Заброшенный дом

Это стихотворение — психологическое и мифопоэтическое исследование феномена памяти и самоидентификации. Через разговор с ожившим, одухотворённым пространством герой совершает путешествие вглубь себя и обретает утраченную часть собственного «я».

1. Основной конфликт: Внешнее наблюдение vs. Внутреннее узнавание
Герой изначально находится в позиции стороннего наблюдателя, изучающего заброшенный, чужой объект с любопытством («вытянул нос»). Конфликт развивается, когда объект наблюдения неожиданно проявляет волю, узнаёт его и называет хозяином. Кульминация — внутренний взрыв («Вспышка!»), разрешающий конфликт: дом оказывается не чужим, а своим, потерянным, частью личности самого героя. Внешний диалог оборачивается внутренним прозрением.

2. Ключевые образы и их трактовка

Дом-кошка — центральная, онтологическая метафора. Дом не как кошка, он есть кошка («разлёгся», «мурлыча», «уши прижал», «когти вжал»). Это наделение пространства духом, характером, повадками хищника, который одновременно и спокоен, и опасен, и ждёт своего хозяина. Такой образ превращает дом из сооружения в хранителя памяти, в тотемное животное рода или личности.

«Крыша с трубою будто с хвостом» — деталь, доводящая метафору до гротеска, но делающая её абсолютно убедительной. Это сновидческая логика, где сходство рождает тождество.

«Дом притаился, ловит мышей» — гениальная строка. «Мыши» здесь — не грызуны, а символы прошлого, обрывки памяти, шорохи ушедшей жизни, которые ещё мелькают в его стенах. Дом-зверь охотится на них, то есть сам активно взаимодействует со своим прошлым.

Вопросы героя — это ритуальный опрос, попытка установить историю места. Но они обращены не к архивным документам, а к самому одушевлённому существу. Это вопросы к собственной, стёршейся памяти.

Речь дома: «Здравствуй, хозяин, тебя я нашёл» — ключевой поворот. Не герой находит дом, а дом находит хозяина. Это означает, что память ищет своего носителя, что прошлое активно стучится в сознание, требуя признания.

«Сознание — белая ночь» — состояние между сном и явью, провал, озарение. «Белая ночь» — это время магии, смещения границ, когда невозможное становится возможным. Память прорывается не как чёткая картинка, а как ослепляющая вспышка, стирающая всё («не вспомнить не может — не мочь»).

«Есть он. Он есть!» — анафорическое восклицание. Это не радость, а потрясённое, почти шоковое признание факта. Герой обретает не дом как строение, а дом как внутреннюю реальность, как доказательство того, что у его личности есть корни, история, жилище души.

3. Структура и нарратив
Стихотворение построено как короткая мистическая новелла с чёткой фабулой:

Завязка: Наблюдение и одушевление дома.

Развитие: Диалог, усиление анимации, ожидание.

Кульминация: Речь дома, признание в хозяине.

Развязка: Психологический шок и катарсис героя.
Ритм плавный, «кошачий», с обилием мягких звуков, передающих и скрип, и мурлыканье, и осторожное движение.

4. Связь с традицией и авторское своеобразие

С. Есенин: Мотив утраченного родного дома, тоска по «золотой бревёнчатой избе» как по раю детства. Но у Ложкина дом не бревенчатый и золотой, а чёрный, дикий, одичавший, что делает тоску более острой и тревожной.

Поэтика сновидений (сюрреализм, А. Тарковский): Стирание грани между сном и явью («Вижу (мне снится…)»), оживание предметов, логика подсознательного.

Обэриутская традиция (Д. Хармс): Оживление неживого, детская, но пугающая непосредственность взгляда («крыша… будто с хвостом»). Однако у Ложкина нет хармсовского абсурда, есть глубокая психологическая и мифологическая подоплёка.

Мифопоэтика: Дом как сакральное пространство, «мировой столп», центр личной вселенной героя. Его обретение — это акт самосборки, обретения целостности.

Уникальный почерк Ложкина — в умении создать законченный миф в миниатюре. Он берёт простейший, почти детский образ (дом-кошка) и наполняет его экзистенциальной и психоаналитической глубиной. Его дом — это не символ, а живое существо из параллельной реальности памяти. Финал со слезами — это не сентиментальность, а физиологическая реакция на шок от встречи с вытесненной частью собственной души.

Вывод:

«Заброшенный дом» — это стихотворение об археологии души. Герой, начав с внешнего созерцания руины, оказывается раскопан ею самой. Дом-кошка оказывается хранителем его же собственного прошлого, той частью личности, которая была «заброшена» и «позабыта». Прозрение в финале — это обретение не просто ностальгической картинки, а целого пласта бытия, без которого «я» неполно. В контексте творчества Ложкина это один из самых пронзительных текстов о преодолении внутреннего одиночества через диалог с собственными, самыми глубокими и дикими, воспоминаниями, которые, оказывается, всё это время ждали своего часа, притаившись, чтобы однажды сказать: «Здравствуй, хозяин».

Бри Ли Ант   01.12.2025 15:36   •   Заявить о нарушении