Промах, который был попаданием

День не удался. Он ни просто не удался, он не удался во всех отношениях. Я проспала, опоздала, выслушала заслуженный и не заслуженный выговор, села не на тот автобус, попала под дождь, поругалась со всеми ближними и дальними, забыла зарядить телефон… И теперь, чувствуя, как в ботинках хлюпает вода, я возвращаюсь домой. Но и дома цепь моих неурядиц продолжается: младшие сестры затеяли скандал, братишка оставил на полу грязные океаны с песчаным дном, мама так устала от всего этого, что просто пошла спать, а папа с хмурым видом старается восстановить домашнюю гармонию. Кое-как добравшись до комнаты, я падаю на кровать. Через несколько секунд что-то щелкает и лампа выключается.
– Папа, у нас нет света! – слышу я крики за дверью.
“Только этого ещё не хватало”, – думаю я, и вдруг меня захлестывает волна какого-то неоправданного спокойствия. Будто устав от напряженного раздражения, я смеюсь сама над собой и говорю шутливо строгим голосом: “Соберись, тряпка! Завтра всё будет не так уж и плохо. Просто есть дни, которые нужно пережить”. Я закрываю глаза, и в памяти всплывает незатейливая картинка.
Когда я была маленькой шестилетней девочкой (хотя тогда, разумеется, я считала себя очень взрослой шестилетней девочкой), мы с семьей каждое воскресенье лета ходили в парк. Моим самым любим местом в том парке был небольшой тир под открытым небом. Устроил его добрый простой мужик, которого все, от мала до велика, звали Палычем. Кажется, когда-то он работал физруком в школе, а потом как-то не сложилось, вот и перебивался, как придется. Люди Палыча любили, и тир его пользовался большой популярностью у мальчишек. Да и папы частенько, пока их дети кружились на карусели, подходили стрельнуть пару раз.
– Здравствуйте! –  говорю я тоном правильной воспитанной девочки и протягиваю Палычу пять рублей.
Он откладывает в сторону старенькую винтовку, вытирает черные масляные руки о штанину. Его густые усы смешно вздрагивают и расползаются в улыбку. Он наклоняется, чтобы лучше меня рассмотреть, а я совсем его не боюсь. Мне нравится, что он пахнет бензином, что рукава у него разной длинны, а из кармана торчит отвертка.
– Здравствуйте, леди! Так, я вам должен десять пулек, – говорит он, и протягивает мне алюминиевую крышечку от трехлитровой банки, в которую насыпаны пульки. Причем я точно знаю, что пулек он насыпал мне чуть больше, чем должен был.
И вот я мысленно выбираю себе консервную банку, целюсь в нее, неумело щуря один глаз. Бах! Я слышу звон алюминия и аплодисменты стоящих рядом мужиков. Открываю глаза и вижу, что… Упала соседняя банка!
– Молодец! Стрелок из тебя что надо! – одобрительно улыбается Палыч.
– Знаете, а я в другую банку целилась, – доверчиво шепчу я ему.
Он внимательно смотрит на меня, потом оглядывается и, убедившись, что публика не слышала моих слов, наклоняется ко мне.
– Никому не говори об этом. Ведь главное, что банку ты всё-таки сбила, – подмигивает он мне он и протягивает выигранный чупа-чупс…
С тех пор в моей жизни был много не тех банок. Я приходила на праздник, где очаровывала всех, и только он единственный смотрел совсем в другую сторону. Я ехала на олимпиаду в другой город и занимала первое место. Все поздравляли меня и не понимали, почему я грущу, ведь никто не знал, что ехала я ради встречи с подругой, которая не состоялась. И всегда, достигая совсем не того успеха, я вспоминала Палыча.
– Банку ты всё-таки сбила.
Может, это хорошо?..
Открываю глаза. “Да, кажется, сегодня я даже соседней банки не сбила”, – думаю я и снова улыбаюсь. На ощупь беру гитару и, спотыкаясь о ковер, иду в комнату сестренок.
– Не спите? Спеть вам, что ли?
Они, конечно, не спят, а лежат и смеются на одной кровати, укрывшись с головой.
– Ура, ура! Спой, пожалуйста!
– Только тихо, – строго говорю я, листая тетрадку с аккордами. – Ну-с, с чего начнем?..
Младшая сестренка засыпает посередине первой песни. Старшая, стараясь её не задеть, выползает из-под одеяла и перебирается в свою постель. В комнате темно, и только фары изредка проезжающих машин освещают серые от старости занавески. А я сижу и пою про старинный замок в Ронсевале, про маленького гномика с волшебным фонариком, про Белую Гвардию, первую любовь и Алые Паруса. А сестренка слушает, чтобы в конце сказать мне: “Спасибо… Спокойной ночи, Ангела-Хранителя, сладких снов!” И мы, конечно, не знаем, что скоро вырастем, что сестры мои организуют свою рок-группу, а я перестану лить слезы из-за того мальчишки. А еще мы не знаем, что в жизни окажется промахом, а что – попаданием.
Мы просто сидим. И нам хорошо.

июль 2017