Последняя сказка Шахризады. Поэма

Иллюстрированная версия поэмы, в новой, цветной редакции - на моём авторском сайте "Мэйстер Парацельс". Ссылка на сайт на авторской страничке, а на страничку - ниже, в рецензиях.


КОЕ-ЧТО О ДЖИНАХ
И ПРОЧИХ, ОКРУЖАЮЩИХ НАС НЕВИДИМЫХ СУЩНОСТЯХ.

Джин – древний термин, в основном хорошо известный любителям восточных сказок и мифов. Что же доподлинно нам известно об этих мифических существах? Да, практически, почти ничего.
Наука, базирующаяся в своих выводах исключительно только на неопровержимых, неоднократно повторяющихся фактах, отвергает даже саму мысль, что нематериальные сознательные сущности могут существовать в природе.
Религия не столь категорична в своих суждениях и причисляет всех, кто, в соответствии с их догматическими установками, не является «от Бога» – к чертям, демонам или злым духам.
Но есть ещё и другая наука, которая базируется на концепции многомерности и принципиальной непознаваемости мироздания, которое сплошь заселено живыми сущностями, абсолютное большинство которых невозможно идентифицировать с помощью наших весьма несовершенных и ограниченных, в своих возможностях, пяти органов чувств, даже при условии использования изобретённых нашими учёными, вспомогательных, устройств и приборов.
Иными словами, с точки зрения настоящей, целостной науки, всё, что нас окружает – представляет собой фиксируемые, или не фиксируемые, нашим органам чувств формы жизни или какие-либо их фрагменты, в свою очередь состоящие из меньших форм жизни и так – до бесконечности.
Все формы жизни, вне зависимости к какой полярности или к какому «миру» они относятся, микро- или макро-, и степени их плотности, представляют собой, всего лишь, энергетические устройства, используемые нематериальными субъектами эволюции разных уровней развития, в процессе их проявления в той или иной реальности и, соответствующей ей субстанциональной среде (измерении) нашей планеты. При этом, все эти среды-измерения, именуемые в нашем мире плотных форм жизни стихиями, состоят из мириад элементальных жизней, обладающих сознанием, управляемых кем-то или чем-то (законами или программами) и, каким-то, тем или иным образом, участвующих в общем эволюционном процессе.
Если подходить к вопросу идентификации каких-либо форм жизни принципиально, то нельзя не признать, того бесспорного факта, что все они являются элементами каких-либо бо;льших форм, вне зависимости от того, известно ли нам об этом что-либо или нет и готовы ли мы это признать или пока нет. В конечном счёте, все известные или не известные нам формы жизни нашей планеты, большие или крошечные, видимые нами или не видимые, являются элементами одной единой формы проявления Великого Существа, именуемого в эзотерической науке Планетарным Логосом и которую условно принято называть планетой Земля, в самом широком смысле этого слова. Существа, составляющие буквально все формы жизни, строящие из них разнообразные формы или разрушающие их, представляют, в своей массе, параллельную человеческой, ветвь эволюции – дэва-эволюцию, от санскритского названия: дэва (ангел-строитель. Не путать с дивами – злыми духами).
Учитывая то, что всё, что пребывает в процессе развития (эволюции) полярно по своей сути, в том числе и все, без исключения, формы развития, дэва-ветвь проявляет негативный по своей полярности, инертный, воспринимающий энергию, женский принцип развития, в отличие от человечества, проявляющего позитивный, активный, оплодотворяющий, мужской.
В свою очередь, дэва-ветвь также разделена на две полярные группы: позитивную и негативную, жено-мужскую и жено-женскую. Первая проявляет жено-мужской, активный, позитивный принцип развития, вторая – жено-женский, пассивный, негативный.
Наши далёкие предки, не имевшие ни научных знаний, ни развитого аналитического познающего ума, ни интуиции, как и все субъекты эволюции, использующие форму проявления животного типа, имели индивидуальные каналы связи с неким общим энергоинформационным полем (групповой Душой) и, благодаря ему (ей) «нутром чувствовали», что окружающий их мир – живой и что с ним можно и нужно разумно взаимодействовать. Мало того, многие, из человеческого братства тех времён, обладали более широким диапазоном своих пяти органов чувств, чем представители современного человечества и поэтому могли не только осязать, обонять, визуализировать или слышать тонкоматериальных сущностей, представлявших субъектов эволюции других измерений и стихий, но и общаться с ними. Благодаря этим знаниям и свойствам возникли первые, изначально довольно примитивные, но по своей сути правильные, научные теории, облечённые в форму символов или мифов, которые затем легли в основу конкретных и весьма могущественных светлых или тёмных реальных магических практик и культов, позволявших магам воздействовать на окружающий их мир видимых и невидимых форм жизни.
Особое значение для людей всех времён, рас и цивилизаций имели и продолжают иметь, стихии, управляемые, как соответствующими Законами и планетарными программами, так и индивидуализированными разумными могущественными сущностями – дэва-представителями некой иерархической планетарной системы, условно именуемой в эзотерике Царством Дэвов.
Учитывая тот факт, что абсолютное большинство человечества составляли необразованные, не имеющие элементарных научных знаний, ментально недоразвитые и эмоционально неуравновешенные субъекты эволюции, всех видимых или невидимых, их зрением, дэвов окружающего их мира форм и стихий они называли духами и классифицировали их в соответствии с имеющимся у человечества опытом и знаниями. К примеру, для наших предков реально существовали духи воды, огня, земли, воздуха, мест, гор, ручьёв, рек, деревьев и т. п. Кроме духов, в сознании людей существовали ещё и более могущественные сущности как светлой, так и тёмной полярностей, от которых зависело многое, что было важно для жизни человека, которых люди именовали богами и полубогами.
Кроме законных представителей Планетарной Иерархии Дэвов, в граничащих с мирами человеческой эволюции (плотном, жидком и газообразном) мирах эфирной субстанции или, так называемых, «мирах фиолетовых теней», всегда пребывали сущности, чьё существование было незаконным. Этих существ условно можно разделить на две большие группы: бесов и «потерявшихся» элементалов.
Бесы – это астрально-ментально-эфирные личностные матрицы умерших личностей, потерявшие, в силу своих систематических моральных нарушений, связь со своим высшим Я – Душой или Эго, но сохранившие, в какой-то мере, своё сознание, память о прожитой жизни в теле какой-либо личности, соответствующие желания, привычки и, в том числе, и порочные.
«Потерявшиеся» элементалы – это субъекты эволюции, представляющие какое-либо из трёх элементальных царств природы, предшествующих Царствам Минералов, Растений, Животных и Человеческому, по каким-либо причинам потерявшие связь со своим царством и вынужденные скитаться в мирах других царств природы.
И те, и другие, по сути, представляют собой беспредельщиков, не считающихся ни с какими Правилами и Законами. Для того чтобы выжить (сберечь свои тела проявления) они вынуждены объединяться в группы и, обретая, таким образом, силу и могущество, нападать на субъектов эволюции других царств природы, отнимая у них необходимую им жизненную (праническую) энергию.
Кроме всех вышеперечисленных сущностей в мирах нашей планеты существует ещё одна группа существ, пребывающих на нисходящей в материю ветви планетарной эволюции, также не имеющих плотных форм проявления и потому огульно причисляемых людьми с невежественным сознанием к духам. Эта группа, состоящая из субъектов эволюции, так называемого, «античеловечества» и дэвов, создающих и обслуживающих как их тела проявления, так и все остальные формы, в совокупности составляющие реальность «антимиров», именуется, в научной эзотерике, тёмными. Это наименование группа «анти-сущностей» получила из-за затемнённости их сознания, вернее из-за отсутствия в их сознании света истинного знания о всём сущем и его Творце.
В Южном (североафриканском) Средиземноморье и на Ближнем Востоке, в странах населённых племенами семитов и их гибридными этническими разновидностями, именуемыми арабами, существует огромное количество разнообразных культов и верований, многие из которых, в процессе развития человечества, образовали также многочисленные гибридные формы.
В мифах Ближнего Востока часто упоминаются злые духи, опасные для человека – джины, обладающие магическими свойствами и умеющие обретать человекообразное тело проявления. Учитывая всё вышеизложенное, можно предположить, что этими духами, скорее всего, являются групповые формы (легионы) бесов (личностные души развоплощённых грешников) возглавляемые теми, кто при жизни в мире плотных форм занимался чёрной магией и достиг в этом, древнейшем из искусств, совершенства.
В древних сказаниях Востока упоминается, что царь Соломон – правитель Древнего Израиля, был могущественным магом, обладавшим знаниями, позволявшими ему подчинять себе джинов и лишать их свободы, помещая в герметично закрытый сосуд, опечатанный особой магической печатью, после чего этот сосуд топился в море, в наиболее глубоких местах и как можно дальше от берега. Если каким-либо образом сосуд с джином попадал в руки человеку и тот открывал его, джин, в соответствии с заклятием, наложенном на сосуд, становился его слугой, но лишь на время. После исполнения джином трёх пожеланий своего временного «хозяина», он становился относительно свободным и мог делать что хочет, пока сосуд не попадал в руки другого человека. Обрести же полную свободу джины могли только при условии, если их хозяин, в качестве своего третьего желания, повелевал джину уничтожить его сосуд и быть свободным. Но, несложно понять, что эгоистичный, по своей сути, человек не мог подарить свободу какому-то духу в ущерб себе и поэтому джины всегда были заинтересованы в том, чтобы их временный хозяин после исполнения джином его третьего желания погиб, а его останки, вместе с магическим сосудом, оказались в каком-либо недоступном для людей месте или были уничтожены.
В древних сказаниях говорится, что в качестве сосуда для заключения в него джина могли быть использованы разные ёмкости, к примеру, медная масляная лампа-светильник, фарфоровая соусница, стеклянные флаконы из-под каких-либо жидкостей, керамические амфоры, чайники и т. п.
Особо опасными, в особенности для мужчин, были джины женского рода – джиннири, ибо они, принимая облик обворожительных красавиц, могли обманом завладеть его душой и свести с ума или заставить покончить жизнь самоубийством и навечно стать либо их рабом, либо рабом какого-нибудь другого джина, кому они его отдавали в обмен на что-либо. Известно, что влюблённый или вернее охваченный страстью мужчина, теряет рассудок и способен на самые невероятные и безумные поступки. Поэтому программой максимум каждой зависимой от сосуда джиннири было добиться от её временного хозяина чтобы в качестве своего третьего желания он выразил желание освободить её от проклятого сосуда.
Кроме этих, пост-человеческих джинов были ещё и другие, олицетворявшие духов стихий, разнообразных мест, а также представителей планетарных антимиров, которые предпочитали проявляться в нечеловеческих образах, но контакт человека с этими духами был большой редкостью.
Среди всех вышеупомянутых духов были и такие, которые питались исключительно человеческой энергией и потому постоянно охотились за порочными людьми. Но даже они боялись нарушать установленный свыше закон и губили исключительно тех представителей человеческого царства, кто был лишён кармической защиты из-за своих многочисленных нарушений Законов Морали и, в силу этого, не защищался Силами Света.
Иногда, крайне редко, джины-бесы могли, в какой-то мере, проявлять человеческие чувства и эти «проблески» позволяли Владыкам Кармы оказывать им милосердие и, при помощи некоторых, чистых душой людей, помогали этим сущностям встать на путь истины и вернуться на путь эволюции. Но, абсолютное большинство джинов, рано или поздно, в силу неотвратимости возмездия за совершённые ими преступления и в соответствии с Законами Кармы, дезинтегрировались особыми сущностями, условно именуемыми Охотниками или Ликвидаторами.
В завершение всего вышеизложенного, мне остаётся лишь добавить, что, в процессе своих медитативных «экспедиций», я частенько заглядываю в информационное планетарное хранилище, именуемое Хрониками Планетарной Акаши. Однажды там мне,  случайно, «попала в руки» «несгоревшая рукопись» одного старого ассирийского, а быть может арамейского мудреца, подписывавшего свои трактаты именем Заур-ба-ба. Одна из записанных этим человеком историй особо запомнилась мне и показалась весьма поучительной для наивных любителей практической магии, как правило, понятия не имеющих о той сфере деятельности, в которую они неразумно вторгаются без наличия на это обязательных санкций от Высших Сил и необходимых, при этом, знаний и навыков.
Желая изложить свой пересказ этой истории в наиболее привлекательной и утончённой форме, я решил попытаться облечь её в форму мистической поэмы. Насколько она мне удалась – судить вам, тем, кто дочитает её до конца.

Примечание.

В «Большом Толковом Словаре Элария Топазова» (так я называю один из разделов своих Личностных Хроник Акаши), отмечено, что мистическая поэ-Ма – это большое поэтическое произведение, повествующее о чём-то, что, в какой-то мере, позволяет лучше понять гармонию Великой МА – Могущественной Божественной Сущности, проявляющей женский принцип эволюции, из субстанции которой создаются все, без исключения, формы жизни физического, астрального и ментального планов, а высшую форму проявления которой Иисус Христос называл Святым Духом (то же самое, что Активный Познающий Ум или Интеллект).
 

«ДЖИННИРИ ЭЛЬ-САМИЯ.
или
СКАЗКА 1002-й НОЧИ».

Поэ-Ма.

(Древнее арабское имя Самия – означает: высокая, возвышенная; верховная, главная, высочайшая).

Проходят месяцы и годы,
Летят часы, недели, дни …
Нет постоянства у природы …,
Лишь постоянно: мы – одни.
Созвездья, звёзды и планеты
Над нашей кружат головой …
Лишь звездочёты и поэты
Их наблюдают в час ночной.
Печально свет их созерцая,
Они витают в мире грёз,
Свои трактаты сочиняя,
В часы ночных метаморфоз.

************

В трущобах Старого Багдада,
Порой ночною, как-то раз,
Старик, под тусклый свет лампады,
Писал свой жизненный рассказ:

«Под звёздным куполом Востока,
Шёл в Ур торговый караван.
Вёз всё, что нужно для порока, –
Вино, рабынь, гашиш и план.

Полсотни конных курдистанцев,
На лучших в мире скакунах,
Сопровождали иностранцев,
Их защищая от бродяг.

Барханы «плыли» в лунном свете,
Морской копируя пейзаж,
На них играл пустынный ветер,
Свой демонстрируя кураж.

На самой сильной верблюдице
В двух клетках, да спасёт Аллах,
Сидели две волшебных птицы,
Ввергающие стражу в страх.

В одной клети, висевшей справа,
Со стороны песчаных дюн,
С лицом жены благого нрава
Сидела птица Хамаюн.

В другой клети, что была слева,
Со стороны степных долин,
Была другая птице-дева –
С печальным именем: Сирин.

От солнца их – чехлы спасали,
С позолочённой бахромой,
И от недобрых глаз скрывали,
И согревали в час ночной.

Заур – погонщик верблюдицы,
Ответственный за ценный груз –
Две чудо-юдо-девы-птицы,
Был молодой и сильный друз.

Он был наёмником умелым,
Бывалым воином-бойцом,
Весёлым, добрым, честным, смелым,
Приятный нравом и лицом.

Но, одиноким и бездомным,
В чужой, безжалостной стране,
Где быть безродным, бедным, скромным
Считалось глупостью вдвойне.

Вёл караван Сур, из Медины, –
Известный мастер-проводник
Из племени Салах ад-Дина –
Почтенный жилистый старик.

Путь был нелёгким и опасным,
Для всех идущих в тот поход,
Но, несомненно, самым страшным
Был - до Пальмиры переход.

По роковой Долине смерти,
Где трус и слабый не в чести,
Где дань берут самум и смерчи,
В ночь Сур решил купцов вести.

Спешил бывалый караванщик
За ночь долину пересечь
Он знал, Самум – буран-обманщик
Способен заживо испечь

Того, кто перейти решился
Долину смерти жарким днём.
За путь удачный он молился,
Как и положено, с огнём

И щедрым жертво-подношеньем
Всем местным духам и богам,
Прося Фортуну, со смиреньем,
Прислушаться к его мольбам.

Дойти до древних стен Пальмиры
К утру был должен караван
Но, в этот раз, боги-кумиры
Нарушили торговцев план ...

Ничто беды не предвещало
Ночь, как всегда, сменил рассвет …
Как прежде солнышко вставало,
Свой посылая всем привет …

Как вдруг, верблюд остановился
Тот, что шёл первым – головной.
Его поводырь рассердился
Но, вмиг застыл, услышав вой.

Как-будто вдалеке гудели
В большие трубы трубачи.
И пели, выли и свистели
Невидимые циркачи.

Вой жуткий быстро приближался
Преображаясь в дикий рёв …
Вмиг…, над барханом показался
Свирепый смерч – «палач богов».

Охрана, слуги и верблюды
От страха бросились бежать
Но, быстро превращались в груды
Вещей и тел, что прахом стать,

В песках безжизненных пустыни,
Судилось Кем-то в Небесах,
В их роковой, бездонной сини,
Где "сортируют на Весах".

Заур, спасая груз бесценный
С верблюда клети снять успел,
Но, вместе с ними, страж их верный,
Во мрак гудящий улетел.

**********

ДАГАР.

Средь невысоких горных кряжей,
В дали от караванных троп,
В тени прохладной, пальм плюмажей,
Жил маг-отшельник – мизантроп.

Как долго жил он там – не ведал,
В пещере тёмной, среди скал.
Он сам себя аскезе предал
И, плоть стреножив, суть познал

Не только жизни, но и смерти,
Любви небесной и земной,
Безумной «звёздной круговерти»
И связи форм земных с Луной.

Забыл он всё о мире бренном,
Умом живя в иных мирах,
Где нет забот о теле тленном,
Где незнакомо слово страх.

С утра, в любое время года,
Аскет к вершине восходил
И, сидя, молча ждал восхода,
Встречал его и сил просил,

У восходящего светила,
На приходящий новый день.
Когда же сила приходила,
Спускался он в пещеры тень,

На коврик старенький садился
И погружался в странный «сон»
В котором он всему учился,
И в тайны-тайн был посвящён.

Наставник звал его Дагаром
И тайной мудрости учил …
Его все звали Бальтазаром,
Дагара он не раз лечил ...

Был Бальтазар могучим магом
Одним из тех, что был любим,
Когда-то встарь, Великим Дагом
По кличке Орус Нифилим.
 
Но, на историю Дагара
Не стоит тратить много слов.
Он, якобы, был из Ахара,
Верблюдов пас там и ослов.

Но, внешность и глаза архата
Свидетельствовали об ином …,
А, впрочем, … тайна мага – свята,
Она хранится «под замком».

**********

Однажды старец, утром рано,
Отправился встречать рассвет
И, вдруг, увидел за барханом
Песком присыпанный предмет.

Предмет тот клетью оказался.
Той самой, с птицей Хамаюн,
А рядом человек валялся,
Был он не старый и не юн.

А вдалеке, Дагар заметил
Ещё одну стальную клеть
И про себя старик отметил:
«От смерча их настигла смерть,

Но, он не зря их всех доставил
К моей обители в горах
И на виду лежать оставил
Безжизненный, холодный прах.

Ведь, как известно, не случайно
Всё, что случается у нас …
Звучит возможно тривиально,
Но, миром правит Божий Глас …».

Свой моцион старик оставил
И, в тот же час, не без труда,
Тела в «пещерный храм» доставил,
Где тень, прохлада и вода.

Затем Дагар, без промедленья,
Тела водой, как мог, омыл
И у Аллаха позволенья
На исцеленье испросил.

Недолго ждать пришлось ответа –
Согласье старец получил
И, при поддержке Магомета,
Двух птиц и мужа оживил.

Вначале ожил друз-наёмник,
Затем очнулась Хамаюн,
И лишь когда кровь на жертовник
Дагар свою из вен плеснул,

Пришла в сознанье птица-Сирин,
Что дольше всех была мертва,
Моргнув глазами, словно филин
И, рот открыв, произнесла:

«Зачем меня вы оживили,
Рабыней в мир сей возвратив.
Зачем глаза мои омыли
Без разрешенья, не спросив?».

Ей отвечал Дагар-целитель:
«Несправедлива ты Сирин.
Я лишь невольный исполнитель,
А не хозяин-господин.

Прости меня, я ведь не ведал,
Что причиняю тебе боль.
Пройдя бы мимо – я бы предал
Себя, сыграв убийцы роль».

«Ты прав старик, прости девицу,
Она не ведает всего,
Не зрит Всевышнего десницу
Не знает Замыслов Его.

А ты – не плач, Сирин-девица
Я цепь златую разобью
И вас обоих, девы-птицы,
Вином свободы напою.

Искать никто уже не станет
Ни вас ни клеток, ни меня … –
Сказал Заур – всё в Лету канет …,
Вот только жалко мне коня,

Он был моим надёжным другом
Моим собратом и слугой …».
«Конь твой отделался испугом,
Не убивайся, он – живой –

Пропела Хамаюн Зауру –
Да вон он, конь твой, посмотри:
Летит, как ветер, к водоёму …,
Красавец, что ни говори».

«О, чудеса»» – Заур промолвил,
Но, был не в силах рук поднять,
Хоть в мыслях радостных готов был
К коню, любимому, бежать.

Дагар из трав настой сготовил
И оживлённых напоил,
Затем, чудное слово молвил
И ..., птиц и друза усыпил.

Наутро – все были здоровы,
Бодры, крепки и веселы.
Заур с красавиц снял оковы,
Они же были так милы,

Что одарить людей решили
Но, мудрый, опытный Дагар
Был рад, уж тем, что все ожили
И …, отказался принять дар.

А вот Зауру чудо-птицы
Вручили каждая своё:
Перо – от Хамаюн-девицы,
А от Сирин – совет её.

Перо – давало дар владельцу
Три раза что-то узнавать,
Совет же, был такой умельцу:
В сухом колодце клад искать.

Как отыскать сухой колодец
Друзу поведала Сирин,
Предупредив, что злой уродец
Его хранитель-господин:

«Он может в деву превращаться
В осла, в верблюда и овцу,
Кустом иль камнем прикидаться,
Мозги туманя хитрецу ….

Он может делать что угодно,
Чтоб не отдать заветный клад
Но, в день особый, ежегодно,
Он свой отводит зоркий взгляд

От кладезя, где клад хранится,
Чтобы немного отдохнуть,
"Во сне без снов» на миг забыться …
Тогда лишь можно обмануть

Невиданных сокровищ стража,
Стащить их часть и убежать,
Пока не явлена пропажа,
Иначе жизнью отвечать

За кражу ценностей придётся,
Ведь бесполезно умолять
Того, кто ракшасом зовётся,
Бесстыжего вора прощать.

Особый день наступит скоро,
Когда Луна войдёт в Телец –
«Накинет плащ тореадора»
И станет полной, наконец.

Тогда не медли ни мгновенья
К колодцу тихо подкрадись
И там, отбросив все сомненья,
Шепни: Элкиммэт! Подымись!

В тот самый миг со дна колодца
Подымется заветный клад,
Что по веленью чаротворца
Был, много сотен лет назад,

Уродцем-ракшасом схоронен,
В Долине чёрного песка,
И злым заклятьем заговорен,
В сухом колодце, на века.

Когда подымется беззвучно
Со дна колодца древний клад,
Чтоб всё прошло благополучно,
Не мешкай, будь "подарку" рад –

Бери скорей, без промедленья,
Что первым бросится в глаза
И мчись, что духу, во спасенье,
Пока не «грянула гроза» …».

На том девицы попрощались
И улетели «в никуда»,
А, вскоре, дружески расстались
Заур с Дагаром, и тогда

Дагар – в оазисе остался
Продолжить свой духовный Путь,
А друз – в далёкий путь подался,
Надеясь «дело провернуть»,

Чтобы «бюджет» слегка поправить,
Рискуя жизнью заплатить,
За невесть что и, что лукавить –
Судьбу надеясь изменить:

С наёмным промыслом проститься,
Заняться добрым ремеслом,
Купить в Ахаре дом, жениться
И жить с семьёй счастливо в нём.

Но всё, увы не так бывает,
Как того хочет человек,
О чём он про себя мечтает,
Порой, не подымая век ..

ЗАУР.

Заур легко нашёл колодец,
В «Долине чёрного песка»,
И, словно мудрый полководец,
Пред тем, как «бросить в бой войска»,

В тени кургана отоспался,
Потратил на осмотр полдня,
А ночью к кладезю подкрался,
Оставив под скалой коня

И, как Сирин ему велела,
Шепнул заветные слова.
В колодце что-то зазвенело ..
Увидев рядом клад едва,

Не упуская ни мгновенья,
Заур, от страха чуть живой,
Вспотев немного от волненья
Схватил дрожащею рукой

Какой-то старый, тёмный чайник
И дал попятный за бугор,
Пока невидимый охранник
Не понял, что нахальный вор

Посмел, преодолев заклятье,
Стащить бесценный «сувенир».
И убежать с ним. «О, проклятье!
Какой позор! Будь проклят мир,

В котором царствует Меркурий,
Бог всех торговцев и воров,
Творец загадочных центурий,
Укравший у богов коров.» –

Возможно так, или иначе
Сокровищ сторож возопил
Но, друз был рад своей удаче,
Хоть и не понял, что стащил.

Всю ночь, до самого рассвета,
Скакал он молча на восток,
Послушав мудрого совета
Сирин, в руке зажав мешок

С ночной таинственной добычей
Но, вдруг, не ведая причин,
Замедлил быстрый бег привычный
И спрятался в тени вершин

Крутого, как гора, бархана
И, тут, увидел вдалеке
Не то газель, не то джейрана,
Не то кого-то в челноке …

Чудное нечто приближалось
И друз, со страхом, наконец,
Увидел нечто, что промчалось:
«О боже! Это же мертвец,

Стрелой летящий над песками.
Да это страж ...!» – вдруг понял он
И страх железными тисками
Сковал его. То был не сон.

На волосок от смерти верной
Был тот, кто посягнул на клад.
Спастись от сущности химерной
Заур, конечно, был бы рад,

Но страх мешал искать возможность
И он решил, что шансов нет …
Но, вдруг, забыв про осторожность
Вскричал: «Перо! Его совет!

Как мог забыть я дар заветный?!».
Достал перо, прижал ко лбу
И прошептал: «Мой друг любезный,
В чём я спасение найду?».

И в тот же миг услышал голос:
«Достань похищенный сосуд,
Немедля выдерни свой волос
И призови: «Харут-Марут.

Прошу, скорей ко мне придите,
И подскажите, как мне быть
С сосудом древним. Научите,
Как духа-джина разбудить

И как его служить заставить,
Без опасений потерять
Себя и душу, и отправить
Затем его в сосуд опять».

Заур всё сделал по совету
И тут же тихий ветерок
Его коснувшись, по секрету,
Шепнул на ухо: «Твой урок

Пройти ты должен с духом древним:
Помочь ему, а он тебе
Сослужит службу, если верным
Останешься ты сам себе.

Открой сосуд, подуй три раза
В изящный носик, а затем
Вдохни поглубже, до отказа
И, выдохнув, шепни: Дух шем!

Сей миг явись передо мною,
В обличье истинном своём
И службу сослужи герою,
С кем вы теперь одно вдвоём.».

Как только друз совет исполнил,
Сосуд вдруг тихо загудел
И женским голосом промолвил:
«Кто разбудить меня посмел?».

И в этот миг из горловины
Взметнулось облако огня,
А в нём – Заур увидел джина.
«Герой! Что нужно от меня?

САМИЯ.

Ты можешь звать меня Самия.
Тебе отныне я верна.
Мир волшебства – моя стихия.
Ты пробудил меня от сна,

В котором я проспала вечность
И вот теперь я вновь жива
И обретаю человечность.
С меня вновь сняты покрова».

– «Что ж, если ты волшебный мастер
То будь добра, спаси меня,
А заодно, коль в твоей власти,
Спаси и моего коня».

– «Куда изволишь повелитель
Тебя с конём перенести?»
– «Туда, где жуткий страж-хранитель
Не сможет нас уже найти.

Туда где есть вода и пища,
Тепло и кров над головой,
Где безопасность и жилища,
И путникам дают постой».

– «Позволь тебе Заур напомнить:
Лишь три желания твои
Могу я в точности исполнить.
Увы, таков закон, учти».

Едва закончила джиннири,
Как дымкой всё заволокло …
Очнулся друз уже в Пальмире.
«Ну слава богу. Пронесло!» –

Заур подумал, пряча чайник
В дорожный кожаный мешок,
И стал искать, судьбы избранник,
Уютный на ночь уголок.

Нашёл его в шатре сирийца
По имени Али Ширам
Торговца перцем и корицей,
Сдающего шатры купцам.

Когда Али позвал на ужин,
На склоне дня, своих гостей,
Он дочерей – своих «жемчужин»,
Представил им, чтоб веселей

Было гостям порой вечерней.
Они им пели про любовь,
А у гостей от этих песен
В сердцах мужских вскипала кровь.

И лишь Заур не веселился,
Сжигая помыслы в костре
И, выпив чай, уединился
В отведенном ему шатре.

Достал сосуд и вызвал духа,
И он явился перед ним,
Как ветхая, с клюкой, старуха,
Потом – как падший херувим.

А через миг, прекрасной девой
Пред друзом в пламени предстал,
Смущённой, скромной и несмелой ...
– «Довольно, хватит! Я устал

От фокусов твоих ужасных» –
Заур с оглядкой прошептал –
«Старух, блудниц и дев прекрасных ...
Хочу, чтоб ты не представал

Передо мной нагой служанкой,
Старухой древней и косой,
Или бесстыжей мавританкой,
В татуировках и нагой.

Неужто облик ты забыла,
В котором некогда была,
Когда ты человеком была?
Скажи, как долго ты спала?».

– «Прости, я стану кем ты хочешь
Надеюсь образ новый мой
Тебе понравится, хозяин?
Тогда была я молодой …

И, в тот же миг, «ханум-джиннири»
Преобразилась в образ свой –
Несчастной дочери визиря,
Тирана ставшею рабой.

О, господин, мой сон был долог.
А, впрочем, можешь сосчитать ...
Один знакомый мой астролог
Сказал, что он любил читать

Мои истории под лиру,
Что я ночами напролёт
Плела, персидскому эмиру,
Попав в смертельный переплёт.

Меня, я помню, Шахризадой
В те злые звали времена
И, каждый день мне был наградой,
Ведь я была осуждена,

По воле шаха Шахрияра,
За то, что женщиной была.
Мне смертная грозила кара
Но, я владыку «обвела

Вокруг его большого пальца»,
Мороча тысячу ночей,
В итоге, вынудив «страдальца»
Поверить в «мёд» моих речей

И отменить приказ безумный
О казнях всех невинных дев,
Что, как-то ночью полнолунной
Отдал, в сердцах, "безумный лев".

Теперь историю другую
Тебе я расскажу Заур.
По счёту, тысяча вторую –
Последнюю из сказок-сур

О чудесах и приключеньях
Героев, выдуманных мной.
Послушай, же, о похожденьях
Реальных, обо мне самой.

****************


КРАТКАЯ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА О ДОЧЕРИ ПЕРСИДСКОГО
ВИЗИРЯ ШАХРИЗАДЕ И «СКАЗКАХ 1001-Й НОЧИ».


   Волшебный мир арабской сказки нам открывает сборник «Тысяча и одна ночь Шахерезады». История этого произведения таинственна сама по себе и до сих пор остаётся предметом научных споров. Формально действие разворачивается в Иране при дворе персидского шаха Шахрияра, жестокого владыки, который однажды столкнулся с женской неверностью и с тех пор взял за правило казнить своих избранниц сразу же после первой брачной ночи. Но, как известно, на Востоке правят не шахи, а мудрые визири. И с наследственно мудрой дочерью визиря Шахрезадой коса находит на камень. Тысячу и одну ночь рассказывает она правителю сказки настолько захватывающие, что бедняга, заслушавшись, забывает, зачем пришёл. Тысячу ночей Шахрияр откладывает казнь, а потом и вовсе отказывается от кровожадных намерений.

Между тем, несмотря на персидскую канву повествования, дух сборника полностью арабский, а события большинства сказок развиваются в Ираке, в Багдаде VIII века — в эпоху Харуна ар-Рашида. Но при этом упоминаются события X и XIII столетий, описания же быта явно относятся к позднему средневековью. Герои пьют кофе, курят табак, ставший известным в арабских странах лишь на рубеже XV-XVI веков, и даже пользуются огнестрельным оружием. Сам же «Багдад» обрисован столь детально, что в нём узнаётся... Каир начала XVI столетия. Особенности арабского языка, на котором написаны сказки, также связывают их происхождение с мамлюкским Египтом.

Сборник проделал долгий путь. В основе «Тысячи и одной ночи» действительно лежат персидские предания «Хезэр-эфсэне», сложившиеся в VII-X веках. Иранский эпос явно пользовался успехом у арабов. И первые его переводы появились, скорее всего, именно в Багдаде в X-XIII столетиях. Уже оттуда разошлись по всему Ближнему Востоку сказки Шахрезады, в которых фрагменты героических иранских легенд смешались с элементами греческих и индийских мифов, авантюрными историями шумных базаров Багдада, городскими анекдотами, арабскими переложениями рыцарских романов эпохи Крестовых походов, а также «народными» географией и космогонией.

В Каире из-под пера неизвестного автора вышла окончательная редакция сборника, очарование которого оказалось столь велико, что мы до сих пор помним волшебную лампу Аладдина, хитроумного багдадского вора, ковры-самолёты и храброго Синдбада-морехода.

*******************

САМИЯ-ШАХРИЗАДА.

«Под звёздным куполом Багдада
Спят минареты и сады,
Лишь дочь визиря – Шахризада
Не спит, не ест, не пьёт воды.

Себя от гибели спасая,
Волшебных сказок шлейф плетёт,
Искусно шаха увлекая
В чудесных слов круговорот.

Ночей и дней его отрада,
Царица снов и миражей,
Его проклятье – Шахризада –
Мечта отроков и мужей.

И вот – победа! Шахризада
Спасла от смерти многих дев,
Став фавориткой Шахрияра,
Но ..., «слава - губит королев» …

И Шахризаду участь злая
Постигла год всего спустя.
Одна из шахских жён – Мирайя,
По ласкам шаховым грустя,

Решила устранить, коварно,
Шахри – соперницу свою
Но, изощрённо, не вульгарно,
Подбросив ей в постель змею,

И злому магу-чародею
Сгубить и душу наказав,
Сторицей заплатив злодею,
Свою же – демону продав.

Погибла быстро Шахризада,
Змеёй укушенная в грудь.
Такая ей была награда:
За подвиг – вечным сном уснуть.

Похоронили Шахризаду
В горах, в пещере, в тот же день,
А шах пообещал награду
Тому, кто снимет тайны тень

С её жестокого убийства.
И, в тот же день один пастух
Помог раскрытию злодейства,
Признавшись, что он продал двух

Песчаных змей какой-то деве,
Скрывавшей тщательно лицо,
На тонком пальчике которой
Заметил он со львом кольцо,

Которое узнал средь многих
Колец, показанных ему,
Убийцу выявив, в итоге,
И вынудив признать вину.

Мирайю тотчас же казнили,
А колдуна и след простыл
И, вскоре, все о нём забыли,
А он, сокровища сокрыл

В сухом, заброшенном колодце,
Среди которых был сосуд,
В котором, словно солнце,
Томилась Шахризады суть,

А вместе с ней и сотни душ,
Попавших в чайник колдуна:
Блудниц, колдуний и кликуш,
Чья жизнь была, как ночь темна.

Из этой массы разномастной
Одну джиннири маг создал,
Послушной лишь особе властной
И Самиёй её назвал».

– «Так вот откуда столько ликов» –
Заур, чуть слышно, прошептал –
«А также шёпотов и криков.
Так вот куда твой дух попал …».

– «Не дух, а эго личностное –
Душа моя. Я – как во сне …
Сдаётся мне, что родовое
Проклятие лежит на мне …».

– «А мне, два ангела сказали,
Что в прошлой жизни мы с тобой
Помочь друг другу обещали,
Что будто связаны одной

Судьбою тайной наши души,
Что мы … постой … не вспомнить мне …
Как будто заложило уши …
Скачу, я помню, на коне,

Куда – не знаю, … вдруг навстречу,
На вороном, как ночь, коне,
Несётся дева. Я замечу,
Что видел я её, во сне …

Конь – скорпиона испугался
И, с перепугу, поскакав,
От свиты девы оторвался,
Её «до смерти» напугав.

Догнав испуганную деву,
Её коня остановил,
У края пропасти, и к древу,
В тени, на камень посадил.

Но звали ту …, не Шахризада …
Её Самией звали там
И, помнится, что не от яда …
А, впрочем, я не знаю сам

Что говорю в горячке странной …
Откуда видится мне всё?».
– «Была Самия самозванкой,
То было имя не моё.

Тебя тогда я обманула,
Зачем не знаю ... Просто так …
Душа моя меня толкнула
На роковой, безумный шаг …

Откуда знал мой гений чёрный
Про имя, выдуманное мной,
Когда он дух мой непокорный
Сковал, назвавши Самиёй?

Неужто он коня направил
Туда, где чёрный скорпион
В песках его хвостом ужалил?
О бог! А может им был он?

И это он коня к обрыву
Своими чарами погнал,
Его толкая «в хвост и гриву».
Ему тогда – ты помешал,

И спас меня от верной смерти
Но, был не в силах помешать
Судьбы безумной круговерти,
Меня несущей в "ад", опять …

Ты мне сказал, что мы друг друга
Должны от гибели спасти,
Дабы из "замкнутого круга"
Скорее «ноги унести».

Как убежать от злого мага,
Ведь всё равно он нас найдёт?
К тому же, в камне саркофага
Моя плоть медленно умрёт ...

И не забудь: я – не всесильна.
Не все дела подвластны мне:
В любви – джиннири инфантильна.
Без сердца ведь – любовь втуне».

– «Самия! Всё не безнадёжно.
Я знаю, как помочь тебе.
Вернее, нам, но, осторожно
Нам нужно «ехать на арбе»

По «горной, в трещинах дороге»,
Где «скорпионам» – дом родной,
Где чёрный маг, забыв о боге,
Чужой «заведует» судьбой.

На том я речи прекращаю
И, помолившись, спать ложусь,
А утром – всё ясней, я знаю,
Ведь я во сне – всегда учусь».

Поднявшись рано, до восхода,
Друз, молча оседлав коня,
Предался тяготам похода
В ему известные края.

Как долго ехал – неизвестно
Но прибыл к вечеру туда,
Где оживлён он был чудесно,
Где был ночлег, еда, вода.

Дагар был рад визиту друза.
И, о его узнав судьбе,
Пообещал после навруза
Помочь ему в его беде:

Останки оживить девицы
И в тело душу возвратить,
И так, от каменной гробницы
Ожившую освободить.

Но, от защиты и спасенья
От злого мага-колдуна,
У друза попросив прощенья,
Он отказался. «Седина»,

От мудрости, была причиной.
В судьбу чужую он не лез
И потому, даже советы
Давать Зауру наотрез

Дагар-отшельник отказался,
Ему напомнив о пере –
Том даре, что ему достался
От девы-птицы. На заре

Заур опять в поход собрался
На поиск «праха и костей»
И без труда к горам добрался,
Где прах Самии «ждал гостей».

Разбив гранит, в час предрассветный,
В пещеру мрачную проник,
Где в саркофаге труп заветный
Лежал, храня любимой лик.

Прошли века, а тело девы
Нетленным было, как кристалл.
Всё тот же профиль – «королевы»,
Припухлость губ …, лица овал ...

Как будто не было столетий
И время повернуло вспять …
Но, ощутив, что кто-то третий
Пытается ему мешать,

Друз быстро вышел из "могилы"
И, сев с «поклажей» на коня,
Погнал его, что было силы,
Меж тем, спокойствие храня.

Заур успел к заходу солнца
Вернутся в горный свой приют,
Испив «вино тоски до донца»
За долгий с «мумией» маршрут.

Его Дагар у входа встретил
В пещеру-келию свою.
Помог ему сойти, приветил,
А после – вызвал Самию.

Она на зов тотчас явилась
И, тут такое началось,
Что вам, наверно, и не снилось
Но, к счастью, дело удалось

И тело мёртвое Самии
Заметно стало оживать,
А друз, устав от мистерии,
Попив воды, решил поспать.

Но сон, увы, не шёл к Зауру
И он, опять, достав перо –
Универсальную «микстуру»,
Аналогичную ТАРО,

К нему с вопросом обратился:
«Скажи мой друг, поторопись,
Пока я в «прах» не превратился,
Как побыстрее нам спастись

От вездесущего злодея?».
И тут же, как и в первый раз,
Всем телом жутко холодея,
Заур услышал тихий глас:

«Один лишь способ есть укрыться:
Как можно раньше, до утра,
Вам следует переместиться
В оазис Света – Зерзура.

***************

ЛЕГЕНДАРНЫЙ ОАЗИС ЗЕРЗУРА.
(КРАТКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА).

Согласно историческим писаниях, записанных эмирскими писцами в Бенгази (Ливия) в 1481 году, некий погонщик верблюда по имени Хамид Кейла, заблудившийся в пустыне и потерявший своего верблюда, с трудом добрался до Бенгази. Он был сильно измождён и долгое время не мог говорить. Когда же он наконец, пришёл в более или менее нормальное состояние, то рассказал эмиру, что он был в некоем городе Zerzura. С его слов он, в составе небольшого каравана, направлялся из Маллави, расположенного на берегу реки Нил в оазисы Дахла (Darkhla) и Харге (Kharijah).
Пересекая довольно протяжённый участок пустынной местности, караван попал в сильнейшую песчаную бурю – самум, вследствие которой погибли все, и караванщики, и верблюды, кроме Хамида Кейла. С его слов, ему удалось спастись благодаря тому, что он, воспользовавшись очень короткой передышкой, ослаблением стихии, распорол живот мёртвому верблюду, удалил из него все внутренности и, вместо них, засунул в образовавшуюся полость свою голову. После того, как самум удалился, Хамид долго не мог сориентироваться на местности в силу того, что буря была настолько сильной, что абсолютно изменила рельеф местности, похоронив под горами песка хорошо знакомые ему ориентиры. Ориентируясь исключительно только по солнцу, Хамид долго шёл по пустыне, пока у него не закончилась вода, после чего он обессиленный упал и потерял сознание.
Очнувшись, он увидел возле себя группу мужчин необычного вида. Они были со светлыми волосами и голубыми глазами, а на поясе у них были прямые мечи, совсем не похожие на арабские ятаганы. Эти люди долго вели его к себе в город, называя его Зерзура. Путь в него пролегал между двумя большими горами, через долину от которой к городу вела хорошо протоптанная верблюжья тропа. Город окружала крепостная стена. Над крепостными воротами была вырезьблена какая-то странная птица. Здания в городе были построены из белого камня и некоторые имели по нескольку этажей. Внутри домов располагались колодцы, бассейны с водой и сады. На улицах города Хамид видел много белокожих женщин и детей. В городе были также большие водоёмы для общего пользования и много деревьев и кустов. Хамид Кейла рассказал , что жители Зерзуры именовавшие себя Зерзуранс или Эль-Сури, относился к нему с добротой и разговаривали на необычной для его слуха разновидности арабского языка. В городе не было мечетей, минаретов и муэдзинов, которые бы призывали к молитве правоверных, а женщины не носили паранджу, поэтому Хамид сделал вывод что жители Зерзуры не были мусульманами.
Погонщик верблюдов сообщил, что прожил в Зерзуре несколько месяцев. С ним обращались очень хорошо, но он сильно скучал по дому и поэтому, как-то раз, ночью, он сбежал из города и долго шёл по пустыне, пока не встретил караван, с которым и пришёл в Бенгази. Эмир заподозрил Хамида в том, что он что-то скрывает и приказал стражникам обыскать его. При обыске в одежде погонщика был обнаружен очень дорогой золотой перстень с огромным рубином. Продолжая допрос, эмир выяснил, что кольцо было украдено погонщиком в Зерзуре. За кражу кольца Хамиду Кейла были отрублены кисти рук. Позже кольцо было исследовано экспертами и выяснилось, что оно было изготовлено в Ливии задолго до периода правления короля Ливии Идриса, свергнутого в 1969-м году Муаммаром Каддафи и его Советом революционного командования, но никаких упоминаний об этом очень дорогом (ценой несколько миллионов долларов) и, наверняка, очень важном перстне так и не было нигде найдено. Тем не менее, эмир Бенгази счёл рассказ погонщика правдивым, так как задолго до этого, он читал рукопись 15-го века (книга «Hidden Treasures», автора Киттаба аль Каннуза), в которой упоминалось, что об этом городе было известно ещё в 12-м веке и поэтому несколько раз снаряжал экспедиции на его поиски, но ни одна из них так и не увенчалась успехом.
Учитывая тот факт, что никакое, даже очень маленькое поселение, а не то, что целый город, да ещё населённый белокожими жителями, не может столь долгое время оставаться изолированным от окружающего его мира, всё, что остаётся это предположить, что город Зерзура реально существует, но в ином измерении, вход в которое из нашего измерения осуществляется через особый портал, расположение которого никому не известно.


****************

Там злой колдун вас не отыщет,
Где Бог царит, Любовь и Свет,
Он по Аравии порыщет
И … всё на том. Вот мой совет».

Заур подумав, помолился
И взяв опять перо, спросил:
«Я с миром мысленно простился,
Но вот с Дагаром – нету сил …

Он стал мне чем-то больше друга.
Возможно стал вторым отцом.
В том, что я жив – его заслуга.
Каким я буду подлецом,

Его оставив «отдуваться»
За нас с Самией перед тем,
Кто лишний раз поиздеваться
Безумно рад и гадит всем.

Из глаз Дагара "Свет" струится,
Он оживляет и целит,
Он не злословит и не злится,
И всех за всё всегда простит …

Нельзя ли и его в Зерзуру
С собою нам переместить?».
«О! Твой Дагар разумный гуру.
И должен это сам решить.

Прости, но весь лимит вопросов
Ты, друг мой милый, исчерпал.
Ты сам себе теперь философ.
Прощай. Тебе я всё сказал.».

Едва замолк «пророк эфира»,
Как дар чудесный Хамаюн
Исчез, как фант базарного факира.
«Прощай мой добрый говорун.

Благодарю тебя за службу, –
Заур вдогонку прошептал –
Что сослужил мне, и за дружбу.
Теперь пойду я спать. Устал ...».

Поспал недолго он. Проснулся,
Едва почувствовав сквозь сон,
Что кто-то нежно прикоснулся
К его губам, и видит он,

Что рядом с ним сидит Самия.
Не дух, не джин, а дева та,
Что он когда-то спас от «змия».
Её земная красота

Вновь, как тогда, его сразила.
Не веря, он потёр глаза
И прошептал: «О! Ты ожила!».
И по мужской щеке слеза,

Как по траве роса, скатилась
Но, вспомнил друз «совет пера»
И, голова его склонилась:
Как вознестись им до утра?

Узнав причину огорченья,
Самия, вытащив сосуд,
Тотчас развеяла сомненья:
«Мой милый друг! Джиннири тут!.

Она последнее желанье
Твоё исполнит, как всегда,
И пожелает на прощанье
Тебе: «Ни пуха, ни пера!».

Заур от новости чудесной
Заметно ликом посветлел,
И выйдя из пещеры тесной
В глаза Дагару посмотрел

Но, не успел сказать и слова,
Как тот его опередил:
«Мне очень жаль Заур, что снова
Тебя отказом огорчил,

Но мне судьбой моей назначен
Безумный, но чудесный путь
И я предчувствием охвачен,
Что мы с тобой когда-нибудь,

В какой-то жизни, повстречаем
Друг-друга, как и в этот раз,
И обязательно узнаем
Под «маской» настоящих нас.

Тебе Заур я благодарен
За то, что думал обо мне
И на меня «вопрос» потратил …
… Не беспокойся о коне …».

Заур с Дагаром попрощались,
В пути удачи пожелав,
И, по-мужски, слегка обнялись,
Десницы правые пожав.

Заур, с конём своим прощаясь,
Его по имени назвал,
Едва ноздрей его касаясь.
И в лоб его поцеловал.

«Пора мой друг» – Шахри шепнула
И, взявшись за руки, они
Пошли туда, где их втянуло
Туда, где нет ночей, а дни

Всегда светлы и бесконечны,
А люди – вечно молоды,
Где огорченья быстротечны,
Где смерти нет и нет нужды.

У самых врат в чудесный город
Их встретил ангел-постовой.
Он был могуч, не стар, не молод,
С венцом судьи над – головой.

На прибывших взглянул он строго:
«Кто вы? Откуда? С чем пришли …?».
«Мы беглецы, от мага злого.
От смерти мы едва ушли» –

Заур ответил, поклонившись –
Защиты просим от него».
И, с жизнью мысленно простившись,
Достал «дом» джина своего –

Позеленевший чайник старый:
«Украл у мага я сосуд,
В сосуде этом злые чары
Людские души стерегут.

Их превратил злодей в джиннири,
Чтобы она служила тем,
Кто хочет быть богатым в мире,
И жить в нём долго, без проблем.

Узнал у джина я случайно,
Что в нём Шахри заключена -
Та дева, что любил я тайно –
Владыки Персии жена.

Шахри, вернее Шахризада,
Была укушена змеёй,
Подброшенной «исчадьем ада» –
Ревнивой фурией одной.

В горах Шахри похоронили,
В пещере труп замуровав
И, вскоре все о ней забыли
Но, злой колдун о том узнав,

Шахини душу приневолил,
А плоть – нетленной сохранил …
Но, мне Аллах спасти позволил
Ту женщину, что я любил.

Злой чародей, узнав об этом,
Решил своё тотчас вернуть
Но, помогло перо советом,
Как злого мага обмануть.

И вот мы здесь, смиренно просим
Нас в город Зерзуру пустить
А чайник мы с собою носим –
Чтоб тех, кто в нём освободить».

«Я понял вас – привратник молвил –
Надеюсь вам я помогу.
Заур! Ты долг святой исполнил ...,
Но пропустить вас не могу

Я в наш небесный – город Света.
У вас ещё так много дел …
Ведь ваша «ария» не спета
В мирском театре, где удел

Вас ждёт, пока, людей-актёров,
В прекрасном мюзикле Творца …
А, впрочем, хватит разговоров.
Я выслушал доклад истца.

Теперь же, сторону другую
Уже хочу услышать я.
Ответчика я вызываю
Того, чьи чайник и змея.

Та самая, что укусила
За грудь невинную Шахри.
Того, чья магия и сила
Дев обращает в джиннири.

Едва умолк судья-привратник,
Как перед ним тотчас возник,
Из тёмной дымки, чёрный всадник –
Зловещий чародей-старик.

"Тебя в злодействах обвиняют
Шахри – истица и Заур
И сотни духов утверждают,
Что ты тот самый маг Мансур,

Что их насильно сделал джином,
В сосуд упрятав колдовством,
Что раньше был ты ассасином –
Ночным убийцей-мясником.

Себе, что скажешь в оправданье,
Мансур Арави аль Фарсит?
Учти, твоё правдивое признанье
Мой может облегчить вердикт".

Упал преступник на колени,
Во всём признал свою вину
И, лбом коснувшись своей тени,
Просил не обрывать струну

Его никчемной жизни тёмной.
«Ты смерть конечно заслужил.
Своею жизнью вероломной,
Ведь многих ты Мансур сгубил …

Но, милость Бога я ведь знаю …,
Им данной властью я сейчас
Всех пленников освобождаю
Из чайника. Таков мой сказ!

А дух Мансура заключаю
Взамен, в него на сто веков
И чайник в океан бросаю,
На дно, где сети рыбаков

Его достать никак не смогут,
Там будет он века лежать,
Как утонувший в шторм дредноут,
И ракушками обрастать.

А вы, вернувшись, не забудьте
Забрать себе Мансура клад …
А Зерзура …, не обессудьте …,
Вас будет ждать. Я буду рад

Вас здесь обоих вновь увидеть,
Когда-нибудь, в ваш звёздный час.
О, как хотел бы я предвидеть,
Что ожидает вскоре вас …

Но, проникать никто не смеет
В святые тайники судьбы …
Ведь неизвестно, что «посеет
Феллах – фисташки иль бобы».

Ну, а теперь пора. Прощайте.
И да пребудет с вами Бог.
Мои слова не забывайте.
На этом завершу итог.

И в тот же миг Заур с Самией
В оазис вновь перенеслись.
Заполнив сердце эйфорией –
Второй раз словно родились.

Шахри в оазисе оставив,
Заур в Пальмиру поскакал,
А там, коня в залог заставив,
Верблюдов двух в аренду взял

И возвратился вновь в оазис,
Откуда – цель была близка,
Затем направился с Самией
В «Долину чёрного песка»,

К сухому старому колодцу,
Где ценный клад, что дух хранил,
Принадлежавший греховодцу,
Уже никто не сторожил".

************
 
В трущобах Старого Багдада,
Старик Заур, в рассветный час,
В беседке сказочного сада
Писать заканчивал свой сказ:

«Достав сокровища Мансура
Заур отправился в Багдад
Где, до нашествия Тимура,
Купил в предместье дом и сад.

На Самие-Шахри женился,
Завёл детей и ремеслу
Отделки сбруи научился,
Осуществив свою мечту.

Так завершились приключенья
Друза Заура с Самиёй,
Скитанья их и злоключенья,
Что стали сказкою ночной,

Непревзойдённой Шахризады –
Джиннири, ставшей Самиёй –
Заура честного награды, -
Легендой тысяча второй».