Гляциолог из Мейлвилла

 - А ну-ка, Дик, прочитай-ка нам лекцию по гляциологии…. Очень хочется послушать….
Шутка была хороша – в самый раз – достаточно острая, чтобы задеть за живое, но недостаточно хамская, чтобы вызвать никому не нужную здесь драку.  Сидящие в баре довольно загоготали. Последнее время эта шутка стала «дежурным блюдом» в баре «У белого кота», единственном месте, где могли собраться и нормально поболтать работяги после трудового дня на руднике «Бинчем Каньон». Тот, к кому эта шутка была обращена, привычно дёрнулся было ответить, но в этот раз решил промолчать – какой смысл, пробовал ведь уже не раз и не два… И сегодняшний вечер не предвещал ничего особенно нового в этом смысле.
    Дик Шултон, учитель географии местной школы, и сам не очень понимал, зачем он с завидной регулярностью приходит в этот бар. Ясно же, что ничего нового он не услышит: все разговоры были абсолютно предсказуемы, привычны и не сулили ничего интересного: кто с кем переспал, кто кому дал в морду и за что, бородатые анекдоты и обсуждение мастеров и начальства с рудника – вот, собственно, и все темы. Хотя, с другой стороны, надо же ведь куда-то ходить… В первый год после своего приезда Дик не ходил совсем никуда, ну, то есть, как сказать, не то, чтобы совсем никуда – на службу он ходил регулярно, вёл уроки в местной школе. А так – всё больше с книгами дома просиживал и в библиотеке копался . Дело кончилось плохо – через учеников до него дошли сведения, что местные работяги придерживаются о нём очень нелицеприятного мнения, говорят нехорошее и, в целом, не одобряют такой жизни. Проще говоря, его приняли за скрытого гомосексуалиста… А что – понять людей можно – невысокого роста, худощавого телосложения, с небольшой клинообразной бородкой, в шляпе и в очках, в поношенном дешёвом костюме он производил на местных не самое лучшее впечатление. Очень уж непривычным был его вид и манера речи – вежливая, вечно с чуть извиняющимися интонациями. Ещё и не общается ни с кем – ни с девчонками не гуляет, ни в баре не сидит… А непривычное всегда порождает опасения и домыслы… Конечно, никаким гомосексуалистом, ни «скрытым», ни «открытым», Дик никогда не был, хотя и не видел в этом ничего предосудительного или позорного. Сам себя (и для себя) он рекомендовал как «ислледователя Скалистых Гор» и «альпиниста-любителя». Хотя, если быть с собой до конца честным, какой из него, к чёртовой бабушке, «альпинист» - у него и снаряжения-то толком не было, на учительскую зарплату не особенно «разбежишься», и не учился он этому никогда – здоровье не позволяло. Врачи говорили, что у него что-то не то с сердцем. И правда, иногда, после быстрого подъёма, ему казалось, что сердце вот-вот выскочит у него изо рта, а потом, вдруг, оно как бы застывало на полсекунды, чтобы начать молотить с утроенной силой. По-честному, последнее время, Дик даже обижаться на такие шутки перестал. А что делать? Здесь, на севере штата Юта, люди были простые – с простыми заботами и простыми удовольствиями. Из поколения в поколение они работали на медном руднике, как их отцы и деды. Из поколения в поколение ходили в один и тот же, всё больше ветшавший, бар. И даже хозяин бара из поколения в поколение был, казалось, всё тот же – старика Дигги сменил молодой Дигги, а молодого Дигги сменит его сын, тоже, как ни удивительно, по имени «Дигги» и поразительно, но неуловимо похожий на отца и деда вместе. Работа, заработок, вечер у телевизора с толстухой-женой  или в баре с такими же, как они работягами, телевизор с пивом по вечерам, сын-оболтус в своей комнате снова слушает какую-то дрянь, а дочь-потаскуха опять упёрлась с подругами к кому-то в гости… Каждый день похож на предыдущий, а завтрашний – будет похож на сегодняшний. Так что, если по совести, Дик был их единственным раздражителем и развлечением в размеренном ритме жизни городка Мэйлвилл. В целом, люди они были неплохие и по-своему понимавшие разницу между добром и злом. Кто, в конце концов, упросил, тогда ещё живого, старика Дигги протрезветь хоть раз в жизни, чтобы отвезти Дика в близлежащую больницу соседнего города, когда у него случился острый приступ аппендицита? Конечно, было бы лучше вызвать машину прямо на место, но, как назло, единственный телефон в городке, стоявший в полицейском участке, оказался недоступен. Сержант Райли, могучий, краснорожий и мордатый парень – единственный полицейский в городке, оказался убывшим по своим, безусловно, служебным и суперважным, делам (опять, наверное, у какой-нибудь очередной девчонки дома «проводил расследование»). Конечно, это каменный век – иметь один телефон в городке во второй половине 20го, как-никак, века. Но, как говорится – чем богаты…Короче, «участок» был закрыт на большой висячий замок.  Так что, позвонить варианта не было. Дик не забыл, как тот самый, пошутивший над ним Крис, орал на старика Дигги, призывая на его голову и головы всех его родных до третьего колена все возможные кары, включая кары явно сексуального характера, если тот не поторопится протрезветь и сесть за руль своей развалюхи. Дику тогда повезло – довезти его успели. Врач сказал, что ещё бы полчаса и можно было бы заказывать отцу Дениэлю заупокойную службу по безвременно усопшему учителю географии. Так что – грех было на этих людей жаловаться – как везде и как все. Кстати, раз уж речь зашла об отце Дениэле – это была вторая «достопримечательность» городка. Сухонький старичок, в старом, застиранном, но неизменно опрятном, костюмчике священника почти не выходил из своей церкви, куда он собирал прихожан на молитву с 19…, Бог знает, какого года. Всегда в сопровождении бродячей собаки или кошки, которые к нему так и липли, надо сказать, он появлялся на улице редко – только за продуктами или если к больному или умирающему звали. Чаще своё свободное время он проводил, как и Дик, в прохладном летом и тёплом зимой здании городской библиотеки, читая, практически, всё подряд и почти без разбору. Сам он говорил, что, таким вот образом, прочитал почти всю библиотеку, поэтому в городе он слыл чем-то вроде ходячей энциклопедии. Правда, видимо от отсутствия системы в чтении или по причине старости, знания его носили часто настолько сумбурный и отрывочный характер, что Дик просто диву давался поначалу. Отец Дениэль, например, до сих пор был убеждён, что никакой Антарктиды не существует, а Австралию путал с Австрией и всё возмущался – как это Гитлер смог туда добраться и аннексировать целый континент? Но, при всём том, необходимо сказать, что отец Даниэль был, пожалуй, самым добрым человеком в городе и только он один без усмешки и до конца выслушивал Дика, когда тот начинал говорить о «карнизе».
    Собственно, из-за этого чёртова скального образования и начались все несчастья Дика Шелдона в Мейлвилле. Дело в том, что во время очередной горной прогулки он обнаружил интересную вещь… Город Мейлвилл стоял в седловине между двумя перевалами и был расположен на редкость удачно: зимой перевалы защищали его от слишком больших снегопадов, а летом по седловине, как по аэродинамической трубе, приносило свежий воздух с предгорий. Всё бы хорошо, если бы не одно «но». Как раз над городом, на кромке перевала образовался очень неустойчивый карниз. Дело в том, что Скалистые Горы, это Дик знал хорошо, являются одними из самых древних на земле. Поэтому, следы эррозии на них видны очень ярко. Порой они преображаются в причудливые статуи или барельефы, порой камни, стоящие на двух или трёх точках, удерживаются на своих местах словно по волшебству… А здесь случилась другая, куда более опасная, как считал Дик, игра природы. Порода на гребне перевала выветрилась, истончилась, потрескалась и, казалось, была готова обрушиться в любой момент. В жаркие и сухие летние месяцы эта проблема была не так очевидна, как зимой, когда на, и так уже истончившийся и потрескавшийся, слой породы наваливалась сверху огромная гора снега. Последние годы зимы в Мейлвилле, как назло, выдались снежными и ветреными. Дик очень опасался, что карниз не выдержит нагрузки и вся огромная масса снега рухнет на городок, похоронив его обитателей заживо. Ещё год назад Дик забил тревогу. При любой встрече он говорил с людьми о «карнизе», он объяснял им, насколько опасна сложившаяся ситуация, он твердил им, что нужно обратиться к руководству горнодобывающей компании, чтобы та прислала инженера для проверки «карниза» и приняла меры по защите города. В прошлом году, летом, он даже прочитал в городке ту самую, будь она неладна, «Лекцию по гляциологии», где попытался убедить жителей в своей правоте и в необходимости срочных действий по спасению города от неминуемого разрушения. До сих пор ему было мучительно стыдно, когда он вспоминал эту «лекцию»… Чем она кончилась? Можно сказать – ничем. А можно сказать, что для него она кончилась потерей всего в жизни. Некоторые жители тогда вняли его призывам и написали руководству компании письмо с просьбой прислать инженера для проверки состояния карниза. Инженер «проверил». Ну, что значит «проверил инженер» мы все с вами понимаем – приехал мужчина, очень тучный и сильно в возрасте. Естественно, ни в какие горы он не полез, а предпочёл провести свою командировку с бОльшей пользой – вместе с мэром городка они превесело отдохнули пару дней у горного озера в охотничьем домике мэра в компании двух вполне себе привлекательных молодых особ из числа местного населения и большого количества виски. Так что доклад, по словам мэра, был составлен очень обстоятельно и развёрнуто, с полной опорой на факты и всесторонние исследования предложенного материала. К тому же, «инженер» из офиса был вполне себе дипломированный и серьёзный специалист, а Дик – ну, кто такой Дик? Альпинист-любитель? «Гляциолог»? Не смешите людей… И что с того, что сам инженер в горы не ходил? Он с людьми знающими поговорил – с Крисом, со стариком Дигги, который в этих местах по молодости и глупости всё излазил, с другими.  А за Диком теперь намертво закрепилось прозвище «Гляциолог», его за глаза даже дети в школе так называли, ну, которые постарше, конечно. А те, которые помладше, просто знали от родителей , что он – сумасшедший, и всерьёз его слова воспринимать не надо. Один только отец Дениэль помогал, чем мог – книги приносил, выслушивал… Но и он, после визита «инженера», стал мягко высказывать Дику соображения в том смысле, что «на всё воля Божия», «Поживём-увидим», «Время – лучший судья», «Всегда ведь так было, надеюсь, не попустит Господь и в этот раз» и всё в таком вот духе. Однако, Дик не унимался. Он продолжал разговаривать с людьми в баре, в магазинах, на заправке, на родительских собраниях и вскоре, как и полагается в таких случаях, место городского сумасшедшего за ним закрепилось окончательно.
    Но сегодня Дик решил пойти на крайнюю меру – он решил выйти с плакатом к зданию городской управы и не уходить оттуда до тех пор, пока он лично не получит от мэра города полных и исчерпывающих гарантий того, что вопрос с карнизом будет решён так или иначе. Терять ему было нечего: на службе ему уже не раз и мягко, и жёстко рекомендовали написать заявление «по собственному» (особенно после того, как он стал прилюдно рассказывать об известных ему обстоятельствах проведения «проверки». Оно и понятно – одна из двух вполне себе юных особ была дочерью местного директора школы), друзья от него отвернулись (и правда, как можно общаться с человеком, который не выпить по-человечески не в состоянии, ни повеселиться, всё время ходит хмурый и говорит только о «чёртовом своём карнизе»). Даже девушка от него ушла. Погрустила-погрустила, подумала-подумала и решила, что веселее и легче ей общаться с сыном владельца местного автосервиса – весёлым и компанейским парнем «без лишних комплексов и зауми», который, к тому же, давно и безуспешно за ней «волочился». Пусть он и не такой «умный и образованный», как Дик, и пусть «книжек столького не читал» - зато с ним весело и легко. Так что потерь никаких уже вовсе не предвиделось – всё, что можно, уже было потеряно раньше. Дик даже плакат приготовил – на большом листе бумаги написал «Спасите ваш город». С этим-то плакатом Дик и намеревался выйти сегодня вечером к мэрии. А к «Белому коту» попал просто по дороге – решил пропустить стаканчик «для храбрости», потому, что даже в студенческие свои годы он не участвовал ни в каких «волнениях и безобразиях» и трусил, надо это признать, отчаянно.
    Так он и оказался возле городской управы. Походив для смелости несколько минут около входа, он повернулся к тротуару и развернул свой самодеятельный плакат. Сначала ничего не происходило. Минут через пятнадцать появился помошник мэра и спросил в том духе, что нужно около здания городской управы уважаемому господину учителю? Получив ответ, что Дик твёрдо решил не позднее, чем сегодня, окончательно решить вопрос с безопасностью города, помошник неслышно растворился в дверях. Ещё через полчаса, когда уже стало темнеть и загорелись первые фонари, на своём патрульном пикапе прикатил сержант Райли и поинтересовался, не пора ли сворачивать всю эту, как он выразился, «лабуду» и идти домой пить пиво? Получив от Дика настоятельный ответ, что тот собирается стоять на этом месте «хоть до скончания века или до решения вопроса», сержант покачал своей бычачьей головой, покряхтел и со словами «ну, как знаешь, парень, сам смотри» тоже исчез в здании мэрии. Ещё через час, когда уже почти стемнело, из здания вышел сам господин мэр. Надо сказать, что мистер Уитли был человеком вовсе не злобным, вполне себе семейным (ну, кроме «охотничьего домика» - мы же помним…) и не желающим на свою голову никаких неприятностей от начальства из горнодобывающей компании. Мистер Уитли, как умный человек, сначала сделал вид, что видит Дика впервые. Слегка замедлив свои и так неторопливые, полные достоинства и чувства собственной значимости, шаги, мистер Уитли приблизился к Дику и сказал «Ээээ?». Может это было даже и не «Ээээ?», но Дик к тому времени уже порядочно замёрз, потому что начался дождь со снегом и подул пронизывающий влажный ветер. Поэтому Дик понял только, что господин мэр интересуется у него, чем это он тут вечером занят? Как мог, замёрзшими и немеющими губами, Дик объяснил уважаемому сановнику, чего ему, собственно, здесь надо, присовокупив к этому ещё и пару фраз об инженере, проверке, охотничьем домике и прочих прелестях жизни многоуважаемого градоначальника. Выслушав без единого звука гневную речь, мэр сначала побагровел, потом посинел настолько, что Дик испугался, как бы мистера Уитли не хватил удар, потом, наконец, побелел, как извёстка, и молча ушёл в здание городского управления. Буквально через минуту из здания пулей вылетел краснорожий Райли и, подскочив к Дику в упор, начал на него орать, что сейчас арестует Дика, как нарушителя общественного спокойствия, стал требовать предъявить разрешение на пикет и, в конце концов, закончил свою тираду словами, что таких вообще, стрелять мало – клевещут на уважаемых людей и антигосударственной пропагандой занимаются. В этот момент, при упоминании клеветы и антигосударственной пропаганды, на лице сержанта Райли отобразилась некоторая работа мысли и уже  гораздо спокойнее он объяснил Дику, что отвезёт того в ближайший город в полицейский участок с камерой, где Дику предстоить провести сегодняшнюю ночь и хорошенько подумать о своих словах мэру и перспективах дальнейшего проживания в Мейлвилле. Как будто что-то решив для себя, Райли выгнал свой пикап со стоянки и жестом пригласил Дика садиться на заднее сидение. Тем и кончился его «пикет». Если честно, Дику было до крайности больно, что никто из жителей так и не поинтересовался у него – чего он тут стоит и чего хочет добиться. Люди, как обычно, шли по своим делам, прогуливались, спешили на вечерний бейсбол или просто шли «пропустить вечернюю рюмочку». Редкие прохожие показывали на него пальцем и с ухмылкой что-то говорили своим спутникам. Никто так и не остановился и так и не подошёл к замёрзшему и трясущемуся на ветру Дику. В тот момент ему даже казалось, что всё было зря. Он был даже рад ехать в тёплой и уютной машине сержанта Райли в полицейское управление – здесь можно было хотя бы согреться. К тому же, для себя, Дик твёрдо решил, что вернётся в Мейлвилл только ненадолго, чтобы забрать свои вещи из маленькой неуютной квартирки, которую он снимал при средней школе. Он твёрдо решил что, при первой же подвернувшейся возможности и как можно скорее уедет из города. После сегодняшнего инцедента находиться в Мейлвилле уже не было для него никакой возможности. В конце концов, он сделал всё, что было в его силах. Даже в полицию, вот, попал, и как дальше повернётся его жизнь, Дик совершенно не знал.
    В Уэйле, в полицейском управлении, куда Дик и Райли доехали через час сумбурного, метельного и дождливого пути, их встретила странная тишина. На месте был только дежурный.
- Привет, Райли. Повезло тебе, а?...А я вот тут буду сидеть в такую ночь – полчаса только осталось ведь.
- Полчаса до чего?,- поинтересовался Райли, препровождая Дика в решетчатую каморку, которая изредка использовалась для содержания местных перебравших и буйных.
- А ты, как будто, не знаешь?,- удивился местный сержант,- сегодня новый пласт медной породы открываем. Народищу наприехала – куча. Из самого Нью-Йорка, говорят, хозяин сам с супругой и детишками прикатил. Фейерверк будет – закачаешься. А уж взрывчатки в слой заложили – только держись. Так бабахнет – всем Скалистым Горам тошно станет. А у вас, что, ничего про это не слышали?
- Слышали-слышали,- прогнусил с набитым ртом Райли,- только не поехал никто. Народ такой – грейдером с месте не сдвинешь. По телевизору, говорят, смотреть будут. Весь город, небось, уже у «ящика» сидит. А я вот – с заморышем нашим возись. Слышь, Шон, может приглядишь за ним до утра, а? А я пойду – пройдусь маленько, а?
    Шон насупился, но согласился. По здравому размышлению, оно и правильно, если рассудить по правде. У Райли почти выходной, а он, Шон Делинджер, всё равно на дежурстве. Так что, ладно, пусть Райли «прошвырнёт молодые кости» по городу, а уж он за арестованным приглядит.
- Когда, хоть, бахать-то будут?, - спросил расслабившийся от неожиданного и внепланового отдыха Райли.
- Да не, не успеешь уже, минут через пять должны взорвать, в 22-30, вроде, говорили.
- Не успею до рудника, туда, считай, километра два топать,- вздохнул Райли,- ну ладно, хоть салют посмотрю…
    В этот момент Дика как будто толкнул кто в бок. Он совсем уже было придремал, согревшись в уголке камеры, но в один момент сон, как рукой сняло.
- Бахать?,- спросил он в ужасе глядя на Райли.
- Ну да, а чё такого? Тут кажные лет десять-пятнадцать считай новый пласт породы от горы отрывают взрывчаткой, а потом его потихоньку разбирают. Последний раз, помню, мальцом ещё был, с батей мы сюда, царствие ему небесное, ездили. Лет, что-то восемь мне, что ли, было. Вот тогда бахнуло неслабо – думал горы мне на голову упадут, такой грохот стоял, и тряслось всё, как пудинг. Оно, сам понимаешь, «гляциолог», ДИНАМИТ – это тебе не глобусы-шмобусы по классу катать…. , - Райли загыкал, довольный своей шуткой.
- Так нельзя же! Там же карниз! Там же снег мокрый!,- заорал Дик, как ненормальный.
 - Расслааааабься, «гляциолог»,- протянул Райли,- чё тебе и здесь неймётся? Мало тебе, что мэра, хорошего мужика, обидел. Теперь тут орать собираешься? Будешь орать, ща дам тебе раза в зубы и всё… Чё тебе – больше всех надо что ли? Самый умный тут нашёлся, дерьмо-собачье?
    Видно было, что Райли «входит в раж» и, распаляя сам себя, уже готов и правда применить к задержанному «разумное и уместное в сложившихся обстоятельствах физическое насилие».
- Ну, нельзя же, там же снег, лавина же будет,- пытался докричаться до сержантов Дик.
- Сиди на жопе ровно,- сказал уже Шон и выразительно побрямкал дубинкой о ладонь,- целее будешь.
- Вы не понимаете,- не унимался Дик,- надо срочно звонить взрывникам, надо отменить взрыв, карниз не выдержит и лавина сойдёт на Мейлвилл….
- Успокойся ты, гнида, не мешай спать,- сказал Шон, потому что Райли, не дослушав конца диалога, вышел из управления смотреть фейерверк.
В этот момент грохнуло так, что казалось сама Земля стонет и ворочается под ногами, стёкла в здании затряслись и задребезжали, пол заходил ходуном и всё пространство наполнил тоскливый то ли низкий собачий вой, то ли гул от сдвижения пластов породы. Потом «ухнуло» так, что заложило уши, земля ещё немного потряслась и успокоилась. В этот момент издалека послышался свист фейерверка и многоголосый праздничный шум толпы.
- Ну вот и всё, а ты боялся, «детка»,- Шон осклабился,- всё, давай спать.
    Это была самая ужасная ночь в жизни Дика. Видимо, от утомления и нервного потрясения, он заснул почти сразу, но всю ночь его мучили кашмары, в которых краснорожий Райли вместе с не менее краснорожим, но худощавым, Шоном качали и ломали горы, сбрасывая камни и снег на города и деревушки.
    Утром, когда Шон ещё спал, в дверь управления ввалился похмельный и злой Райли, пахнущий дешёвыми сигарами и со следом от женской помады на воротнике рубашки. Левая сторона его лица начинала ощутимо опухать, вследствие, видимо, столкновения с неодолимо твёрдым препятствием, а под левым глазом сидела наливающаяся синевой «гуля».
- Вставай, бездельник, мать твою так, поедем обратно. Суд сегодня закрыт, выходной в городе в честь праздника. Придётся ещё раз сюда тащиться уже завтра,- Райли был явно зол и опустошён, от вчерашнего веселья не осталось и следа.
- Ну Вы хоть позвоните в Мейлвилл,- взмолился Дик,- Пусть скажут, что у них всё в порядке. Может, надо Службу спасения вызывать?
- Заткнись, ты, интеллигент херов. Кому я там звонить буду? Телефон один в участке, а я тут с тобой вожусь. Поехали….
Час в дороге тянулся мучительно и бесконечно долго.
Когда же Дик с Райли выехали на гребень, с которого уже должен быть виден город, их глазам предстало странное зрелище – города не было. Просто не было, и всё. Горная дорога обрывалась, упираясь в сплошную стену из снега и льда, заполонивших собой почти всё пространство седловины, где когда-то был город. Чистая и яркая в свете вышедшего солнца поверхность льда блестела нестерпимо ярко и резала глаза до слёз. Лёд был так чист и бел, что казалось непостижимым и нереальным существование прямо под ним обломков, грязи, боли и смерти.

Фафанов М.Г.
03.08.2015.