В тени колоссов. Ч. 2

Хотел на лестнице себя спасти,
И там убила тьма мечты о свете.
Я выронил из черепной кости
Гляделки, и они, отрикошетя
От каждой встреченной ступени,
Запрыгали на дно вертлявым пенни.

В итоге штопором мой взгляд проткнул
Колодец лестичный и стал тянуть
И падать, словно суицидный гул
Сломавшего одним ударом грудь, -
Казалось всем, - неуязвимого доспеха
И без того раздавленного эха.

Обжегши о ничто глазное дно,
Я стал искать пристанища у высей,
Но там свисало близко полотно,
Готовясь совершить коварный лисий, -
Не отразишь! - бросок в кусок напротив
Стоящей неподвижно в поте плоти.

Задвигались навстречу стенам стены,
Ладонь сжимая в жилистый кулак.
Набухли провода и вздулись вены,
Был в ярости поехавший чердак.
Он осыпался и блажил побелкой,
То злобою давясь, то дрожью мелкой.

В углу ползучий кабельный удав
Вдобавок зашипел: «Иду на вы», -
И, мне опомниться совсем не дав, -
Такие были были, на беду, новы, -
Пополз стремительным рывком ко мне,
Похожему на груду из камней.

Объятый паникой и страхом лютым,
Себя не помня, быстро вниз бежал.
Мне чудились в глазах огни салютом,
А за спиной спешил поспеть кинжал.
Ступень к ступене, за пролетом пролет.
Кто не горел в печи, тот не поймет.

Прошел рубеж, и вот на воле я.
Хочу парить орлом, и даже выше
Крылатого животного летя,
Но кто-то там клеймо запрета вышил,
И гематомами даль изувечил,
Так что навзрыд вопил печалью вечер.

И что увидел я? Да это же...
Плывущие в туманном океане
Жилые льдины со следами ветоши,
Охотящиеся во мраке, а не
Праздные зеваки-Вани: подъезд
Меня мгновенно съест в один присест.

Я попытался биться с великаном,
Но как взглянул он пауком в сто форточек
И заревел клокочущим вулканом,
Так мигом я упал, не в силах с корточек
Подняться, чтобы убежать хотя бы,
Такие были у беды масштабы.

А небоскреб продолжил надвигаться,
Фундаментом замшелым грузно шаркая.
«Давить меня» - гласила навигация,
И неизбежность полоснула жаркая
Как то, что называют люди «фатум»,
Сдавивший каждый атом мертвым хватом.

Я, было, закричать собрался криком,
Но ветер смял в клочок хорал
И шомполом назад в порыве диком
Толкнул в меня, чтоб больше не орал.
Кадык застрял душившим горло кляпом,
Что я сам для себя же и состряпал.

Не вынеся бича бессилия,
Проснулся я, черпая в десять легких
Воздух, зовя святейшего Василия
И переваривая сон нелегкий,
Еще маячащий цветком ожога
Неподведенного пока итога.

Средневековым рыцарям из прошлого
На смену встали Дон Кихоты, против
Которых - мельницы, как образ пошлого
Падения мечтателей в гарроты
Всеобщих клоунов, посмешищ, пугал,
Задвинутых на антресоли в угол.

Все зрители, руками хрупая,
Показывали пальцем и свистели
На мельницы, и сцена глупая
Смешила от двери и до постели.
А те, в своем неповторимом стиле,
До неба выросли и всех поработили.