три ноль ноль

шляешься не пойми с кем,
и видишь себя в зеркале,
среди облезлых стен
что исковеркали
себя рассветной гарью

лишь беспробудной тварью.

пьем и пьем,
не той, кто будет ждать,
бьем и бьем,
кого разрешено предать,
выкуривая пачек пять
в хмеле ночном.

что-то вгрызается в шею,
изнутри выгорая,
колебая трахею
ядерной бомбой

наверное, осталось совсем немного
до трех ноль нольного тромба.

мое окружение -
хрипящие дети,
боящиеся узреть в отражение
дурное совершеннолетие.

брошенные и разбитые дети,
умеющие торчать и трахать,
но не умеющие плакать.

ох, детка, слезы не помогают,
это как петля,
что, сжав хребет,
его ломает.

слезы лишь толкают тебя в лужу твоей безысходности,
как провинившуюся шавку:
шавка скулит и корчится
от нечеловеческой боли,
гавкать не хочется.
не описать ни одним гениальным текстом,
даже имея при себе депрессанты и соли,
то, от чего не спасут богомолие,
суициды, самоконтроли,

слезы лишь бросают тебя
в океан бесконечного алкоголя,
и, держа пистолет,
говорят,
что выхода нет,
выхода нет.

но пистолет без отдачи,
и звук смягчен.

кто ступал на район,
говорил мне на первой же кислоте,
- это бл*дская неудача,
растертая в пустоте.

они говорят,
это потерянная фортуна,
и ее разбитый взгляд
моргал себе присунуть
первой же иномарке
на пустыре, где свят
рассвет и очень яркий
сжирает свет
всех нас,
спустя дециллионы лет
на том же пустыре
встречающих рассвет.

я помню свои ноги, как электрические провода,
что пропадали в сумраке дорог,
и как ржавевшая вода
во фрезовых глазах
текла
средь нас,
и в мирозданье мрачном,
прозрачном и невзрачном
на ледяной траве,
когда существовать скверней,
чем умереть,
передавали мы друг другу к горлу
разбитое в беззвучье горло

небо без космоса,
грудь без души,
в венах не кровь, а биты.

кровоточащим голосом
кто-то пел:
"...распей со мной,
согрей собой,
облей меня
своей слезой..."

помню музыку мелодичней и глубже
в физике фар и падении света,
у тебя болела голова от этих жемчужен,
тебе хотелось петлю поуже,
чтоб затянуть потуже,
- то звуки нашего завета,
в котором зыбили
одной волной ответы:
вся истина в погибели.

и в лице твоем исчезает благоразумие,
изведав наши мили,
- это потенциал всего безумия,
что в нас рожден был от бессилия.

это якорь - что нечего терять
и что тебя больше нет.

и придет рассвет,
разъедая район,
знавшийся болью и худобой

-
чтобы сквозь зеркало
разглядеть в три ноль ноль
простую тварь

окруженную пустотой.