разговоры.
Но галлюциногены
В транс меня ввели…
В брызгах серой пены
Чудо-корабли.
Сказочные страны,
Пальмы, виллы, пляж,
Юные путаны
Делают массаж.
Океан блаженства,
Ловкость теплых рук,
Все желанья детства,
Сбывшиеся вдруг.

Целых несколько дней
Я в яранге их жил,
Я **** их, ****ей,
Я их водкой поил.
Мне на шкуру бросали
Молодых и старух,
Те и эти сосали
Влагу с жадностью мух.
Чем-то гадким кормили
И в зеленом дыму
Я однажды увидел
Смерть-старуху саму.
Громкий бубен шаманки,
Пляски дикий восторг –
Это верные знаки
Мерзлоты вечной морг.
Отыскал в себе силы,
Что нашлося, надел
И от братской могилы
Не пошел – полетел.
Две сестренки родные
Ковыляли за мной…
«Все, мои дорогие,
я уже не больной».
Я уже излечился
От чукотской хандры,
Отличать научился
Я любовь от игры.
Эти игры в любовь
Не по возрасту мне,
Пресыщения кровь
Стынет в сердце на дне.

Летом на Чукотке
Лета не бывает,
Рыжие колготки
Тундра одевает.

    37.малый рыболовный сейнер
Малый рыболовный сейнер
Или просто МРС
Не спеша, маршрут - на север,
По меридиану лез.
В глубину морской пучины
Брошен прочный снюрревод,
Глупый ветер без причины
На флагштоке вымпел рвет.
К вечеру, набивши трюмы,
Возвращаемся домой.
Рыбий хвост, копейкой суммы
Счет пополнит лицевой.
Риска полная работа
Мне безумно нравится,
«Раком», до седьмого пота,
Некогда расслабиться.
Океан не знает сна,
Вечное движение,
Выход в море – не всегда
Значит возвращение.
Я от дома в сотнях миль,
Что-то вроде корма,
Ненавижу гладь и штиль –
Собутыльник шторма.
Когда ветер снасти рвет,
Рву свою тельняшку,
И «Шумел камыш» орет
Пасть нарастопашку.
Бог Нептун к себе берет
Робких и бессильных,
Но меня никто не ждёт
В толщах моря синих.
Я кричу через волну:
«Ждите, дорогие!
Коли я не утону,
Выживут другие»
Шторм не сбил меня за борт,
Не лишил рассудка,
МРС домой ползет,
Искалечен жутко.
Но ему не привыкать,
Он «залижет раны»,
Не желают умирать
В море ветераны.
Как приятно, когда ждет
Девушка матроса,
Он, взглянув в глаза, поймет
Даже без вопроса.
Что она была верна,
Что она страдала,
Что б испить любовь до дна
Целой жизни мало.
А меня никто не ждёт,
Я – матрос случайный,
Стопроцентный идиот,
Дерзкий и отчаянный.
Раз не смог меня сломать
Этот шторм ужасный,
Значит, пусть гордится мать:
Я – сыночек классный.

      38.островок Спафарьева

Островок Спафарьева
Рядом с Магаданом,
Солнечное зарево
Пополам с туманом.
Островок скалистый
«Два на полтора»,
Здесь мы не туристы,
Рыба – не игра.
Трудная работа
Рыбу-сельдь солить,
До седьмого пота
На баржу грузить
Сельдяные бочки
В двести килограмм,
Маменькины дочки
Не нужны здесь нам.
Труд с утра до вечера
Не оставит сил,
Души искалечила
Жажда дач и вилл.
Кажется, на острове
Секса вовсе нет,
Лишь одна-две «особи»
Делают минет.
Здесь гребут лопатой
Рыбу и монету,
Станет ****ь богатой,
Коль соперниц нету.
У Алины ротик
Очень работящий –
Отсосет, а грошик
На сберкнижку тащит.
Обещаю лучшее,
Но глупая Алина,
Сколько не прошу ее –
Не дает, скотина.
«Хватит корчить целку,
Я ведь не пацан,
Точно знаю цену
Целок и путан.»

Скудная растительность,
Скалы и прибой,
Брось свою стеснительность
И пройдись со мной.
Полосой прибрежной
В сторону утеса,
Уложу небрежно
С одного засоса.
Буду жадно тискать
Молодую грудь
И руками рыскать
Что, куда воткнуть.
Я уже два месяца
Женщин не видал
Скоро впору вешаться
Люди – не металл.
Я довел Алину
Просьбами до слез
- Ладно, за полтину
Сделаю отсос.
Отсосу как надо,
Ты не пожалеешь,
Больше чем от зада
Кайфа поимеешь.
Но прошу за стольник
Я нормально дать,
Мой румяный слоник
Хочет клитор мять.
Хочется почувствовать
Жаркой плоти взрывы
И любви откусывать
Гнойные нарывы.

Мы с Алиной в робах
По камням идем
Со значеньем оба нежно руки мнем.
Островок пропахший
Рыбою и потом,
Отношенья наши
Скрыл за поворотом.
Торопливо скинул
Робу и «телагу»,
Скоро палку кину –
Аж трясет беднягу.
Что-то у Алины
Плохо получается,
Плащ и длинный свитер
Долго не снимается.
Я ей помогаю,
Рву штаны, футболку…
Черт, предполагаю,
Подогнал мне «телку».
Наконец из рвани
Выпали «подвески»,
Как из женской бани
В ноздри запах резкий.
Член от напряжения
Плюнул и болтается.
Это поражением
У ****ей считается.
А моя русалка
На камнях лежит,
Лучшая сосалка
На ветру дрожит.
Я ее собою
Как умел прикрыл,
Грязной головою
Сиськи придавил.
Наслаждаюсь запахом
Недоступной женщины,
Справился со страхами
И полез до трещины.
Со второго раза
Лучше получилось,
И в районе таза
Влага просочилась.
Наши стоны глушит
Звонкий гул прибоя,
Кто еще нарушит
Этот мир покоя?
До любви охотник
Ходит по ножу.
Я помятый «стольник»
В руки ей ложу.
Потускнели сходу
Светлые глаза
- Милый, хочешь в морду?!
Так со мной нельзя!
Я не проститутка
По любви дала.
Если это шутка? –
Видишь, та скала…
Заберусь и прыгну,
Птицей став на миг,
И захлопнешь книгу
Ты своих интриг.
Лучше будь со мною
До конца путины…
Я упал башкою
На плечо Алины.
И вдыхаю запах
Женского коварства,
За мгновенья траха
Дать готов полцарства.

Я в лавчонке местной
Взял духи «Шанель»,
В комнатушке тесной брызнул на
постель.
Я ее «ночнушку»,
Приложив к щеке,
Взял с окошка кружку,
Подержал в руке.
Слил духов остатки
И одеколон.
В ревностном припадке
Выдал мерзкий стон.
С Алей у осины
Очень близко кто-то,
Сильный и красивый
В рамочке на фото.
Пойло в глотку ухнул,
Плавками занюхал…
С той поры на острове
Обо мне ни слуху.


Возле Магадана
Есть клочок земли –
Мне всегда погано,
Там, где нет любви.

    38.тучи,дождик

Тучи, дождик, листья, мокрые
аллеи
В жимолости тёмной прячутся
злодеи.
Осень примеряет свою шубку
лисью.
Посижу немножко, вспомню, все
осмыслю.
Загрустили клены, липы
поредели…
Как с тобой мы наше счастье
проглядели?
Почему шли рядом, шли и не
встречались?
Почему мы в нашей церкви не
венчались?
Как же это вышло, как так
получилось?
Может, просто липа ниже
наклонилась?
Ниже наклонилась и в лицо
лизнула,
Чтобы ты проснулась, ты почти
уснула.
Темная аллея, мокрая скамейка,
Помрачнели клены, небо – точно
лейка.
Но тревожит сердце смутная
надежда,
Что не пригодится белая одежда.
Ворошит сознанье грусть
воспоминанья –
Грустная возможность нового
свиданья.
Вдруг сверкнуло солнце, сумрак
растворился…
Боже, что со мною? Я опять
влюбился.
Зря вороны каркали, то, что счастья
нет,
В глубине аллеи темный силуэт.
Встретилися двое на скамейке сада…
Золотая осень. Время листопада.

     29.торопятся в лагуны.
Торопятся в лагуны корабли,
Пройдя через бушующее море,
Рожденные фантазией земли
Одним любовь несут, другим –
печаль и горе.

Мне не нужны лагуна и залив,
Мне нужен мыс, кипящий и
бурлящий,
Хотя я сам спокоен и ленив,
В душе бунтарь и ебарь настоящий.

Что в тихой женщине – попробуй
разберись…
Быть может, леность – это только
маска.
И в нужный миг, откуда ни
возьмись,
Взорвется в ней невиданная ласка.

Но все равно я тихих не люблю.
Момент непредсказуемых
последствий
Я лучше с проституткой разделю…
Я на монашек насмотрелся в
детстве.

    *30.я ожидал листвы.

Я ожидал листвы рожденье,
И утром рано я вставал.
Листочков клейких ожидал
Как будто в этом подтвержденье
Всех лучших жизненных начал.
И вот – проспал. Какое горе.
Я прозевал листвы рожденье,
И утонуло в небе-море
Моё земное убежденье.
Что я такой же, как весна,
Готов любить всю ночь без сна,
И возродиться точно Фойник –
Сгоревший осенью покойник,
Накинув тапочки на ноги,
Стрелой несусь я вдоль дороги.
Скорее в сад. Поглубже в сад,
Где каждый кустик солнцу рад.
Вдруг не успею, опоздаю?
Но что за чудо – мягкий взрыв,
Рожденье листьев молодых
Я с удивленьем наблюдаю.

     32этой глупой любви.

Этой глупой любви я совсем не
хотел,
Но уже сорок первая осень
На панель моих чувств сотни
призрачных тел,
Как на суд лжепророка, выносит.
Мне любить не дано до конца и
одну,
Каждый раз все по новому, свеже,
И объект обожанья поменять раз в
году
Я пытаюсь, но чувства все те же.
В каждой я нахожу ту незримую
нить,
Что распустит клубок
сладострастья,
Ведь деревья всегда,
перед тем как уснуть,
Прочь снимают цветастые платья.
Сорок первая осень дала мне
разбег
К новым чувствам и новым
поступкам,
Кризис среднего возраста –
это не век,
Рано хлопать калиткой со стуком.
Чем мы старше – нас больше
волнует любовь,
Тем объект вожделенья моложе.
Ощутить, как пульсирует свежая
кровь
Нужно нашей стареющей коже.
Я в душе молодой, с вожделеньем
своим
Ничего не могу я поделать,
И бросает меня бес любви к
молодым,
Чтобы мысли Господни прогневать.

Я на пышной гулянке ее увидал,
Необычно воздушную, стройную.
Ощущенье такое, как будто попал
Из Прикамья я в Африку знойную.
Хоть татарка она, но повадки её
Африканской красотки из Чада.
Оценив острым взглядом бухое
зверье,
Почему-то выбрала гада.
Эту ночь полупьяной любви не
забыть,
Двадцать пять – это возраст
познанья.
Не хотел и не мог этой ночью
отбить
На любовь я ее притязанья.
Мы сплетались в клубок, мы
рычали как львы,
Губы вспухли и те, и эти.
И волос серебро с моей головы
Обрывал дыханием ветер.
Я мелодию чувств описать не могу,
Я лишь - пьяница. Не композитор..
Но засел в извращенном годами
мозгу
Необычно громадный клитор.
Галима, Галима, оба сходим с ума
Под колдующий звон листопада.
Желтый сад, и фонтан, и природа
сама
Шепчут мне: «Пошалил и не надо».
Санаторий гудит, хоть привык ко
всему,
Но такое, как видно, впервые
Всей обслуге, завхозу,
еще кой-кому
Щедро мы раздаем чаевые.
Комнатушку нам дали и носят туда
И обед, и вино, и конфеты.
Пожелаем – журналы, массаж,
газвода
И бесплатные ей советы.
Разность в возрасте нас не
смущает,
Но ведь я не отпетый подлец,
Не из тех, кто всем обещает:
«Поебемся и – под венец».

Мы под ручку спускалися к Каме
И до одури в голове
Целовались и пили на камне,
И бутылку вина, и две…
Но дурман на осеннем ветре
Улетал на гребне волны,
Оставляя осадок при этом
Неприятно растущей вины.
У нее был муж и ребенок,
И с любовью налаженный быт,
Вдруг, какой-то старый подонок
Ее чувствами руководит.
Но любовь неразумна и слепа,
Я пытался ее охладить…
Согласитесь со мной, нелепо
Поезд страсти остановить.
Я рыдал вместе с ней в подушку,
Проклиная превратность судьбы,
Убеждая свою подружку,
Что мы все обстоятельств рабы.
Но она в свою голову вбила,
Что ей только со мной хорошо,
Никого она так не любила
Сильно в жизни своей еще.
Никогда я не был красавцем,
Не давал обещаний впрок,
Но ведь жизнь не только мерзавцам
Преподносит хороший урок.
Мы отдали себя без остатка
Безрассудству. И, кажется, зря.
До бесчувственного припадка
Угасающего сентября.
Время ехать домой и в сумку
Покидал свой нехитрый скарб –
Провожали меня возле будки
Любопытных несколько баб.
Ждут меня дома мать и дочка,
А ее ждут супруг и сын,
Но еще не поставлена точка,
Тычут в влажные щеки носы.
Что-то шепчут опухшие губы,
И ломаются в муках запястья,
Как законы подлости грубы,
Так они опасны для счастья.
Я вошел в подошедший автобус
И, прижавшись носом к окну,
Долго видел свою зазнобу
На дороге. Уже одну.

Наша встреча состоялась
Через пару дней.
Тихо в двери постучалась
И осталась в ней.
Подхватив ее на руки,
На диван унес.
Слыша всхлипывания звуки,
Чепуху понес.
Говорю, мол тете плохо,
Принеси воды.
Малолетняя дуреха
Сходу ей: - Кто ты?
- Эта тётя из Рубцовки,
Жду её давно.
Дочь, возьми в столе рублевку
И сходи в кино.
Проводив из дома дочку,
К ней приник щекой,
По измятому цветочку –
Дождик слез рекой.
- Дорогая, успокойся.
Что с тобой, скажи?
Самых горьких слов не бойся,
Но не надо лжи.
И она мне рассказала,
Мокрая от слез,
Что ко мне она с вокзала.
Сына – муж увез.
В неизвестном направленье,
Адрес не сказал,
А еще с собой все деньги
С паспортом забрал.
Не простил ее, урод,
И покинул город,
А в квартире брат живет,
Нищета и голод.
Вышло, что из-за меня
Без всего осталась.
Удавиться у меня
За домом обещалась.
Хоть и понял, что шантаж,
Да некуда деваться,
Точно Ленину в шалаш
Нужно убираться.
Я поохал для близиру,
Быстренько собрался
И на съемную квартиру
С Галимой подался.

Я с работы спешил,
Торопился домой.
До чего хороши
Вечера с Галимой!
Мы обнявшись сидели,
Попивая вино,
Что-то вкусное ели
И смотрели в окно.
Без конца целовались
И, устав от любви,
Потеплей одевались
И на улицу шли.
И уж так повелось -
Тут и наглость, и смелость,
Постоянно моглось,
Постоянно хотелось.
В туалете кафе,
И в запущенном сквере,
В основном «под шафе»
Мы как дикие звери
Страсть свою утоляли
Повсеместно и жадно
И себя отдавали
Целиком и всеядно.
Не боясь возмущенья,
Чудеса вытворяли,
Целый год от смущенья
Мои щёки пылали.
Мне она говорила:
- Никому не отдам!
Вероятно, любила,
Как любил ее сам.
Я тогда понимал,
Что она все забыла,
То, что муж не додал –
От меня получила.
Уж зима на исходе,
Но страсть все сильнее.
И по возрасту, вроде,
Должен стать я умнее.
Но любви запоздалой
Вдаль несется река,
Каждой капелькой малой
Гладит наши бока.
И несет к океану
На огромный простор,
В голубую нирвану
Через лжи коридор.
И на съемной квартире
Нам неплохо жилось,
Хоть бухие, но в мире,
В тесноте, но не врозь.
Обходилось без драки,
И любилось нежнее,
Но семья для татарки
Все же много важнее.
Хоть обидно и жалко,
Но ее ждет сынок,
А другого, однако,
Предложить ей не мог…

Уж в побег молодой
Превратился росток,
Мы мечтали весной
Укатить на Восток.
Сахалин и Курилы
Ждут героев своих,
Мы дорогу решили
Разделить на двоих.
Этой страстью к дорогам
Я хотел заразить
И хотя бы немного
По земле повозить.

Я с работы вернулся
Как обычно домой.
На пороге Маруся.
Сходу – «Боже ты мой!»
Муж за Галей приехал,
В сумку вещи скидал,
Вижу, ей не до смеха…
В общем, полный завал.
Только слышала я,
Как таксисту сказал:
- Вот супруга моя,
Торопись на вокзал.

Я с хозяйкой Марусей
Пировал много дней,
Обзывал «негодяйкой»
И справлялся о ней.
Но Маруська бухая
Своей мамкой клялась,
Очевидно не зная,
Как наладить с ней связь.
Когда кончились «бабки»
Я бухать перестал
И до мыса Лопатки
Договор подписал.
Чтоб  страницу любви
Поскорей зачеркнуть.
Город Пермь, «се ля ви!»
Сумку в зубы и – в путь.
Пока сила в ногах,
Ветер странствий в башке,
Будет небо в цветах
И вперед, налегке.

    33.на предсмертный

На предсмертный холм надежд
сочится
В чашу жизни времени песок,
Воет смерть – голодная волчица,
Приближая к встрече с мраком
срок.
Жизнь – туман. В тумане неуютно,
Хочется душе скорей на свет,
Чтобы партитуру поэтюдно
Разложить на склоне бренных лет.
Мы такие разные с тобою:
Женщин я люблю, а ты – котов,
Ты домашняя, а я, не скрою,
За красоткой хоть куда готов.
Молодости свойственны ошибки,
Я их совершаю до сих пор,
Что б стереть с красивых губ
улыбки,
Лезу как пацан через забор.
Частокол моих переживаний
Не волнует больше никого.
Частотой измен и возлияний
Не сумел разрушить я его.
Катится телега каждый вечер
Через поле, лес и буерак,
Но до горизонта нашей встречи
Так и не докатится никак.
Хочется нырнуть в твои объятия,
Взять губами розовый сосок,
Опасаясь услыхать проклятья,
Вновь услышать милый голосок.
Почему же по ночам не спится?
Почему волнует запах роз?
Почему предательски ресница
Приоткрыла щелочку для слез?
Может, хватит по земле мотаться?
Бросить якорь в гавани любви,
Попросить прощенья и остаться
На холме у Храма На Крови?

     34.не тронь
Не тронь! Свои губы оторви.
Поцелуй забудь – сотри.
Не шепчи, не говори
О себе, обо мне, о любви.
       О любви не говори.

Пройдет. Не останется следов
От пустых ненужных слов.
И рассеется покров
Райских кущ, чудных снов
       Сладострастия покров.

Нам уже не двадцать пять,
Можно крылья поломать,
Но так хочется летать
В сорок пять, в сорок пять
       Не летать нам, не летать.

     *35.что такое женская

Что такое женская общага?
Знают многие, но жил
не каждый в ней.
Мне пришлось два месяца,
бедняге,
Жить среди молоденьких ****ей.
Я им был - советчик, друг и папа,
Я готовил им и печь топил,
А в Эдем, как водится, внезапно,
Но вполне логично угодил.
Убежал от скуки с Кунашира
Я на ****ский остров Шикотан.
Пьяницу, мерзавца, дебошира
Принял остров солнца и путан.
Приютили добрые землячки,
Говорят: «Не помешаешь нам.
С нами наши беды и болячки
Раздели, Михалыч, пополам».

Ночь Крабозаводск накрыла
Звездным покрывалом,
Печь любви почти остыла,
Хоть и дров навалом.
Протекает жизнь моя
Буйно и беспечно –
Восемь девушек и я.
Перебор, конечно.
На здоровье и покой
Я махнул рукою,
Часто спать ложусь с одной,
А встаю с другою.
Не стесняются девчонки,
Ходят в чем попало,
Подымается ручонкой,
Что само вставало.
И уже не возбуждает
Прелесть голой плоти,
А бессилье понуждает
Ближе быть к работе.
Я работы не боюсь,
Мне работа нравится,
Вечером к ****ям вернусь
В каждой койке – задница.
Восемь – это слишком.
Ссоры и затычки.
Изопьют винишка
И поют как птички
На веревках лифчики
Реют точно флаги,
Чмокнул шлюшек в личики
И ушел с общаги.

Над ручьем склонилась ветка
краснотала,
Катенька-Катюшка на меня запала.
Всюду неотступно следует за мной,
То и дело просит: - Поцелуй,
родной.
Обниму любимую, нежно поцелую.
И за что мне это? Кто мне дал
такую?
Маленькую, хрупкую, быструю как
ртуть…
Жалко потерять ее, трудно
обмануть.
Выглядят как вишенки губы без
помады,
Под бровями черными томный
взгляд менады.
Носик аккуратный, розовые
щечки…
У любимой девушки поведенье
дочки.
На колени просится, требует
конфет,
Нет ни в чем запрета ей
и отказа нет.
Не надоедают прихоти ее,
К ней одной стремится
естество мое.
Силы не иссякнут на руках носить
И почти не надо о любви просить.
Шорохи и шепоты не пугают ночь,
Захлебнуться в ласках оба мы
не прочь.
Подарил мне счастье остров
Шикотан,
Яркую жемчужину в россыпи путан.
На Курилах Южных я увидел рай,
Хоть октябрь по времени,
но буянит май.
И за что мне счастье? Я
не заслужил.
Умирать не страшно – хорошо
пожил.

Скалы, бухта, море, запахи любви,
Солнечные зайчики хоть сачком
лови.
Остров, чудо-остров. Создан для
страстей,
В шелк травы уложит дорогих
гостей.
Опоит водою чистых родников
И от шторма спрячет русских
рыбаков.
Что это со мною? Стал поэтом я.
Слушает с восторгом чушь любовь
моя.
Мне впервой с Катюшей, даже без
вина
Назначенье жизни и цена видна.
Что-то делать людям и любить,
любить,
Жить в согласье с фауной, флору
не губить.
Так уютно маленькой на моей
груди,
Задержись за сопкой, солнце, ночь
не уходи!
Нам на этом острове хорошо
вдвоем,
Вот настанет утро – гнездышко
совьем.
Но гнездо семейное – это лишь
мечты,
Вянут, засыхают в ноябре цветы.
Пусть ломает руки: - Милый, не
отдам!
Разными путями расходится нам.
С Катею-Катюшей разошлись пути…
Мне уже такую больше не найти.
Были слезы горькие, вздрагивание
плеч,
Были обещания наших новых
встреч.
Не было обмана в искренних
слезах,
Горечь поцелуев тает на губах.
До свиданья, Катенька, и за все
прости,
Без меня, красивая, больше не
расти.
Оставайся маленькой, про меня
забудь,
Я с потерей этой справлюсь
как-нибудь.
Мне на этом свете жить не так уж
много,
Прежде, чем глаза закрыть,
попрошу я Бога:
«Приведи обманутых, пусть мне
плюнет в рыло
каждая, которая зря меня любила.
Думаю, найдутся и такие, кстати,
Но средь них не будет, я уверен,
Кати.
Край обетованный – остров
Шикотан
Яркую жемчужину держит океан.

    36.в полутёмном зале
В полутемном зале кабака
Скрипка льет печаль своей души,
Сигаретный дым, как облака,
Кисло-сладкий запах анаши.

Возле стойки молодой матрос,
Чистого лица крутой овал
Девочку красивую взасос
Бережно и долго целовал.

Девочке всего семнадцать лет,
Но она, уже дитя порока,
Быстрый секс за несколько монет,
Виски пьет гораздо чаще сока.

А матросик так наивно чист,
Что не видит фальши и обмана,
Из блокнота вырывая лист,
Что-то пишет юная путана.

Завтра в море унесет корвет
Юного влюбленного матроса,
А за городом, упав в кювет,
Увядает сломанная роза.

     37.приходила Наташа

Приходила Наташа без спроса,
Открывала без стука дверь,
Прижималась кончиком носа
И шептала: - Ну здравствуй, зверь.
- Ты за что меня давеча выгнал? –
И, достав бутылку вина,
Сбросив куртку и руки выгнув,
Повисала на шее она.
- Что, соскучился, мой целовалка,
Ну тогда открывай. Наливай,
Для тебя ничего не жалко.
Пей вино, и любовь через край
Выпивали, вновь наливали.
И устам подставляли уста,
И одежду поспешно снимали,
И друг в друга, как в речку с моста,
Где попало, неистово, страстно.
Будто это в последний раз
То, что выглядит, вроде, прекрасно
Не должно обнадеживать нас.
Отгремели салюты оргазма.
Сигарета, портвейна глоток,
Лишь движенье усталого таза,
И дрожанье натруженных ног.
Подмывалась и, губы накрасив,
Собиралась поспешно домой,
Муж, как форвард, сидящий в
запасе,
Я – сегодня игрок основной.
Ведь семья – государства основа,
Наеблась и – бегом в семью,
Я не вижу в этом плохого,
Меня просят, а я даю.
Я циничный и грязный подонок,
Но несчастным всегда помогу,
Перед женщиной с самых пеленок
Я в большом неоплатном долгу.
Их судить не имею права,
Жаль, что всем не могу помочь,
Но моих разногласий отрава
Не испортит майскую ночь.

     38.я из красивых

Я из красивых слов искал созвучия,
Что б доказать, что ты на свете
лучшая.
Но ты смеялась. Что тебе слова?!
Что лучше всех ты знала и сама.
Ты отрабатывала жесты, взгляды
И примеряла разные наряды,
Ты знала, что собой неотразима
И безраздельно многими любима.
Я, понимая всю свою ненужность,
Пытался поменять свою
наружность,
Но безобразные мои черты
Под маскою любой узнаешь ты.
И оттолкнешь. И полная презренья
Уйдешь. Дитя другого поколенья,
Небрежно запахнув манто
К красавцу стройному в «авто».
А я, презренной ревностью томим,
Незримо следую за ним.
Одежду сбросив, укрываю
облаками
И трогаю тебя его руками,
И, вглядываясь в прелесть юной
кожи
Я становлюсь сильнее и моложе.
Умчало вдаль тебя шикарное
«Порше»,
Оставив след печали на душе.
А у меня в башке мелькнула мысль:
«Что б вы, счастливые, во
что-нибудь въеблись!»
И вот тогда, в часы отчаянья и боли
К тебе приду с цветами с воли.
К изломанной, помятой,
обожженной
И безобразно обнаженной.
И выплеснется нежность, как
бальзам
На язвы воспаленных ран.
И на лице мелькнет признательно
улыбка:
- Спасибо, золотая рыбка!

     39.воплощенье домашности

Воплощенье домашности Тома
Эта женщина старше меня,
Стала узницей быта и дома
И предтечей воскресного дня.
Ей хотелось тепла и уюта,
И любви для себя одной,
И она ненавидела люто
Всех, кто мог бы уйти со мной.
Ее ревность не знала предела,
Что не так – сразу горечь слез
И, используя жалость умело,
Ей меня удержать удалось.
После года совместной жизни
Без нее я не мыслил себя,
До прощальной последней тризны
Жить готов был, ее любя.
Каждый вечер после работы
Вкусный ужин, горячий душ
И за что мне такие льготы…
- Не пора ли в постельку, муж?
Залезала и плавно качалась,
Мне казалось, что скрип за
версту…
Засыпала и просыпалась
Тома с членом моим во рту.
Я боялся, что задохнется,
Но сосательный аппарат
Был настроен, как мне сдается,
На игриво-веселый лад.
Все – в постель. И любовь, и кофе,
И журчащий ручей речей,
Но о будущей катастрофе
Искушенья заботится змей.
Я, привыкший к вину и свободе,
Тяготиться вниманием стал
И улыбку на глупой морде
Поцелуем уже не стирал.
Сколько раз я уйти пытался,
Но хваталась за ноги она,
И по полу я с ней катался
Апокрифом кошмарного сна.
Наконец мне все надоело.
Я собрал свой дешевый скарб,
Оттолкнул обмякшее тело
И бочком уполз, точно краб.
И пошло. Снова пьянки и ****и,
И свобода, свобода взахлеб,
И уже никогда Христа ради
Не попросит любви дуроеб.
Буду брать, что лежит поближе,
Чтобы с болью не отрывать,
О каком-то мнимом престиже
В мои годы пора забывать.

Долго Тома искала встречи
И стояла, как пень, за окном,
Падал снег на худые плечи
И… совсем засыпал потом.

       40.женщина чудо

Женщина – чудо природы!
Очень чудная ты.
Вглядываюсь, раздвинув ноги,
В лохматость твоей манды.
Как говорил поэт: - Скука! Скука!
Чего не хватает мне, когда рядом
сука?
Сучья харя твоя.
Сотру помаду губами
Жадно и грубо я,
Бедра сожму ногами,
Жаркую плоть сожру,
Слижу языком покорность,
Скользит не спеша по ножу
Пошлой любви повторность,
Просачиваясь в тебя.
Забываю, что стар и сед.
Спасибо, что ты пришла –
Завтрак мой и обед.

    41.валялась ты
Валялась ты в коленях у меня,
Мой член, как микрофон,
хватая в руки…
А я, перешагнув через тебя
К другой ушел от фальши
и от скуки.
Перешагнутая, ты продолжала
жить,
Я тоже жил, опять через других
ступая,
Но тайно мучаясь, ревнуя и
страдая,
Я продолжал тебя любить.
Себя за это презирая.
Я задавал себе наивные вопросы
И сам пытался дать на них ответ.
С лучами солнца высыхали
слезы-росы,
И в даль катилась череда
безумных лет.
Кто тот, другой, и перед кем ты
на коленях,
И чей в руках твоих упругий
микрофон?
И тайно я стою в твоих холодных
сенях,
И караулю, кто счастливец он.
Меня за горло душит
сука-подлость,
Но кто я , что я?
Нищий и изгой.
Заколотив гвоздями в ящик
гордость,
Ползу к тебе через порог чужой.
Открылась дверь, и  появилась ты –
Все тот же лоб
и непослушный локон,
И тела стройного абрис из темноты,
Из-под бровей невинный взгляд промытых чисто окон.
И вот уж я перед тобою на коленях
Пытаюсь что-то умное твердить,
Но гений в поэтических твореньях
Давно сумел меня опередить.
«Остановись, мгновенье, ты –
прекрасно!»
В тот миг, когда скатилася слеза,
Я мог слизнуть её, но всё напрасно –
Ты натянула шоры на глаза.
Прошу тебя, прости меня, родная,
Давай попробуем, по-новому
начнем,
Всю пошлость быта легче
принимая,

Пройдем по жизни, как по морде
кирпичом.
Ты испугалась, видно, не узнала
Во мне того, кто властвовал тобой.
В плаще дешевом, чучело с
вокзала
Склонилося лохматой головой.
И, хлопнув громко дверью перед
носом,
Оставив запах дорогих духов,
Ты скрылась, точно солнце за
откосом,
Не выслушав моих плохих стихов.
У жизни повороты не по карте,
И я не знаю, где лежит мой путь.
Но все равно, как кот ебливый
в марте,
К тебе пытаюсь я по пьяне
завернуть.

     42.осень наступила

Осень наступила.
Пора подводить итоги.
Голова поседела.
Устали ноги.
На молодых и красивых
По другому гляжу.
Раньше перепрыгивал,
Нынче – обхожу.
Время быстрой птицей
Влетело в новый век…
Вчера еще слышал:
- Молодой человек…
А сегодня:
- Папаша, дай прикурить!
От такого уваженья
Хочется выть.
Дал бы раньше в зубы
Ради озорства,
Да не стало больше
В драке мастерства.
Никому не нужен,
Отравляю небо,
Наплевали в душу…
Был я, или не был?
Брагу пил ковшами,
Водку стаканами…
Нынче от наперстка
Я неделю пьяный.
Заедал похлебку
Целым караваем,
Нынче –
Каши ложку
Мне на день хватает.
Баб хватал в охапку
И тащил в канаву,
А теперь упрашиваю
Я хромую Клаву.
Полюбил туманы,
Разлюбил рассветы,
Получаю от ****ей
Издали приветы.
Жизнь в угаре пьяном,
Как ее прожил?
Дали бы другую –
Снова повторил.

   43.люба С.

Люба С. была молчаливой,
А точнее – глухонемой.
Но казалась вполне счастливой,
Находяся рядом со мной.
Ее жажда животного секса
И стремленье понравиться мне,
Как желанье сдобного кекса
Через день оказаться в говне.
Я устал от слез и упреков,
Но без женщин я не могу.
Потому, не боясь намеков,
Я глухой протянул руку.
Вечерами мы напивались,
А порой уходили в запой
И неделями не расставались,
Окунувшись в секс с головой.
На полу, на кровати и «раком»,
Выжимая крики и стон,
Я любил ее долго и всяко
И ничуть не жалею о том.
День и ночь в непрерывность
слились
За пологом оконных штор
Две стихии в клубочек свились,
И любви не мешал разговор.

Мы в порыве безумья слившись,
Дожигали остатки лета,
И два сердца все тише и тише
Угасали под койкой где-то.
И когда уже рвало кровью,
И почти не осталось сил,
Я, по горло сытый любовью,
- Уходи! – ее попросил.
Уходила и вновь возвращалась,
Я ее опять принимал
И по-новому все повторялось,
То, что я вчера проклинал.
Где ты, Люба, глухая Люба?
Мне порой не хватает тебя…
Так мне хочется долго и грубо
Быть скотиной Любу любя.


    42.по плечампрокатились

По плечам прокатились вольно
Две волны золотых волос.
От непрошенной нежности больно,
Сердце в спазмах любви свелось.
Поцелуй бесконечно сладок,
Вишни спелые – два соска.
До истерики, до припадка
Радость в голову бьет у виска.
Твой язык мою грудь щекочет,
Рук забывчивость между ног –
Тело телу безумно хочет
Преподать красивый урок.
Все сплелось,
Все друг в друге тонет,
Я растаял и нет тебя.
В сладострастья протяжном стоне
Утонула гордость моя.

Я проснулся от сильного стука.
Задушили красивый сон…
Кто? Да это ж супруга – сука,
Мой домашний изящный слон.
Загремели кастрюли, чашки…
- Хватит дрыхнуть, сволочь,
вставай!
Нализался вчера у Машки
Так лечиться туда ступай.
Плюнул на пол и в стенку носом.
Снова скрип: - Вставай, крокодил.
Чтобы ты изошел поносом,
Чтоб трамвай тебя задавил.
Лень ругаться. Молчать
невозможно.
Даже в праздник покоя нет –
Та же круглая, постная рожа,
Тот же мясом набитый жакет.

А ведь было все по-другому…
Под собою не чуя ног,
На руках ее нес до дому –
Нежный тоненький стебелек…
Раскрывался бутон навстречу
Нежным ласкам, жадным губам,
И ложился на хрупкие плечи
Теплоты и любви туман.
Были сладкими миги-ночи,
Сердце будто одно на двоих,
И тонули влюбленные очи
В близоруких глазах моих.

Так уж жизнь устроена наша,
Годы даже любви не щадят,
И глаза мои кровожадно
На жену, как на жертву, глядят.
- Скорпион, шут, двуликий Янус!
Хоть бы, сволочь, за хлебом
сходил.
Сколько лет с тобой, гадом, маюсь,
Лучше б сонную удавил…

Не дождешься. Вопи на милость
Даже пальцем не шевельну,
Не впервые раскипятилась,
Не впервые грозишь «уйду!»

И куда все теперь девалось:
И тепло, и покой, и уют?
Ничего взамен не осталось
В доме, где тебя продают.
Где на каждое слово – десять,
Где на каждый упрек – толчок,
И уже не на шутку бесит
Безобидное слово «сморчок».
Я лежу и лениво ругаюсь,
Голова с похмелья трещит
Уболтать супругу пытаюсь:
- ****ь такая, пиво тащи.
Рассердилась. Пальто в охапку.
У порога: - Прощай, шакал.
Я, скорее всего, для порядка
Ей: - Покедова, жаба, - сказал.
- Возвращайся к себе в болото,
Жуй козявок, жри мух и траву.
Ненароком, быть может,кто-то
В твое царство запустит стрелу.
Дураков на Руси – избыток,
Только трезвые – по пальцам.
И ползущих в траве улиток
Так приятно давит подлецам.
- Отвали, дай поспать, скотина.
Дверь закрой с другой стороны…
И летит тяжелый ботинок
В толстый зад уходящей жены.

     43.мне любовь

Мне любовь ничего не дала,
Кроме смутных терзаний и боли,
Хоть другая с собою звала –
Не нашлось ни силы, ни воли.
Плыть в кильватере глупой любви
К маяку недоступного мыса
В сбитом килем гребне волны,
Как упавшая за борт крыса.

Вместе мы учились два года,
Но учеба не шла мне на ум,
И любви для меня, урода,
Наступил преждевременный бум.
Ты была недоступно красива
В белом платье из детского сна
И в шкатулке души носила
Те, единственные, слова.
Мне казалось, что ты бесплотна,
Не знаком тебе туалет,
Как богиня живешь вольготно,
Поглощая нектар на обед.
Я хотел попросить что-то сделать
- Пукни, что ли, в конце-то концов,
Чтобы дурь из башки улетела
И свободой дохнуло в лицо.
Стану я циничным и грубым
И скажу, что все бабы – грязь,
И пускай мне похабные губы
Подставляет любая мразь.
Я прошел через грязь и капризы,
Не испачкав душу в дерьме…
Ведь береза в осеннем стриптизе
Свое тело готовит к зиме.
Я судьбе за все благодарен:
Хорошо, что ты не дала,
Хорошо, что я не татарин,
Хорошо, что любовь была.
Хорошо, что я жил на свете,
Еще лучше, что ты жила,
Хорошо, что есть у нас дети,
Свой досуг и свои дела.
Как бы все у меня сложилось,
Если б стала ты мне женой?
Я бы спился, и ты запилась,
И замерзли б однажды зимой.
Уверяю тебя, Ритуля,
Даже в самом раскованном сне,
В сексуальном бреду июля
Ты не снилась голая мне.
Как шакал, подбирая падаль,
Утолял женской плотью прыть
И от этого трупного яда
Мне все больше хотелось жить.
Можно строить воздушные замки,
Но не факт, что в них лучше жить.
Лучше после нелепой драки
Помириться и крепче дружить.
Протяни свою хрупкую руку,
Я ее поцелую в кисть.
Внучке – ты, я – любимому внуку
Смело скажем: - Удалась жизнь.

   44я листаю

Я листаю страницы позора,
Я старею, но чище стою,
От дороги и до забора
В грязь втоптали любовь мою.
Я у женщин прошу прощенья,
Что любил и не долюбил,
Без особенного волнения
Звал богинями и грубил.
Тома, Люба, Эльга, Наташа,
Лена, Варя, Алина, Зинуля,
Валя, Галя, Ирина, Маша,
Катя К. и Орлова Юля.
Это те, кто сказали, что любят,
Половина – любили всерьез…
Щепки влет, когда сосны рубят,
Когда пилят – опилки слез.
Бог меня непременно накажет,
Жизнь уже наказала давно.
В домовину сырую ляжет
То ли ангел, то ли – говно.
Грешен я, что, давая надежду,
Ждущим счастья от ночи любви
Свое сердце изменами режу
На просвирки в Храм На Крови.

Может, это лишь месть?
Я не знаю.
За поруганный юный пыл,
За мечту, что сейчас проклинаю
И за то, что тебя не забыл.
За отказ той, что всех дороже,
Рядом быть, ощущать тепло,
Прикасаться губами к коже
Пуританским взглядам назло.
Может, месть за свою ненужность,
За свою ненастырность и лень,
За простую, как пень наружность,
За года и потерянный день.
Видел каждую ****ь царевной
И как самый последний псих
По своей простоте душевной
Осчастливить пытался их.
Луч прозренья разрезал тучу,
Лишь сейчас я придурок понял,
Что собрал бы всех милых в кучу
И на Риту Р. поменял.

     46.пронёс любовь

Пронес любовь длиною в жизнь
Я через сотни испытаний,
Я прыгал вверх и падал вниз
На идольство без притязаний.
И я могу себе сказать:
Не крал, не предавал, не должен…
Меня пытались наказать,
Но кто пытался – уничтожен.
И точно так же подлый мир
Сорвется с заданной орбиты
И в галактический сортир
Умчатся люди-паразиты.
Но мы, на атомы распавшись,
Найдем вселенский новый дом
И там, в молекулы собравшись,
Мы снова жизнь наладим в нем.

    Конец.