Изломы судьбы

           «Достойно вести себя, когда судьба благоприятствует,
            труднее, чем когда она враждебна».
                Франсуа де Ларошфуко

Мальчишка на старом портрете
Четыре столетья подряд
Глядит, как в мистическом свете
Земные эпохи горят.
Ему лет двенадцать, не больше.
Что далее предположить?
В Германии, Фландрии, Польше
Он мог бы, наверное, жить,
Маркизом быть или бароном,
А детство пажом провести
И рядом с сиятельным троном
Беспечно и гордо расти.

Он мог бы заняться карьерой,
В гвардейских рейтарах служить,
Как водится – правдой и верой…
Что далее предположить?
Наверное, к юной графине
Он сватался лет тридцати,
Конечно, мечтая о сыне,
О том, чтобы счастье найти
В уютной семейной берлоге...
Но тут приключилась война!
И вот он – в походе, в дороге,
Где славой звенят стремена.

Не сразу клинок обнажённый
Получится в ножны вложить,
Коль тянется век прокажённый.
Что далее предположить?
Железная конница скачет,
Пехота шагает в пыли,
Европа дымится и плачет,
Смеются и пьют короли.
Солдаты насилуют пленниц,
И тешится страшной игрой
Испуганный мир, как младенец.
А где наш отважный герой?

Под скрежет пронзающей стали,
Под яростный пушечный гром
В одной из кровавых баталий
Героя разбило ядром.
Пока же он бренное тело,
Лечил, позабыв про дела,
Наследство в трубу улетело,
Невеста к другому ушла.
И вот, как подбитая птица,
Едва лишь поднялся с одра,
Решил он с Европой проститься,
Собрался в державу Петра.

Отдав на оплату хирургу
Заслуженный орден и бант,
Поехал герой к Петербургу,
Допустим такой вариант!
А там иностранцам потеха,
Не зря за дворцовой стеной
Грохочет весёлое эхо,
Летит над угрюмой страной,
Что брошена в бездну разгула
По прихоти властных мегер.
Герою судьба подмигнула,
И вот уже он – камергер.

Но смерть не сбивается дважды,
Блуждая по грани веков, –
Жена государя однажды
Его пригласила в альков.
За ласковый взор кто откажет
И в самое пекло войти,
Уж если царица прикажет?!
Да только с царём не шути!
На плахе ты голову сложишь,
Чтоб воронов ею пугать...
И что тут ещё предположишь?
Тут нечего предполагать.

Герой тридцатипятилетний
Под пыткой уже не герой,
Лишь слухи да тёмные сплетни
О нём долетают порой.
А вот на портрете старинном
Мальчишка, неведомый нам,
Из прошлого взглядом невинным
Всё рвётся к иным временам,
Туда, где монаршию милость
Ему бы пропела труба.
Но в жизни – иное случилось.
И что тут поделать? Судьба...

Автор портрета и молодой господин, запечатлённый на нем, мне неизвестны. Эти стихи – попытка представить его судьбу, придумать вариант биографии. Отдалённым прототипом мне послужил Виллим Монс – брат Анны Монс, фаворитки Петра Великого, камергер Императорского двора. Казнён за недопустимую привязанность, которую питала к нему императрица Екатерина.

Существует рассказ о том, что в конце XVIII века княгиня Екатерина Романовна Дашкова, проверяя счета Российской академии наук, наткнулась на необыкновенно большой расход спирта, и прониклась соответствующими подозрениями. Но вызванный к начальству смотритель Яков Брюханов рассказал, что спирт употреблялся не сотрудниками Академии, а на научные цели – для смены раствора в больших стеклянных сосудах с двумя отрубленными человеческими головами, мужской и женской, около полувека хранящимися в подвале. Далее смотритель поведал жуткую историю, будто бы при государе Петре I жила необыкновенная красавица, которую как царь увидел, так тотчас и повелел обезглавить, а голову поместить в спирт в Кунсткамере, дабы все и во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси, мужчина же был неким кавалером, замеченным в связи с императрицей. Дашкова заинтересовалась историей, подняла документы и выяснила, что заспиртованные головы принадлежат молодой придворной даме Марии Гамильтон и камергеру Виллиму Монсу. Головы осмотрела и императрица Екатерина II, подруга Дашковой, после чего приказала их закопать в том же подвале.

По некоторым сведениям, голова Виллима до сих пор находится в Кунсткамере, а о голове Марии Гамильтон существует следующая легенда. Голова хранилась заспиртованной в стеклянной колбе. Однажды спирт кем–то был использован по прямому назначению, а голова исчезла. Обеспокоенные хранители музея обратились к морякам стоящего напротив Кунсткамеры корабля с просьбой найти экспонат. Моряки пообещали, однако корабль ушёл, и матросы надолго пропали. Через год они появились в музее и предложили взамен одной головы три других, тоже женских.