Страсти-мордасти

* * *

Пойми, я очень быстро всё усвою.
Есть мало лиц, но множество личин.
И для того, чтоб не дружить с тобою,
Есть у меня три тысячи причин.

Любовь – игра, дурацкая игрушка,
А мы не дети, что ты, нет проблем.
Моя обида, словно погремушка,
Спать не даёт тебе, и мне, и всем.

Но кажутся чужими мне как будто
Мои давно привычные края,
И серое обыденное утро,
И дом, и дождь, и ты, и даже я.

Иди к себе. Проверь, – открыты двери.
Тебя готов я прошлому вернуть.
А я? А я… давным-давно потерян.
Тот, кто найдёт, – вернёт… кому-нибудь.

* * *

Ты прости, что я живу «не в тему», –
У меня своя простая боль:
Мы с тобой – двоичная система:
Единица и наивный ноль.

Наша жизнь разбилась, словно блюдце.
Мы одни в Пути Всея Земли.
Города шипят, кругами вьются,
Уплывают в небо корабли.

Облака натянуты, как нервы,
Небосвод изогнут, словно бровь…
Это не твоё, а чьё-то небо,
Не твоя, а лишь моя любовь.

* * *

Прости. Я больше ничего не жду
И больше ни во что уже не верю.
Я сквозь тебя из ада в ад пройду,
Как сквозь не запираемые двери.

Прости, но лжи я не переношу.
Я вижу правду – сквозь века и веки.
Сам воздух, тот, которым я дышу,
Ты не вдохнёшь, неверная, вовеки.

А ты – пургой за тонкой стенкой вой,
Весенним ливнем в пышных кронах смейся,
Будь вечно милой, вечно молодой,
Не умирай, не плачь и не надейся.

* * *

Всё просто, шер ами. Все сливки скисли.
Весна прошла, зови иль не зови…
Лишь дрожью по спине проходят мысли
О той, о неподдельной, о любви.

Наш разговор всё длится, длится, длится,
Хоть между нами целый мир лежит.
В дорожной сумке у меня пылится
Билет в твою непрожитую жизнь.

Ты выбрала неверную дорогу:
Спаслась, сдалась, сбежала от огня.
Иди, иди, иди… поближе к Богу,
Но только дальше, дальше от меня.

Твоя судьба глупа… моя – тем паче.
Я глупо втянут в грязную игру.
Я неприкаян, грязен, я – истрачен,
Я – выпит, как глоток воды в жару.

Но та любовь, что снилась мне большою,
Ещё скребётся крысой по углам,
А атавизм, зовущийся душою,
Все планы рушит, рвёт планиду в хлам…

Во мне живёт любви огромный голод.
Когда-нибудь, рыдая, во хмелю,
Срывая напрочь свой осипший голос,
Я крикну в трубку: «Дура, я – люблю!»

…Но жизнь, наверно, больше нас упряма.
Что не пришло, то не похоронить.
И мы сто раз сыграем ту же драму,
И ничего не сможем изменить.