Лотос

Как у любого небожителя, у Ниру, Бога гармонии и баланса был личный слуга – его верный помощник во всех делах мирских.
Ниру самый противоречивый из всех Богов Египта. Ибо был лишен целостности – сочетал в себе добро и зло, животворящий свет Ра, и терни саранчи Сета. Быть при нем, очень тяжкий крест. Трудно угодить, потому что обе его личности хотят разного. Тело одно, а мировоззрения два. "Белое Я" довольствуется собой и старается поддерживать прекрасную человеческую форму. "Чёрное Я" во всем видит изъян, и пытается усовершенствовать тело как только можно и нельзя, иногда доходя до абсурда. Но что абсурд для сил зла – обычное дело.  Бог этот был самолюбивым и капризным, с чувством собственного достоинства, которое не мог позволить себе уронить никогда. Но как бы к нему не относились из-за его характера и манеры поведения, все уважали за ум, таланты и силу веры в то, что делает. Услышать похвалу от такого существа всем казалось невозможным, пока однажды...
На утренней заре, когда Ра еще не поместил солнце на Чашу Жизни, и оно тонкой оранжево-розовой полоской мелькало на горизонте из его рук, Ниру не навестил его личный помощник Фабиуса. Он всегда приходил к господину в одно и тоже время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Ниру был строг к мальчику, но также добр. Что отличало Ниру от остальных покровителей небес – он никогда не поднимал руку на своего помощника в целях воспитания. Он действовал по другой методике. Господин терпеть не мог три вещи: опоздания, слезы и повышенный тон. Опоздания он считал потерей бесценного времени, которое мог бы потратить на нечто большее чем ожидание кого-то. При этом, он опаздывать имел полное право, как он считал, потому что у него больше дел чем у кого-либо еще. Если к нему задерживаются, «Белое Я» конечно нашло бы чем себя занять, но в этом случае «Черное Я» побеждает. Со слезами не знает как справится, и как к ним относиться. А крики раздражают слуховой аппарат, вызывая головную боль, которая и без того преследует его всю жизнь, и к тому же действуют негативно на энергетику. Труднее всего Фабиусе давалось сдерживать слезы когда господин не в духе, он буквально «болел» Ниру, и любое его слово и действие очень близко воспринималось сердцем мальчика. Ниру это знал, и чтобы отучить мальчонку от чего-либо негодного ему, давал ясно понять это всем своим видом. Фабиуса жил Ниру, он им дышал и творил, это было схоже лихорадке, против которой нет лекарства. Свято чтил и уважал Ниру, за все, что тот делал, особо он любил ловить себя на мысли, что ценит господина просто за то, что он есть. И что Фабиуса рядом с ним, что Ниру доверяет ему свое тело, которым дорожил как своей гордостью, переживания, которыми ему было важно поделиться, как грешнику покаяться, и прислуживать ему считал честью и своим долгом, за спасение. Ни одна мать, ни один отец из рода человеческого не пожелали душу этого ребёнка. Он плутал одинокий на небесах, завидуя другим душам, о которых молились Изиде. Он был счастлив за них, но очень хотел оказаться на их месте. Пока у истока великого Нила, когда Фабиуса пролетал в наблюдении за ещё одной счастливой семьёй, которая обрела ребенка, его не окликнуло "Белое Я" Ниру, со словами: " И долго ещё я буду ждать тебя, мальчик? Идём со мной, будешь мне опорой и поддержкой "
" Или тебе любче быть не нужной песчинкой пыли в этом священном месте?"- насмехнулось "Чёрное Я" Ниру.
Мальчик испугался от неожиданности. Чуть не расплакавшись от мысли что он нужен не просто кому-то, а такому влиятельному лицу, он без раздумий подбежал к Ниру, крича: " Да господин, я бегу! " больше никогда не расставаясь со своим Богом, и искренне любя дарованное Ниру имя. Прошло не мало времени как Фабиуса перестал вспоминая их встречу, пробовать свое имя на вкус, нашептывая и бубня, а иногда даже громко произнося его вслух когда позволяла ситуация быть одному. Ниру… симпотизировал Фабиусе, он видел также его чувства к нему. Пользовался этим в целях нравоучения, но терпеть долго не мог. Его терзало мерзкое ощущение вины. Поэтому чуть погодя, «Белое Я» начинало заводить с ним интересные беседы, подшучивать, иногда даже выпивал в его присутствии, позволяя и мальчику сделать пару глотков опьяняющего напитка. Ему было забавно наблюдать как мальчонка «улетал», при этом развязывая язык на комплименты и просто добрые слова. Ниру был мягок с ним как ни с кем другим, а главное искренним.
После водных процедур, и бережного вытирания полотенцем из ниток листка дерева Агуя, нанесением ароматических масел, шёл процесс ухода за ногтями.
Пожалуй самое сложное в работе Фабиусы. Ниру каждый день требовал новый узор, не похожий на прошлый – эксклюзивный. Он мечтал, чтобы все восхищались его ногтями и конечно, он хотел возвысить мальчишку в глазах других Богов, которые считали решение Ниру нелепым: взять на такую важную должность как помощник Бога ребёнка, практически усыновив его и сделав своим приемником. Руки важный элемент в статусе Бога, помимо украшений, нательных боевых ран и узоров, ногти также должны были блистать. Чтобы у любого смертного и сомнений не возникло, что перед ним один из Богов египетских, а среди соратников чувствовать некое внешнее превосходство. Фабиуса хотел чтобы Ниру похвалил его, он хотел этого больше чем что-либо ещё. Ведь господин только подтверждал должно выполненную работу словами «да», «хорошо», «правильно» и т. п. но никак не вызывал своего восхищения и подлинного довольства. Поэтому Фабиуса делал все для этого. Но ногти были для него главной загвоздкой. Он рисовал то, что видел в своих снах: цветы, животные, предметы культуры и архитектуры, пустыни и бездны, из-за этого ногти Ниру были произведением искусства. Но все понимали, что это не было венцом его способностей. Этой ночью Фабиусе приснился цветок, доселе невиданный: лепестки бархатные, цвет подобен румянцу на щеках миловидной Клеопатры, роса застыла на его крошечных ворсинках, отражая бриллиантами свет солнца, а корни уходили глубоко в черню вод. Фабиуса по пробуждению грезил этим цветком, и никак не мог дождаться того момента когда придёт пора реализовать сей шедевр на ногтях господина, подаренный ему Богом сновидений Бэс, единственным тепло относящемуся к мальчику и дружащему с Ниру. Пока Ниру блаженствовал в медитации, с маской из молока и сока алоэ на лице, Фабиуса кропотливо трудился над каждым пальчиком Бога, стараясь воплотить всецелый образ маленького, но чудесного растения. По окончанию своей работы, вспомнив как дышать, Фабиуса трепетно отложил инструменты и отодвинулся от Ниру, оповестив того, что он закончил. Фабиуса не мог совладать с собой, он дрожал всем телом, нервничал, боялся разочаровать господина. Он поставил себе установку, что если Ниру не останется удовлетворен, он никогда боле не создаст ничего лучше. А Ниру, тем временем избавился от маски, вернулся в нынешний мир и. Ожидал все что угодно, но.. но не сие… Оба глаза медленно распахнулись в удивлении, а сердце, так очерствевшее за годы долгой жизни Бога затрепетало как у младой девушки, почувствовавшей своего ребенка под грудью. Ногти Ниру были расшиты золотом. Розовым, белым, дополненные цветной эмалью и украшенные микроскопическими полудрагоценными камнями. Он знает что изобразил Фабиуса. И в миг из памяти вырвалось воспоминание, в котором Ниру испросил Фабиусу идеальную форму в мире живом для него, благодаря которой он всем бы заявлял, кто он и какую философию, науку и историю за собой несет. Фабиуса растерялся тогда, но дал слово что как можно скорее найдет ответ и изобразит сие на руках светлейшего господина. Ниру посмеялся только, поверив мальчику и будучи уверенным, что тот не подведет. Ниру пришел в себя, и медленно встав с ложа, умеренным но уверенным шагом подошел к Фабиусе, как ветер, нежно и легко наклонившись к его лицу и поцеловав в уголок губ. Отстранившись, голос «Черного Я» и «Белого Я» Ниру слившись воедино, прошептал: «Ты превзошел себя мой мальчик. Благодарю тебя» и испарился в тот же миг, оставив после себя сильный поток ветра, быстро утихший, и тот самый цветок, живой, но застекленный в слезе Анубиса, который Фабиуса хранил у своего сердца до конца своих дней. Невинный Фабиуса еще с пол минуты стоял как вкопанный в покоях господина, пытаясь осознать свое счастье и успех. И лишь ветер помогал ему в мысли, что он жив, что он живет. Ниру тогда, никогда более не был разделен на половины, был един как солнце и тень от него – совершенен. И отныне, не сходил с его ноготков сей узор, а вид земной навсегда увековечился и полюбился людям и другим Богам.

Фабиуса с др. егип. «Украшающий»
Ниру с др. егип. «Лотос»