Проза

    

ПУБЛИКАЦИЯ В ЖУРНАЛЕ «ВРЕМЯ И МЫ»  №134, 1996. 
                                             
http://www.vtoraya-literatura.com/publ_268.html 

КРАСНЫЙ ТРАМВАЙ № 1
КАРТИНКИ ИЗ ЖИЗНИ МОЕГО ОТЦА

   
23 августа 1990 года утром, не приходя в сознание, в реанимационном отделении больницы, где он проработал 35 лет хирургом, умер мой отец.
   Мама написала через три недели после его похорон со станции Бологое, по дороге в Старую Русу. Её поезд опоздал на час к уже отчалившему туда поезду. До следующего поезда ей оставалось сидеть в медпункте за железнодорожным чаем и домашними бутербродами.
   Она коротала время письмом ко мне, из которого следовало, что отца схоронили в пятницу 25-ого (в субботу евреям хоронить нельзя), он страшно мучился перед смертью, что его отпевал раввин, а брат мой заказал по нему кадыш.

*   *   *

   Лучшее из воспоминаний – это кислые яблоки в Канавинской бане, газетка под ноги, чтоб не заболеть и не запачкать. Я натягиваю чулки, застёгиваю резинки. Чулки и пояс, как у девочки, и он даёт мне прохладное яблоко.

*   *   *

   Детские воспоминания о нём физиологичны. Он казался мне огромным, чудовищно сильным. С годами он уменьшался, скукожился, старел, сделался суетлив. Надулся круглый живот, и оттопырил его затасканный пиджак. В лице укрепилось постоянное выражение безадресной обиды и вопроса. Волосы побелели, и жена брата, однажды, когда он приехал в Москву, пошутила:  «Вы стали совсем серебристый, как хек». И мы засмеялись.

*   *   *

   Моя восьмилетняя дочка Ася заметила его диковиную желтизну вскоре после моего отъезда.
   Уже предполагая, он пошёл в свою больницу делать анализы. Его обследовали и нашли рак крови.
   Он, как доктор, прекрасно знал, что у него ещё есть два года.
   Боль он переносил очень терпеливо, не стонал. Боли было много.
   Он был в сознании почти до момента смерти. Мама его о чём-то спросила, он не расслышал, или не захотел ответить. Последнее произнесённое им слово – «жить».

   *   *   *

   Рассказывать о нём, – это рассказывать о себе. Я знаю, что я не в маму, а в него. Её черт предостаточно, и одна из них – терпеливость – и осложняет и помогает существовать. Но все мои: наивность, мечтательность, растерянность, дурашливость – от него.
   С какого-то возраста я простил ему его самоё, как простил себе себя. Я стал принимать его таким, каким он был.

*   *   *

   В нём прятался смешливый чёртик. Он запросто мог чего-нибудь неожиданное отмочить и принародно ляпнуть. В компаниях он иногда читал с МХАТ-овскими интонациями «Не образумлюсь, виноват...». Руку он прикладывал ко лбу и начинал знаменитый монолог. Где-то в этих словах был угол «оскорблённому чувству» и обличительному пафосу.
   Я догадываюсь, что он был неравнодушен к женщинам и вполне допускаю, что он был тайный гуляка. Говорю о нём, как о себе, опуская дурное. Не мне судить его.

*   *   *

   Он был хирург Божьей милостью и собственной волей. У него было бешеное упрямство, может быть хорошее качество для врача, и он был очень живой, очень приятный человек для посторонних. Пациенты, сёстры, врачи говорили о нём с восхищением и даже с нежностью. Иногда он очень хорошо шутил, грубовато, с большим сарказмом.

*   *   *

   В начале шестидесятых он первый в Союзе пришил отрезанную руку. Молодой рабочий попал под электричку. Дежурил ночью в больнице отец, и «Юлька Берёзов», потом проффествоварший в Москве.
   Они сказали санитарам съездить за рукой, может быть валявшейся ещё на насыпи. Руку нашли. Откромсана она была выше локтя.
   Через сорок пять минут они начали операцию: вбили металлический штырь и соединили кости, шили сосуды, нервы, мышцы. Подобные вещи делали только в Америке, не вдвоём, и там уже был определённый опыт и инструменты.
   Через месяц, парень этот почувствовал укол иголкой в палец, а через полгода он мог сжимать кулак и орудовать пришитой рукой на сколько-то там процентов. Отец возил его на хирургическое общество. Там удивлялись и аплодировали.

*   *   *

   Мне мешает писать о нём то, что он мой отец, и то что он умер. Ни то, ни другое, к сожалению не изменить. Если б у меня был другой отец, возможно, я – другой, был бы счатливее.

*   *   *

   Он гордился своей профессией. Она возвышала его над вполне мещанским кругом знакомых и родственников. Он мог поглядывать на них свысока и не отказывал себе в этом домашнем удовольствии. Профиссия давала ему ощущение собственной важности и независимости в мире, ценности для тех, кого «прижало». Эта его незаменимость в определённых обстоятельствах болезни, мучений, услаждала его значительно больше, чем накопление имущества или, например, любовное отношение к своему посту.
   Поста никакого не было. Он был «рядовой хирург». К теоретикам он относился весьма скептически. Всех знал и оценивал коллег не по степени и занимаемому положению, а потому «откуда у них росли руки». У него росли откуда надо. Ему хватало проффесионнального признания, уважения медперсонала и больных, отдельных его статей в хирургических журналах и публикаций о нём в городских газетах.

*   *   *

   Он зарабатывал деньги, отбивая у смерти больных, часто обречённых людей. А деньги он прятал от матери, вернее пускал их не ветер. К концу жизни он стал их отдавать их на общее хозяйство. Он сильно менялся к смерти. Рос?

*   *   *

   Он накупал всякую дурацкую всячину сериями: шахматные доски с фигурами, мужские побрякушки, лупы, микроскопы, горы книг, которые не читал, кроме, разумеется, медицинских. Старался покупать по дешёке, где-нибудь в комиссионках, и естественно, получал дрянь, полу-применимую к его вожделению обладать тем или иным блазнящим его предметом. Скажем два магнитофона, один другого хуже, на которых он слушал всяческих ресторанных монстров. Однажды я ему дал Галича, он расплакался, скопировал катушку, да ещё в неделю перекатал в тетрадь тексты песен со слуха. Голос его подводил и начинал дрожать, когда он говорил о Галиче.

*   *   *

   Я никогда его не увижу. А мне бы надо было с ним поговорить. Нам всё и все мешали, и мы себе страшно мешали разговаривать: наши роли по отношению друг к другу, обоюдная нечуткость и, боюсь, генетическое неумение слушать через все напластования взаимных обид и претензий.
   Мы, встречаясь, вообще, часто перегибали палку. Партитура разговора друг с другом, неудержимо влекла нас к скандалу, и нам не дано было сфальшивить, исполняя партии отец-сын. У нас были счёты. Ни я, ни он не желали их забыть. Он умер. Мы их свели и не поговорили на этом свете.

*   *   *

   Однажды зимой в сильный снегопад он провожал меня на поезд в Москву. Мать его уломала. Без него я бы не дотащил гору книг и университетских учебников.
   На прощанье он поцеловал меня в губы. Я почувствовал дикое омерзение. Этот его поцелуй мокрой, тёплой, слюнявой медузой прилепился ко рту. Я отплёвывался и оттирал губы рукавом в тамбуре. Это было что-то органически -запредельо - отвратительное.
   Может быть этим прощальным лобзанием он хотел изъяснить мне отцовскую любовь и своё старческое одиночество? Помню, что я всегда с омерзением выносил его поцелуи, но тот был просто рекордно отвратителен.

*   *   *

   Наверняка тут несёт Фрейдом и, вообще, физиологическим неприятием отца. Помню в бане я, маленький, со страхом смотрел на его детородный орган. Мой собственный, как бы и не существовал в его присутствии. Своей исполинской фигурой, на которую было наверчено столько мяса буграми, он запросто перечёкивал меня. Мой масштаб не учитывался этой горой волосатой плоти, этим гигантом который по неосторожности мог бы и растоптать меня, и я бы не хотел себя сознавать ничтожным, почти не существующим рядом с ним в этом мужском аду, где все мы были голыми и утопали в холодноватом тумане и адском шуме помывок. Там был жуткий сводчатый потолок, и когда туман по какой-нибудь причине рассеивался, я видел набухшие жирные капли, виснущие над нашими головами.

*   *   *

   Я уверен в том, что он так и остался мальчиком, бесчувственным мальчишкой, с приступами слёз умиления по очень странным поводам. Например, однажды он всплакнул, когда наш дорогой товарищ Брежнев уже в старческом маразме, провожал высокого иностранного гостя из Внуково в полёт. Микрофона не отключили, а телевизор вещал на предельной громкости. Леонид Ильич остроумно пошутил с товарищами, что, мол «товарыщ Хромыко у нас усё урэмя пышет».
   У отца очень увлажнились глаза и он, борясь с начинающимся рыданием, восхитился на тему, что мол «и он – человек!», т. е. наш уважаемый Генеральный секретарь.
   Эта слеза умиления меня подлинно растрогала и не забылась. За ней стояло: «будьте вы хоть на понюшку людьми и – я вам всё прощу! Даже ту оскорбительную пропасть, что зияет меж вами – лицами протокола, и мной – человеком толпы».

*   *   *

   Он себя чувствовал большим на работе и очень маленьким в истории и государстве, вот и прослезился, когда был «допущен» до вполне человеческой фразы, сказанной без бумажки. Акакий Акакиевич тоже б расплакался.
   Это ж было сталинское поколение. Из них воспитывали маленьких людей и уродов. И надо признать, многого в этом направлении добились. Павлики Морозовы – в детстве. Ягоды - Ежовы - Берии – во младости даром не проходят. «Пламенный мотор» вместо сердца, и Сталин вместе с Ждановым вместо собстсвеных мозгов должны были сформировать из них зомби поголовно. Комсомол, военкоматы, стукачи тщательно их обработали. Их крепко почистили бдительные органы, голодуха и война. Страх и унижения сформировали их подавлную человечность.
   Как же не заплакать, когда ОН говорит что-то кухонно-узнаваемое. Без бумажки! При нём! Ведь ОН не подлый идиот, а оказывается человек!

*   *   *

   Чувствовать глубоко было ему недоступно. Внутри него прочно гнездились две однояйцовые птички: чёрствость и инфантилизм. Нежность, любовь, щедрость как бы взрывали время от времени изнутри его оболочку. Он выходил в буквальном смысле из себя и... его не принимали.
   Нежный, любящий, щедрый он не увязывался с собой. Как нельзя поменять группу крови, так не мог он перемениться надолго, на дольше чем на часик-другой. Он был не глубок, трогателен и смешон в этих порывах-рывках из тюрьмы своего «я», из переживаемой им внутренней жизни, видимо несчастной, обиженной, ищущей одобрения и поддержки, неуверенной в себе, в мире и в людях.

*   *   *С   
   Он никогда не мог с людьми по-человечески соединиться. Может быть скальпель соединял его с вспоротыми телами, и только таким вот образом он творил свою жестокую, спасительную, докторскую любовь. А всё остальное и не было ему по-человечески важно.
   Он был угрюм и доверчив, озлоблен и добр, скуп и щедр. Он был не простой орешек, и сейчас его разгрызает смерть.

*   *   *

   Ему было лет пять, когда у него появился третий младший братик, и его мать, как ему показалось, совершенно его забыла. Он её ревновал. Она ушла в лавку за продуктами, и он приступил к исполнению давно выношенного плана. Он подставил табуретку к окну, вытащил визжавшего, спелёнутого братика из люльки, и положил этот живой свёрток в посылочный ящик. Может быть братик и не визжал, а помалкивал, почмокивая своей соской, или спал.
   Жили они на третьем этаже. Ящик, маленький Аркаша, начал было подталкивать по подоконнику в растворённое окно, и быть беде, да в комнату вошла его мать – моя добрейшая бабушка Софа. Таким образом мой будущий дядя был спасён и братоубийства не совершилось.   

*   *   *
   
   Это самое окно выходило на прямоугольную, очень уютную площадь, со сквериком. В скверике росла чахлая, вытаптываемая трава, рахитичные берёзки и ясени.
   За углом дома, справа от окна, находилась зеленая лавка в полуподвале. Напротив – аптека. Налево печалили глаза то ли совет, то ли управление, в общем, что-то очень красно-кирпичное в нижегородском купеческом стиле.
   Удивительно, что памятника Ленину или Сталину или, скажем, статуи пионерки с горном, почему-то не наблюдалось. То есть площадь ничем идейным украшена не была, разве трепещущие берёзки шевелили на ветру листочками, воплощая что-то трогательно-патриотически-российское. Если вы смотрели на них из скверика, они стояли, как хрупкие русские девушки, которым некуда пойти. В окно комнаты была слышна их шелестящая жалоба.
   Маленькая, уютная, много вместившая городская площадь, очень похожая на комнату, примыкавшую через окно к квартире. Даже деревья иногда казались комнатными растениями, которые выставили отдышаться на волю под небо, и они стояли и боялись.

*   *   *

  Правым торцом дом выходил на улицу Ошара. Название звучало темновато. Улица в давние времена была опасной, на ней ошаривали карманы прохожим. Начиналась она от бывшего кладбища, обведённого кольцом «первого» трамвая. Кладбище сначала заровняли, снесли осенявшую его крестом часовню, а потом превратили в скучный сквер. Называлось это место «Чёрный пруд» и там гужевались пьяницы и одяшки.

*   *   *

   Я не любил принимать его подарки. Всё равно через пару дней он их неизменно требовал назад за «плохое поведение». А купить подарком «хорошее поведение», увы, не выходило. Так что от подарков я стал отказываться. Зачем? Ведь он дарил мне на время, как бы поиграть. У меня же, неминуемо, он всё отбирает назад. Нет. Уж лучше не привыкать и не растраиваться потом. Это я довольно рано усвоил.
   Видимо чувство потрясённой справедливости, а не жмотство, заставляло его отбирать подаренные ножички, блокнотики и прочую дрянь за, так сказать, «неуважение». С уважением дома было туго. Когда родители скандалили, мама довольно изобретательно выкрикивала ему «турист», «квартирант», «херург» и, многие утраченные памятью за давностью, бытовые эпитеты.

*   *   *
 
  Я, по детскому любопытству, подобрав ключ, однажды залез к нему в ящики письменного стола. Там были десятки не начатых блокнотиков, наборы трофейных хирургических инструментов со свастиками на крышках, таинственные ампулы (тоже со свастикой), оптические приборы и лупы, иностранные монеты, перочинные ножички различных конструкций, большей частью поломанные, но жалко выбросить, карманные шахматницы с фигурками, офицерские золотые погоны и офицерские полевые медали и два его боевых ордена, фотографии, письма, краснознаменные грамоты с колосьями, статьи о нём в газетах, брелоки, часы ручные и карманные, и тому подобные мужские побрякушки и  причиндалы.                                                                                                                                                                                                                                ;Я был неприятно поражен, не обнаружив пистолета, который мне навязчиво мерещился. Я мечтал, выдвинув ящики, что вот когда вырасту — разживусь такими же ножичками (только не сломанными), лупами, биноклями и тусклыми иностранными монетами.;Его сокровищами, судя по содержимому ящиков, были сокровища мальчика, вдруг ставшего офицером, что было вполне типично для мальчиков его поколения, стремглав становившихся калеками, трупами, орденоносцами, зеками, офицерами.                  .;В младшие лейтенанты был произведен в сорок втором году, когда ушёл со второго курса медицинского института на фронт. Мальчишкой взялся за скальпель и начал выковыривать пули или осколки в прифронтовых госпиталях, за войну он успел сделать около двадцати тысяч операций. Цифра от него, насколько точна — Бог весть. Был ранен пистолетной пулей. В подбородок! Три с половиной года он практически не спал. Закончил войну капитаном в Восточной Пруссии. Год ещё продержали в армии после войны.; В шифоньере  висел побитый молью парадный китель и галифе с красными галунами. Я иногда красовался в кителе перед зеркалом, в его отсутствие. Галифе с меня спадали.;Капитанские  же погоны, найденные в ящике, мало того что были расшиты золотом, но на каждом было аж по четыре острых звездочки, все в гусиной золотой коже — в пупырышках, как от продолжительного купания в этой немыслимой роскоши. На остром конце погон были золотые пуговки с гербом и золотые же змейки, обвивающие кубки и клонящие над ними головку с высунутым жалом. Погоны эти — я не выдержал и нагло спёр. Он этого и не заметил, на моё счастье.

*   *   *

  Мне лет щесть. Три летних месяца мы живём в Бутурлино, райцентре Горьковской области. Там быстрая прозрачная речка. Я лежу животом на досчатых мостках и слежу в тени своей головы подводный ход рыб и гадов. На горке белая больница. Отец согласился заменить отсутвующего местного хирурга.
   Жизнь безумно интересная: купание, слежение попрыгивающего поплавка, лес с грибами и малиной, густой запах земли, когда тянешь из неё извивающихся, скользких червей.

*   *   *

   Отец за руку тащит меня наверх – в операционную. Мы с ним решили, что я как он буду хирургом. Я в белом халате до полу. Входит отец, руки в белых перчатках задраны вверх, пальцы врастопырку. На голове шапочка, под глазами повязка.
   Посреди операционной стол. На нём усыплённая баба. Она вся под простынью. У неё огромный, жёлтый живот – горой. В простыне дырища, чтобы этот живот торчал голый.
   Отец берёт из рук хирургической сестры маленький, сверкающий ножичек и одним движением распахивает живот на две половины. Живот выворачивается наружу. Это – как распоротый диван. Под серой кожей желтоватые, плотные облака жира, переложенные красненькими сосудиками. Мне страшно на это смотреть. А он ещё режет и изнутри показывается тёмно-коричневый, влажно-блестящий орган. Я на подгибающихся ногах отхожу к окну. В ушах у меня свистит. Сейчас я упаду от ужаса. Мир куда-то целиком отваливается.
   Мне суют под нос что-то щиплюще-пахнущее. Свист в ушах затихает, и темнота, навалившаяся на меня, просветляется.
   Я вижу склонившуюся надо мной молоденькую медсесетру, которая мне что-то говорит и целует мне лоб. Марлевая маска у неё сейчас под подбородком. Меня тошнит. Я смотрю вниз на худенькую берёзку, простоволосую, трепещущую резными листочками. Медсестра, приобняв меня, сводит вниз по лестнице к берёзке.

*   *   *

   Отца часто вызывают для срочной помощи. Иногда он меня берёт с собой. Мы ездим с ним на «козлике» по району. Он работает, а я гуляю вокруг медпунктов, или изб. Ему чуть не в пояс кланяются и смотрят на него самым восхищённым образом. В «козлика» напихивают мёд в бочечках, воблу в мешках, яйца, домашнюю колбасу, бутылки вин и коньяков и т. д. Отец, горячась, протестует. Напихивают когда его нет, через шофёра. Шофёр божится, что не знает, кто мол это принёс, и не выбрасывать же!
   Несколько раз он берёт меня полетать на «кукурузнике». Меня сажают рядом с лётчиком и я безотрывно гляжу на речки, рощи, деревеньки, поля, крошечных коровок. Самолётик падает в воздушные ямы, и во мне падает сердце каждый раз. Летать восхитительно!
   Раз на самолётике мы летим к занемогшему батюшке. Церковь. Монахи. Батюшка в бороде, в чёрной, подпоясанной рясе. Отец удаляется с ним ненадолго «щупать живот». Меня монахи сажают за стол и начинают кормить. Возвращаются отец и батюшка. На прощанье в самолётик напихивают всякой снеди и мёд, который я не выношу.

*   *   *

   Отец в деревне хвалится перед медсестричками, какой он спортивный ездок на велосипеде. На нём синие китайские штаны «Дружба». Он показывает девушкам, как надо запрыгивать на велосипед сбоку, когда трогаешься с места. Очень ловко, с треском запрыгивает. Трещит порванная углом ткань на штанах. Он бедром задел за седло. Отец смущён. Медсестрички корчатся от хохота.

*   *   *

   Ещё одно лето. На этот раз на Пьянском Перевозе. Стремительная, кристальная речка Пьяна. Когда в неё опускаешь ладонь – рыбки задевают пальцы чешуёй. Деревенские мальчишки умеют ловить рыбу руками. Я научился плавать на спине. Ложился на песочек спиной в воду и потихоньку сползал в речку совсем. Оказалось – вода держит.
   Живём у браконьера дядя Капы. Колхоз разводит жирнущих зеркальных карпов, исключительно для Кремля и министерств. Дядя Капа на плоскодонке браконьерит по ночам. Лодка почти тонет от тяжести рыбы. Карп дурной. Мечет икру, выпрыгивает из воды в воздух на полметра. Бьётся боками о дно и борта лодки. Иногда дядя Капа ловит в Пьяне щук. Ботая боталом производит гулкий, лопающийся звук, завораживающий щук и, кажется, сома. Ловит громадные экземпляры. Несколько раз вылавливал щук толщиной в полено, заросших от старости волоснёй.
   Пасть их усеяна крючковатыми зубами. Есть их нельзя, невкусные. Их жрёт с мурканьем кот дяди Капы – Васька.

*   *   *

  Отец отпускает меня в ночное. Меня сажают впереди пастуха на смирную лошадку. Пастух одной рукой меня держит, другой – правит лошадкой. Когда ложимся спать в пахучее, клеверное сено, кто-то из баб у костра истошно визжит. К костру подползла пара сверкающих змеек-медянок. Пастух быстренько засекает их косой.

*   *   *

   Через неделю после нашего возвращения в город, приезжает гружённый грузовик. Все отторгнутые отцом дары в кузове. Это бочки с мочёными яблоками и кислой капустой, бочки мёда, два (!) мотоцикла, два велосипеда, баян и балалайка, патефон, мешки с гречкой, пшеном и т. д. Дедушка с шофёром таскают всё это в сарай. Отец на работе, дежурит. Мама в ужасе: «Ну зачем нам ещё эти мотоциклы»! Шофёр ухмыляется и говорит, что мол велено разгрузить и всё. «Пригодятся, хозяйка».
   Один мотоцикл отец подарил младшему брату (тому, которого чуть не скинул во младенчестве с подоконника), второй, кажется, продал. Мотоциклы и мотоциклистов он люто ненавидит: мотоциклисты разбиваются и попадают к нему на операционный стол. Спасать жуткая проблема. Бьются вусмерть. 
   Обычный его обеденный разговор состоит из описания маме дежурств и операций. «Оперировать» произносится особенным образом: «опеировать». Слова «помер», «померла» употребляются чаще, чем «соль» и «перец».

*   *   *

   Он проработал тридцать пять лет в одной и той же больнице, в травматологию которой свозили всех разбившихся, вешающихся, травящихся, стреляющихся, раненых и почти убитых. На работе он по локти погружал руки в кровавую плоть.
   Приходя домой, специальной щёточкой, тщательно мыл перед ужином руки. Ногти были выстрижены выше бороздок над подушечками пальцев. Он умел пользоваться левой рукой почти как правой, что меня поражало. Мама говорит, что он разделывал купленную рыбу или курицу мгновенно и чисто, какими-то списанными на работе кривыми ланцетами.

*   *   *

   Он любил катается на лыжах. Место катания – замёрзшая, завьюженая Ока.Там было полно лыжников и во все стороны разбегалась накатанная, сверкающая лыжня. На Оке почти всегда дул ледяной ветер, и одеваться для лыж нужно было очень тепло. Ботинки надевались на несколько шерстяных носков, обмотанных сверху газетой.
   Была у него особенная, никогда не встречавшаяся мне нигде, деталь лыжного туалета. Это был какой-то застиранный бандаж, надеваемый им под лыжные штаны. Назвал я эту вещь придуманным мной словцом: «наяйцовник».

*   *   *

   Он, очевидно, стыдился своего еврейства. Отчество Зельманович он сменил на звучащее благородно-русским «Зиновьевич».
   Когда к нам заходил какой-нибудь по-волжки «окающий», русский знакомый, он принимался вслед за ним усиленно «окать». Разумеется, тут же появлялся ехидствующий в меру юных сил я и начинал ОбильнО, нажимая на «О» «окать» тоже. Он, разумеется, этих передразнивай не выносил. Когда знакомый удалялся, я обращался к отцу крйне непочтительно, клича его «Оркаша» и «вО всю ИванОвскую Окая». ЛюбОпытнО, чтО эитими непОтребными шутОчками я Отучил егО От этОгО егО жалкОгО ОбыкнОвения, От самОуничительжинОй игры в «русскОгО челОвека Оркашу».

*   *   *

   После восьмого класса он взял нас с братцем в Севастополь, на море. Мы разбили палатку в палаточном лагере на Учкуевке, где был чистый жёлтый песок на пляжах, а столовой горе – миндальные рощи. В этих рощах горький миндаль соседствовал со сладким. Обнаружил эти замечательные рощи мой пытливый братец.
   Мы отправились туда с фанерным чемоданом и парой половинок от кирпича, чтобы раскалывать пробный орех, и если попадался сладкий – дерево годилось. Я залезал на дерево и драл орехи. Братец собирал их внизу. Мы приволокли полный чемодан к палатке.
   Отец сидел перед костерочком. Странным образом его носки сушились у него на предплечье. Может им так было теплее.
   Братец с невинным видом осведомился: не любит ли папа миндаль? Папа, оказывается, миндаль любит. Братец отгрузил ему орешков, и папа приступил к пробе. Он взял в рот орех, покрытый черноватой жёсткой шкуркой с серенькими волосиками, обглодал и, не сморщившись выплюнул. Взяв второй – выплюнул, и сказал, что ему не нравится миндаль. Мы со смехом, разобъяснили ему, каким образом миндаль употребляют. Таковы были жестокие наши проказы.

*   *   *
   
   Когда бабушка умерла, он переселился в её комнату. Впервые, на старости лет, он обзавёлся «кабинетом». Врезал замок, прикупил велик, аккордеон, пару магнитофонов и т. д. Он там блаженствовал.
   Комнатка была крошечной, и с коечки можно только ступить только боком, минуя задиравший велосипед, сразу – к письменному столу.
   До потолка всё вдруг забилось газетами, научно-популярными брошурками и журналами, шахматной и медицинской литературой, фотоувеличителем и фото принадлежностями, инструментами и чёрт-те чем.
   Газеты он почему-то копил. Мама иногда туда проникала и выкидывала. Начинались крики и обиды.
   На велосипеде, с привешенной на руль авоськой и нагруженным багажником, он объезжал район в поисках продуктов. Мама говорила, что без этих поездок они бы кукиш сосали. Таков был уклад горьковской их жизни без нас.

*   *   *

   Мы с братцем давным-давно отчалили в Москву и навещали их город Горький наездами. Когда я приезжал, отец уступал мне свой крошечный кабинетик и меня, как человека молодого и очень пылкого, начинали навещать мои девушки. Разумеется они ночевали в моей кровати.
   От отца очень помогала задвижка на двери. Но он сопел под дверью и тихо неиствовал. Девушек моих, по их уходу, он называл «****ьми», с чем я и по сию пору не согласен. Они были мои подружки и студентки.
   Если бы я в юности не уехал в Москву, боюсь, у нас были бы дома кулачные бои. А так – я приезжал на месяцок на сессию в университет, и он твёрдо знал, что через сколько-то дней или недель я слиняю на полгода в столицу, и «возмущению» его был положен временной предел.
   Маму мои девушки смущали куда в меньшей степени. Она их даже кормила на кухне обедами. Он же затравленно зыркал глазами и клонил лысину долу, пряча «возмущенные» взоры.

*   *   *

   Отчий дом, то есть то место, где он родился и вырос, находился от нас в сорока пяти минутах езды первым трамваем. Мы доезжали до кольца и шли по Ошаре ещё минут пять. Там жила моя вторая бабушка и второй дед – его родители.
   Трамваи ужасно нравились мне. Внутри был какой-то каторжный уют и унылое, убаюкивающее тепло. Отец сидел рядом и читал серые свои газеты, я глядел на город сквозь окна.
   Зимой, продышав розу на замёршем стекле или продавив молочный нарост нагретой ладонью монетой, я тёр пальцем прояснящееся место до тех пор, пока не начинали за ним во всех отчётливых подробностях отлетать дома и пешеходы.
   Снаружи трамваи казались мне неприкаянными красными бродягами, которые никак не найдут себе места на свете и вечно подсматривают в жёлтые тусклые окна домов чью-то чужую жизнь.

*   *   *

   Я не изменился. По вечерам, где бы я не был, я вижу тусклые жёлтые окна и ощущаю себя бродягой. Я вижу себя пассажиром красного трамвая – бродяги. Я – такой же. Нам всегда по пути. Окна мимо езжих домов освещены тёплой и недостижимой чужой жизнью, мало похожей на мою.
   Несколько лет назад какой-нибудь московский прохожий или проезжий человек, может быть, поднимая взгляд, видел в верхнем этаже, в переулке, освещённые три окна, бордовые гардины или наши тени.
   Год назад я испарился из этих мест навсегда и... снова оказался в красном трамвае ребёнком. Рядом сидит мой бессмертный отец, и мы едем с ним к моей бабушке на «Чёрный пруд», к кольцу первого трамвая.
                                                                                                                                 16 окт 90 Нью-Йорк
 
МЛАДЕНЧЕСТВО

   Я многого не помню – то ли память сплоховала, то ли жил не тем, чтоб запечатлеть всё от начала до конца, чтоб жизнь была ровненькой, гладенькой, миленькой. Я писал ночью, в бессонницу, когда небо белеет над тобой и мир снова зелёно-голубой. Зелёно-голубой? Серый, идёт дождь в компьютере. Может он уложит меня спать – спать, а не размышлять о жизни, всё ещё продолжающейся. Началась она так: 6 утра 3 сентября 1952 года. Мать почувствовала, что мне пора и я родился на белый свет. Большой мальчик, вес 4 кг и 200 грамм. Я не плакал – лежал и оглядывал мир. Мир был огромен. В окна стучали трамваи, гремели грузовики, дребезжали автобусы. Всё мчалось мимо меня, а я пока засыпал.  На 8 день меня отнесли в еврейский дом и обрезали под молитву. Я стал жить и взрослеть. Через 2 недели я отказался от материнского молока – невкусно.
   Первое воспоминание – я стою ночью у края кроватки, держась за её прутья. Прутья деревянные. Напротив висит коврик. На нём сидит бабушка и что-то вяжет. Рядом горит огонь в камине. У неё доброе лицо. Она неподвижна, не шевельнётся. Глядит на меня, а я на неё. Ни звука в комнате. Сзади дверь в красных шторах, которые свисают сверху и по бокам двери. Все спят, а я не сплю – смотрю на этот мир. Стою я слабо, неуверенно, и становится тяжело. Я отпускаю деревянную штуку и падаю на постель. Надо мной потолок, высоко и далеко от меня.
   Я у дяди моряка и тёти – красивой, полненькой, кудрявой женщины – тёти Сони. Она только что стала матерью и кормит своего малыша, Женьку. Он засыпает на её большой, круглой груди и она несёт его в постельку – пусть поспит. Возвращается к столу, берёт чистый стакан, подносит к груди и – раз – он уже наполнен белым, пахучим, женским молоком. Подаёт его мне:
 – Пей. 
Я его выпиваю, но вкус неприятный, женский. Я то уже большой, пью коровье молоко нормальное. 
    Пришло лето. Мне годик и 8 месяцев. Я на даче в Стригино, под Горьким. Снят с братом и ещё одним мальчиком. Вид у меня удивлённый. Видно по лицу что должна была бы вылететь птичка, а камера забуксовавла – нет птичек! Я удивлён – нет птички, а должна быть. Была там молоденькая Катя, моя нянечка, о которой не помню ничего. Лето прошло. Шёл 1954 год. Я рос. Помню ещё 2 карточки, розовые. Маленький я шагаю с братом по высокой траве. На первой карточке я держу в руке длинную палку, опираюсь на неё. Кудрявый, улыбающийся. Вторая фотография – не улыбаюсь. Палки нет. Брат, который старше меня, двухлетнего, на целых пять лет, держит меня за руку. На лбу у него шишка. Я ли ему поставил или он сам – история умалчивает.
    Мне три года, брату восемь. Большой мальчик мой брат. Закат на нашей Коммунистической улице. Я в велосипеде, трёхколёсном. Сижу я на нём у края тротуара: дальше обрыв вниз. Братик, Лёвочка, толкает меня с обрыва вниз, так, ни за что, ни про что. Захотелось и толкнул... плёвое дело. Велосипед съезжает, я с него кувырком, носом о большой булыжник. Смех сзади – здорово получилось! Лицом в булыжник! Смехота... Дедушка выбегает на крик, хватает меня, залитого кровью, и бежит домой. Мама в крик, зелёнка, бинт. Я лежу в постели, закутанный простынями, поплакав, засыпаю. Нос распух, маленький. Никто и не заметил что нос стал кривой. Потом пойдут болезни, вечный насморк, уродство, операция у отца в больнице – чуть лучше, операция в Нью-Йорке, чтобы мог дышать. Лёвочкина игра со мной – трёхлетним мальчиком с восьмилетним дылдой, которого никто не просил (я уж естественно – трёхлетка восьмилетку!) о такой весёленькой игре. Но это только цветочки – ягодки впереди.
   Мне четыре года. Солнце разбудило меня. Я надеваю штнишки до колен, резиновые, маленькие сапожки, курточку и бегу по высокой траве. Она вся в капельках росы. Это лагерь в Зелёном Городе. Вокруг забор и стоят длинные, одноэтажные, деревянные домики, выкрашенные зелёной краской. Мама привезла меня сюда. Она работает врачом и решила взять меня с собой. Я рад, здесь, с мамой лучше всего. Раздвигая высокую траву я пробираюсь к зелёному дому. Я уже на крыльце, открываю дверь, сбрасываю всё что надел, хватаюсь за одеяло и – нырк – в постель – к самой моей любимой девушке, Наташе, которую я сильно-сильно люблю. Наташа открывает глаза, обнимает меня жаркими руками. Она восьмиклассница и уверяет меня, что жениться на ней рано. А я всё талдычу ей о своём:
– Я вырасту и женюсь обязательно на тебе! У тебя самая толстая коса, самая душистая. Мы будем жить вместе. Я буду ходить на работу, пожарником, ты тоже – врачом.
Она обдаёт меня розовым дыханием:
– Давай, Сашенька, поспим. 
И мы спим в обнимку. Как тепло и хорошо с ней.
   Я уже большой. Мне 5 лет минуло. Я лезу на стул. Взрослые слушают меня.

Во саду-ли, в огороде,
бегала собачка,
в рот зажала, навоняла –
вот тебе задачка.

Взрослые не смеются, а они стыдят меня! Вот, не ожидал такого отношения ко мне. Это же смешно. А им нет. Что-то, наверное, не так, а что непонятно.
  Мне 6 лет. Пришло лето и отец взял нас в Бутурлино – село в Горьковской области. Мы ехали туда 5 часов, приехали вечером. Пошли в дом, который был закреплён за нами. Там было очень мило – иконы в углу, занавески на окнах, кошка, которая убежала, крупная кошка по имени Вася. Хозяева дома встречали нас. Это были дед Капа и его жена. Поужинали и завалились спать. Утром отец ушёл в госпиталь, который был рядом с домом. Госпиталь был огромный, в три этажа, видно главный госпиталь в районе. Мы с братом пошли на речку, которая протекала в двадцати шагах, чистую-чистую. Я вошёл на мостки которые были на речке Пьяне, лёг так, чтобы видно было что под водой. В речке был удивительный мир рыб, которые стояли под мостками – зелёные, с красными плавниками, в крапинку рыбы стояли над растениями, которые выстилали дно воды. Я лежал и смотрел на это. Брат за это время сбегал домой, накопал червей прямо под домом и прибежал сюда, удить рыбу. Он за час наловил 46 рыбок. Рыбы были разные – было несколько лещей, остальное была одна мелочь – ерши да окуньки. Я сажал рыбок на кукан. Лёва показал как это делается. Он, гордый, принёс этот кукан старухе и попросил её сварить уху. Она взялась за это дело и, вечером, когда зашло солнце и, отец пришёл с работы, мы ели уху самую лучшую в мире. Рыба, которая не понадобилась, лежала на лавке и кот, Васька, ободрал леща со спины и выел кусок рыбины, весом, может быть, с килограмм. Пьяна чудная речка. Далеко от дома была видно замок в лесных подступах к нему. Замок весь облез, порушился, но он был великолепен. Я не дошёл до этого замка. Лес был за селом. Он выходил на речку, круто спускался и я не знал, как преодолеть крутые спуски леса без возможности пройти туда. Может быть мне снится всё это? До сих пор стоит эта картинка в глазах.
   Отец взял меня на операцию. Я встал с ним и пошёл на его работу. Медсёстры – девушки, одели меня в медицинский халат, который был большой и спускался с меня до полу и повели меня на операцию. Дверь палаты распахнулась и я увидел своего отца. Он был в белой шапочке, надетой на его лысую голову, в белой маске на лице, в белом халате, который шёл ему, в белых перчатках. Перед ним лежало нечто массивное, возвышающееся над койкой, в которой делалась операция. Всё это было в белом, но было окошечко над этим. Там, в окошечке, было видно тело. Отец взял сверкающий скальпель и сделал разрез на теле. Разрез был недостаточный. Он углубил его. Я смотрел в рану, которую сделал мой отец, видел желтовато-белый жир с кровяными нитями, и... мне стало плохо от того что я видел. Ноги мои обмякли и я точно бы свалился в обморок, если бы меня не вывели из госпиталя и не положили бы на травку. Сияло небо надо мной, пели птички, утешала девушка в белом халате. Я понял тогда что медицина не для меня. Пусть другие оперируют, только не я.
   Утро. Самолёт, в который садимся мы, я с отцом. Самолёт взлетает над полем. Летим лётчик, отец и я. Я сверху вижу Бутурлино – домики, речку, лес, замок... Мы прилетели в другую деревню и сели в поле. Нас встречали архиерей и два монаха. Мы пошли в деревню, в церковь. Вошли туда в горницу. Отец разговаривал с этим священником и вышел рядом с ним. Отсутвовал он минут пять. Когда они пришли, появилась хозяйка, поздоровалась с отцом и мной, и стала разливать вкуснейший борщ по тарелкам. Потом ели вкусности. Отец разговаривал с батюшкой о его желудке, об операции, которую надо делать немедленно. Пилот сидел с нами и наслаждался едой и разговором отца. Ну, всё. В стали и пошли к самолёту. Священники надавали нам еды и прочего. Самолёт взлетел. Я смотрел на мир, по которому ходил, сверху. Вернулись поздно и завалились спать.
   Ещё одна история. Отец развлекает девушек. Он берёт велосипед и впрыгивает на него. Неудачно, порвал штаны. Девушки смеются.
   Однажды ночью дед Капа разбудил меня: - Что спишь? Собирайся, к коням пойдём. Я оделся и вышел из дома. На улице была толпа людей их половины были кони. Они потоптались и пошли по дороге в поля. Меня посадили на спокойную кобылку, сказали: - Ну, халява... пошла – и она двинулась подо мной. В руках у меня были вожжи, которые я держал в руках. Мы ехали долго, мужики да бабы по вытоптанной траве. Луна освещала путь. Вдруг трава стала большой. Мы проехали немного и остановились у речки. Тут-же разожгли костёр. Были вокруг стога, на один из которых подсадили меня. У костра сидели люди. Слышалась песня оттуда, и я заснул. Проснулся в пятом часу. Все спали, кроме лошадей. Они разбежались по полю, и мирно жевали колоски. 
    Помню и ещё историю про ночной подъём дяди Капы. Он одет рыбаком, на боку висят снасти, в руке керосинный фонарь. Мы выходим с ним из дома, садимся в лодку – я и брат, и плывём по реке, туда, где она, Пьана, расширяется и разбита на участки, которые кишат рыбой. Капа зажигает фонарь и вода под лодкой начинает кипеть плавниками. Он бросает хитро распяленную сеть, и, секунд через десять вынимает. Рыба заполняет её всю. Все рыбы осётры! Ещё раз – тоже самое. И ещё, и ещё раз. Лодка осела под шевелящейся рыбой. Больше не возьмёшь – потонем. Он задувает огонь в фонаре, и гребёт к дому. Почему его не ловят – я не понимаю.   
   Лето прошло. Мы вернулись домой. Через неделю к нам приехал грузовик. Это нас благодарили за то что мы сделали. В грузовике были два мотоцикла, куча еды – арбузы, икра чёрная, балыки и прочая, прочая, прочая. Помню как я ем чёрную икру. Передо мной банка, трёхлитровая банка, и я ложкой беру себе икру. Блаженство! 
  Отец был на работе. Мы с мамой отправились на концерт без папы. Погас свет и на сцену вышел человек. Он сразу стал рассказывать что-то смешное. Я не выдержал и засмеялся. Через несколько мгновений молчания люди в зале засмеялись. Дядя, который сидел рядом со мной и мамой в военной форме сказал:
- Ничего себе, мальчик засмеялся раньше всех. Вот это мальчик!
   Наш детский садик закрыли. Мама берёт меня за руку, ведёт по улице, поворот, потом ведёт по новой улице. Мы приходим на трамвайную остановку. Жарко. Хочется пить. Подходит трамвай. Мы садимся на него и едем. Куда – я этого не понимаю. Сходим с трамвая, идём по улице и входим в новый детский садик. Мама о чём-то говорит с воспитательницей и уходит. Я остаюсь совершено один среди новых мальчиков и девочек. Так продолжаться больше не может. Я говорю им что они плохие и выбегаю на улицу. Мамы нет там! Я иду по улице и, вдруг, остановка трамвая. Трамвай подходит и я сажусь в этот трамвай. Я сижу на сиденье и гляжу в окно. За окном появляется парк. Мы проехали парк и за ним дома. Трамвай останавливается и дальше пойдёт обратно. Я выхожу из трамвая и иду по улице, по незнакомой улице. Перехожу дорогу – ба! Мой дом! Я бегу к моему дому, лестница, второй этаж. Я стучу в мягкую обивку двери. Дверь открывается и я вижу своего деда. Дедушка удивлён, что я пришёл сам.
- Ах, Саша, неужели сам пришёл. Ну, всё. Пришёл так пришёл. Будет дома и в садик не пойдёт.
Я помню вечера в нашей квартире. Горит свеча на бархатной скатерти. Сидят дедушка и бабушка. Дедушка окончил молится Богу:
- Адонай, элогейну...
Дедушка и бабушка поставили домино на скатерть. Я сижу с ними и смотрю, как они играют. За окном завывает ветер и идёт снег. Так хорошо в нашей квартире, так хорошо, что хочется чтобы это было всегда. Дедушка говорит:
- Человек предполагает,  а Бог располагает. Ничего не поделаешь.
Хочется спать. Я ложусь в постель. Дедушка со мной. Он сидит на стуле и читает мне сказку. Я засыпаю под его монотонный голос. 
   
   ДЕТСТВО 
   
  Мне семь лет через два дня, то есть в школу я иду шестилетним мальчиком. Я учусь писать и читать. У меня новый друг, Саша Ябров. Веснушки на носу, но очень красивый мальчик. Мы с ним то у меня, то у него. В его квартире я сижу вместе с ним на подоконнике. Его окна выходят на Советскую улицу – главную в Канавине, а мою, Коммунистическую, может и не слышали. Мы смотрим на машины, на трамваи. Так интересней. Однажды к нам приходит девочка, Нинка Виноградова, наша соученица. Мы затеваем игру. Она лезет под кровать. Когда она вылезает я, ловко сдираю трусики с Нинки Виноградовой – мы с Ябровым договорились, что это сделаю я. Ну и что? Писька, как писька, девичья писька. Будто мы не видали такого. Такого сколько хочешь в женской бане,  которую мы ходим, потому что ванны у меня и у него нету. Это придёт позже в советский быт. Нинка убегает плача. Мы расстроены. Мы приходим в школу на следующий облачный день. Она на нас никакого внимания не обращает. Ну, и чёрт с ней, с Нинкой Виноградовой. 
  Зима. Мы с Сашкой Ябровым ходим по глубокому снегу около баржи, и, вдруг проваливаемся в воду. Под ногами что-то твёрдое – лёд. Мы выгребаем к кромке льда и кричим. К нам подползает сосед, парень татарин   старше нас на 10 лет, и вытягивает нас на лёд. Я в шубе и в шубейной шапке, Сашка Ябров в таком же одеянии. Мы с большим соседом, отводим его домой, потом идем ко мне. Мама пугается, и быстро обтирает меня дедушкиной водкой. Потом укладывает меня в постель. Я засыпаю.
 Назавтра я в школе. Сашки нет. Он пропал на две недели. Он появляется. На уроке его спрашивает учительница, почему он не приходил в школу? Сашка отвечает, что Алейник чуть не потопил его в Оке. Я слышу его, меня кидает в пот от этой его наглости, и я вскакиваю с парты, кидаюсь к нему и бью его кулаком по лицу. Молочный зуб вылетает из его рта. Учительница отправляет меня домой. Я пообещал ей, что все расскажу у себя дома, что мама придет в школу и узнает обо всем от нее. Я не допущен на уроки, на три дня. Ночью я слышу из спальни родителей, что они перешептываются насчет меня, и отец называет меня юным бандитом.   
 Двенадцатое апреля 1961 года. Я услышал о первом полёте в космос человека – Юрия Гагарина. Тут-же возникли две строки стихов:

 Ракета поползла в верх
 на пылающих золотых струях...

  Дальше – не было ничего, кроме боя с Аликом Кацем, моим троюродным братом, к которому я относился с нежностью. Бой был в боксерских перчатках, на втором этаже деревянного дома. Мой братец достал это барахлом. Перчатки были в трещинах, разбитые о чьи-то морды. Мы учились в третьем классе, и братец притащил нас туда, и поставил друг против друга. Я махнул, и Алик лишился молочного зуба. Сценка повторилась, только Алик был поумнее и не стал жаловаться на меня. А мы с ним бродили по улицам и удивлялись, почему мы с ним подрались? Нонсенс. 
  Алик Кац давно уже в могиле, в далеком Израиле. Рак подкосил его. Он был тонкий, высоченный человек, моложе меня на пол года. Помню его на лодке, как мы плывем по Оке, гребем, выходим на берег и лежим на траве. Солнце слепит, и нам хорошо вдвоем. Три года мы с ним брали лодку на прокат 31 августа и уплывали по реке с 8-го класса. Помню его в пивном баре на Скобе, куда мы ехали на трамвае. Тарань, пиво,  швейцар, который подавая ему пальто, сказал:
  - Большой человек. Архитектором будешь. -
  Он как в воду смотрел, и Алик стал архитектором.
  Однажды я встретил его на улице в Горьком, куда я приезжал из Москвы, чтобы доучиваться в Университете. Он позвал меня в Дом Архитектора, сказав, что будет очень интересный вечер, где он с другом будут выступать. Я пошел с ним, и он откололся от меня. Я прошел в зал. Погас свет. Прожектор выхватил сцену. Ба! А там сидят Алик и его друг. Боже мой, играют чистейшие записи «Битлз». Песня и Алик и его друг рассказывают что было в Лондоне 12 ноября 1965 года, как Маккартни с Джоном Леноном пришли в студию и записывали эту песню. Песня прозвучала, и тогда они переходили к другой песне.Они знали о битлсах все, и два часа незаметно пролетели.
  Ничего интересного не было, пока музы не проснулись во мне. Был еще КВН, который мы выиграли, где я читал собственные дурацкие стихи, но эта другая история. Я оставляю эту тему, всё равно, ничего нового не напишешь. 
                  27-28 июня 2011
   
  ПРОЗА О ДЯДЕ ИСАКЕ

Умер дядя Исак. Какая жалость. Жил, жил, а потом умер. Дома занавесили зеркала. Никто не говорит в доме. Там тишина и смерть. Жена лежит и думает о Исаке. На самом деле Земля поднимает свой невидимый челн в небо и колет его, небо, а то выливает дождь на всё ему видимое, на растояния в десятки километров. В доме слышно дождь. Он шумит от милиарда столкновений с крышами, землёй, с прохожими и их зонтами, покрывая воздух шумом, в котором лежит человек и не дышит, не живёт больше на этом свете, потому что живёт уже на том, где жизни нет. Он, один их миллионов в этом городе устроил представление – он лежит на столе, губы сжаты, глаза сжаты, он сам сжат смертью и лежит сжатый у всех на виду – подходите ко мне, целуйте меня в уста, если не можете, целуйте в руки, в веки, я не пошевелюсь, я же мёрвый, я бывший человек, который лежит здесь два дня, а потом его зароют в землю или сожгут, а ему никакой разницы... разница, вроде, есть – там лежишь в гробу ниже уровня земли в могиле. Температура плюс пять градусов. Там тихо-тихо-тихо. Ничего не меняется. Тихо. Ты изменяешься сам. Ты тлеешь каждую минуту. Десять лет и тебя не узнать, сто лет – череп и скелет под лохмотьями одежды, тысяча лет, если уцелеет кладбище и ты на нём, в той же позе и в той же яме – череп и скелнт без чего-нибудь на тебе. Ты можешь летать, но не получается. Твоё место в земле и ты лежишь в ней, думаешь своим безмогильным черепом, о том, как протекла твоя жизнь – бездарно протекла и сейчас ничего не поделаешь – лежи и думай черепом своим, то есть тем пространством, которое и заключает твой череп, а скорее ничем, потому что ты сам ничто – то что было человеком.
 Дядя Исак был родившимся, две недели назад, мальчиком, спокойным, не плакавшим после того, как простынка под ним увлажнялась или становилось скользкой от испражнений. Дядя Исак вглядывался в мир, окружавший его. Была маленькая детская коечка, дальше был стол, дальше окно с занавеской. На стене висел коврик, на котором седенькая бабушка кормила козу куском чёрного хлеба. Коза стояла как вкопанная и жевала хлеб. Бабушка смотрела не козу с жалостью, и другой рукой лезла в сумку, висевшую на её плече, за новым куском хлеба. Дядя Исак любил эту бабушку. Она не стукала его по попе, не говорила ничего, просто улыбалась ему, а он ей. Была ли это любовь он не знал, но улыбался ей, как только его взгляд останавливался на бабушке. Через две минуты он засыпал и бабушка приходила в его сон.
  В комнате был ещё один мальчик. Он был старше Исака на целых три года. Он часто подходил к Исаку и смотрел на него. В руке мальчик держал куклу. Кукла была его любимой игрушкой. Когда Аркадий ложился спать игрушка была подле него. Он обнимал её двумя руками и засыпал. Однажды днём мама пошла на улицу за овощами, которые продавали в овощной лавке на углу дома. Она сказала мальчику, тому что был постарше, чтобы он смотрел за Исаком. Мама вышла и ушла за угол дома. Мальчик кинулся к ботинкам, вытащил из коробки ботинки (они стояли в коробке) и отнёс её на окно. Потом он вернулся к мальчику, вытащил его из детской кроватки и положил мальчика в ящик. Он встал на стул и стал продвиать мальчика к краю подоконника. Это был третий этаж дома. Внизу была булыжная мостовая. Вошла мать, вернувшаяся из магазина. С воем бросилась к картонной коробке и выхватила мальчика из неё.
   Дальше был детский сад. Всё там было классно, кроме одного – Гальки Царапки. Она, девочка, враждовала с ним и один раз расцарапала ему щёку, просто так, ни за что. Её пожурили воспитатели и не этом всё закончилось.
  Дядя Исак, милый дядя. Ты знаешь, что на тебе прекращается род? Что дальше будет другой род – род детей вашего рода. Потом будет род детей нашего рода. Грустно, что род ваш ушёл. Хорошо, что род наш родился.
  Я помню как ко мне подходит дедушка Зельман Абрамыч, гладит меня по голове и дает трёшку. Большая бумага синего цвета. Говорит: вот тебе, Саша, три рубля. Я беру эту трёшку, складываю её и засовываю её в карман. Мы едем с папой домой. Моя рука в кармане. Дома я её достаю и разглаживаю. Отец смотрит на этот подарок.
- Где взял?
- Мне дедушка подарил.
 Отец удивлён – мне деньги? Деньги маленькие, крохотульки деньги. По ценам, когда деньги вступили в 1961 они стали 30 копейками. Видимо, я представлял такую невысокую цену в глазах дедушки.
  Когда отец вернулся с войны дед стал шить ему костюм, бостоновый, потому что отец выходил замуж. Он сшил шикарный костюм, двубортный, просторный – брюки торчали стрелой и были широкими с поднятым материалом, кружком проглажены на их обоих концах. С отца он затребовал немаленькую сумму, которую тут же выплатил отец.
   Отец не был жадным. Я в восьмом классе ходил в черном, узком пальто с большими накладными карманами. У меня был ещё сшитый костюм – брюки скромный клёш. Костюм был как шелковый, зелёный, в чёрные квадратики бал сшит материал. Я ходил в примерочную, выходил, чтобы показаться, и это приводило меня в восторг. Я буду ходить по городу и люди, в частности девушки, будут на меня смотреть. Пальтишко я испортил на третий день сигареткой, засунутой в правый отложной карман. Образовалась дырка. Сигаретка была недотушена. Пальто пришёл конец по моей молодости – не умел я затушивать сигареты и понёс ущерб. Костюм? С ним было хорошо. Сигаретами я его не поджигал. В карманах пиджака была табачная труха, а я тогда пристрастился к курению и это тянулось всю жизнь.

ПРОЗА О ПОЭЗИИ

 1
 Мне не спалось. Как только я выключал свет над моим ложем и обрушивалась темнота. Я оставался совершенно один и начинал думать. О чём? Сразу обо всём: о дне прошедшем, об утре, до которого оставалось несколько предутренних часов, о себе – вот я лежу сейчас, а время идёт и идёт ничего не оставляя в тетради. Мне 61 год. Писал стихи до 1999 года, и, вдруг – бах – я в постели, парализован на правую сторону, что делать? Помирать? Не хочется. Жить? А чем. Стихами? Попробуем. Три месяца я оклёмывался – была трубка вставленная в горло. Была другая трубка вставленная посредине живота через которую мне вводили пищу. Я учился говорить и – пришёл в себя человеком парализованным на правую сторону. Это раз и навсегда случилось. Мозг был залит кровью и она сказалась на последующих годах.
   В 2008 я стал писать стихи, в 2010 потерял 28 стихотворений, написанных за 2010 год. Чёрт с ними, хотя бывает чувство, что я зря потерял их. Компьютер был причиной – сломался диск, а для памяти «флешку» мне привезла Маргарита, жена моя бывшая, ставшая мне настоящим другом, приезжающая каждое воскресенье и уезжающая в понедельник уже много лет подряд. Она возила меня по Европе: два раза во Францию и в Париж, в Бельгию, в Голландию с великолепным Амстердамом, где я покурил анаши и она мне понравилась. Я ездил с Марго в Испанию, в Мадрид и Барселону, где мы прожили десять дней и мы жили в отеле в Мадриде, а после – в Грецию, где мы плыли до острова двенадцать часов на пароме в шесть этажей и я угощал двух гречанок, молоденьких, сигаретами «Даунхил». Всё досталось человеку на коляске, которую катала по городам и весям моя жена, Маргарита. А Марго нет со мной с 18 сентября 2012 года. Она умерла от рака, который съел её в год.
  Сидели за столом в 9 часов вечера, ужинали, смеялись. Она встала и пошла по маленькому в туалет. Вышла озабоченная. Сказала что кровь идёт, хотя откуда. Уехала от меня утром 15 июля 2011 года. Звонит вечером - рак! Вот те на… И угасла, как свечка. Мир праху её, жены на 23 года, верной, любимой жены.      
   
  2
 Телевизор говорит о Межирове. Я поразился одним стихотворением Межирова. Он похоронен в Переделкине. Вспоминаю, как придя в поэтический клуб в Нью-Йорке, Александр Петрович Межиров попробовал прочитать стихотворение «Коммунисты вперёд»! Что лично у меня вызвало неприязнь к тексту и исполнению Межировым означенного произведения. Я и высказал своё неудовлетворение. Межиров позеленел, то есть стал зелёным-зелёным от злости.
  Когда я получил инсульт он отомстил мне, сказав что: - Алейник будет бегать ещё быстрей чем раньше. - Сказано хорошо, судите сами.
  Прочитал о Межирове в «Викпедии». Ордена, медали, преподавание. Мать и отец евреи. Отец инженер, мать – преподавательница немецкого языка. Год рождения 1923. Межиров сбил на машине Юрия Гребенщикова, актёра и уехал от него подальше. Актёр провалялся в коме сорок суток, и мирно почил. Межиров отсиживался на даче, в Переделкине. Когда актёр отошёл, Межиров порснул в Штаты. Там был обласкан Клинтоном, преподавал в ВУЗ-е поэзию и, в результате, почил недавно. Его жена сожгла и взяла урну с прахом на родину, в Переделкино, где он доныне лежит.
   
3
   Вспоминаю как Межиров варил пельмени. Он бросил пельмени и ушёл на полчаса вместе со мной в свою комнату. Я  спросил его, долго ли они будут варится? Он ответил мне: - Минут сорок пять. – Я вышел из комнаты вместе с ним и объяснил ему, что нужно 10 минут варить. Он был удивлён. Сказал мне: - Не может быть! – Потом мы вместе сели за стол в его маленькой комнате и съели пельмени.
   
4
   Сидели мы с Межировым в кинотеатре. Я показал ему стихи. Он сказал, что они плохие. Я видел что он завидует мне. Стихи были хорошие, лучше чем он писал. Сидели мы поздней осенью. Он не сводил с меня глаз, когда я читал ему. Стихотворение я подарил ему потому что он просил об этом меня. Пусть и остаётся.

5
   Настала зима. Я пришёл в редакцию ньюйоркской газеты, где пошёл третий месяц моих корреспондентских трудов. Ночь я не спал – сломался компьютер и я пытался его починить. Пришёл на работу утром, взял кофе и вышел покурить на крышу дома. Допил кофе и пошёл вниз, в редакцию. Сел за стол и – бац – почувствовал себя не в себе. Мне становилось всё хуже и хуже. Я встал. Галстук душил меня. Было жарко. Я пошёл к редактору чтобы сказать, что мне стало плохо. Вошёл. Он посмотрел на меня и я оказался лежащим на стульях, а он звонил в скорую помощь. Дальше я потерял сознание. 
   
6
 Помню как начались встречи с поэтами. Мне было тринадцать лет. Зимой мы с моим другом Игорем Чурдалёвым отправились на встречу с Горьковскими поэтами. Вошли в зал, сели и стали слушать. Был Игорь Волгин – молодой, краснощёкий поэт с сочиненьями под Вознесенского от которых в памяи не сохранилось ничего. Был поэт Виктор Половинкин из крестьян, постарше, покрепче, который прочитал стихи о корове - короткие, сильные. Был старик, плоский, начитанный Борис Пильник. Мне его имя напомнил ИЧ – Игорь Чурдалёв, друг, остающися с того времени по сегодня. 
  Мы тоже пробурчали наши стихи, которые вызвали одобрение и крики из переполненного зала: - Молодцы! Маленькие, а ищь ты. -
 Мы попали группу молодёжи, поэтов, и ходили по четвегам в «Дом Учённых», где и началась наша сочинительская деятельность.
   Помню я выступал на вечере поэзии и читал свои стихи:

  Плыву в трамвае допотопном,
  желудку мамонта подобном,
  где персонажи ждут меня
  пока молчание храня.
   
  Я сорвал аплодисменты и стал сочинять стихи целый день. Ночью я тоже не спал – пачкал бумагу. Потом грянула армия и два года были украдены у меня – я ж был в строительной армии и пользы не принёс никакой. Разве что допрос, который провели два капитана, одиннадцать часов под градом вопросов. Сто четырнадцать доносов я прочитал за один день. Расстались. Я пообещал что больше не буду связываться с этим делом, поступлю в институт, а здесь доносы мальчишек на мальчишку и ничего больше. Мы же не вышли на площадь, когда праздновали 7 ноября. Не вышли и забыли об этом. Я в одиннадцать часов ночи вышел с ними, покурил. Они сели на мотоцикл и исчезли за соснами и ёлками. И всё. Всё до Горького, до 1973 года.

7
  Вернулся я из армии и пошла жизнь. Состояла она из любви и несчастых приводов в милицию. Хватали не за что, я ж не был пьяницей. Курил? Конечно курил, но чтобы в рот взять алкоголь – ни, ни. Я это не любил. В 1974 году меня достали. Я учился в университете филологии. Ко мне приезжали друзья и нас быстренько доставляли в милицию. Помню как нас двоих взяли в центре города ни за что, посадили в «воронок» и привезли в участок. Там поставили вдоль стенки и мы двое стояли – я и мой товарищь, приехавший из города Коврова, с гитарой на которой замечательно играл и пел песни собственного сочинительства. Товарища моего звали Лёша Молокин. Он жив. Пишет фантастические романы, издаётся и – играет на гитаре свои красивые песни. 
   Постояли мы у стены. Потом вызвали одного. Потом вызвали другого. Потом выпустили, не сказав за что и почему брали. На улице мы сравнили впечтления от этой проведённой над нами акции. Оказалось, что брали нас за «морды», за фотографии.
   - Повернитесь налево! Напрво! Встаньте лицом – снимаю – можете идти. 
   Я сказал ему, что еду в Москву и там о-б-я-з-а-т-е-л-ь-н-о устроюсь, дворником, или кем-нибудь ещё, что не хочу чтобы брали меня на улице, если ко мне приезжают друзья. Через две недели я поехал к брату в    Москву.    

8
 Весна, май, Москва. Звоню Вознесенскому. Говорит что завтра он меня ждёт. Я выскакиваю из автомата и говорю какой-то девушке что Вознесенский ждёт меня! - Она смотрит на меня недоумевающе и отвечает:
- Ну и что? 
Я иду по улице Горького и думаю:
- Ну и что. Ждёт. Завтра. Приду и почитаю ему стихи. Ну и что?
   Наступает «завтра». Я на Котельнической набережной. Прохожу в дом. Сидит баба и спрашивает меня:
- К кому?
- К Вознесенскому.
Звонит к нему спрашивает. Говорит:
- Идите.
   Поднимаюсь, выхожу из лифта. Вот его дверь. Квартира напротив с фамилией Евтушенко. Значит они рядом живут. Но я к нему не пойду. Я иду к Вознесенскому. Звоню. Открывает он сам. Одет как на параде – белейшая рубашка, растёгнутая так чтобы виден был пестрый платочек, которым перевязана шея, черные брюки, отглаженные, ботинки чёрного цвета только что купленные в Париже. Светится. Приглашает в комнату с диваном, который тут же занимает. Он слушает поэму о любви к единственной моей возлюбленной, к Оле. Потом, помолчав, говорит об образе моста, что мост – бровь, правда – бровь, что природа дышит у меня и эта бровь очень на месте.
   Звонит телефон. Он снимает трубку и говорит обо мне, что из Горького приехал юноша в Москву, что стихи чудесные и прочее бла-бла-бла. Позвони через полчаса, и кладёт трубку. Я читаю стихи ещё. Он слушает зажмурив глаза. Через полчаса я откланиваюсь и оказываюсь на улице. Зачем приходил? Не знаю. Оставил там музыку, звук поэмы. 

9
   На следующий день я позвонил Давиду Самойлову. Он ответил:
- Приезжайте.
   Я приехал к нему. Он открыл. Я отдал ему стихи. Он был маленький, в тельняжке, в стоптанных тапках и в огромных очках с большими диоптриями, тренировочных штанах. Протянул руку и взял стихи. Сказал что отдаст завтра в четыре часа. Я откланялся и ушёл раздумывая, почему он так недоволен мной. Что я ему сделал? Ничего. Но он явно сердился на меня. Переночевав, я стал ждать четырёх часов, слонялся по городу, дождался и стоял перед его дверью. Ровно в четыре часа позвонил. Раздалось шарканье за дверью. Дверь открылась – и – о, Боже! Он смотрел на меня снизу приветливо, совсем не так как вчера.
   Нужно сказать о его голосе – голос его был божественным. Как только он открывал рот я смотрел на него и слушал его голос. Голос его и голос Зиновия Герда были лучшими голосами на свете. Голос Высоцкого или Бориса Ливанова были едва-ли хуже. Загни в кулак все пальцы – вот и голоса прозвучат – с десяток наберётся.
  Он позвал меня к столу и я пообедал с ним. Держался он со мной открыто, приветливо. Когда зашёл разговор о моих стихах, мне стало неловко от похвал его. После он спросил меня, чем он может помочь. Я ответил, что учусь в Универстете филологии, но это не то чтобы я хотел. Если можно – Литературный институт. Он нахмурился. Наша национальность, его и моя, закрывали его двери для нас. Подумал и взял телефонную трубку. Потом пошёл разговор обо мне с Львом Озеровым, поэтом преподававшим в Литинституте: - Талантлив... знаю... надо ему помочь... завтра... ах… вот оно что... в двенадцать... пока. – Повернулся ко мне и сказал, чтоб я был там в двенадцать, что я опоздал на сутки, надо было раньше, но это ничего. Национальность, вот проблема! После он взял листочек бумаги и написал обо мне письмо. Кому? Священнику! Он написал, что юноша талантлив, молод, что он рекомендует меня Александру Меню и так далее.      Подошло время мне откланятся. Давид взял с меня клятву, что это начало наших отношений, что я буду приходить к нему и я оказался за его дверью, вышел на улицу и пошагал по ночной Москве. Клятву я нарушил и никогда больше этого прекрасного человека не видал, о чём жалею. Дружбы, которые могли бы завязаться я отметал – характер был такой о чём ещё раз жалею. Но кто был я – ничего особенного, так, обычный человек, не поэт (для мира целого), «натсынг», никто. Америка была далеко, судьба поэта была там, в Америке. Шёл 1974 год в стране, которую я ненавидел в тот момент, в те года которые пролегли до дня 16 марта 1989 года, когда я сел на самолёт и распрощался со своим прошлым.
  Я жил в Горьком за четыреста двадцать пять километров от Москвы, куда я перебрался весной 1975 года. Дружбы между мной и знакомыми в Москве быть не могло, да и не было.   

10
   В двенадцать я был в  Литинституте. Он ждал меня, Лев Озеров. Настоящая фамилия была Гольдберг – одна в поле ягода – еврей, куда деваться бедным прихожанам. Мы встали на лестнице между вторым и третьим этажом. Лев Адольфович спрашивал меня:
- Комсомолец?                        
- Нет.
- Ой, ой, нет значит.
- Значит нет.
- Это плохо.
- Что поделаешь.
- Ну, пойдём дальше. Сегодня вы опоздали. Но я попробую. Пошли.
   Мы пришли в приёмную комиссию и мне повторили те же вопросы. Я отвечал на них, чувствуя «руку», которая мной двигала. Через полчаса всё было кончено. Мои бумажки лежали в "Литинституте". Наверное и сейчас лежат в архиве или сожжены в печах. Я не жалею об этом. Я рос без института и вырос. Ночью я уехал из Москвы на время, которое нужно мне для того чтобы осознать город Горький как место в котором родился, мужал, был влюблён и несчатлив, как город, который исчерпал себя в тебе, а значит – «гуд бай май литл дарлинг».

11
 Я переехал в Москву. Работал дворником две недели и – меня в Москве не прописывают! Нашёл девочку, Риту первую. Жили на даче которая не принадлежала никому, потом у её бабушки, после в кватире, которую выменяли с её мамой. Я устроился в "Театр Моссовета" таскать мебель. Помню стоял в очереди между Ией Савиной - характер страшный - и любимой актрисой Андрея Таркоского, свежей Маргаритой Тереховой. Над моей головой разговор. Вдруг крик:
- Возьмите ваши деньги!   
  Всё из кошелька летит вниз прямо под мои ботинки. Я нагибаюсь, собираю бумажки по 10 рублей и отдаю Ие. Та поворачивается и идёт из очереди. Терехова говорит мне на ухо, что я зря в это дело вмешался, что я человек новый и ей деньги не подают.
 Я перешёл на более спокойное место – в Гуманитарные факультеты МГУ в должность инструктора по пожарной профилактике.    

12
   Началась моя спокойная московская жизнь, то есть писание стихов. Учился я в Горьковском университете, куда отъезжал раза три в год сдавать сессии. Милиция и КГБ меня позабыла. Стишки я писал сам без чьей-нибудь подсказки. Протекли московские пятнадцать лет. Я был знаком с Женей Бунимовичем, показывал ему свои опусы, да и то, нечасто. Помню, как ехал с Борисом Гребенщиковым в автобусе на его концерт на квартире и читал и ему. Всё. Москва была лабораторией стихосложения для меня. Жизнь рухнула в бездну – на запад 16 марта 1989 года я отчалил. 

13
   Прожив неделю в Вене я улетел в Рим, и пошла заграничная жизнь. В ноябре я полетел в США.

14
   Жил на 92-й стрит, работал на почте. Звонит Лариса Шенкер. Будет вечер с Наймано и Бродским. Мне она поручает сходить в больницу к актёру Ролану Быкову. Он проведёт со мной занятие по чтению прозы Сергея Довлатова.
  Приехал в больницу с фотоаппаратом. Вхожу в отдельную палату – Быков! Поздоровались и он сразу мне говорит:
- Читайте.
Я прочёл два предложения.
- Хватит. Вы не выговариваете слова. Но, читаете хорошо.
 Он лежит в постели. Вид у него встрёпанный. Идёт разговор. Читает мне «варежку» - детские стихи, наивные, смешные. Я его фотографирую. Потом, подмигнув мне глазом, вытаскивает книжку из под подушки, кладёт её заглавием вверх, запускает два пальца под корешок и выуживает свёрнутую десятку американских долларов. Он говорит что так деньги не украдут. Смотрит на меня с видом победителя. Оставляю ему мой телефон и ухожу. Через два дня звонок. Быков. Говорим с ним долго и в самом конце разговора разгорелся спор, о Латвии. Он на просоветской позиции, я - против. Он говорит что Латвия не свободная республика и зря там насилует всех латышским языком. Я говорю, что Латвия теперь свободная страна и делает что хочет – хочет – пусть набирает в милицию и чиновничество латышей, которые говорят на латышском языке. Он бросает трубку. Навеки.         

15
 Вечер. В зале человек шестьсот. Я прохожу на сцену, сажусь и читаю два рассказа недавно умершего Довлатова. В зале смеются. Потом над трибуной возникает Александр Найман и читает свои, хорошие стихи. Сидит Бродский, вальяжно и слушает его. После поднимается на трибуну, закидывает голову назад и начинает читать. В зале тишина и только голос Бродского, неровный, срывающийся производит магическое действие – Бог вышел на эстраду и гипнотизирует зал. Найман сидит за столом, вдруг вскакивает и говорит Бродскому:
- Кончай! Мы опаздываем в ресторан.   
- Ещё два. Доедем.
Всё это слышно по микрофону. Бродский читает стихи, потом будничным голосом объявляет конец вечера и они исчезают.

16
 Я учусь в Хантер Каледже. Приходит Бродский, чтобы читать стихи на английском, свои переводы. Когда заканчивается он идёт в столовую, берёт что-то жёлтое и садиться на подоконник. Я подхожу к нему. Мы знакомы. Я спрашиваю его, можно ли мне принести свои стихи. Он говорит – пожалуйста. Но он сейчас страшно занят и, если у меня есть терпение, он вышлет их мне домой. Я даю стихи и мы мирно болтаем. Через две недели я получаю от него жёлтый пакет исписанный с одной стороны и письмо. Всё в самом доброжелательном стиле. Я пошёл к Ларисе Шенкер. О Шенкер отдельная и грязная история. Расскажу её, чтобы другие не попались.
   Вечер. Мы с Ларисой Шенкер смотрим стихи, которые присланы в её журнал "Слово/Word". Я обронил ей что получил письмо от Бродского и свои стихи, которые я ему прислал две недели назад. Он прочитал их, поставил пометки на полях стихов и написал текст для меня на пакете, который я получил.
   Лариса Шенкер дёрнулась и стала меня упрашивать показать всё это. Я дал ей посмотреть. Она взяла кипу моих стихов с поправками Бродского и огромной надписью на присланном мне, сказала что подно, она просмотрит дома и, обязательно отдаст мне. Она мне не отдала всё это, зажилила на 23 года, которые прошли с того злополучного дня, когда я отдал ей посмотреть. Я и не знаю что там было, посмотрел и к ней, ан нет, дальше могила – всё пропадает у неё, украла у меня всё. Просьбы мои тщетны. Бродский  восемнадцать лет в могиле. Она держит и не отдаёт мне мои стихи с поправками Бродского. Бродский написал мне письмо, где советовал мне отправить стихи в «Континет». Я отправил и стихи напечатаны в «Континете». 
   
17
   Расскажу историю о том, как популярен был Бродский среди американцев. Когда Бродский умер, я летом зашёл в нью йоркский книжный магазин на 57-й стрит. Вхожу – ба – в магазине книги старинные, разного времени издания, включая книжный антиквариат. За приступочкой стоят две дамы лет тридцати, холёные, красивые и сразу видно – дамы богатые. Я подхожу к дамам и говорю с ними. Говорю о Бродском. Я, мол, был знаком с ним и послал письмо ему со своими стихами. Он ответил мне письмом, в котором предлагал мне напечатался в одном роскошном русском журнале. Прошло пять лет и Бродский умер. Я хотел бы узнать, сколько стоит его письмо, потому что я его сохранил и хотел бы его продать. Реакция была потрясающая. Дамы буквально вцепились в меня. Они сразу мне пообещали выложить тысячу долларов за это письмо, может быть больше, если с ними я договорюсь. Может быть тысячу триста? Может быть тысячу четыреста? Где это письмо? Несите его сюда, сюда-а-а, сэр. Я, буквально, улепётывал от этих дам. Сэру приходили в голову мысли. Первой мыслью было ого-ого-го. Вот это сокровище я за пять центов переснял на чистый листок бумаги. Если эти пять центов сравнить с тысячей четырестами долларов, получиться кругленькая сумма. Бродский умер. Какая жалость что его нет. Но я сохраню всё что имею дома от него.
   Я был тогда в трудном положении: не было работы, я задолжал всем знакомым, не было денег, а деньги нужны, а то выгонят из квартиры на улицу. Что-ж, какая жизнь – такие мысли. Прости, Боже, за мысли мои. Письмо в моём письменном столе, в надёжном хранении от господ покупателей.
   
18
   Когда я работал в газете меня послали снимать Бродского. Я пришёл в зал. Там было тысячи полторы человек. Он читал стихи в последний раз, перед кончиной. Когда люди выходили из зала я подошёл к нему. Он одевался. Я послал ему стихи накануне. Послал потому что мадам Тёмкина уговорила меня. Хотелось узнать его мнение. Он сказал что поглядит и пришлёт мне ответ. Он торопился. Я вижу его уходящим быстрым шагом от нас.
   Прошло время. Мне звонит Гандельсман. Подавленным голосом спрашивает:
- Ты знаешь?
- Что? Бродский?
- Да. Ты знал?
- Нет. Я ничего не знал про это.
Гандельсман кладёт трубку. Я написал стихи о смерти Бродского в тот же вечер. Стихи вышли в газете «Новое Русское Слово». Гандельсман встретившись со мной обжёг меня взглядом.
   Я сходил на церемонию прощания, вглядывался в его холодное, бесстрастное лицо. Алешковский поцеловал Бродского, лежавшего в гробу и вложил что-то невидимое нам, в карман его пиджака. Голова Бродского была огромна, как земной шар. Я вышел на воздух. Стоял Михаил Барышников с Юзом Алешковским. К Барышникову пристал один не совсем нормальный молодой человек. Молодой человек был знаком мне, это был Дима Стрижом, художник из Петербурга, с которым я и Маргарита встречались в 1992 году. Так вот, Барышников поднял голову и отогнал его, сказав резкие слова. Солнце, снег, мороз, сигаретка, толпа людей у гроба Бродского.
 
19
 Вечером звонок. Звонит Евтушеко. Завтра он просит принести стихи на восемьдесят шестую в отель. Я говорю что буду. Договариваемся о встрече.
  С Евтушенко связана у меня история в Переделкине. Расскажу и её. Был у меня друг Алёша Астрахан, парень красивый, но страшный забулдыга. Он женился на француженке, которая была влюблена в него. Жил он тогда у меня и их роман развивался на моих глазах. Она пришла ко мне с подружками-француженками. Посидели, поболтали (они приехали в Москву чтобы изучать русский язык) и они ушли, оставив полупьяную Мишель Мерсье. Лёша подливал ей и, разумеется, себе. Грянул час и они завалились спать. Когда я проснулся и увидел их голых, лежащих в объятьях, я понял, что Лёша доживает последние дни в Москве-матушке.
 Он влюбился в неё. У неё были прыщики на коже. Через неделю всё прошло, Мишель была влюблена и прекрасна. Потом началась история с женитьбой. Она уезжала во Францию и снова появлялась у нас. Это тянулось полтора года, и наконец она купила билет в Москву на день бракосочетания с Лёшей Астраханом. Они стали семьёй, но брак их противоречил «нашим» отношениям с Францией и Лёша ждал визы, отъезда из «нашей» Москвы и Советскую России вместе взятых ещё полтора года. Мишель приезжала и уезжала со слезами на глазах. Однажды он получил повестку. Путь был свободен и он воспользовался этой свободой. Сейчас живёт в Париже как и жил в нём двадцать шесть лет и зим.
   
20
 Мы отправились в Переделкино, так захотелось Лёше. Искали дачу Вознесенского и не нашли. Ба – дача Евтушенко! Я сказал:
- Зачем он нам?
- Поглядим.
Лёша стал нажимать звонок на заборе. Забор был в два с половиной метра в высоту, крепкий, сбитый так что не одна муха не проскочит через его сплошную громаду. Я лёг на травку и стал смотреть что-же будет дальше. Лёша стоял перед забором. В одной его руке было пиво отпитое на треть из бутылки, в другой руке была авоська с четырьмя бутылками пива. Штук восемь мы выпили по дороге.
   Открылась дверь. За дверью стоял Евтушенко. Лёша начал разговор:
- Евгений Алексаныч, пива хотите?
- А я думаю, что ты сейчас исчезнешь.
Толкнул Лёшу в живот и дверь захлопнулась. Лёша постоял в раздумье и выдохнул:
- Дурак. А я ему пива принёс... дурак...
Нет, Евтушенко умнейший человек. А Алёша – оболтус, дорогой мне оболтус.      

21
 Перенесёмся в Нью-Йорк, в лучшие времена. Я у отеля. Вхожу и вижу Евтушеко. Он в невообразимой, красивой рубашке, высокий, из кармана на рубашке торчат деньги, большие деньги по сто долларов. Я к нему. Представляюсь. Он говорит:
- Пошли в кафе. Желаю кофе.
- Пошли.
Один поворот, кафе прямо здесь, в отеле. Садимся. Кофе отменный.
- Евгений Александрович. Вы деньги спрячте, неприлично.
- Мне всё прилично. Деньги - мура! Запомните это, молодой человек.
   Кофе кончился. Лифт. Входим в номер. Маленький, но есть диван. Я спрашиваю его, можно ли курить здесь? Он говорит:
– Нет.
Я говорю, что курить охота. Он говорит:
 – Валяйте, если вам хочется.
Я затягиваюсь дымом. Хорошо что курить можно. Он бросил. Смотрит с пренебрежением.
- Так. К делу. Давайте ваши стихи.
Я отдаю ему. Он читает, смеётся.
- Хорошо. Я это беру. Я выпускаю «Строфы века». Хорошо что Вы войдёте туда. Кого Вы порекомендуете других авторов?
- Ирину Машинскую.
- Телефон?
Я смотрю в телефонную книжку и выдаю ему телефон Машинской. Ну, вот, пора собираться домой. Я откланиваюсь. Вышел из отеля. Ночь. Звезды над головой.
   Он напечатал меня. Прошло время. Я получаю посылку от Евтушенко. Огромный том «Строфы века». После я напечатал стихотворение:

Читаю Евтушенку:
бесчувственный поэт!
Читаю Вознесенку:
в том на фиг смысла нет!

  Он обиделся на меня. «Бесчувтвенный поэт» - это не про него. Обижаться не на что. Это шутка, может быть очень неудачная. О нём я самого лучшего мнения. О Вознесенском – самого худшего. Всё пройдёт и утрясётся. Время не врёт и всё расставит на свои места.   
   
22
   Он возник из небытия под именем Вовик Мишин. Русская фамилия не шла публикации в «Континенте». Он спросил меня, Мишин или Гандельсман? Я ответил ему что если он появился там как Гандельсман то так уж лучше и останется. Странно менять имена когда ты устраиваешься в новой стране. Мишин не значит в поэзии ничего, Гандельсман вышел в «Континенте» при помощи Бродского, и, пусть и остаётся таким. Он таким и остался.                                     

23
   Хочется сказать:
- Цып, цып, цыпочка. Иди ко мне. Я тебя покормлю. Вовик, и какую-же напасть мы совершили? Свалилось-же такое на наши бедные голвы. Ну, начнём всё сначала.
   Тряпочка на голове или Вовик Гандельсман – так звалось это незаурядное событие. Пришёл тихо, скромно, учтивейшим образом. Предшествовала ему «слава» от Бродского. Бродский, будучи в хорошем настроении, ответил на его письмо. Ответ был сразу использован. Стишок Вовика напечатали в «Континенте». Отсюда и пошло всё последующее. Я видел и слышал своими ушами как Бродский раздражёно говорил по телефону:
- Что ему нужно? Я сделал то что мог. Я то тут причём.
   Я интересовался связью меж ним и Бродским. Он мне отвечал нагоняя туман на их отношения, пока я не убедился что каких-нибудь отношений у них нет – ни росписи мои о днях рождений, ни то что у Бродского дома не дали мне ничего, ни одной детали, мелочи.       Когда он стал борзописцем на радио «Свобода» ни одной передачи о Бродском Вовик не сделал. Не было Бродского в его речах. Поэтишка и Бродский – поэтишке нечего делать рядом с гениальным поэтом, нонсенс, если-б было что-нибудь между ними кроме ужимок Вовика рядом с ним, с человеком всемирной славы. 
 Назначено выступление двух поэтов – Гандельсмана и Алейника. Гандельсман начинает первым. Хлопают. Стихи написаны хорошо, надо признать, но есть в них одна неприятная особенность. Они домашние. Мир сжался до неимоверных пределов. Всё на уровне кухни, максимум - прихожей. Это раздражает. Страшно раздражает. На улицу бы, на воздух. Нет улицы, нет воздуха. Есть кухня, прихожая.
 Второе отделение. Выхожу я. Читаю стихи. Аплодисменты громче, чем у него, продолжительнее. Заканчивается наше выступление. Вовик смотрит на меня с интересом. «Ах, вот что! Надо держаться осторожно. А то обойдёт». Я читаю в его взоре настароженость.
   Умер Бродский. Вечер памяти Бродского. Меня пригласили прочитать стихи о его смерти. Событие траурное. Я сижу на сцене рядом с теми кто его знал – с Александром Генисом, рядом с Соломоном Волковым. Объявляют меня. Я читаю стихи, где он  успокоился навеки. Зал слушает. Внизу, в зале блестят глаза, блестят ненавистью на лице Вовика Гандельсмана, мол, Бродский умер, а ты урвал от этого дела выступление. Как тебе, Саша, не стыдно. А мне горько от того что Бродский умер, горько, а не сладко. Мне было не сладко, когда я ночью выразил то что чувствовал. Вышла газета. Звонок. 
- Ты написал о Бродском?
- Я.
Молчание, потом он повесил трубку.
Пошла наша странная «дружба». Дружба? Нет. Отношения. Отношения, где он мог меня подвести, где он глядел на меня с возрастающей ненавистью, как не на друга, а на врага.

24
 Он корчил из себя друга Бродского, хотя я слышал разговор Димы Стрижова с Бродским. Слышал и он, Гандельсман. Бродский резко ответил, что он всё сделал для него.

25
 Я был на похоронах Бродского в Нью Йорке на 111 стрит и не видел там Гандельсмана, как не видел его в похоронном бюро, где сидел рядом с Юзом Алешковским и Михаилом Барышниковым против лежавшего перед нами мертвого Бродского.

26 
 Зима. Градусов двадцать. Он выскакивает из кафе, где я выступаю. Дует ветер, ледяной  ветер. Он стоит за окном десять минут, когда я заканчиваю своё выступление. Закончил. Он вламывается в кафе – тепло манит. Я спрашиваю его:
- Почему-же ты вышел?
Ни гу-гу. Глаза злые, колючие, ненавидящие. Зубы стучат от мороза.
 Я выпустил книгу «Чу»! Спрашиваю у него, понравилось ли? Вовик отвечает:
– Нет!!!
Я смотрю на него с удивлением. Ему не понравилась книга? Она-же смешная. Странный человек этот Вовик Гандельсман, странный.
 Когда Вовику праздновали 50 лет от роду мы собрались у Ларисы Шенкер. Я и моя жена Марго, Волков с женой, Андрей Грицман и ещё разные люди. Был чай с печеньем, которым угостила Лариса. Грицман прочитал своё стихотворение, небольшое, в четыре строки. Сказал что и дальше-бы написал, но нет времени. Потом прочитал я. Волков и все вокруг смеялись. Вовик был серьёзен и поглядел на меня так, что я должен был провалиться сквозь пол. Но дело обошлось. Отношения наше было не нарушено.   
   Читаю его статью против Кушнера. За что так его, хорошего человека и блестящего поэта. Такая-же ненависть как ко мне. Чем-то не угодил ему Кушнер. Пишет он, Гандельсман, стихи плохо, зато читает блестяще. Вот талант так талант! Молодец, Вовик! Так и держи карандашик, а я, Кушнер и ещё «специалисты» поплачут от твоих забубённых слов.

                                                                   «О Марии Степановой я напишу 
                                                                    и ее восхвалю, хорошу,
                                                                    чтобы пела и впредь в США
                                                                    мне ее душаа.
                                                                                                                    В. Г.»

  В. Г. видимо и означает Владимир Гандельсман. Вовик, как тебе не стыдно ставить свои инициалы под этой стихотворной гадостью? А это что за чепуха? «Хорошу» нет в русском языке. Я еврей, как и ты, но я-же не издеваюсь над русским языком. «Хорошу» без «ю» на конце! Это как бабам (пардон) к женщинам подходить, имея отрезанный половой член – хочешь, а не можешь. «душаа» пишется с одним «а», не с двумя. Если это написано и напечатано в журнале – позор, да и только. 
   
27
 Когда я приехал в Санкт-Петербург я позвонил Кушнеру, звал его на собственный вечер. Он сказал что пришёл-бы, но болен. Выступил я без него. Зато пришёл мой старый знакомый Женя Бунимович с женой. Они москвичи и нашли меня здесь.  Потом мы славно посидели в чайной и пили чай с баранками за одиннадцать рублей, что тогда стоило гроши.
   Когда я заболел «Новое Русское Слово» объявило конкурс на лучшие стихи. Мы тогда сидели без зарплаты. Я был неспособен работать, жена бросила работу, чтобы сидеть со мной. Одним словом – конец пришёл. Я отобрал восемь стихотворений и послал их. Прошёл месяц. Получаю письмо из которого следует, что мне досталось второе место. Назначен час прихода в редакцию. Я иду с женой. Приходим. Гандельсман на первом месте, а это значит, что четыреста долларов пойдут ему. Нам с Ириной Машинской достанутся по сто двадцать пять долларов, мы-же на вторых местах. Сидит жюри – Соломон Волков и мамзель Лиля Панн. Я понимаю, что Лиля Панн на его стороне. Она сказала ему чтобы он дал на конкурс тоже восемь стихотворений. Он дал, но только два из них стоят внимания, остальные шесть – позор! Мамзель Лиля Панн даёт премию ему, а не мне, убеждённому в выигрыше. Я говорю, что шесть из восьми просто гадость! Как-же ты, Володя, берёшь премию? Он зеленеет от злости. Соломон Волков смотрит в пол, понимая, что Лиля Панн мелет чепуху, но ему не охота связываться с ней, она-же дура.
   Интересно, что Вовик попал в такую-же историю. Он занял второе место после Бахыта Кенжеева, хотя я бы не дал ему. Читаю его недавно. Стихи, явно, кухонные. Он пишет об арбузе, что тот надел халатик! Не арбуз зелёный как Плутон, а он в халатике, наверное ожидает, что его Гандельсман сейчас прирежет. Он совсем сбрендил – разве это смешно, арбузик в халате? Грустно, и очень грустно. Начинал неплохо, а кончил арбузиком. Сейчас он работает «журналистом» на радио «Свобода». Он чирикает из «New-York Tames» переводы. Ну, что-ж, надо так надо. Голод не тётка. 
 
28
 Однажды к нему пришли с телевидения. Он у Вадика Месяца и у меня, на глазах, притворился пьяным. Я сказал ему, что не нужно так притворятся. Он внял и больше этого не было. Он умнел и дурнел одновременно – феномен, а не поэт от Бога.

29
 Я оставил стихи лежать на окне. Когда я пришёл, то обнаружил, что стихи в голубином помёте. Он, когда я рассказал ему об этом, смеялся.
 Беру газету и читаю об Алейнике, что птичка обкакала его стихи-хи-хи... Подписи не было поставлено. Я поразился его подлости. Он один знал об этом от меня, ну и высказался в своей манере, манере из под тишка. Я это или Кушнер, не имеет значения для Вовика Гандельсмана. Он у нас, здесь, вещает по радио по понедельникам статьями из газеты «New-York Tames», бывший когда-то поэтом.
 Александр Генис спускает разнарядку – напиши ты что-нибудь об этом. Володя погружается в труд, переводит то, что указал Генис и выводит с помощью Гениса в эфир. Может о ки-тай-зах, может о ко-рей-зах, всё может, если есть Александр Генис – великолепный журналист. Пусть и дальше бухтит в эфире, мы слушаем хорошую передачу, где работает этот парень – Вовик Мишин-Гандельсман.   

30
 Было начало лета тысяча девяносто восьмого года. Я был без работы, без денег. Что-же делать? Я подумал, подумал и поступил тогда на курс компьютерщиков. Занимался этой отвратителной для меня профессией каждый день, пропади это всё пропадом. Я доезжал до Бруклина, выходил на остановке и пёрся в класс. Мне попался друг на курсах и я гулял по местам Бродского, рядом с тем домом, где он дожил свою жизнь. Однажды я подошёл к двери и нажал звонок. В руке у меня была моя книга «Апология». Я решился подарить её тому, кто выйдет оттуда. Дверь открылась и я увидел ангела и его, Бродского, дочку, которой было лет восемь, поразительно похожую на отца, на Иосифа Александровича. Я опешил и залепетал, что я знал Бродского и хочу подарить книгу его жене. Ангел, а это действительно был ангел – жена Бродского, женщина необыкновенной красоты, улыбнулась мне и взяла мою книжку. Тут выступил ребёнок Бродского. Она, девочка, сверкнув глазками, подозрительно стала задавать мне вопросы: откуда я знаю её маму? что за книжка, которую я ей подарил? как я нашёл этот дом? кто я и т. д., и т. п. Я понял, что ребёнок не на шутку разволновался и пора сматываться. Девочка оттирала меня от мамы, от Марии Соццани. Я ушёл под очарованием этой женщины, под тем чувством, которое было у меня на родине её, в Венеции, когда я прожил там неделю в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Я шатался по Венеции и не верил себе – неужели я добрался до неё, до Венеции, не сон ли это и возьмут за плечо и скажут: - Ты что, белены объелся? Тебе это всё кажется. Раз – и нету ничего – ни тебя, ни твоих роскошных снов. Я пошёл на метро и уехал домой.

31
  Когда я дарил свою книжку я вписал на первую страницу свой телефон, так, может позвонит мне и скажет, так, мол, и так, прочитала, плохая книжка и т. д. Прошло две недели. Днём я был дома. Звонит телефон. Божественный голос спрашивает меня. Я тут. Голос Марии говорит мне, спасибо.
– Я рада что прочитала книжку от корки до корки. Спасибо, что Вы написали о моём муже стихи.            
  Разговор короткий. До свиданья. Я сижу ошеломлённый этим разговором. Он в моей памяти как то, что у меня есть.   

32
   С Бахытом Кенжевым мы встретились при странных обстаятельсвах. Я был навеселе. Он подошёл ко мне. Я лежал на полу, балдел от вина. Он поразился, дал руку и мы познакомились. Я встал и пошёл с ним на воздух. Стало прекрасно. Он подарил мне книгу. Она лежит на старой квартире, надо – возьму её, объёмную, среднего размера, хоршую книжку. Когда это было? Давно, в Бостоне, сто лет назад.
      
33
 Я познакомился с Иваном Ждановым в Нью-Джерси, когда мы, я, Вадим Месяц, Вовик Гандельсман были посланы на встречу с российскими поэтами. С Ждановым мы стали друзьями. Помню как он сидел в гостинице и я поразился, неужели не интересно в Америке. Жданов сказал:
- А что интересного. Я видел это в мозгу. Там интересней.
 Он налил себе водки и выпил. Я обнял его голову. Один поэт из России зашипел:
- Что ты! Сейчас убьёт!
 Жданов поднял голову и поглядел на меня.
- Молодец. Я сейчас спать пойду, а вы идите.
 Через пять минут он храпел. Мы вышли из его номера.
   Гуляли мы по Нью-Джерси, в том месте что похоже на Монхеттен. Он попросил меня прочесть что-нибудь. Я прочитал. Он подумал и сказал что его стихи лучше. Я согласился с этим чтобы не раздражать его. Я был убеждён что мои лучше, в чём не сомневаюсь ни секунды.    

34
  Мы только что приехали в Нью-Йорк. Прошла неделя, другая. Меня зовут на встречу с Костей Кузминским. Я поехал. Он сам – борода, халат, длинные седые волосы, сигарета в длинном мундштуке, две борзых лениво лежат за щуплой, маленькой хозяйкой, чрезвычайно торопливой, иногда застывающей надолго. Кругом пистолеты прошлого века, ружья, пищали, сабли, мечи и тонкие рапиры. Было и тяжёлое оружие – стоял пулемёт! Он стоя напротив двери и охранял большую комнату.
   Народа много: девушки всех мастей, от американок до русских, мужчины разного возраста и я, приехавший издалека. Был и Максим Шраер с которым я познакомился. Почитали стихи, я с Максимом Шраером. После перешли в комнату хозяина. Он лежал на диване, курил мундштук, перекладывал ножки без тапок и иногда запахивал халат, который распахивался на груди, иногда ниже, обнажая его член, что не вызывало скандала. При этом он потреблял коньячок и говорил о художниках. Повсюду висели картины, маленькие, нарисовные отменно. Потом разговор перескакивал на литературу. Было интересно. В двенадцать ночи мы, я и Максим Шраер пошли на остановку метро. Он рассказывал по дороге что Костя Кузминский человек с потрясающей памятью, что он выпустил десятитомник русской неподцензурной поэзии, что его попросили из университета за то, что он приходил в халате на голое тело и обнажался если что-нибудь зачешется. Я взял его том в библиотеке, почитал, и том оставил хорошее впечатление. Дмитрий Васильевич Бобышев рассказал в автобиографической книге, как Кузминский долго гонялся за рукописями и Бобышев встретился с ним и запретил ему печатать его стихи. Кузминский не послушался и напечатал. Вот тебе и авторское право. Я виделся с ним, не часто, пока он не исчез из Нью-Йорка где то вдали.

35
  Встреча с Окуджавой кончилась конфузом. Попили чай с печеньем, поговорили о разных вещах и я спросил его:
- Откуда Вы берёте тексты для песен?
  Он странно на меня посмотрел и ответил резко:
- Тексты? Вы, наверное, спутали, молодой человек. Я – поэт.  «Тексты» из другой оперы. Я беру «стихи» из поэзии. Мы с ним помирились после моих извинений перед ним.                              

36
 Сколько выпито, переговорено с Вадимом Месяцем. Он уехал в Россию с молодой, прелестной женой, которая превосходно готовит. Приехал сюда. Сейчас я не слышу о нём. Иногда читаю его стихи, довольно плохие. Последнее время я понял кто он такой - он мой враг потому что он связан с Гандельсманом, а тот, точно, мой враг.

37
  Помните как я выступал в кафе? Я встретился там с Андрее Битовым. Сочинил стихотворение за сорок минут в ньюйоркском метро. Вышел из поезда на 59-й стрит, сел на скамейку, написал его. Потом я поехал в кафе где меня ждал Женя Кацов - неприятный тип. Вхожу - втискиваюсь, прохожу вперёд и слышу от него брань! почему я раньше не появился? я ему ответил что в его газетенке я указан на последнем месте, вот я и не спешил сюда. Было жарко в кафе и было очень холодно снаружи. Меня позвали выступать, а Гандельшлёп засуетился, пальто, шапку и шасть к выходу. Я читал стихи минут десять, он продрожал всё это время снаружи, перед окном кафе. Я кончил, он мгновенно появился снова, красный с мороза, всклокоченный. Я услышал Андрея Битова, выдающегося писателя нашего времени. Он сказал громко: - Браво! - и позвал за свой стол. Мы стали с ним друзьями с того морозного солнечного дня. Я помню, как мы с ним пили кофе уже летом, как мы с ним пришли на радистанцию «Свобода» к Александру Генису, и он удивлялся, что мы вместе. После мы пришли в мой дом и там Битов катался по квартире на моём стуле с колёсиками. Осталась фотография от тех времён, я и Битов. Я увидел его после той фотографии, зимой. Битов приехал в Нью-Йорк и выступал в Нью-Йорке. Я приехал на его выступление. Народу было человек шестьдесят. Был Соломон Волков с женой. Битов рассказывал нам о своей болезни, как он лежал и вдруг стал клониться вниз. Вечер был остановлен мною. Он оклемался после того, как народ вышел. Остался я, моя Маргарита, Лариса Шенкер и Битов. Битов сказал мне, что он приехал в последний раз в Америку, здоровье уже не то. Я попрощался с ним, и он вышел. 

38
  Владимир Друк появился с женой и с выставкой чайников, кастрюль и разной блестящей чепухи, которая не вызвала блеска в моих очесах. Выставка была обычной, ничего не говорящей моему сердцу. Это же только было время прибытия и каждый думал – а, что? Попробую то и это. Публике будет интересно посмотреть на дребедень, да и заявка на будущее. Вид у Друка был серьёзный, внушительный. Он держался крезом. Потом пропал и всплыл. Читал стихи которые меня не задевали.
  Сидели мы втроём в баре со стаканами виски. Я насмехался над ним. Был Андрей Грицман, Владимир Друк и я, собственной персоной. Вдруг, когда Грицман и я смеялись, получаю удар в челюсть, слабенький такой, квёлый – вскакиваю на пол со стула и бью ровно по мордасам Друка потому, что получил удар от него. Официанты, трое растаскивают нас. Грицман ржёт. Меня выводят на улицу. Друка не видно. Я сижу на портовом колышке у бара у Гудзона, жду друга - Друка. Минут через пятнадцать они вышли из бара. Я встал, иду к нему. Он видит и поворачивается ко мне спиной. Спрашивает Грицмана, а где тут аптека, и идёт, понуро туда. Она в конце квартала, где расположен бар. Подрался – здрасьте – пожалуйста – и аптека под боком.
  Прошло время. Я приезжаю в ресторан «Самовар» с женой после того случая, когда был со мной удар. Вижу – Друк. Он подходит ко мне, улыбается и говорит, что я нигде не бываю. Держится тепло, дружески. Рассказывает про учёбу. Я потрясён его интелегентностью. Говорю ему, что рад нашей встрече. Мы расстаёмся друзьями.

39
 Андрей Грицман врач, шофёр, поэт русский и американский. Что-то у нас общее, что-то различное, но поэзию мы любим одинаково. Я убедился в этом когда заболел. Он подарил мне магнитофончик, звонил мне, потом он замкнулся. Я писал ему несколько раз и не получал никакого ответа. Он теперь издатель "Интерпоэзии", журнала, где печатается весь подлунный мир, стихи русскоязычной поэзии, шишка на ровном месте, и поэт хуже некуда - выпил и - вот и стишок с ужасными рифмами о том, что это он выпил?
 Помню его статью против Бродского, единственную на моём чтении о Бродском. Я подумал тогда, что у него непорядок в голове. Бродский и Грицман, люди, исключающие сравнение между собою. Бродский умер в тот момент, когда появилась эта статья, иначе бы дело могло пойти далеко, и я не уверен в хорошем конце для Грицмана. 
 
40
 Дмитрий Васильевич Бобышев старый мой литературный друг. Видел его «Grand Hyatt». Мы немного поговорили, взяли телефоны и распрощались. Потом нас связал компьютер. После он написал великолепную статью обо всём моём, имею в виду мои многолетние опусы. После случилось это, я имею в виду мою болезнь. Молчал он, потом звонок. Я был рад и смеялся от радости. Прошёл год. Я выкарабкался из этой дряни – болезни.  Интересней просыпатся, зная, что он есть на свете.
 
41
 Игорь Чурдалёв – вот кто привёл меня в поэзию. Я друг его с восьми лет, то есть пятьдесят два года. Я увидел его и задружил с ним. Он так понимал меня, так верил в то, что я говорил, так чувствовал, что чувствовал я. Это был третий класс, это была дружба настоящая, такая что не разлей вода, а мы вместе. Стихи начали будоражить нас. Как это так – говоришь не по-нашему, другим образом, а понимаешь всё резче, чем понимал вообще. Что это за чудо такое – понимание – разговор, как бы, на равных, но другой разговор. Мы начали читать стихи – он читал Лермонтова, и понимал, что Лермонтов знает о чём говорит, и он тоже хочет знать, как он? как Лермонтов? Я читал Мандельштама и поражался ему. Он - гений, он видит дальше чем я. Я хочу того-же.
   Мы начали писать стихи. Сначала неумело, потом набирались опыта, читали их друг другу, завидовали один другому, хотели первенства и оба выигрывали на этом.
   Когда я надумал уезжать из своей страны, мы сидели на откосе, на траве, глядели на вид Волги под нами. Он сказал мне:
- Саша, ты всё равно будешь стремится сюда.
  Он прав – подумал я – о, как он прав!
   Прошло время. Он встречает меня в интернете, пишет мне письмо:
 – Ты ли это, Саша?
  Я отвечаю – Я. 
  Игорь, я всегда с тобой, что-бы не произошло на свете, есть дружба навсегда, зуб даю.

42
 С Алексеем Алёхиным мы давно знакомы, с мая 1999 года, когда я пришёл в его журнал "Арион". Мы посидели за его столом, выпили водки и закусили огурцами. Я оставил стихи, которые были напечатаны. Потом отъезд в Америку и наше общение по компьютеру.
 Он приехал в США и Андрей Грицман поселил его у себя. Я был на встрече с ним, слушал его нерифмованые, очень плохие стихи, после поговорил, вспомнил свой адрес, восточная сторона, 93-я стрит, квартира на 16 этаже и заметил, что он оживился, когда я ему называл её – жалость пролетела по его глазам. Адрес в блоке от Бродвея, театров, музеев, центра города мира тронул его, ведь он жил в хоромах далеко от Манхеттена, на другом берегу реки и далеко-далеко от нас, хотя мы его бы пригласили пожить у нас. Дружба остаётся между нами – компьютерная связь между Москвой и Нью-Йорком. Он вычеркнул меня из своего журнала, и я думаю дело в том что он стал хуже разбираться в поэзии. Упал журнал, живёт на какие-то копейки, читателей все меньше и меньше, дело дрянь. Ну, и Бог с ним. 

43
 Я на фэйсбуке. Один спич о Гандельсмане, выдержка из письма Дмитрия Бобышева ко мне - одного из авторитетнейших русских поэтов из "четвёрки" Иосифа Бродского: «В аккурат такой же случай с Гандельсманом. Когда мы были приглашены в Мидлбери (русский колледж в Вермонте), во время моего выступления Гандельсман сидел, натянув на голову майку! Кроме того, он украл у меня строфу из "Русских терцин" (терцинное десятистрочие) и накатал "роман в стихах", на ходу осваивая рифмовку». Вот так штука! Гандельсман/шлёп подлейшее существо на белом свете. Дмитрий Бобышев пробудил воспоминания о Гандельсмане и у меня. Сижу я на собрании поэтического общества в Нью Йорке в 90-е годы. Начинает читать стихи какой-то поэт. Вова сидит рядом. Он меняется в лице, утыкает кумпол в стол и закрывает своё лицо фиолетовой тишорткой - майкой с короткими рукавами. Поэт читает свои стихи десять минут. В. Г. лежит мордой на столе, покрытый фиолетовой тишорткой. Этот доподлинный случай. Спросите у тех кто был в этот солнечный день там и, посмейтесь вместе со мною над Владимиром Аркадьевичем Гандельсманом, поэтишкой с уважаемого радио "Свобода". Натягивать на свой кумпол маечку, это, конечно, нечто. Александр Генис, ведущий "Американского часа" на радио "Свобода" пускает его вещать, хотя Гандельшлёп ничего не понимает о том, что брюзжит. Он, видите-ли "поэт" и специалист по литературе, хотя поэт он дерьмовый. Почитайте его стишки, и удивитесь, "Свобода" и Гандельшлёп - нонсенс, крушение уважаемой мной радиостанции. Специалист по литературе? Ха-ха-ха, кто-ж назначил его таким? Генис? А может быть не Генис, а просто ужимки Гандельсмана? Загадка, над которой голову ломать и ломать. Всё закончиться через не знаю сколько лет, месяцев, дней, минут. Время всё расставит по правилыным местам - "четвёрка" Бродского будет вечно в русской литературе, а он принадлежит к отбросам русской словесности. Я не ошибаюсь. Помяните моё выступление в защиту одного из "четвёрки" и радио "Свобода", чтобы люди не потешались над обоими". 
 
44
 Почему я или Андрей Грицман, или Борис Пастернак, или Иосиф Бродкий и миллионы таких же как мы людей не стесняются своих еврейских фамилий? Почему он, Владимир Мишин - Гандельсман, как он стал себя называть, прибыв в Америку, не стесняется объявить себя Гандельсманом? Антисемитизм или страх? Трусость этого типа ушла от него здесь? Гнусно всё это, когда поймёшь его, мелкого, изворотливого человека. Ещё: Соломон Волков и Александр Генис на радио "Свбода" тоже не стесняются своего еврейсва, а Мишин, он же Гандельсман, стеснялся в СССР? Гнусно. Позор ему вовеки!

45
 Чаплин и Эйнштейн были люди без царя в голове. Царь-то только один! Он в кумполе Гандельшлёпа - Мишина... Вот и всё о Гандельмане - Мишине. Чаплин и Эйнштейн были люди без царя в голове. Царь-то только один! Он в кумполе Гандельшлёпа - Мишина.

46
  Читаю и удивляюсь: "Мой нью-йоркский приятель Саша Алейник, очень талантливый поэт, оставил на столе свою рукопись, он всегда хотел знать мнение Бродского. Все поэты, особенно те, которые здесь жили, пытались сунуться к нему. Саша был у меня в гостях и оставил рукопись в этом самом эркере, на столе, за которым Бродский часто сидел и работал. Голубь его рукопись, конечно, пометил соответствующим образом. Потом я ему сказал: «Хочешь знать отношение Бродского к твоим стихам? Вот оно». Гандельшлёп обо мне. Через 10 дней после соей кончины, как говорит в интервью Гандельшлёп-Мишин, И. Бродский прилетал в виде голубя и "конечно, пометил соответствующим образом". Бред сивой кобылы, т. е. Гандельшлёпа-Мишина. Порадуй читателя этой ахинеей, ему же интересно знать, что думает идиотский Мишин обо мне.
 Углубимся в его идиотский кумпол из интереса, как же думают дураки, когда их подвергают интервьюированию. Все окна на улицу были закрыты, потому что было начало февраля, погода в Нью Йорке не жаркая - ледяная, зимняя погодка, и тем не менее.   "Прохожу в гостиную, заглядываю в эркер. На столе сидит голубь. Я испугался, потому что все окна закрыты... но вот: сидит живой голубь. Я быстро открыл окно, и он вылетел на улицу. Потом, по следу от перьев, я догадался, что он упал в дымоход". Ну, ври, пожалуйста, поближе к правде. Голубь свалился в трубу от печки, хотя странно, что он там делал? Клевать там нечего, один дым. Тем не менее, он влетел в комнату через дымоход и порыскал, и, о, голубиное счастье - нашёл что искал! Он же Иосиф Бродский-голубь, нашёл мои стихи и высрался на них. О, кайф словил попачкав русскую словесность. Здорово! Смешно... гы-гы-гы... Так предположил Вовик Мишин. Какашками мазать рукопись от имени умершего на ту пору Бодского? Дурак, прости, Господи. Нечего с этим не поделаешь.

47
  Вот и всё. Я вспомнил всё былое, всё что быльём поросло, всё что волнует и тревожит по нынешнюю пору. Может я забыл  каго-нибудь и не написал о нём, о ней, о них. Все эти люди оказывали на меня влияние, кто на дни, кто на долгие годы. Это мои люди, те с которыми я прожил и проживаю жизнь. Не судите меня строго, потому что я сам себя и осужу.
  Гуд бай.                                                                                                                                                                         13 окт 2013

  ПРОЗА О ПРЫЩЕ, КОТОРЫЙ СТАЛ ГРАЖДАНИНОМ - ПОМОЙКОЙ

  Приступаю к трудному делу. Рассказывать об Прыще неприятно. Может быть и читать кому-то неприятно, но что-же поделаешь. Жизнь идёт-идёт, не останавливается, а он живёт припеваючи - ловит рыбку в Атлантическом океане, снимает дешёвую квартиру в которой намерен жениться, получает деньги от США и матери, катается на велосипеде от Брайтона до Фар Рокавэя и в ус не дует. Ему 63 года. Он шустр, жаден и глуп, как все дураки. Прыщ кличка брата моего, Лёвы. Прыщ – я его и назвал так. Он тоже назвал меня уже не помня как. Видимо, название не привелось, а Прыщ привилось. Ну, так и будет Прыщом до конца жизни.
  Лёва родился в 1947 году 17 ноября, то есть в день «великой революции», который запоздал 10 дней, и в этом кроется чудо из чудес – он получился не таким, как все другие ребята. В нём была странность одна, он был не совсем нормален. Он жил под наблюдением деда и бабки. Они его баловали, разрешали всё что можно и нельзя. Из этого «нельзя» вырос мальчик. В 5 лет у него появился братишка. В 8 лет он скинул его с велосипеда и смеялся над 3-летним братишкой. За ним выбежал дедушка и унёс его в дом. Лицо у маленького брата было в крови. Дедушка обмыл его, смазал зелёнкой и уложил в постель. Носик, совсем маленький, вырос кривой, потому что не заметили его кривизну.
  Братья росли понемножку. В первом классе младший брат совершил ошибку. Ему очень хотелось узнать: что у девочек под рейтузами? Он с Сашкой Ябровым зазвал Нину Виноградову в гости. Они играли, невинные дети. Они, два Саши (Саша звали маленького брата) уговорились заранее – когда Нина полезет под кровать (а играли в «фантики»), Саша, брат Лёвы, сдёрнет трусы с девочки и они посмотрят на то, что под трусами. Так и сделали. Когда Нинка полезла под кровать и вылезла из под кровати, Саша, брат Лёвы, сдернул трусики с Нинки. Нина убежала от них домой. Они обменялись впечатлениями от увиденного. Увиденное было обыкновенным – писька не такая, как у мальчиков, красивее, потому что всё внутри, ничего не разглядишь, а у мальчиков все снаружи.
  Когда Саша пришёл домой, он всё поведал старшему брату, Лёве. Лёва посмеялся над Сашей и запомнил этот случай. Лёва взял его на вооружение. Когда надо было Сашу заставить что-нибудь сделать он вспоминал всё это. Хотя Саша учился с Ниной Виноградовой, он держал Сашу «на крючке». Он пользовался всем этим до 6 класса, когда Саша сказал ему:
  - Ну и что?
  Лёва опешил. Действительно, ну и что?
  Лёва бил Сашу. Чуть что – подзатыльник был обеспечен. Он бил Сашу ни за что. Плохое настроение – раз – и Саше приходилось плохо. Плохо до седьмого класса, когда Саша получил от Лёвы удар по почкам. Саша не выдержал удара и пнул Лёву под коленку, пнул удачно. Лёва упал и стал выть. Мама оказалась тут же. Лёву увезли в больницу. Он появился на третий день. Больше к Саше он не приставал. Кончились оплеухи, пинки, удары из под тишка. Он запомнил этот случай.
   Помню как мне было лет одиннадцать. Я пришёл к Лёве и его приятелю, Изе Раскину. Лёва дал мне билетик книжной лотереи, по которому можно было получить на 50 рублей книг. Я взял этот билетик и поехал на площадь Горького в большой книжный магазин. Лёва странно улыбался мне вручая книжный билетик. Я не обратил внимания на это – улыбается, значит он в хорошем настроении. Я не знал что билетик был вырезан из плаката, который призывал всех участвовать в сборе книжной макулатуры. Я приехал в книжный магазин, набрал книг (дрянь одна) и пошёл в кассу. Я протянул билет. Кассирша странно посмотрела на меня, заперла кассу и вышла ко мне. Она спросила меня, откуда я взял этот билет? Я ответил ей, что взял его из дома. Она, поглядела на меня строго, взяла меня за руку и повела меня к директору книжного магазина. Я, наверное, час провёл там. Директор и несколько продавщиц стыдили меня за поступок с неправильным билетом. Наконец они отпустили меня. Я запомнил этот случай на всю жизнь.         
   В детстве у меня не было детства потому, что был старший-страшный брат. Он превратил то время в муку. Я и был его игрушкой до тех пор когда разозлился на него не на шутку. В драке с ним я пинул ему в ногу, чуть пониже колена. Он завизжал и всё - он исчез из моей жизни. Было это в седьмом классе. Он запомнил этот пинок и никогда больше не унижал меня. Первый раз я вздохнул свободно. Он получил что хотел, но так что ему было по настоящему больно от меня. Драка с ним была последней дракой, затеянной им. 
 Помню, как Лёва (Прыщ) получил квартиру после смерти дедушки, и как засрал её до ужасающего состояния. Я был там раза три, четыре. Раковина была грязной, стены были почерневшие, квартира производила впечатление нежилой, ужасной квартиры. Он превратил её в берлогу за три месяца.
 Помню и другую историю. Прыщу девятнадцать лет. Он плачет – заливается слезами. Повод? Он плачет потому, что должен родиться, от него, ребёнок. Я смеюсь над Прыщом. Плакать из-за ребёнка глупо. Радоваться – хорошо.
 Лёва перебрался в Москву. Слёзы ушли. Родился мальчик, отличный мальчик. Жизнь приходила в нормальное состояние. Я уехал в Америку. Долго от него не было вестей. Наступил 2010 год и он приехал в США 14 сентября. Я радовался его приезду. Думал, что он приехал, значит жизнь пойдет лучше чем до него. Я ошибался, размышляя так, сильно ошибался. Лёва стал приходить ко мне каждый Божий день, то есть ночь. Он сидел у меня до трёх часов и ругался матом. Он просил у меня водки, я давал ему. Однажды он выпил у меня два полновесных стакана водки, не прекращая ругаться. Я сказал ему:
  – Ну, если ты пьёшь водку, давай мне деньги или водку.
 Лёва ушёл домой. Я послал Иосифа (мой хоум румейд) за водкой. Водку принёс Иосиф и мы мирно легли спать, я в своей комнате, Иосиф в другой. Утром я просыпаюсь и гляжу на бутылку, которою принёс Иосиф. Батюшки мои! Водка была жёлтой! Водка жёлтая? Я снимаю пробку с бутылки – запах мочи от этой «водки». Посылаю Иосифа с бутылкой к Лёве, чтобы он отдал мне деньги и взял бутылку к себе. Проходит пятнадцать минут. Иосиф возвращается с деньгами. С тех пор я прекратил все отношения с Лёвой. Он, конечно, сумасшедший. Квартира мамы захламлена велосипедами (две штуки), запахом рыбы, всей грязью, которая скапливается в квартире. Дима, сын Лёвы, который живёт в Англии, рассказывал мне, что едва остался жив после того, как Лёва кинул в него отвёртку. Отвёртка пролетела в миллиметрах от Диминой шеи.    
  Прыщ исчез из моей жизни. Дома стало хорошо, как до Прыща. Вдруг звонок от мамы. Прыщ в больнице Сент Джон. Он подрался с соседом. Сосед снял ботинок и стукнул его – расколол башку, и надавал ему по уху. Прыщ был весь в крови. Прыща увезла скорая помощь в больницу. Звонок от Ларисы Кудря с подробностями этой драки, вернее избиения Прыща. Прыщ увидел соседа мамы, с которым у Прыща были трения. Прыщ сам затеял обострение отношений с соседом, за что получил «жидовскую морду» от соседа. Прыщ возмутился, хотя можно обозвать «москалём» и разойтись без крови, и подойдя к соседу ударил его в живот. Сосед отправил Прыща в больницу зализывать кровь. Полиция приехала, увидела Прыща, покачала умными американскими головами и... ушла подальше от Прыща и соседа.
   Мама звонит ко мне и просит, чтобы Иосиф, мой хоум атендент пошёл за сто тридцать пятый дом и взял там колёса от велосипеда Прыща и доставил их на мамину квартиру. Прыщ позвонил ей госпиталя и попросил сделать это. Я отвечаю, что пошёл Прыщ в ж... Если ему нужно, пусть сам и делает. Мама со слезой в голосе соглашается со мной. Прыщ, попав в Сент Джонс, залечив побитую головушку, повёл себя подозрительно, очень напоминая сумасшедшего. Ходили слухи что Прыща погрузили на скорую помощь и доставили прямиком в Манхетен, в сумасшедший дом, где он и поныне. Всё оказалось не так – его просто перевели на четвёртый этаж, в сумасшедший дом. У него отобрали два телефона, так что звонить и получать звонки Прыщ не может. Он тут курил марихуану, которую купил у американских товарищей чёрного цвета, может и сам продавал, тогда дело хуже – могут кокнуть по выходе. А выйдет он обязательно, тогда наша передышка кончена. Жить Прыщ будет у мамы, больше же не будет у него квартиры, выгонять её хоум атендентов, клянчить деньги у неё, ловить несчастную рыбу, вообщем делать то, что загонит мать в гроб – таковы наши перспективы.
   Звонок к Ларисе. Она сообщает что Прыщ близёхонько – в Сент Джонс госпитале, что Прыщь сломал руку соседу! Я поражён. Прыщ опасней, чем мы думали. Коммисаренко, сосед мамы, обратился в полицию начёт Прыща, а дальше в суд? Так я думаю.   
  Новость – Прыщь на 76 улице в Манхеттене! Всё что мне сказала Лариса – бред. Я правильно думал о Прыще. Доказательсво – звонок Маргариты мне в 9:10 вечера, 8 августа 2011 года.   
   22 августа Прыщ выпущен из сумасшедшего дома. Он опять у Мамы. Я зашёл к маме и, вдруг вижу у входа битые стёкла, за ними изображение ёлочек под чистым (в пределах помойки) вечернее небо. Человек на картонке отсутствует. Стоит за битыми стёклами. Дальше я не пошёл, хотя там куча тряпья валялась – клопы, вот чего я боюсь.
  Клопы – страшная вещь, я то знаю, что такое клопы. Была у меня хоум атендантша из Узбекистана. Воровала? Конечно воровала.
  Однажды я был у неё в гостях, и полез в карман моей рубашки. Чувствую что карман стал пустым. Достал деньги из кармана. Деньги? Пять долларов вместо восьмидесяти. Спрашиваю у неё и её супруга, куда подевались деньги? Пять долларов вместо восьмидесяти. Они, старый муж и она, женщина в годах, стали меня уверять, что деньги не брали, что я должен вспомнить, куда и как пропали деньги. Я подумал на своего прежнего хоум атенданта, звонил ему, а он уверял что не знает ничего о деньгах, и потом, он ушёл от меня когда денег не было в кармане. Но деньги-то были! Четыре банкноты по двадцть долларов! Я сам их положил в карман рубашки, застегнул карман и был уверен, что деньги лежат на самом дне кармана. Я вспомнил случай с фуд стемпами. Придя из магазина домой я не досчитался тридцати фуд стемпов. Когда я спросил её она уверяла меня в ошибке. Сейчас своровала все деньги и положила пять долларов. Откуда они взялись?
   Возвращаюсь к «новой» моей хоум аттендантше. Прошло два дня и, вдруг, они с мужем притаскивают диван на мою квартиру. Диван этот появился в  нашем коридоре и сразу был перенесён ко мне. Диван прослужил им недолго, из него полезли клопы! Она всю квартиру заразила клопами. После того как её я удалил от себя, взяв другую женщину, после того как диванчик  её барахло был вынесен из моей квартиры, я долго мучался с проклятыми клопами, и только после того как Маргарита, моя жена, пролила мою кровать кипятком клопы исчезли, чему я радуюсь каждый Божий день, хотя с чертовой бабы прошло  три с половиной года.    
 Прыщ надоел, устарел, ну его к чёрту. Лучше всего звать его ПОМОЙЩИКОМ – профессия, к которой Прыща тянуло клещами, налицо. ПОМОЙЩИК – будем звать его и никак иначе. Памойщик! Или ПОМОЙКИНЫМ – не знаю, но ПОМОЙКА стала неотъемлемой частью его бытия. У него есть: 1) квартира, 2) дача, 3) машина, 4) серебро – я когда уезжал видел у него 98 монет, включая петровские монеты, 4)книги и всё из помойки – роскошь на родине, так он приехал сюда и желает получить тоже самое, включая помойку. ПОМОЙКА – вот слово отражающее его душу-душонку. Деньги он насобирал, накопил, наэкономил, натаскал от жены (жрал каждый день, а денежки не платил, копеечка к копеечке и, глядишь – рублик, другой, третий, четвёртый, и глядь – на дачку накопил, на машину (жрёт каждый день, бесплатно). Так-то и идёт дельце! Не думайте, читатель, что я завидую – ни в коей мере, я излагаю факты. Завидует Помойка, я доволен своей жизнью, печатаюсь (стихи), известен всей стране, а он – Помойка, никто! Жрёт и тянет всё на себя, жрёт и тянет, тянет, тянет...
 Письмо от его первой жены, Раи – профессора философии: «Дорогой Саша! Неприятно в день твоего рождения говорить об этом, но приходится. Лева мне звонит и периодически просит ему что-то отдать, что я и делаю. Сначала семейное серебро и скрипку, потом документы на дачу, потом ключи от дачи и машины, потом его сберкнижки, которые он накопил от сдачи квартиры Димы. Одним словом, БЕЖЕНЕЦ! Он все присваивал себе, положил на книжки доходы от квартиры сына, а у Димы были периоды - не на что было купить молока ребенку. Перед отъездом сделал красивый жест: в случае его смерти это останется сыну. Потом в США потребовал, чтоб ему вернули эти сберкнижки. Я вернула. Теперь ими не может воспользоваться ни Дима, ни он. Всё, что попадает в его руки превращается в прах. Мы ему ничего не должны теперь, а он продолжает звонить на тему, какой он несчастный. Приписывает нам громадные зарплаты. В общем это абсолютно больной психически человек, который способен только досаждать окружающим. И никому, как оказалось, ненужный. Его место в лечебнице. Потому что работать нормально он не даст. Всё это я говорила Р. И. Она давала совет - "не обращать внимание", "одной жить тяжело, надо сносить всё". У нее была иллюзия, что вы будете дружно жить и он по мере сил будет твоим другом и помощником. Оказалось все наоборот. Он уезжал на год, чтоб овладеть языком и для получения в будущем вида на жительтво. Мы прощались как родные люди. Попал в больницу, шунтирование сердца и, крыша сдвинулась и понеслось. В голове только - имущественные претензии. В голове только обиды на ближних. Бедная Р.И. вторит ему, а что ей остается. Ведь иначе он замучает пожилого человека. У него огромный запас энергии во время психоза. И он не пощадит никого. Если он вернется, его придется госпитализировать. Весь дом на моей стороне. Все видели, как он издевался надо мной во время обострения болезни. Скрыть это было невозможно. Одни сплошные претензии. Все ему должны. Он ничего не соображает уже. С каждым разом болезнь обостряется во все более чудовищных формах. У меня была операция пять лет назад. Диагноз тот же, что у Маргариты. Он ни разу не был в больнице, а в городе у меня родных практически нет, я одна, он отвечал моим напуганным коллегам на звонки, что ничего не знает, потому что мы разведены. А тем, кто приходил из его новых знакомых объявлял мой диагноз. В моем присутствии. Люди не знали как себя вести. По возвращении моём из больницы он привел жить на кухню бомжа, который пользовался холодильником, трогал посуду и прочее. Спал на полу на кухне. Весь дом наблюдал за всем этим. У нас же лифтеры.Такие дела. Это чистейшая клиника. Но потом - период депрессии, раскаяния. Это тоже неадекватность. Так как всё потом повторялось. Ездил к Диме и там как-то усмирялся. Уж очень Диме хотелось, чтоб у него был папа. Он уезжал в Нью-Йорк в приличном состоянии. Думали год продержится, и не повторится прежнее. Он мне клялся,   что к помойке не подойдет. А из него полезло такое, что иллюзий не осталось ни малейших. Я впервые наблюдаю весь этот ужас со стороны. Из-за океана.Терплю я это в течение двадцати последних лет с перерывами. Его уже не жалко. Потому что болезнь съела его личность. Здесь он на учете в больнице им. Ганушкина. Мне ничего не оставалось. А он представил все в США как борец с режимом. Такие дела. Увы! Я вспоминаю первые впечатления от него. Говорят, они самые верные. У меня не было взрослого человека, который меня бы предостерег. Но эта ситуация сделала меня более сильной и менее женственной. Большой привет Маргарите! Я верю в американскую медицину. Она самая лучшая. Твоя Рая». Судите сами о правде и о неправде в этом письме. Я верю ей. Дима, его сын, кандидат наук по океанологи. Мама Рая и Дима уважаемые люди. А Помойка - никто, отброс существования...   Помойка наврал Маме о «потоках крови», как мне пояснила Людмила их сошиал секьюрити. Она была в госпитале на следующий день после того, как Помойку положили – «кровь» ложь! Всё он наврал! Простил ли я его? Чёрта с два. Но пусть живёт и дышит. За четырнадцать лет моего существования, за моё детство, испоганенное им, нет и не будет ему прощения. Он живёт, делает очередные гадости, но мне всё равно. Он далеко от меня и пусть это остаётся на своём месте.
 Октябрь 2013-ого года. Мама в рехэбе. Прыщ затаился, не показываеться два месяца маме. Я один забочусь о ней. Её выпускают после двух месяцев. Она дома, слава Богу. Прыщ!!! Тут, как тут: приполз к ней за деньгами! Я ругаю её:
- Зачем ты даёшь ему?      
- Вы мои дети.
  Мама в норсинг хоуме - в доме престрелых. Ей сейчас 91 год! Прыщ утащил всё из её дома. Мама не выйдет оттуда, потому что там лечат её от старости. Если б она поселилась у меня, я бы не знал что делать с ней, если б ей было плохо. Плохо ей постоянно - старость не радость. Не знает и хоум аттендентша мамы. Она работала по шесть часов в день, исключая выходные. Мама там и поэтому я спокоен за маму. Я хожу к ней раз в три дня. Вижу её, разговариваю с ней и ухожу домой. Мамина квартира переходит в собственность менеджемента. Она дорогая - больше 600 долларов в месяц. Менеджемент не может держать её. Ситуация плохая, но что делать? Прыщ утащил: лампу, стоимостью в 80 доларов, серебро и золото мамы, приёмник и телефон. Что ещё он таскает я не знаю. Пробирается в её квартиру и работает: бутылки с помоек заполонили всё. Квартира уйдёт и Прыщу остановиться будет негде, кроме Бруклина.
 Подходим мы к маминой кватире и — ключ к ней не подходит. Прыщ постарался. Ну подойдём завтра к менеджеру. Он распорядится и мы войдём в квартиру что на один день стала владением Прыща, а он окажется в нашем положении уже навсегда.
 На следующий день пришли к сошиал воркеру и нам открыли квартиру. Взяли еды и с сошиал воркером сдали квартиру.
  «Дорогой Саша! Это новое мамино состояние называется дименцией. Это потеря памяти, распад личности. Она в разных формах бывает. Готовься не удивляться новым историям. По статистике в мире 40 млн человек страдают этим заболеванием. Трудности испытывают родные, живущие рядом. Психологи дают им рекомендации. Квартиру я не собираюсь разменивать. Она достанется сыну и внуку, как и положено. Она получена мною от моего института. А куда делась дача, которую мы все строили около 7 лет? Её продали за 2 миллиона, где деньги? Где машина? Я налоги за них платила, когда он уехал? Привет маме. Рая". То есть он взял за дачу 58,000$. То есть они – жена его Рая и сын Дима – работали на него семь лет. «Всё понятно. Рая, и нечего менять квартиру. Прыщ здесь – так я понял из твоего рассказа. Ох, он и гадина! Копит, а умрёт и денежки ту-ту... Дурак он в последней степени. АА».
  Мама живет там год. Ей стало лучше, потому что она под наблюдением медсестёр и врачей. Я хожу к ней по субботам или воскресеньм. Ей уже 91! Недавно был у неё и одна медсестра рассказала мне о Прыще. Он хоумлес, то есть без жилья. Ходит по Фар Рокэвэю и собирает бутылки. Между прочим одна бутылка стоит 5 центов! Бутылки он сдаёт в магазин. Странная штука: ограбив маму он гоняется за центами.
  Я подарил маме наручные швейцарские часы. Смотрю на руку мамы и вижу, что часы на месте.Прыщ не ходит к маме - зачем к ней ходить?       
 Я понял почему Прыщ стенал, когда его мама решила рожать Диму. Прыщ ревел на Раю, топал ногами, умолял её, но ничего у него не вышло.
  Вот вам вся история о маме и помоечном Прыще.
 "Оля, ты права, потому что ты жизнь описываешь несовершенной с моих слов. А возражаешь мне потому что научили тебя, что жизнь прекрасна, а это далеко не так. Муж у тебя дрянь? Разве это не правда? Ты многое забыла, потому что так легче жить, а жизнь трудная и неблагодарная вещь: делаешь кому то хорошо, в ответ твоему хорошему ложь, злоба, дикие вещи о которых ты и подумать не можешь. Но есть смерть - неизбежная мерзость - есть жизнь - вполе хорошая и плохая, но она несравненно лучше смерти. Мы выбираем жизнь каждый Божий день, вместо того чтобы выбрать смерть, потому что мы не будем на свете, не будет у нас нас, а загробный мир это настоящий ужас, и мы бежим от него в жизнь. Нью Йоркские поэты, во главе с Гандельсманом, дрянь. Я был один из них 10 лет и нажрался их до отвращения. Цветков - хороший поэт и человек, но я с ним не знаком. КГБ - мерзкая организация. Мне они жизнь испортили как и миллионам других людей, включая поэта Мандельштама, погибшего на самом отвратном месте в СССР - на Колыме. Женщины: первая была дёрганой, истеричной женщиной. Ничего хорошего я не помню о ней. Я развёлся и сделал это правильно. Маргарита - чудо из чудес. Вспоминаю её каждый Божий день. Я, когда мы стали жить вместе, не любил её и она меня. Хотели переспать- переспали. Потом уехали из приютившего нас общежития на 183-ю стрит, потому что не было денег, чтобы снимать квартиру, сняли пополам и - полюбили друг друга. Потом, когда я пережил строк она меня 3 раза возила во Францию, Бельгию, Голландию, Испанию, Грецию. Мы бы и сейчас продолжали путешевствия, но - рак! Стихи грустные, ничего с этим не поделаешь и - весёлые. Прочитай мои книги "ЧУ!" и "Только серьёзные люди". Ты их не читала, так давай же, прочти их, а после и напиши впечатления, а они будут супер (прекрасные). Книги по моему компьютерному адресу. Стихи должны быть моральны, а не аморальны. Я и пишу такие. АА". 
 У мамы стибрили отличные часы, что я ей подарил "Taymex" из Швейцарии: самозаводящиеся, поразительно точные, 30 метров под водой и когда нажимаешь на головку корпуса - они светятся. Мама попала в госпиталь и тут же её обокрали. Теперь буду ей дарить цветочки, потому что носить ей другое, как выбрасывать деньги в помойку.
 В понедельник первого февраля я снимаю трубку телефона. Мне говорят что часы нашлись. Я прихожу в госпиталь и мне возвращают их в полтэтиленовом пакете. Оказывается часы потерялись в первый день мамы в госпитале и теперь их возвращают законной владелице.
 Я прихожу в норсинг хоум на второй этаж, прохожу в громадную комнату, где сидят пациенты этого гостеприимного дома, вижу мою маму за большим столом, вокруг которого все сидят. Я вручаю ей часы. Восторг. Все удивлены. Два месяца она была без часов и, вот на тебе - часы нашлись.
  Сначала она спрашивала как её отец и мать. Я ей отвечал что они умерли. Заходил в хоспис через неделю и вопросы её повторялись. Я стал врать, говорил что всё у них хорошо, что они передают ей приветы, что они живут в Горьком и никак не могут навестить её. Она успокаивалась и так до следующего моего посещения её. Ей 92-й год и вопросы её вполне обычные для такого почтенного возраста.
   Март, 15-е число. Мама спит за обедом. Тереблю её руки - бесполезно. Она спит. Я постепенно отдаляюсь от неё всё дальше и дальше. Она живёт в своём мире, а я в обычном, привычном каждому. Она живёт своими мыслями, своими воспоминаниями, а я над ними не властен.
  Я удивлялся, всегда её ногти были ухожены, наманикюренны. Кто то кто ухаживал за нею сдел и делал это кропотливое дело. Она была в новой одежде, когда я приходил к ней. Я  догадывался, откуда эта одежда и ни разу не поговорил с ней об этом.
   Надвигалось что то страшное на неё и я чувствовал это, никак не мог её спасти. А шла смерть.
   Март 21-е, мне звонит врач, моя мама умирает. Ещё звонок. Мама умерла в час дня. Я пришёл к ней, вернее пришёл к её телу, которое ничего общего с ней не имеет.
  После её смерти всё мне было не нужно, ни её одежда, ни её развлечения в норсинг хоуме. Всё умерло для меня с нею. Мир праху её.                                                                                                                                                                           2014 - 21 марта 2016 
  ДВЕ ЖОПЕНЦИИ

(мультипликационый фильм)

   Две жопы полюбили друг друга. Были они плоские как бумажки. Стали они встречаться, издавая неприятные звуки – пукали, но целовались... и женились друг на друге. Пошли у них дети – жопёнки маленькие... ди-ди-ди... лю-лю-лю... И однажды жопа (что была побольше – женщина), стало быть – попала под машину! Папа – (мужчина) рыдал... Понесли на кладбище, кругом стояли флажки с жопами,  стало быть – мужчина (жоп) привязали жопу к палке навроде флага, и пошли домой. Ночью налетел ветер и сорвал жопу с палки и унёс. Больше жопы не видели, разве жоп и жопёночки остались.                                                                                                                                                                                          24 янв. 2012

  ЖИЗНЬ ЦАРАПКИ

 Царапка появился в нашем доме в 1992 году, весной, когда деревья в Нью Йорке выставляют цветы, в основном розовые. Бывают и белые, но они не прельщают моего взора. Взор ищет розовых с шикарным запахом и без листьев. Листья появляются через две недели, когда розовые цветы вянут и опадают, розы увяли, значит будет весна и за ней жаркое лето. Вот так, ранним утром принесла Маргарита Царапку, котика-кастрата трёх месяцев отроду, маленького, запуганово. Он забился под диван и не подавал признаков жизни три дня. На четвёртый он вылез и стал лакать с жадностью молоко из блюдечка, которое поставила Марго - она же Маргарита, моя умопомрачительная жена. Через две недели Царапка стал превращаться в Царапа. Он уже облазил всю нашу квартиру, побывал на руках у неё и меня, выходил на улицу вместе с нами на длинном ремешке, который купила Марго.
 Мы тогда жили на 183-ей стрит, в самом высоком месте Нью Йорка, на пятом этаже. Из окна был виден Гудзон - река и крыши домов что стояли ниже нашего высокого дома. Я выходил из квартиры через окно, чтобы покурить, побыть на крыше дома, полюбоваться  Гудзоном. Он отблескивал синевой и мчался к Атлантическому океану мимо высоких берегов, мимо Нью Джерси. Небоскрёбы и маленькие дома услаждали меня. Я выходил на площадку против  окна, а она  была на лестнице с перилами из железа. Лестницы видны по всему Нью Йорку. Они чтобы можно было сбежать по ним в случае пожара, раз - и ты уже не пятом, а на улице, а дом пусть догорает, ты то жив.
  На крыше я увидел Царапку. Он думал на высоте. Осенью я поднялся на крышу и увидел безжизненных мышек. Их было сорок четыре. Они лежали в два ряда ровно посреди крыши. Я спустился в квартиру и рассказал об этом Марго, и она засмеялась, поняв чья это работа.
  Так мы прожили два года с Царапом, пока я однажды вечером сел к письменному столу и стал писать книжку "Чу"! о Царапе. Я писал её для Марго и она смеялась над этой весёлой книжкой. Когда всё было закончено она, заплатив сто пятьдесят доларов, издала её, первую мою книжку, которая сочинялась когда было желание.
  Вовик Гандельсман гневно осудил мою книжку "Чу"! потому что она смешная и моя, а он шутить не умеет. Юмор у него скушнейший и бездарный. Вовик Ганделсман правильное имя его, а Владимир это имя для Владимира Ивановича Даля, Владимира Высоцкого, Владимира Владимировича Набокого, но не для Вовика Гандельшлёпа. Что поделаешь, планида у него такая, яриться на талантливое и новое, выставляя сплошную дрянь.
  Царап переселися с нами на 93-ю стрит между Бродвеем и Центральным Парком, на 16-й этаж. Оттуда был виден Гудзон. Гудзон был особенно хорош на вечереющем небе. Сиял тщательно начищенной бронзой.
 Однажды Марго принесла рыжую кошку, девочку. Девочка была с характером не плебейским, горделивая, своевольная, мстительная. Она приставала к Царапу, а тот бегал от неё, забивался, жаловался нам, что пристаёт ко мне девочка, а я то кастрат! Что мне делать с ней? Пока не настал час мщения. Она вылезла из нашего окна на каменный выступ, который шёл по всему дому, а Царап махнул лапкой и она полетела вниз, упала на еврейский детский садик и разбилась. Мы не видели её трупа, под нами же был огороженный садик, и мы не могли в него придти.      
  Царап старел, стал больше спать. Марго вырезала в двери стенного шкафа в прихожей квадратик для него. Он проводил дни там и выходил к нам за блюдечком молока, похрустеть хрустиками для его еды и поиграть с нами. Прошло восемнадцать лет. Я переселился в 7-11 - сэвэн элевэн по бульвару Сигейт, далеко от Манхэттена. Там мне было лучше. Океан был в полу шаге и глядел на него с девятого этажа. Всё это сделала Марго. Она приезжала ко мне каждую неделю в пятницу и оставалась у меня до понедельника, когда ей нужно было уходить на работу. Она работала врачом, хирургом что не такая малость как смотреть в нос больному и выписывать лекарства.
  Унашей двери повадилась курить одна противная американка. Марго просила её не курить здесь, отойти к другому окну на нашей лестничной площадке. Через два дня получаем от офиса который содержит дом бумажку. В ней говориться что мы должны оплатить то что мы имеем котика в размере сто восемьдесят долларов. Марго спустилась туда и выписала чек на сто восемьдесят долларов чтобы никто, никогда в жизни не приставал к нам насчёт Царапа - Царапушки - котика - Мур-Мур-Мура - Царапа Пафнутьича, когда он взматерел и стал царсвено посматривать на нас: - Живите! И кормите меня! А то я уйду от вас, и вы наплачетесь без вашего друга - Царапа Пафнутьича. 
  Однажды вечером он заплетающейся походкой прошёл между нами и упал! Глаза его помутнели и он отдал концы на руках у Марго. Мы вышли в Централный Парк ночью. Мы закопали его там.  Ну, конечно, Царап - это и я тоже. Интерес к девушкам и т. д. и т. п. Но это уже другая история для которой нет места здесь. Царапка, милый, прощай. Да пухом будет тебе земля.                                                                                                                                                                                         7 июля 2013            
ЧАСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК 

Глава 1

ЗНАКОМСТВО 

  Начнём, благословясь.       
 Вернёмся в Москву в тысяча восемьдесят второй год. Мы с первой моей женой поделили квартиру. Она переселилась в две другие комнаты нашей огромной коммунальной квартиры, лучшие комнаты чем у меня. Я остался здесь, в тех двух, в которых продолжалась наша супружеская жизнь.
 Мы получили эти две комнаты когда она родила Аську - нашу дочурку. Была весна 1980 года. Счастье захлёстывало нас, когда мы получили это жильё. Четвёртый этаж и, вдобавок, чуть, на пол этажа выше. Лестница в четырнадцать ступеней поднималась выше, в нашу коммунальную квартиру. Жили там мать и сынок пьяница. Он бухал по тихому и жили они в начале нашей квартиры. На работу он не ходил. Молодой парень, чьего голоса ни в жизнь я и не услышал.
  Мать у него была баба гвоздь. Она лезла во всё, злобная и хитрая. Я помню, как она с другими жильцами напали на меня. Я двинул кулаком, попал в глаз кому то и все рассыпались от меня. Месть за то, что моя, в ту пору, жена, была умнее их вместе взятых. Она была горда, когда они были плебейками высшей пробы, независима, а они зависели от того, о чём договорились. Ну, договорились и получили по первое число. Больше ни разу они на меня не посягали в течении трёх лет, когда им предложили переселиться в Биберево из центра Москвы, район у чёрта на куличиках, куда и добраться было мечтой недоумка.
  Нам тоже предложили этот вариант - поедь не знаю куда, не знаю зачем. Мы отказались. Тогда нас забыли. Больше ни разу не побеспокоили нас и мы были довольны этим. Платили за метры в двух комнатах, которые были числом 28 и ни копейкой больше, а жили в четырёх комнатах, на которые никого нового не присылали. Квартира была ветхая-ветхая, в старом доме, с потрескавшейся штукатуркой если смотреть на дом снаружи, с потолками нависавшими над нами бесконечной угрозой.   
  Была огромная комната в квартире, где рухнул потолок. Соседи испарились, а я превращал комнату в склад хлама годами. Там были бутылки от пива и вина, и раз в 2-3 месяца я тащил стеклопосуду в магазин и брал новую порцию вина совершенно бесплатно, ведь посуда была по 12 копеек за бутылку и по 17 за 0,75. Они скапливались у меня после визитов ко мне дам и тогдашних моих друзей.
  Зима московская. Я лежал в больнице с переломом ноги. Больница была налево от нашего дома. Сад неогромный в бльших деревьях, стоял без листьев. Январь, холодюга по Москве.
  Палата на десять больных. Я лежал прочитывал книжки одну за другой. Напротив меня лежал молодой человек по имени Алёша Астрахан, друган мой на пять последующих лет. Он присматривался ко мне, а я к нему, наверное, первые полчаса. Мы сразу почувствовали себя, как будто это не палата, а обусловленное место нашей встречи, которое предрешено нам. Поболтав о том и о сём, мы захотели выпить. У меня были штаны и шарф под матрасом. У него было пальто и шапка. Ботинки мы брали у старика, лежавшего под окном. Он всё время кашлял и кашлял. Ночи и дни проходили под его саднящий кашель, что было неудобно всей палате. Но что поделаешь, кашляет. 
 Лёша пошёл в Елисеевский и принёс бутылку "Текилы". Бутылку большую, в 750 граммов. Мы уединились в комнатке, которая запиралась, в которой стояло устройство для медицынких надобностей. Каких надобностей я не представляю. Ключ был у нас, то есть был у него, у Лёши, потому что подходил к квартире, в которой он жил с папой и мамой.    Он щелкнул замком, мы прошли внутрь комнаты, сели на стулья, налили стакан "Текилы" и он, благословясь, выпил, крякнул от удовльсвия и протянул мне. Я выдохнул воздух и опрокинул за ним. Тепло разлилось по всему телу и стало хорошо-хорошо. Спали классно и поднялись на следующий день бодренькие, готовые пойти ради "Текилы" куда и как угодно.
  Я поправлялся от лекарств и уколов, которые прописал мне врач, но дело было долгим и утомительным. "Текила" увеличилась до полторы бутылки (!), я не шучу, причём мы оставались трезвыми, как нам казалось, хотя были под большим шафе.
  Мой новый друг был красавец. Брюнет с синими глазами. Задумчивый, моего роста, пополнее чем я, с улыбкой, которая говорила всем: всё трын-трава. Улыбайтесь, как я и тогда будет вам отлично жить на белом свете.
 Он выписался из больницы раньше  чем я, а я протосковал недолго. Лёша пришёл на следующий день. На нём был халат, надетый на его пиджак, белый, такой какой выдают больничным посетителям. Мы перемигнулись и пошли по коридору туда, куда ходили каждый день - в комнатку с медицынским устройсвом. Ан, глядь - там медсестра и врач. Мы не подумали, что в Елисей мы ходили позже, а сейчас было часов двенадцать и у врача и медсесетры было рабочее время. Тогда пошли в туалет. Он достал "Текилу" и стакан из старенького рыжего портфеля, который взял с собой. Я выпил, потом он. Закусь - были конфетки "Ирис". Он не сообразил принести что нибудь повесомее, что подходило бы нам под "Текилу". Мы сидели на подоконнике. За окном падал с серого неба снег.             
       
  Глава 2

  ДОМ

  Меня выписали через неделю после него. Объятья жены, бабка её, смотрящая на меня с выражением отчаянья на лице, моя дочка, которая обрадовалась мне, визжала и уговорила пойти с нею в сад "Эрмитаж" погулять. Было холодно и нас на больше чем полчаса не хватило. Пили чай и потом я ушёл в свои две комнаты, где было тихо, безлюдно, откуда бедность смотрела на меня со всех сторон. Шкаф с моим тряпьём, диван в дальней комнатушке, выходящее в Малый Каретный переулок и комната совсем маленькая, поистине моя, с письменным столом, за которым я писал стихи, ветхий, но крепкий, и ложе моё, на котором развалилось восемнадцать человек, как я помню, во время моего дня рождения.
  Я позвонил Лёше, продиктовал ему адрес и лёг на моё ложе.
 Квартира была тиха, как наш переулок, по которому не ходили машины. Мёртвый переулок. Ни звука не доносилось из окна. Я заснул сразу, как только прикоснулся к подушке. Сказалось что я отвык от улицы, от серых московских дней, от неба надо мной, низкого и тоже серого в морозном январе.
 Проснулся я потому что кто то позвонил в дверь. Я пошёл открывать и увидел Лёшу с мороза, в зимней заячьей шапке серо-белого цвета, цветущего здоровьем, розового и своего. Выглянула Маргарита в голубом халате, поздоровалась с ним и гордо прошла на кухню с чайником. Лёша спросил меня:
  - Твоя жена? 
 Я кивнул и мы прошли в мою комнату. Он осматривался, подошёл к окну, вглядывался в мёртвый переулок, пустой и тихий.
- Значит, ты тут живёшь. Классное жилище. Давай, по маленькой.
 Он достал двести пятьдесят граммовую бутылочку дешёвого советского коньяка. Я сделал два бутерброда и мы дерябнули из рюмок, которые выставил я из шкафчика.
 К нам постучали. Вошла Маргарита в тёмно зелёном платье. Мгновенный вгляд на него и тоненьким голоском она сказала:
 - Будете чаю? С вареньем? 
 Мы согласились. Она принесла пол торта, расставила стаканы и мы проболтали, наверное, два часа. Закричал ребёнок. Послышалось недовольное брюзжание старухи под дверью:
 - Ребёночек проснулся, а они чаи гоняют. Христа на них нетути.
 Маргарита откланялась и вышла из комнаты. Ребёнок перестал визжать и квартира погрузилась в тишину.
 От батарей шло тепло и как то убаюкивало нас. Лёшка заснул у меня на диване. Он спал как маленький мальчик. Ресницы его, чёрные и громадные, под щекой рука, одетый и тихое тихое дыхание.
  Я потушил свет, прошёл в первую комнату, которая выходила на Малый Каретный переулок, сел за письменный стол и включил лампу. Из ящика стола достал тетерадку, в которой я записывал стихи и ночь началась так, как я хотел. Рифмы сгущались в моём представлении, я думал и стихи приходили ко мне. Странно, я никогда их не правил. Они рождались сами собой, учили меня миру и я учил их становиться передо мной во фрунт, отдавать честь - смысл того что делаю. Часа три я просидел за столом. Выкурил пол пачки "Примы", утомился и лёг спать. Стихотворение переписал в тетрадь из черновой тетради. Оно лежало написанное, готовое, но никто в мире не интересовался им, никто в мире. Лёша - он далёк от этого, как Магадан от Москвы, спит. Пусть спит. Завтра будет день, будет пища. Да, завтра суббота, а в понедельник нужно шагать на работу. Не охота, а надо идти. Лёше лучше чем мне. Молоденький, ничего не делает, только денежки просит у мама и папа. Хорошо ему. У-у-у - я улетаю в туннель... сейчас начнётся что то интересное... потрясающее... и я засыпаю...

Глава 3

 МЫ С ЛЁШЕЙ

  С Лёшей мы гуляли по Москве, сидели в кафе мороженном на улице Горького на втором этаже, возвращались домой, ужинали с Маргаритой.
  Однажды он мне сказал неестественным голосом, что любит Маргариту и бла-бла-бла... Я вытащил его в чёрный коридор, была такая дверь, которая была на крючке в нашей квартире, ну, вытащил его и предупредил, что если я почувствую его поползновения на бывшую мою жену, то он выкатиться из квартиры, как миленький. Он заплакал. Только один раз я ему это сказал. Только один раз. Он усвоил урок и больше разговоров о том не было.
  Развод с Маргаритой вырос сам по себе. Маргарита была тоненьекая, красивенькая, умная, классная, вообщем, женщина, но страшно избалованная. Ни минуты покоя с ней я не знал. Взбалмошность, глупейшая требовательность, обиды не за что, мстительность и подлая уверенность в своей правоте была у неё в крови. Причём вела себя царственно, требуя подчинения ей и ничего с этим не поделаешь.
 Я мирился с этим, думал образумиться, поймёт что ведёт себя ужасно, что я выхожу на улицу потому, что она просто достаёт меня. Бесполезно. Её бабушка, Вер-Ванна, была хуже её в тысячу раз. С гордым старушачьим лицом - всё в морщинках и морщинах - сгорбленная, скаредная и злобная старуха, которая её мать, Ольгу Иванну, не ставила ни в грошь.
  Помню как я ударил её, бабку по лицу грязной, мокрой половой тряпкой. И было за что. Была весна, дождик за окном. Маргарита, я и моя мама сидят в крошечной комнате на Новослободской улице возле Савёловского вокзала на первом этаже дома, где мы жили когда Рита родила Аську. Аська спит рядом с нами, посапывает во сне. Мама пришла к нам посмотреть на новорождённую внучку.
  Пьём чай. Вдруг из за двери мы ясно слышим голос бабки:
  - Старая жидовка.
 Я оторопел, а мама стала собираться. Вон отсюда - так я представил её состояние. Мы с мамой вышли на улицу и побрели под накрапывающим дождём к дому брата. Мама ничего не сказала мне, ни единого слова о том, как её оскорбила старая сволочь.
 Я продрожал три дня. Бабка ходила по дому гордая, гоголем ходила. Видно она была довольна, что ей удалось таки выложить свою злобушку на меня, маму, весь ей противный свет.
 Она идёт на меня как танк! Тут я, схватив грязную тряпку, что лежала под дверью в квартиру, хлёстнул её по лицу. Она ляпнулась на пол, завизжала во весь свой голосок:
- П-р-о-с-т-и-и-и! -
 Тут-же выскочила её дочь, Ольга Иванна. На лице её был страх передо мной и торжество, потому что я ударил бабку. Она вскрикивала:
- Бей! Саша! Бей её! Будешь ещё выть! Сволочь старая! 
 Маргарита повисла на мне. Она знала, что этим бабка не отделается. С тех пор повисла благословенная тишина-с в нашем доме. Бабка жмётся от меня в стороны на старом жилище и на новой квартире. Как только видит меня оскаливается в подобие улыбки. А квартира образовалась весной, в мае, когда власти дали нам две комнаты в коммуналке, чтобы мы жили там с дочкой. Я запомнил этот день как день счастья, что вот мы и заживём здесь прекраснейшим образом, что нас заметили и ничего против нас не имеют, правда коммуналка, но это  же наша коммуналка, что бы там не говорили.    
 Ольга Иванна, мать Маргариты, здоровая, крупная женщина, была без какого то царя в голове. Видно мать её Вер Ванна, крошечная старушка, поработила дочку и поиздевалась над ней в полной мере. А дочка выросла без царя в голове, но была усердной, потому что работала она портнихой в шикарном салоне женского платья в центре Москвы и получала немало. Деньги она прогуливала не знаю где, может, скорее всего, в ресторанах? Муж? Смейтесь, пожалуйста. Нет у неё мужа, может и не было. Я Ольгу Иванну не спрашивал. Жила она как птичка вешняя. Обеды, ужины себе, с коньячком разумеется. Бабка не любила её всю жизнь, а Риточку обожала, как и Аську, мою дочку. Всё время: - Ой, какая девочка! Прэлестная! Дай-дай я тебе поцелую, цыпочка ты моя. Ну, потише там, ироды проклятые! Ой, и девочка! Чтоб им пусто было!
  Была одна история, в которой я понял что Лёша парень у которого есть то, что отсусвует у меня. Подцепили мы на улице двух сестричек, взяли вина в Елисеевском магазине и пришли ко мне домой.
  Лёша вёл себя как подобало ему, с достоинсвом старого генералисимуса, хотя и был моложе меня. Я же был резок, нетерпелив особенно с девушкой, когда мне нужно её сейчас же. Он уговорил обоих и вышел с ними на чёрную лестницу. Лестница была не нужна. По ней не ходили. Он там с ними и проводил благодатное время.
  Я же сидел в комнате и злился на них. Ну не хотели нас с Лёшей, зачем же пришли сюда? Они вернулись через час. Лёша был невозмутим, они были в приподнятом настронении. Через пол часа они откланялись и ушли во свояси. Я спросил его:
  - Ну, как?
 Он пожал плечами и сказал мне, что они довольно милые, что он раздел одну и позанимался любовью. Потом другая сделала тоже самое с ним. Она сидела и наблюдала за другой, которая занималась с Лёшей любовью. 
  Я был поражён. Как же Лёше удалось добиться этого? Почему мне они, девушки хорошие отказали, а ему - здрасте-пожалуйста - утехи по полной чаше? Он помолчал, ответил мне вдумчивым, непререкаемым голосом, что я спешу и наношу ущерб своим потугам. Он был прав, а я нет. Было за что упрекать себя. А Лёша несомненный перл!      

  Глава 4

 МАРГАРИТА, Я

  Случилось так у меня с Маргаритой. Я собирался ехать к моим друзьям, туда, куда метро не ходило. ВДНХ и всё, а дальше автобусом куда чёрт знает. Час езды. Поехал я туда потому, что мои друзья жили там. Телефона у них не было. Дом только что построили, девятиэтажка в окружении других девятиэтажек, противно смотреть, но жить можно припеваючи.
  Друзья, муж с женой, созвали московских знаменитостей, чтобы они услышали мои стихи. Я очень рассчитывал на этот вечер. Может я понравлюсь и пойдёт слава обо мне. Может быть напечатают? Тогда шик-блеск-тру-ля-ля! Я и буду известен. Все журналы в моих ногах. Только почему они назначили встречу где то там? Почему не у меня? На моей центровой квартире? Почему без телефона? Ну, ладно. Я решился поехать к ним, от них куда то далеко почитать стихи.
  Начал я собираться в четыре тридцать. Маргарита увязалась за мной. Час я её прождал, пока она одевалась и раздевалась - то не то, и это не то. Сушила волосы, переодевалась вновь. Смотрела на себя в зеркало и чёрт знает что вытворяла над собой. Я её покорно ждал, курил, торопил её и она была готова в пол пятого.
  Мы вышли и пошли к метро. В метро было полно народу. Ну очень много народу. Работа у всех кончилась. Все добирались домой, в гости, кто куда. Одни мы сидели на лавке в метро и пропускали один поезд за другим. Маргарита сказала мне:
  - Хочешь, езжай. Я не поеду на этом поезде. Много народу. Поедем на следующем. 
  Я сидел около неё, молчал, слушал часы, стучащие во мне, в моём предтставлении о быстро текущем времени, где я один потерялся и не знал, идёт ли оно или стоит? Идёт, идёт, это я сижу и пропускаю его.
  Мы пропустили поездов семь-восемь и, наконец, вошли, поехали на ВДНХ от Пушкинской. Вышли в опустившийся на город вечер. Вот остановка. Ждём автобуса минут двадцать. Наконец то! Он! Автобус чёртов. Толпа ринулась к нему, мы - нет. Маргарита проявляла свой характер. Она сказала мне ту же фразу, которую я слышал раньше, час назад: 
   - Не по-е-ду. 
   Я стоял подле неё, злился на неё, клял себя, что связался с ней. Я бы читал стихи где нибудь московским любителям профессионалам, ан, нет, стой и молчи, иначе она взбрыкнётся, повернёт и пойдёт домой, тогда я  попаду в дурацкое положение, приеду поздно и надо будет объясняться с ними, с моими друзьями. Они, наверное, все изнервничались, ожидая меня, а я?
   Мы пропустили пять автобусов и влезли, наконец, в шестой. Толпа не уменьшилась, она увеличилась и Рита соблаговолила влезть в автобус. Ехали мы туда минут пятьдесят.
  Небо расчистилось. Мы вышли из автобуса и зашагали к их дому. Была ночь кромешная со звёздами над нашими головами, с окнами, которые все-все сияли в сплошной темноте.
  Мы поднялись на лифте на девятый этаж и я позвонили в дверь друзьям. Дверь открыла жена. Она посмотрела на меня и сказала:
  - Саша. Он ушёл извинятся за Вас. Время пол одинадцотово. Всё кончено. 
  Я повернулся к Маргарите:
  - Что ты наделала? 
  Тут же я ощутил, что она хлопнула меня по щеке и - топ-топ зашагала к лифту.   
  Я прошёл внутрь квартиры, разделся, пил чай с женой друга, который уехал извиняться. Я подумал тогда, что дело не пройдёт так ей, что я обязательно отомщу и завтра она поймёт, что совершила страшную ошибку. Помогай мне Бог.
  На завтра я прошёл по улице Горького, дошёл от Пушкина до Юрия Долгорукова, сел на скамейку под ним и закурил. На скамейке под углом к моей скамье сидела миловидная девушка. По её лицу текли слёзы. Я встал, пересел на её скамейку и спросил, что с ней? Почему она плачет? Она спросила у меня сигаретку, прикурила и через десять минут мы болтали с ней о чём угодно, о чём угодно нам. Потом мы встали и прошли от памятника Долгорукому до Театра Советской Армии. Всю дорогу было нам хорошо, лучше не бывало ни мне, ни ей. Потом мы попрощались, обменялись телефонами, договорились на завтра встретиться и поцеловались на прощание.
  Я вернулся домой и лёг спать, воображая завтрашнюю встречу с ней, с Мариной, которая нравилась мне сегодня, вечером, по дороге от Долгорукого до Театра Советской Армии.   

  Глава 5

  МАРИНА, Я, ЛЁНЯ

  С Мариной мы забавлялись любовью, когда не было её мамы, любовь была на её квартире. Когда я вошёл в неё, я увидел её папу и был поражён его красивым, мужественным лицом. Она была в него, она была тоже необычайно красивая, с тончайшей талией и глубоко страстная.
  Отец её давно умер. Карточка его висела на стене напротив её кровати. После любви мы покурили.
  Я смотрел на него и говорил про себя ему:
  - Не надо обижаться. Ты же хотел, чтобы дочери твоей было хорошо. Ну, я и постарался.
  С Маргаритой я порвал все отношения. Она же через месяц отомстила мне, приведя Лёню, прораба еврея с инженерным образованием.
  Лёня бил рабочих на стройке. Чуть не по нему, он в зубы. Рабочие уважали Лёню за то что он, мужик. Он не давал начальству их обсчитывать. Он ругался с начальством ради них - рабочих и они были за него.
  Он появился и я рад был этому. Лёня души не чаял в Маргарите, причём он имел жену, две дочки и всё равно, Лёня был влюблён в Маргариту, как школьник влюблён в свою учительницу, которая ведёт по жизни его. Маргарита была умнее Лёни в сто раз и позволила ему обожать её. Тут же я перенёс встречи с Мариной на свою квартиру. Маргарита удивилась, но что поделаешь - подчинилась обстоятельтвам. Знать рок у нас такой - если берёшь - отдавай.
  Марина была далека от моей поэзии. Я раз попробовал ей почитать стихи. Она улыбалась когда улыбаться было нечему. После она не предлагала мне читать стихи. Ей было до лампочки как я пишу, зачем это делаю, на что я трачу жизнь. Они с Лёней были бы отличной парой, да жизнь их поставила на разные стороны и они подчинились ей - жизни.
  С Маргаритой я здоровался, приходя домой. Она тоже. Я платил за квартиру, давал деньги на Асю, гулял с Асей в Эрмитаже. Она ни разу не упрекнула меня в жмотстве. Мы понимали с ней, куда покатилась наша жизнь и не имели претензий - ни я к ней, ни она ко мне.

  Глава 6

  РАБОТА

  Я работал тогда в кино старшим редактором Областного Кинопроката. Работа была скучная. Надо было писать о документальных фильмах, в которых была одна только ложь. Работа была плёвая, но народ, который ходил на эту работу был интересен.
  Я покуривал с Женькой Маргулисом на чёрной лестнице до того, как мне дали отдельный кабинет.
 Он был откуда то с Украины. Переехал в Москву. Снимал комнату и был специалистом по кино. Спросишь его о каком нибудь фильме, он затянется и ответит тебе: о чём фильм любого срока от 1890 года кончая сейчасошними, какой режиссёр и о чём он хочет говорить с тобой, какие актёры в фильме, причём он расскажет вам о их судьбе, об их роли и чёрт знает чём. Я удивлялся его киношному знанию. Сейчас он босс в киномире, руководитель блестящий.
  Второй был молодой человек, игравшей на гитаре свои, очень неплохие песни, с которым мы подружились. Он приходил ко мне, пел мне песни и пропал как только я поехал в Америку. Он влюбился в женщину у которой было трое детей. Женщина была в разводе с мужем - отцом её детей. Влюбился не на шутку. Она была нашим бухгалтером, рыжая баба. Ничего особенного и некрасивая, и на тебе. Любовь не шутка.
  Была девушка у нас, к которой ездил я в городок за тридцать километров от Москвы. Я спал ночь у неё в маленькой квартирке и до сих пор я не видел сисек больше чем у неё. Они у неё стояли как двое солдат без ружей, громадные и красивые красивые, чудо не груди. Наверное, Бог подкинул ей в постель, чтобы мужчины забавлялись ею. Она тоже приезжала ко мне. Я помню, обладал ею на стуле, в комнате, где вис потолок и оконные рамы и подоконники сгнили. Страшно было дотронуться до них - одна труха. Но она была славной, милой женщиной, с которой я был очень непрочь.      

  Глава 7

 ТО ЧТО ИСКАЛ

  Два раза в неделю нас собирали на киносеансы, на которые шли, как на праздник, потому что показывали нам художественные фильмы со всего света. Тушили свет и вся наша контора, затаив дыхание, следила за Аленом Делоном и Лино Вентура в фильме "Искатели Приключений".
  Я сидел с ней, с Маей в кинозале. Смотрели "Зоро". Гнусный фильм, но художественый, что делало его подходящим, чтобы провести время не работе не в зевках и поглядывнии на часы: скоро ли на метро и домой, отсыпаться от этой мерзкой работы. Она смотрела на меня вовсе не обращая взор на фильм. Я вернулся в кабинет и закурил. Она явно что то замышляет против меня. Интересно, что? Ну, я болтал с ней, нёс всякую чушь, но я не мог же я, обидеть её.
  Стук в дверь. Входит она, девушка, почти девочка, восемнадцать лет от роду. Приехала в Москву из Свердловска. Её папа шишка на Свердловской киностудии. Он договорился в верхах кино, и она работает в конторе первый месяц. Волосы чёрные-чёрные, лицо белое-белое, тоненькая, грудь большая и стояком, хорошая, надо думать грудь. Она вошла и мнётся и что то хочет сказать мне и никак не скажет.
  - Ну - говорю я ей - о чём же мы будем с тобой разговаривать?
  - Я люблю… вас… Саша. 
  Она села на стул, который я подвинул ей, и молчала.
  - Ну и дела. Так, значит, любишь меня? Пойди лучше к себе. Отоспись. Потом будем разговаривать. 
  У неё закапали из глазок слёзы. Я вытащил платок из кармана пиджака и дал ей. Она высморкалась, утёрла заплаканные глазки. Я налил ей воды. Она покорно выпила её, смотря на меня.
  Я разложил её на письменном столе. Разделись. Я приступил к любви с ней, голубке бедной. Стон. Я погрузился в неё. Прошло время. Я кончил под её плачь. Посмотрел на причинное место и - на тебе. Я в дамках. Кровь её на моём столе - половом члене, и на ней. Я вытер кровь. Она смотрела на это, плакала, и потом произнесла:
  - Я потеряла невинность. Конец. Амба...
  Мы оделись. С тех пор моя работа стала доставлять мне удовольствие. Она частенько стучала ко мне. Входила. Закрывала дверь на ключ. Ложилась на наше ложе. Так мы прожили с ней до весны. Она понимала, что я не люблю её, а она то любила меня. Я делал всё это из жалости к ней. Любовь её была обречена. Мне было ни холодно, ни жарко от её любви. Да, я забыл вам сказать, что она была еврейкой, как я.
  Когда я уезжал из СССР навсегда в Америку, однажды вечером раздался звонок. Я подошёл к телефону, который висел у нас в коридоре квартиры. Незнакомый голос спросил меня, не жалею ли я, что спал с Мариной. Голос был мужским, но высоким. Я предположил, что парень влюбился в неё. Спросил об этом его, и услышал ответ:
   - Муж.
  Я поздравил их обоих, просил его передать ей горячие приветы от меня. Он спросил меня ещё раз о жалости. Я ответил, что ни о чём не жалею. Она хотела - она и получила. Он бросил трубку, и всё - гудки-гудки-гудки.    

  Глава 8

  ФРАНЦУЗЫ

  Я возвращался домой и сразу приходил Лёша. Он ложился на диван и глотал книжки, не читал их, а глотал столь быстро, что я только доходил до пятьдесят пятой страницы, а он начинал читать новую.  Альбер Камю он проглотил за три часа. Я не шучу, за три часа с какими то минутами. Я тратил два дня, а он?
  Я садился за письменный стол, а он лежал, пока я писал стихи. Иногда я раскрывал блокнотики и смотрел за окно на небо, верхи деревьев, которые росли напротив нашего дома. Закрыв глаза, я подбирал рифму к стихотворению, и проходили три часа на эту работу. Я вставал и вечер был наш, вечер как сказка. Что интересно, Лёша не нарушал тишину, когда я писал стихи. Мистика.
  На улице было тепло. Молодые листочки, солнце что грело их и нас радовало моё сердце.
  Однажды Лёшка привёл ко мне компанию французов. Пришла Маргарита посмотреть на них, на чудо, что ей показывали мы на нашей квартире. Варенье на столе, малиновое, самое любимое мной, чай французкий, который принесли гости. Солнце в окно, на обоях в комнате, тёплое, ласковое солнце.
  Я разговаривал с симпатичным французом. Они все были парижане, приехавшие сюда из института иносраных языков, в страну, откуда и был русский язык. Поселили их на Ленинских горах. Приехали они на три месяца. Красная площадь обернулась для них Лёшей. Они пришли ко мне и, вот я разговариваю с ними.
  Заплакала Аська и Маргарита пошла к ней. Французы откланялись, но не все.
  Звонок в дверь. Я пошёл открывать. Мариночка зашла ко мне на минутку, а провела ночь в постели со мной, но до этого момента произошло нечто удивительное, что всё перевернуло с ног на голову.
  Мишель Морган, так её звали, осталась. Лёша влюбился в неё, а она в него. Бывает же такое на белом свете.
  Ночь. Лёша с Марион в одной комнате, мы в другой. Музыка из магнитофона французкая. Эдит Пиаф, любимая мной, поёт и поёт, между прочим три часа поёт. Мы вырубились с Мариночкой и проспали до утра.
 Я проснулся раньше всех и пошёл в туалет. Лёша с Мишель спали в комнате через которую лежал мой путь. О-па-на! Она лежала голая. Спала. Он лежал голый. Спал, положив руку на её грудь, но она не замечала этого. Рок.
 И они исчезли на три дня. Пришли ко мне в гости. Достали французского шампанского. Были рады, улыбались загадочно. Я не понимал, что произошло. Они поиграли со мной и выложили потрясающую вещь: они сегодня подали заявление на брак. Они были парой, прекрасной парой и любили друг друга. Это было видно и отрадно для меня. Но три месяца? Им назначили день бракосочетания через три дня после отъезда её в Париж. Ох и гады советские. Но был план по которому брак состоялся в тот день, что был назначен.      
 
  Глава 9

  ЖЕНЩИНЫ

  Продежался я на этой работе год и потом ушёл. Надоело таскаться туда каждый день и получать сто двадцать рублей в месяц. Я тратил все деньги: семья - Аська и Маргарита были мне не под силу, да ещё работа была гадостью. Только и были на ней женщины, а их было везде полным полно. Я клеил их на улице, когда хотел. Я выходил из дома вечером, шёл к Пушкинской площади, садился под памятником, закуривал, осматривался, вынимал блокнот и сочинял стихи. Если я замечал что нибудь стоящее я вставал, шёл к девушке, садился около неё и начинал беседу с пустяка. Потом приглашал в гости и дальше само пошло. Обыкновенно я и она оказывались на постели через пол часа. Если что нибудь было хорошо с ней я брал телефон утром, когда она уходила от меня. Только когда девушки становились моими любовницами я постепенно, узнавая их близко, открывал свои карты. Они были моими, когда были моими, то есть когда пробуждались чувства во мне, когда я влюблялся в них или дружил с ними. Если нет, то я никогда не давал волю себе и спасали меня от грязи в девушках, а то бы я погиб, уж это точно.
  Я подсчитал сколько девушек было у меня за год. Для этого я взял блакноктик за один год. Оказалось что было их сорок пять, притом я любил одну, может двух, которые любили меня или делали вид, что любят. Они были со мной из года в год. Их я не считал. Они были своими. Я пользовал их, они - меня и всё было тип-топ, как надо, как Бог нас держал вместе железной рукой.
  Другой блокнотик  - сорок восемь. Другой - сорок два. Я перемножил содержавшиевся в них телефоны на годы потраченные на дам и получилась жизнь в семьсот двадцать-семьсот двадцать пять. Не ожидал я, гм... такой цифры.
  Девственцы - по четыре, пять за год, включая поездку к морю, на юг. На юге им трын-трава. Хочется и всё тут. Рыскают глазами по мне. А я готов. Пошли ко мне в постель. Ох, ты. Наивная невинность, целомудренная девственность подо мной. Ну, ну - и поехали. С пылу, с жару. Они были благодарны мне за участие в их первом деле любви. Пришла девочкой в восемнадцати лет - ушла девушкой в расцвете.
  - Давай?
  - Хочу-у-у...
   Святая простота утрачена ей в момент - в пять минут. 
  Мне нечего скрывать, стыдиться. Я один в поле жизни воин. Один. Молодёжь почитает. Кто то пойдёт за мной, кто то отвратиться от меня. Вольному воля. Есть о чём подумать, шевельнуть мозгами, а то, как я - прожил жизнь, не отдавая себе отчёта, как березка на страшном ветру склоняется вниз, распрямляется и опять вниз. Всё зависит от ветра, который в тебя дует.

   Глава 10

  ТАКСОПАРК №7         

  Как то раз, проходя мимо стенда на котором вывешены газеты, я прочитал, что производиться набор на курсы шофёров. Я переписал телефон, пришёл домой, посидел пять минут, и решился позвонить. Милый    женский голос сказал мне, что в понедельник начнутся курсы. Что их открыло таксомоторное бюро, что надо придти к ним завтра,  оформиться на эти курсы. Надо взять справки от врачей и вперёд.
  Я вышел из дома и пошёл в нашу поликлинику. Через час всё было готово - глаза, давление, я не псих, слав Богу. Вернулся домой, лег на диван и закурил. Завтра пойду по адресу к этой милой женщине. Завтра начнётся новая жизнь.
  В понедельник я сидел на курсах шоферов. Три раза в неделю, четыре урока, четыре месяца и можно, даже нужно, устраиваться на работу в седьмой парк, недалеко от станции метро Баррикадной. Платили нам с сегодняшнего дня по сорок рублей в месяц, что было ничтожной суммой, но нам платили за то что мы изучали устройтсво "Волг" - такси до малейшей степени, чтобы всё тютельку в тютельку.
  Я и не заметил как она прошла - учёба. Нас выпустили в мир. Двадцать мужчин и одну женщину приняли на работу. Началась моя жизнь на новом производстве, но началась она не так как я хотел, а хуже.
  Во первых я получил машину - настоящий хлам. Когда я попробовал её завести ничего не вышло. Она не заводилась, хоть плачь. Я  провозился с ней два часа. Бесполезно. Я пошёл искать помощи у слесарей, а они надо мной смеются. Давай, говорят, десятку, мы, так уж и быть, поможем.
  Я вернулся к этому старому драндулету, провёл ещё полчаса. Он дрогнул и заурчал. Я выехал из таксопарка, проехал метров сто и встал. Драндулет заглох. Меня дотащил обратно в парк незнакомый водитель. Он сказал мне - плати или дело твое швах.
  Я стоял у машины и, вдруг, я увидел клопика. Он был в костюмчике, в крохотной белой рубашечке, с огромным галстуком подозрительно цвета. Клопик был директором таксопарка. Я понял это, увидев его. Он семенил маленькими ножками впереди всех нормальных мужчин, которые сопровождали его. Их было четверо и они шли за ним с неохотой.
  Он сразу заметил меня на огромном дворе и направился ко мне. Я обратил внимание на красный цвет его лица и подумал, он не проживёт этот год, точно не проживёт. Он схватиться за сердце, потянетяся к графину с водой, охнет и упадёт головёнкой в стол.
  Он остановился близ меня, оглядел меня снизу. Рост его был меньше метр пятьдесят. Я был выше его на двадцать пять сантиметров. Что не говори, солидная разница.
  Он повернулся назад к одному из четырёх мужчин, которые его сопровождали:
   - Почему этот водитель не работает? Я вас спрашиваю, почему он стоит у машины и ничего не делает?
  Лицо его было пурпурно красным, когда он шёл ко мне, теперь стало оно малиновым. Нет не малиновым - вишнёвым. Тото что то залопотал на ухо клопику, согнувшись над ним. Я ответил ему. Сказал что четыре месяца меня учили, давали по сороковнику в месяц, чтобы мы могли купить батоны и не просить милостыню у людей на улице, что я пришёл сегодня, в первый раз на работу и на тебе - мне дают старый драндулет, который поставили здесь для меня, чтобы я давал денюжку тому, кому надо - слесарюгам за то, чтобы они пошли и взглянули на эту старую рухлядь. Я сказал всё. Его свита смеялась, услышав мои слова. Они тоже натерпелись от него и, было странно наблюдать их, здоровых мужчин, которые пресмыкались перед клопиком.
  Он сделал шажок ко мне. Лицо его покоричневело.
  - Вы работать на будете! Я директор и будет по моему.
  Он удалился впереди свиты, а я дошёл до бухгалтерии, получил законные три рубля за проработанный день и печать в трудовой книжке: "Уволен" под печатью "Принят на работу такого то числа, такого то месяца, 1982 года."   

   Глава 11

  ПОЧТА

  Работу нашёл на следующий день поблизости от Курского вокзала. Пришёл, поговорил и взяли. Тоже дали старенький, беленьнкий "каблучок". Машина похуже чем "Волга", но надёжная, дешёвая, моя машина. На ней я проработал около года, точнее месяцев десять с весны до самого Нового Года. Ушёл я той работы по одной причичине - я едва не угодил в тюрьму по причине, которую вам поведаю в своё время.
  На следующий день я выехал в подмосковный городок, в составе шести машин. Впереди ехал бугор, а дальше мы, каждый на своём каблучке. Доехали. Мне дали свою почту.
  Я сидел под окном на скамейке и покуривал. Было жарко и окно было раскрыто. Женщины в окне раскладывали почту и разговаривали обо мне. Каждое слово я слышал. Одна сказала, что я симпатичный. Другая, что бородка у меня седеет. Первая сказала, что нет, она не заметила. Вторая сказала, куда ты смотришь, что она видела, что седеет и всё тут.
  Я вошёл внутрь. Женщины поулыбались и я поехал развозить почту. Я справился до двенадцати часов. До вечера было полно времени. Зашёл в столовую, взял щи и на второе мясо с картошкой,, на третье бутылку лимонада, которая продавалась там и вышел. Потом поехал по городку. Выехал я на большую площадь у остановки электрички и встал.   Ни одной машины, а электрички шмыгают каждые десять минут.
  Подходит ко мне человек в рясе и говорит, что заплатит мне пятёрку, если я его довезу до церкви. Я соглашаюсь. Пять минут и вижу церковь. В рясе выгружается и даёт мне пятёрку. Говорит, что завтра будет в то же время. Электричка то ходит по расписанию. Не соблаговолит ли молодой человек подождать его на том же месте, в то же время. Он будет очень благодарен мне. Я, конечно, соглашаюсь. Одна штука, завтра я выходной, а после затра пожалуйста. Монах говорит, давайте послезавтра. Монах с седой бородой откланивается.
  Я разглядываю пятёрку, кладу её в карман и еду на то же место. Вечером в шесть часов мы едем колонной в гараж. В кармане у меня двенадцать рублей. Я заработал остальные там же. Народ приезжает на электричках, выходит и тут я. Давали они по рублю. Городок маленький. Ехать маленько, а деньги на дороге не валяются, так что я при деле, я при деньгах, которые текут и текут в мой карман. Хорошо, что я выучился на шофёра, сдал вождение и попал сюда - на почту.
  Приехали мы в гараж. Помыли машины из шланга. Поставили. Тут же две бутылки водки. Сложились. Деньги из карманов отдали тому, кто покупал водочку. Выпили из бумажных стаканов с бутербродами с колбасой, которые были куплены к водке, ровно двенадцать штук. Побазарили о том, о сём и разошлись по домам. Завтра я отдыхаю. Работа через день.
  Водка хорошая штука после дороги. Поднимает дух после внимания к мелочам. Ты и не замечаешь этого, а оно копиться и копиться в тебе. Если не пить - злой будешь точно, я вам говорю, убедился на собственном опыте шофёра.
  Пришёл домой, усталый. Выложил о первом дне всё Маргарите. Деньги положил в шляпу, которую взял у отца. Сказал Маргарите, чтобы она брала нежно, если нужно, денежки. Она удивилась, и пошла к себе, а я завалился спать.      

  Глава 12

  МОРЕ
   
  Я отправлялся на юг в летний отпуск. Поехал в Гурзуф на поезде. Курск, Харьков с остановкой на двадцать минут. Площадь за вокзалом, которую разглядывал я. Джанкой, что означало для меня Крым. Пошли поля и домики с заборами. Симферополь, Южно бережное шоссе. Автобусом я ехал на Гурзуф. Мне говорили, что это чудное место. и я добрался туда. Море всё приближалось и приближалось. Повеяло свежестью от его Море выросло в окне автобуса, значит я приехал.
  Я сошёл. Побродил по городу и снял жильё по три рубля в день.
  Город маленький, уютный, словно твоя квартира. Зелёный-зелёный, тенистый. Город - блеск. 
  День был жаркий. О таком я мечтал в Москве и получил его на юге. Стоило приехать в Гурзуф, подумал я.
  Оставив вещи я пошёл купаться. Спустился вниз по каменным ступенькам. На небе ни облачка. Море шевелилось. Волны были маленькие, голубые-голубые. Пляж утыкался видом в огромного каменного медведя, который спрятал исполинскую голову в море, словно пил его. 
  Я лёг, осмотрелся по сторонам. Метрах в десяти от меня лежали девушки. Одна, только одна была красивей всех. Белокурая, в белом купальнике, она лежала и загорала на слепящем, жарком солнце. Глаза были закрыты чёрными очками, на которых висела штучка для носа, чтобы её носик не облез на солнце. Я разглядел её, когда она выходила из моря и теперь она отдыхала после купания.
  Я хочу эту девушку. Ужасно хочу - прогремело в моей голове. Вдруг кто нибудь придёт, разляжется рядом, поцелует, положит загрубевшую мужскую руку на её животик и скажет что нибудь вроде:
  - Старуха, вечером потанцуем? Я устал от твоей матери, и чёртовых её приставаний. 
  Пусть полежит, лебёдушка моя, а шевельнётся - я окажусь рядом.
  Она сняла очки и что то сказала двум девушкам, лежащим с ней. Они встали и пошли к морю. Я пошёл за ними.
  Они плывут. Я тоже. Они стоят в море и я. Она красивая, обворожительная девушка. Они выходят и я. Надо найти повод, чтобы подойти к ним, а его нету.
  Она идёт к кабинке для переодевания. Она стоит там и, видимо, обтирается красным полотенцем, которое взяла с собой. Тут же оказываюсь я. Стою близёхонько к кабинке, и вижу её, голую, внутри - дыханье спёрло - проноситься внутри меня. Кабинка низкая, по грудь. Она недоумевает, что надо мне, и почему он стоит так близко? Я вижу, что кабинка вся в вате, вате со следами женской крови. Она вся утыкана ею. Комки ваты везде. Они всунуты в тончайшие соединения досок голубого цвета, из которых сколочена кабина.
  - Девушка - говорю я ей - ей Богу, вы - то что я предполагал увидеть на черноморском берегу. Я Саша. Как вас зовут?
  Она смущена:
  - Саша, отойдите от кабинки! Я же переодеваюсь!
  - Хорошо, мадам.   
  Разговор начат. Неудобно прекращать. Я отошёл. Очаровательная женская грудь исчезла. Я жду шагах в пяти. Хорошо построили кабинки. Любо-дорого посмотреть. Вот тебе и люди. Если б не они, не видел бы девушку во всей её красе. До пучка волосиков на невинности.
  Она выходит из этой менструальной кабины и идёт к подружкам, не замечая меня. Она в легчайшем летнем платьице. Роскошнейшие волосы, тонкие ножки. Идёт сказка, а не девушка.
  Я подхожу за ней, здороваюсь с девушками. Они не отвечают мне. Они идут к душу. Душ на пляже. Двенадцать штук. Они включают воду, достают кусочек мыла из мыльницы, намыливают тело в купальниках и смывают с себя воду. Они трут себя полотенцами. У каждой своё. У неё китайское, розовое с большими птицами. Они выходят из душа и идут к вещам. Они переодеваются.
  Я говорю, что они, как понимаю из Москвы? Они отвечают:
  - Да. Откуда я это знаю?
  Я говорю, что есть неуловимый не москвичам налёт, который только вижу я, москвич, когда оказываюсь поблизости от них.
  - Какой налёт?
  - Налёт мечтательной грусти на загорелых лицах.
  Они уходят. Я остаюсь у моря.
  Полежав пол часа я иду под душ. Душ - труба, которая проходит сверху над теми, кто пользуется им. Люди стоят в загородках. Дверей нету и смотри, кто хочешь на них. Я пошёл под душ. Мылась женщина рядом со мной. Десять загородк были свободны. Я попросил у неё мыла. Она улыбнулась и дала мне его. Вода стекала прямо на гальку, которая тянулась мокрой пока не высыхала на солнце. К ней подбежал мальчик лет шести и заныл:
  - Пойдём. Пойдем...
   Я вернулся на своё место, одел джинсы и посмотрел на море. Оно накатывает на гальку и - откатывается назад, вперёд и - назад, вперёд - назад...

   Глава 13

  ВЕЧЕР

  Я вернулся от моря домой, то есть на то жильё, которое снял на месяц и заснул. Сон приснился мне такой: я вошёл в баню, и вижу очередь в кассу за билетами. Стоят разные люди, один за другим с шайками. Вдруг замечаю одну девушку, которая стоит в очереди. Она стоит совершенно голая, а шайку держит впереди лядвия, чтобы никто не увидел кустик волос там, где расходятся ноги. Я думаю: - Вот это да. Никто и не замечает её. Чудеса. Она видит меня, что я в волненьи, заглядываю ей туда, где начинаются её ноги, а они прикрыты шайкой, оберегающей прельстительное лядвие. В лице у неё страх и смущение. Девушка - моё заглядение. Она срывается с места и, бедная, бежит по залу бани с криком:
  - О, батющки! Бог попутал…
  Попка её удаляется. Бог сейчас же появляется передо мной. Я смотрю на него и вижу - он то человек с виду, но совершенно ясно, что это Бог перед глазами моими. Я думаю - чудеса да и только. Сегодня день чудес. Я спрашиваю его:
   - Бог, скажи Ты мне, вот Ты один на свете? Ангелы и черти не в счёт? Включая дьявола? Были ли у тебя мама и папа?
   Он смотрит на меня и отвечает:
   - Нет.
   Я спрашиваю его:
  - Значит Ты один-одиношенек на белом свете. Папы и мамы не было? Как же Ты появился на белом свете?
  - Я был всегда и всюду. Один? Ты ошибаешься. Я с другими.
  - Кто они?
  - Вселенные. Одна, другая, третья, квадрильоная. Как захочу пообщаться, сразу вхожу в другую Вселенную. А в каждой есть Бог.
  - И сколько же их.
  - Квадрильоны.
  - Сколько времени у Тебя?
  - Вечность Вечности. Воздух вокруг тебя состоит из микронов. Воздух на Земле из микронов. Представь, обитаемых планет, как микронов в этом воздухе. Сколько их и я не знаю - тайна тайная. Ну, так вот, я дал жизнь всему белому свету. Я же и забираю её у каждого. Жизни смешиваются сами собой и получается живая масса, вроде воздуха. И ты попадёшь в такую массу. Ищи свои микроны в невидимом сонмище микронов. А пресловутая девушка, как и баня, унеслись туда же, так как концов от них не осталось. Это твоя задача на грядущую вечность.

  Глава 14

  УЖИН

  Я проснулся и подумал: вот это да. Бывают же такие сны. А может это и правда? Может Бог выбрал меня и сообщил мне всё это? Мистика.
  Я пошёл под рукомойник, сполоснул лицо, вытерся полотенцем. Потом я сходил в магазин, купил хлеба, шесть банок "Бычков в томате", чаю три упаковки, цейлонского, сахарный песок, сигареты блок "БТ" и вернулся домой. Сходил к хозяйке жилья и спросил где кухня? Она показала, где кухня. Я поставил воду в чайнике, вернулся, открыл бычков открывалкой, которую взял на кухне, отнёс туда, где и взял, принёс чайник, налил воды в стакан, всыпал хорошую порцию чая, достал пакет с сахарным песком и три ложки добавил в чай. Насытившись, я посмотрел на часы. Было шесть вечера. За три минуты я собрался и пошёл гулять по Гурзуфу в надежде встретить её, девушку из Москвы, к которой приставал на пляже. Наверное, они приехали вчера, а может сегодня на поезде, потом на автобусе. Уж очень они беленькие и видно на солнце они лежат первый раз, может второй?

  Глава 15

  АНЯ

  Солнце закатывалось. Я сидел на улице маленького городка за столиком маленького кафе. Стояло вино "Кагор" передо мной в фужере. Я глотал его, смотря на людей, возвращавшихся с пляжа, на других прохожих, на  соседей моих по столику. Это были мама лет сорока и её сынок, которые ели мороженное. Мама говорила ему:
  - Вадик! Ты третий раз ешь мороженное. Завтра ты заболеешь. Будешь лежать больной с температурой.
  - Вкусно...   
  Вадик продолжал поглощать мороженое. Тут то я увидел их - трёх девушек. Они шли не спеша. Держали под ручку друг друга, разговаривали о чём то. Расстояние до них было большое. О чём они говорили? Бог знает о чём. Они приоделись на вечер. Были в платьях шик, и затмевали всю публику, которая проходила по улице. Она была посередине троицы, и смеялась, слушая подружку.
  Я расплатился вначале сидения в кафе, как принято во всей стране, быстро допил вино и пошёл за ними. Они, как будто, не видели меня, на самом деле подтянулись и заговорили громче.
  Я ни с кем не разговаривал сегодня, кроме неё - таинственной девушки, которая вышагивала впереди меня. Поравнявшись с ними я спросил их, далеко ли они собрались? Они посмотрели на меня все трое и ускорили шаг. Тогда я начал им рассказывать о сне, который я видел. Они - они были поражены тем, что я им рассказывал. На пути попалась нам скамейка. Мы сели. Я достал сигареты "БТ" и предложил им. Девушки не курили, а я закурил. Мы познакомились, а её, самую красивую звали Аней. Говорили о Москве, о том, что они приехали вчера в этот райский уголок, что живут на одном адресе, недалеко от меня, городок то маленький, о работе. Аня была не из моей сферы. Она кончила институт и работала чёрт те чем - инженером в проектном бюро, что было для меня неинтересно.
  Стемнело. Было пол одиннадцатого, когда они сказали, что им пора домой, баиньки. Я отвёл Аню в сторону от скамейки и уговорил её пойти ко мне, посмотреть, что я привёз сюда из Москвы. Она была очень любопытная и сразу согласилась заглянуть ко мне. Анечка и не подозревает что, а что то стоит того, чтобы получить. Недаром же я ехал сюда и берёг это пуще глаза. А так Аня придёт домой, разденется и переменит красивое платье на халат, выпьет чайку с баранками и ляжет спать, а день то и пройдёт ни за полушку. День прекрасный будет таким же днём в её памяти, то есть нулём, днём о котором нечего вспомнить.
  Она слушала меня, смотрела на меня и молчала. Мы подошли к её подружкам. Аня сказала, что сходит ко мне на минутку, потом я провожу её домой. Девушки кивнули и пошли под ручку домой. Мы с Аней остались вдвоём и положение наше переменилось. Мы помолчали, посмотрели на огромную крымскую Луну, на звёзды, которые сыпались с неба, послушали бархатное гудение цикад, которые вспыхивали зелёным огоньком и краснели через мгновение, и - тухли, чтобы зажечь огонёк в другом месте и погаснуть, как в первый раз. Мы шли по улице, на которой не было машин. Росли кипарисы и пахло каштанами.
  Она взяла меня под руку и шла легко-легко, так, что мне казалось, что она фея, которая улетит от меня, как только пожелает - раз - и всё, ищи её по белу свету, не найдёшь и будешь в темноте смотреть на звёзды, стараясь угадать звезду, где она сейчас.
  Мы подошли к моему дому, вошли в садик, прошли по нему и поднялись по лестнице, которая проходила снаружи домишки для снимающих жильё в летние месяцы. Мы вошли ко мне в комнату. Я запер дверь, включил свет и разглядел её глаза, голубые-голубые, ясные, удивительно большие и милые, с детским вопросом: ведь ты не обманешь меня? Я поцеловал её в губы, и почувствовал, что она ждала этого, что тело её обмякло, и она полностью отдаёт его мне - владей, если хочешь.
  Мы быстро разделись до гола. Я лёг и раскинул руки. Она стояла надо мной серьёзная, созерцающая мой фаллос. Прелестнейшая грудь, прекрасное, как бы слушающее тебя лицо, женское лоно в рыжих волосиках взволновали меня. Она легла рядом, я приподнялся и поцеловал её. Губы были влажные, ищущие касания, мягкие женские губы. Я вошёл в неё, почувствовал упругость её тела, лоно обворожившее меня и - понеслось... Мы не спали всю ночь. Она постанывала иногда, и прижимала меня к себе с тихим шопотом:
  - Не торопись... Саша... пожалуйста... не торопись...
  Я и не торопился, но ей нравилось просить меня. Я застывал над ней... сбоку... сзади... и повсюду было так хорошо...
  После любви мы лежали обнявшись, потные, счастливые тем, чем занимались. Проникло солнце сквозь наше окно. Она сказала:
  -  Я страшная. Пойдём на пляж, я вымоюсь.
  Мы оделись. Я взял мыло и полотенце. Мы шли по пустой улице под пенье птиц, спустились к морю по каменным ступеням. Море лежало тихое, спокойное, блестящее. Пляж был пустой, никого не было в столь ранний час. Она и я разделись до гола, включили душ и целовались под водою, что лилась на нас сверху.
  Две недели кончились как дым. Мы занимались любовью всё время. Иногда она, иногда я говорили друг другу, что устали, после чего занимались любовью снова и снова. Словно злой рок преследовал нас обоих, или судьба брала над нами верх. Что же касается двух девушек, которые были с Аней, когда я с ней познакомился, их не было. Я никогда их не видел и, сейчас, вспоминая их, я думаю, пусть и им будет так же хорошо, как мне.
  Я пришёл на остановку автобуса, чтобы проводить Аню в Москву. Была глубокая ночь. Только звёзды сияли в небе и стоял месяц на горой. Пришли мы, оказываеться, за два часа, как указано в расписании. Никого не было на остановке. Цикады загорались и погасали. Мы отошли от остановки, зашли в кусты, которые росли на земле. Я опустился на колени, она тоже, впереди меня, и я делал любовь с ней два часа до прихода автобуса. То были лучшие проводы в жизни моей. 

  Глава 16

 МОСКВА 

 Аня уехала, а я вернулся домой. Я прожил начало осени. Отпуск кончился и надо было ехать в Москву.
 Море стало другим, совсем тихим, более синим. Пляж опустел.
 Я и несколько человек купались на пляже, остальные разъехались.
 Сентябрь позвал детей в школу. Ребят на было, как и их родителей.  Одиночество сдавило мне сердце.
 Я поехал в Москву десятого сентября. Москва отогрела меня. Надо было встретиться с Аней. Необходимо сказать ей, что я женат, что я живу с бывшей женой на одной большой квартире. Раньше с Аней и не было разговоров на эту тему. Теперь Москва. У каждого тут своя жизнь и правда вылезает наружу.
 Я отработал день и встретился с Аней. Она была весёлая. Загар спал. Я выложил ей всё. Она слушала и кивала. Мы разговаривали в саду Эрмитаж, который виден из окна моего дома. Мы пошли ко мне домой. Разделись и нырнули под одеяло. Она была жаркая, как порох. Мы лежали в постели. Я курил. Она смотрела на меня. Мы хорошо заснули этой ночью.
  Утром пришёл ко мне Лёша с Мишель. Мишель звали его французскую любовь. Мы пили кофе, а потом пошли в "Берёзку" за книжками. Мишель мне преподнесла четырёхтомник словаря Даля - ценешая вещь для человека, который пишет стихи. Деньги я отдал, правда картонными рублями, валюты у меня не было. Она сказала мне:
   - Саша, не расстраивайся. Мне нужны деньги и ты даёшь мне их. Я даю тебе. Всё il fait bon, что значит хорошо. 
  Было забавно говорить с ней из за милого акцента и музыки фразы. Она уехала в Париж и Лёша переселился ко мне. Каждый день Мишель звонила в нашу квартиру. Лёша разговаривал с ней по два часа. Я не слышал его. Разговоры были в коридоре, где висел телефон. Он входил ко мне в комнату после беседы с ней возбуждённый, радостный, с хитренькой улыбкой, которую я не понимал. Почему он улыбается? Да ещё с плутовским выражением?
  Приближалась дата их свадьбы. За день до свадьбы Мишель приехала в Москву в составе группы французских туристов. Они стояли перед брачующей их женщиной, поставили подписи в брачных документах, поцеловались и вышли вон. Я, родители Лёши, Аня были с ними, когда они стали франко советской семьёю. Она прожила с Лёшей неделю на квартире Лёши, и - улетела назад в Париж. Лёша стал ждать, когда  соввласть отпустит его к жене. Отпускала его долго, два долгих года.

   Глава 17

  ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

  Жизнь продолжалась в Москве без Мишель. Мы с Лёшей взяли пива и поехали в Переделкино, чтобы разобраться с Вознесенским. Разборки не получилось. Его не было, а поговорить было мне надо. Мне казалось, что он украл у меня размер, когда я ему читал свою поэму "Оля". 
  - Где Вознесёныш? Куда подевался Вознесёныш? - кричал Лёша. Мне было очень смешно, когда раздавался его крик. Лёша орал всё время, пока мы искали Вознесёныша, то есть Андрея Вознесенсенского. Видно небо было против, и мы не нашли его. Плутали долго, чёрт попутал нас. Покричали, и высунулся какой то старик. Он сказал нам, что прямо по дороге мы найдём дачу Евтушенко. Мы пошли, предварительно заправившись жигулёвским пивом. Пиво нёс Лёша в красной сетке, бутылок восемь.
  Глухой забор без единой щёлки, покрашенный в зелёный цвет. "Дача Евгения Евтушенко": так написано на заборе. Я ложусь в траву позади Лёши. Он сам настаивал на этой поездке, кричал, что он покажет Вознесенкому, где раки зимуют, что нельзя воровать у поэтов размер. 
  Лёша нажимает на кнопку звонка. Послышались шаги. Ба! Евтушенко стоит перед Лёшей. Лёша делает шаг к Евтушенко, тыкает в грудь и говорит:
  - Хотите пива?
  Евтушенко смерил Лёшу глазами, посмотрел на открытую бутылку из которой было отсосанно - выпито, примерно, половина пива, и сказал Лёше:
  - Иди подальше...
  Евтушенко толкнул Лежу в грудь. Он был много выше, чем Леша, и закрыл забор. 
  Мы возвращались в Москву. Лёша ругал Евтушенко последними словами:
  - Ну и дурак! Ей Богу, дурачина...
  А я подумал, что дурак Лёша, а не Евтушенко. Евтушенко благоразумный человек. Он оценил визит сразу и повёл себя, как подсказал ему его ум.
  Мы дождались электрички, сели в неё. Накрапывал дождь. Мы вернулись в Москву, в мой дом под ливнем, в который превратился накрапывающий дождь.   

  Глава 18

  ЗИМА

   Лёша тащит меня в валютный бар:
  - Давай. Пошли. Хватит сидеть дома.
  Я пошёл с ним в валютый бар, что ниже Красной площади на улице Горького, так называлась тогда Тверская. Подошли. О смотрит на меня и говорит:
  - Не то. Я, скажем, показываю паспорт. Женат на Мишель. Ты то разведённый человек. Заешь что, снимай с себя этот плащ. Внутри мех и ты будешь в глазах швейцара иностранец. Во во. Великолепно.   
  Мы подходим к бару. Швейцар смотрит на Лёшу подозрительно. Лёша вытаскивает из кармана пальто паспорт, и подаёт ему. Швейцар изучает, осклабливается в улыбке, и широко открывает дверь перед Лешей, с   непременными поклонами.
  Я прохожу мимо швейцара. Он смотит на меня и - дверь распахивается передо мной. Мех делает своё дело - я иностранец. Шикарные проститутки проходят в бар легко. Швейцары их знают. Десятка - вход, десятка - выход, если не удалось с клиентом. Идёт обмен - тело в дело - продается на денюжки.
  Мягкий зеленоватый свет. Наигрывает тишайшая музыка. В баре сидят иностранцы, пьют виски, коньяк, вино. Сидят проститутки, и шмыгают глазами по иностранцам. Вот один подходит к проститутке. Она  улыбается ему:
   - Бери, миленький ты мой! Обрыдла жизнь в совковом мире. Бери, пожалуйста! Бери меня за границу! Ну, что тебе стоит, родной ты мой! Я тебе всё там отдам.
   Глядишь - они сидят мирно, пьют коньяк или он - виски, она - шампанское. Посидели и пошли. Куда? В номер к нему, или в его машину, или к нему в московский дом, куда он только захочет.
  К Лёшке подходит проститутка, просит закурить по английски. Лёша улыбается, даёт ей сигарету "Мальборо". Она спрашивает его ещё о чём то. Лёша, улыбаясь, объясняет ей по русски: ты ошиблась, девочка. Я русский, а тут такой товар никому не нужен.
  С её лица сползает улыбочка, мол, ну всё-ё-ё, пожалуйста, возьми меня! Она отходит от нас в недоумении. Мы смотрим на кэгэбешников, которые сидят в углу, они на нас, но ничего не предпринимают. Проститутки им платят, и известны им всем. Лёша свой парень, он почти иностранец, чуть-чуть подождать, и он там, в его случае два года - мгновение, как решили органы, и всё.
  Три часа ночи. Бар пустеет. Музыка убаюкивающая. Мы встаём, идём на улицу. Снег сыпет нам в лицо. Идём по улице Горького к Пушкинской. Поворачиваем к моему дому на бульвар. Доходим до Петровки. Поворот налево. Мой дом на Малом Каретном. Мы дома. Чай на ночь. Лёша во всю зевает. Спать. Спать. Спать...

  Глава 19

 ЭПИЛОГ

 Любовь высшее чувство. Почему люди восхищаются ей в музеях, когда видят шедевры старинных мастеров, скажем Венеру, или слушают о ней или читают Кармен, любовь Дон
 Жуана к донье Анне? Почему мы считаем недопустимым упоминать о ней? Вот тебе и штука для размышления. 
 Аня мне сказала, когда мы шли по улице:
 - Саша, они же чёрные.
  Я рассмеялся над этим. По её убеждениям, если чёрные - обезьяны, если белые - человеки. Она ошиблась. Все люди одинаковы, так я думаю, она думает по другому.
  Однажды мы лежали после любви на постели. Запах. Мерзкий запах взволновал нас. Я встал и обнаружил мою шляпу, которая тлела на настольной лампе, которая была включена нами, чтобы любовь была освещена. Мы потушили этот запах и запах рассеялся.
  Аня всё реже приходила ко мне. Я заподозрил её в измене. Когда я был с ней в последний раз она мне сказала, что любит другого человека, человека с работы. Я отпустил её. Пусть плывёт куда ей хочется. Вольному - воля.
  Лёша уехал в Париж. Подошёл его час.
  Сижу дома. Поздний вечер. Пишу стихи. Телефонный звонок. Снимаю трубку - Лёша из Парижа. Интересуют как у меня дела. Говорю, нормально. Он говорит - подробности? Я отвечаю, что Москва стоит на том же месте. Что так тебя интересует в Москве? Он два часа проболтал со мной о Москве. Я убедился, что Москва тянет его даже из Парижа. Положил трубку. Устал от него, устал.   
  Следующий вечер. Звонок. Лёша. Два часа. И так продолжалось всю неделю. Потом кончилось, слава Богу.   
                                                                                                                      27 октября - 3 ноября 2013

НОЧИ

Начато 1 марта 2008 года. О снах: где есть недостаток
1). Времени; 2). Денег; 3). Места
мучают меня, будто я завишу от свих родителей, будто я не самостоятелен в этой жизни и нет у меня надежды на себя, всё связано с ними, с матерью, в меньшей мере с отцом. 

   1
   Сон: мать и отец спят, я пытаюсь найти деньги. Нахожу кошелёк с копейками, может хватит на сигареты, может нет. Они спят. Я рад что их будить не надо. Я опаздываю на самолёт. Оказывается я с девушкой. Я решаюсь и говорю ей, что я хочу её. Она отвечает что тоже хочет меня. Мы ищем комнату где мы были бы одни. Комнаты заняты, время уходит, я просыпаюсь.

   2   
   Я одет, учусь в университете. Перерыв между лекциями. Я езжу на лифте между этажами, добираюсь до деканата. Никого нет. Я поехал на метро на магазин. Мне нужно купить ботинки. На ногах что то неприличное. Вхожу в место где продают книги, картины, одежду модную, которую не достанешь, всё. Полно народу. Я приехал поздно, в середине дня, всё собираются отсюда по своим домам. Я ищу ботинки. Нигде нет. Книги изумительные, картины хороши, но меня это не волнует. Мне нужны ботинки, больше ничего. У меня кожаные тапки которые слетают с ног. Мне бы без них, да неудобно, я с голыми ногами! Полдень. Собираются закрывать. Тапки мои ушли. Что я буду делать? Вдруг моя тётя задаёт вопросы мне, говорит что я вырос, выгляжу как мужчина. Я прощаюсь с ней и вдруг вижу Прыщ! Он подбегает ко мне. Мне неприятно, что он здесь. Я отхожу от него. Веду себя вежливо, но чувствую в нём гадость. Я с голыми ногами хочу выбраться отсюда. Художники ходят вокруг меня, находят выход, я кружу и выхода нету. В конце концов я выхожу из него с голыми ногами. Опоздал в университет. Сон кончается. Всё происходит с молодыми людьми. Возраст между 20 и 25-летними. Была возможность романа с молодой, красивой девушкой в джинсах, но она странно посмотрела на меня, со страхом, и нет её нигде, что огорчило меня, но не слишком. Я думал что найду себе таких, но было жалко.   

   3
   Приснилось что пугаю бандитов, которые должны убить меня на Новослабодской улице, моим новым адресом – Малый Каретный переулок, где я живу. Говорю им, что только я не вернусь, как тут же будет объявлена тревога, они сразу же приедут сюда потому, что моим другом является начальник МУР-а. Они смущены. Они отпускают меня, сожалея, что связались со мной. Я молодой и вру беззастенчиво, и понимаю, что я прав, что так и будет, что они боятся меня обоснованно.

   4
  Италия, Чивитавекья. Я с папой. Я часа в 4 вышел прогуляться. Папа со мной. На улице видим парень на велосипеде, бросил велик и побежал за кем то. Подошли. Велик хороший, новый, итальянский. Маска для купания, для того чтобы нырять. Парень показался на конце улицы, злой. Я ему показываю – твоя маска и велик, иди сюда за этими вещами. Он мне показывает, что они мои, и с приятелем уезжает на мотороллере в спешке за чем то. Я иду, папа остался дома. Солнце бьёт в глаза.  Небо чернеет и вдруг - снег! Идёт минут пять, потом солнце. Я жалею что не искупался, и иду домой к папе.

  5
  Мне хорошо выворачиваться из грозных выкриков начальства: кричи - не кричи, а мне на это наплевать! Хотел так себя вести – так и буду, остальное дребедень. Они все удивляются, что я другой, не такой, как они, хоть тресни, а всё равно – по моему будет.
  Сон пришёл из воспоминаний юности – когда я отучился на курсах шофёров, я устроился в такси. Дали мне машину, развалюху. Я три дня в таксопарке, машина вышла из него, проехала 70 метров, и стоит - ни назад, ни вперёд. Оттащили её назад. Что ты будешь делать? Весна, приближается время к обеду. Я стою. Вижу ко мне приближаются мужчины группой. Идёт впереди начальник таксопарка, шибздик, маленький поц, которого все боятся. Подходят они ко мне и, старший, самый маленький и злой, говорит мне, почему я ни на линии? Я говорю, что пришёл я парк 3 дня назад, дали мне эту развалюху, и я стою, эта консервная банка не предназначена для езды, она предназначена для того, чтобы стоять. Она стоит, и я стою. Он багровеет, и говорит мне грозным тоном, что я сам виноват. Я говорю, что нет, я пришёл в парк и дали мне её, а она только для того, чтобы взять с меня деньги. Для этого она и есть. Он наливается кровью, маленький, и смешной, и говорит мне, что я в парке работать не буду. Я отвечаю ему: - Пожалуйста. Хотите так? У меня нет возражений. – Люди вокруг него улыбаются, улыбаются, непосредственно, мне. Так его, сукина сына! Будет с нас кровь пить. Он поворачивается ко мне спиной, маленький, жалкий, в костюмчике маленького размера и в взрослом галстуке, который он надевал, не чувствуя, как он смешон и жалок в этом. Он идёт прочь от меня и за ним семенит группа мужчин, которые больше его.
  Я устроился в почтовую связь и стал ездить на машине, на машине с большим железным ящиком сзади, чтобы там помещалась почта. Машина была 2-ух местная, я и пассажир. В первый день я оценил машину. Я получил трёшку за езду, и пятёрку сверху. Я взял пассажира с собой, и он сходя протянул мне пятёрку! Я проработал на ней весь год, и ушёл из неё 31 декабря, когда я чуть не разбился на ней, когда я вёз пассажира на Курский вокзал. На асфальте была пролита вода, и я летел по льду до перекрёстка и - встал на нём, так как там всё очистилось, я не врезался в машины, стоящие там, на красный свет остановившиеся. Мне бросилось в глаза – постовой милиционер. Он схватился за бок, когда я летел на перекрёсток, нагнулся вперёд. Когда зажёгся зелёный, он погрозил мне жезлом.
  А пассажир спал, и я чуть не разбил его, и себя на скользкой, как стекло, дороге, но вывернулся. Когда я летел на перекрёсток, я вознёс Богу свои умаленья: – Дай мне не врезаться во что-нибудь. Я поступлю, как Ты хочешь! - Он услышал меня. На Курском вокзале он отдал мне 12 рублей, ибо я вёз его с кольцевой дороги до Курского вокзала, поблагодарил меня за хорошую поездку! Шёл снег. Я приехал в парк и уволился подальше от машин, помня, что это я обещал Богу, а надо то, что обещал, выполнять незамедлительно, Богу это или кому нибудь другому.                                                                                                      

  6
  Напились водки под вечер на окраине Москвы, с девушкой, которая не пьёт, первый раз и – вот! Заехали на автобусе не туда, за реку. Она спит. Время 8:37 вечера, а ждать аж до 9:43, когда придет паром, чтобы перебраться на ту сторону реки. Нехорошо получилось. Сам виноват. Поеду с ними, с девушкой и её отцом – поздно еду, домой попасть не получиться, а надо бы домой, надо.

  7
 Я с Ролланом Быковым - старый знакомый - должен убедить, что девочки, которых мы подобрали, будут играть в кино. Быков кипятиться, я в стороне – наблюдаю. Он одет, как киногерой: рубашка в клеточку с карманчиком, комбинезон, всё в черно-белых тонах, будто на черно-белой плёнке снимают нас. Вид рабочий, будто он и я загримированы под роль.          

  8
  Входит товарищ Зюганов в мавзолей, спускается по лестнице к Ленину, открывает рот, и глотает Ленина! Он выходит из мавзолея. Кровать Ленина пуста. Зюганов стоит перед мавзолеем, расстёгивает рубашку. Под брюхом Зюганова видно просвечивающего Ленина. Зюганов улыбается. Ленин кричит из Зюганова: - Интеллегенция - ГАВНО! Сон на этом месте заканчивается. 

  9
  Проживаю на вокзале в Москве, без денег. Стою в кассу столовой. Поздно. Подхожу – ужин украли! В кармане мелочь, что то натащил себе на тарелку, но это не то. Ем и возвращаюсь на место жизни, на пол, где живу. В Горький не хочется. Звонок:
  - Мама? -
  Говорю ей:
  - Что без денег. -
  Она слушает, мне вышлет десятку, а я приеду оттуда, и поеду завоёвывать Москву. 

  10
  Хозяин уезжает, даёт наказ привести квартиру в порядок. Уехал. Девушка в джинсах, очень стройная, блондинка лет 19, проходит по комнатам. Здесь книги. Она делает уборку, и книги блестят, хотя старые. Хозяин появляется, совершенно не удивлён. Всё в порядке. Я говорю, что пора бы домой. Она говорит что это не принято. Хозяин сам скажет, идти или не идти домой. Я спрашиваю, как он заплатит? Она удивлена. Хозяин знает, что мы здесь, и заплатит обязательно. Выносить мусор? Она даёт мне маленькие ванночки для мусора, я вынесу их. Хозяин молодой. В джинсах и рубашке. Человек сухой. Но деньги у него. Он ведёт себя соответветвующе.

  11
  Я 26-летний парень, живу в Москве. Я смотрю кино. В зале пусто, 6 человек, входи кто хочешь, но никого больше. Мне грустно, я одинок. Я выхожу из кино, оно на улице, ведущей к Кремлю, за моей работой на кафедре филологии и вижу молодую девушку, о которой я мечтал всю жизнь. Я подхожу к ней и говорю, что я мечтал о тебе всю жизнь. Она не удивлена. Говорит, что она работает здесь, что она актриса, что надо быть ей на сцене. Говорит: - Куда мы пойдём? – Я говорю, что пойдём на Малый Каретный. И всё ей рассказываю про себя, говорю, что не работаю, что я поэт, но деньги будут, я ей говорю, что будут, хотя я знаю, что это только мечты, что они неисполнимы. Она смотрит на меня, и говорит: - Щас, погоди. – К ней подходит парень, блондин, они о чём говорят - обо мне? Он смотрит на меня оценивающе и уходит.
   Она говорит мне: - Где мы будем жить? – Я повторяю ей. Она говорит: - Отыграю и пойдём. – Она уходит.
   Я один. Подходит её парень ко мне с костюмом. Костюм красив, такой, что я могу мечтать о нём: он весь из фетровой, коричневой кожи. Парень говорит мне,что костюм для меня, что я его надену сейчас. Я надел его. Я преобразился в другого человека, но это не меняет меня, я – один, я – грустный.
   Я ожидаю её, её нет. Я иду к театру, где она играет. Спрашиваю у пожилой женщины, где она? Она отвечает мне, что не знает. Спектакль кончился, я один. Я руку в карман – там деньги, много 100-долларовых купюр. Ко мне подходит приятель в США с которым я жил год. Он смотрит на меня одобрительно, за что я презираю его. Идти на Малый Каретный незачем. Там живёт моя мама и я, больше никого.
   Мне грустно, потому что она обманула меня. Я не знаю что мне делать, деньги со мной, я молод, я здоров, но для чего жить – не знаю. Слабая надежда на стихи, но никто не печатает их с СССР и вырваться отсюда никакой возможности. Сон заканчивается, я просыпаюсь.
 
   12
   Марина моя тайная любовница. Мне снилось что она далеко, и должна приехать. Как я буду с ней. Ведь другая женщина у меня, жена. Марина появляется. Вид у неё человека, который намерен меня оставить. Что   делать мне, я не знаю. Чурдалёв рядом, мне перед ним нехорошо. Сон прерывается.

   13
   Я живу на Малом Каретном один. Приезжают ко мне из Красноярка, чтобы женить меня. Я сам просил об этом и приехали мать, дочка, которая мне не нравиться и целая семья. Я напротив всего этого, но надо же принять их. Я отдаю ключ и сижу в гостинице. Осень, дождь. Я просидел один день. Что мне делать? Ночь. Я хочу спать. Ищу свою комнату. Мне выдают халат. Я иду в душ. Никого. Я моюсь, выхожу, иду в комнату. Комнаты как казармы. Я вижу что спят по сорок, пятьдесят человек. Нахожу и ложусь спать.
   Новый день. Гости поняли, что я не хочу жениться. Они приходят, кушают. Мама их находит меня и отдаёт ключ. Не хочешь – не надо. Мы всё равно сохраним наши хорошие взаимоотношения. Я иду домой, открываю. Всё также. Они ушли от меня.

  14
  Я еду в электричке с братом интересующей меня женщины. Мы за два часа от Москвы. Я хочу платить. Кондуктор выражает удивление: – Ты подошёл, отметился и ладно. В Москве заплатишь. - Москва  приближается. Я схожу с электрички. Платить дорого. Доберусь до Москвы так. Добрался и сразу в гости, к той женщине, той, что волнует меня несколько лет.
  Прихожу и вхожу в дом. Она не видит меня, и говорит брату обо мне нарочито не интересуясь мной. На самом деле - заинтересовано. Я делаю вид что мне всё равно, она делает вид, что ей всё равно, хотя мы оба хотим быть вместе.

   15
  Суд меж мной и Гандельшлёпом впереди. Сейчас идёт подготовка к нему. С одной стороны - я, с другой - он. Ко мне приходит куча адвокатов, походив уходят, ничего мне не сказав. Выходит две женщины. Одна посол, которая будет на суде, вторая - её помощница. Ничего мне не говорят, настроены враждебно. Я говорю, где мои часы? Отдают ремешок, часы старые, без батареек, может сломанные. Читают его список, там миллионы за картины, за всё что он отвоевал. Сон прекращается, хотя я не знаю, кто выиграет процесс.

  16
   Мы живём в Вене. Холодно. В воздухе холодная взвесь. Воздух западный, не такой, как у нас, непривычный, с запахами чисто венскими. Пахнет духами, кофе, нежными кремами. Наша судьба: едем ли мы в Израиль,  куда никому не хочется, или в благословенную Италию, откуда путь в США.
  Я сажусь на электричку и еду. Ко мне подходит контролёр, венец, и спрашивает билет. Я отвечаю что нет. Он мрачнеет и выходит из вагона. Я знаю что он придёт. Вена. Я выхожу из электрички. Я рад одна и та же душа. Он подходит ко мне, я пытаюсь объясниться с ним на английском и немецком. Он понимает и не знает что со мной делать. Сон прекращается.

  17
   Давно знаком с парнем и вдруг узнаю что он писатель. Пришёл к нему. Квартира вроде моя, московская. У него люди. Спрашиваю его:
   - Ты писатель?
   - Да.
   - Что ж ты мне не говорил ? Я в эти годы только писал.
   Свет лампочек тёмный, свет от столовых лампочек. Круги на стенах, освещают жёлтые, тёмные обои. У него в руках книги, из которых выкорчерваны целые куски, но они держаться в его руках.
   - Я только этим и интересуюсь. - Пожал плечами, отошёл. Я хожу по комнате и вижу его книги и как я не замечал их. Начинаю читать - изумительно! Он рядом, нервный. Я хочу ему рассказать что я поэт, что ему  должен быть интересен. 

   18
   Мы идём с девушкой от трамвая к автобусу по родному городу. Время 10 вечера. Я знаю, что автобусы не пойдут, а мы идём. Пришли, подождали пол часа, пошли вниз по улице. Вода реки под нами. Девушка говорит мне: - Я была увлечена вами 15 минут, а потом всё кончилось. - Мне грустно от этого. Сон кончается.
 
   19
   Я мету книжный магазин, старательно, до закрытия. Ко мне подходит рабочий и показывыет, как нужно быстрее мести. Я не доволен работой. Думаю, куда бы мне уйти, но товарищей жалко. Как они будут без меня? 

   20
   Будто бы мы дома. ТВ советский испортился. Маленький ТВ который у отца работает. Я встаю, кручу его, изображение появляется. Мы с мамой идём на кухню в нашей старой Горьковской квартире, всё хорошо, отец  смотрит американское ТВ. Лёва, наверное, в Москве, его нету.

  21
   Прошло две недели в Москве. Осень, похожая на зиму. Улетать в США сегодня. Я в гостях у Светы Васильковой, любовницы моей. Она дома у меня, отец Аркадий Зиновьевич не мой, а её. Я прячусь у них. Она ходит в огромном коричневом халате. Отец в комнатах, я ускользаю из дома. Я у университета в 6 часов вечера. Холодно, идёт снег. Хочу по малому, стою у стенки рядом с лестницей, замечаю людей далеко от меня. Нельзя! Надо потерпеть пока они не уйдут. На сердце полегче, потому что сегодня я улетаю в США и прощаюсь с родиной, но попозже, после обеденного времени.

  22
   У меня в Горьком Максим Браво-Животовский. Мышь бегает по квартире, нет - это крыса! Мы встревожены. Мы одни, вечер, Максим серьёзен.

  23
  Я еду на автобусе. Два огурца лезут в порты, качают права. Хватают мой портфель. Промашка. Они напарываются на холодный приём от меня. Я пробираюсь к выходу. Я вышел из автобуса. Назавтра в школе говорят об этом мне. Мой портфель разодрался.


  24
  Мы готовимся спать. Время 3 часа ночи. Света Василькова, любовница моя 80-х годов, хвалиться майкой, которую она купила из нового материала - каричнего, с белыми полосами на плечах, сзади - снова коричневый. Койки как в армии, в два этажа. На верхнем Слава Рудаков - мой друг который умер уже давно от лейкемии. Ниже меня Маргарита - первая моя жена которая умерла в 2006 году от рака. Мы хвалим её покупку, она довольна. Я говорю, что правильно она купила за 2 рубля 40 копеек, потому что майка стоит 5 рублей, экономия на лицо. Светка в майке. Майку она надела на другую сторону. Отвернулась, сняла майку, обнажив спину, надела снова, повернулась к нам. Тушим свет и ложимся спать в темноте.

   25
  Я в деревне. Я живу в московском доме на Новослободкой, но только этот дом перенесён в деревню. Мне 24 года. Жить не на что. Я рад получить работу. Работа есть. Отсюда мне деться некуда. Я пишу письмо.  Написал. Вижу - ночь. Хочу выйти, щёлкаю кнопкой выключателя. Вижу, что света нет. Сажусь, размышляю, что же мне делать? Сон обрывается.

   26
   Ужинаю с мамой в Горьком, на нашей старой квартире. Я очень хочу купить 4 книги. Две купить можно, а две другие - вопрос? В руках у меня рекламный проспект, цена 6 и 8 долларов, а дальше загвоздка - издадут  книги, но купить сложно. Мама даёт деньги и сон обрывается.

   27
   Метро Новослободская. Середине дня. Вхожу внутрь станции. В метро два рода спуска, один - эскалатор движущейся с нормальнной скоростью, другой - убыстрённый. Панели на которые надо вбежать и вниз - по ходу эскалатора, раза в три быстрее! Я вбежал и сразу внизу! Сажусь в вагон. Кольцевая - поехал. Народ опасный, мне неприятно делать это - смотреть на них. Выхожу на Киевской, в верх - и я выхожу на улицу и вдруг соображаю, у меня же нет денег! Как я войду в метро? Поворачиваюсь, бегу мимо контролёра вниз и вижу - половина народа в верх, другая - в низ. Сажусь в вагон. Женщина - лицо хорошее - но шея ужасная, мужская! В коротко выбритой черной волосне. Она - наверное это он - переоделся и лезет к мальчикам. Отсел от него. Какой то народ опасный. Выхожу и вижу ментов в штатском, прут в метро командой. Девки вокруг меня опасные, в каждой боль и желание тебя выпотрошить.
 
   28
 Я работаю с одной девушкой в агентстве "Страхования". Мы вдвоём пугаем клиентов. Страшная темнота. Мы доводим до исступления, проводим его или её до адреса дом № 25, 4-е строение, и когда он хочет закричать от страха, мы включаем свет. Никто не думает о том, что свет может быть 24 часа в сутки! Мы просто делаем свою работу и получаем за неё деньги.

   27
  Осень всё ближе. Я, 24-х летний человек в одиночестве. Домик рядом. Молодая женщина поглядывает на меня. Прошёл мимо её дома утром. Видел её лицо и лицо мужа, который вылетел из моей головы. Вижу прозрачное озеро. Под водой ходят рыбы - лосось красного цвета.
  Вечером снова пошёл на прогулку. Видел женщину за стёклами её дома - блондинка с голубыми глазами, смотрящая на меня сквозь стёкла. Говорит со своим мужем. Видел её пол минуты, и пошёл к озеру. Солнце закатывалось. Озеро позеленело. Вода непрозрачная. 

   28
  Мы с Геной Санкиным - моим другом ещё с Московских времён, в музыкальном магазине. Продавщица, молодая девушка находит нам пластинку "Битлз". Мы хотим её послушать, хотя наверняка покупаем её. Она ставит на проигрыватель, но странно, нам мешает Иоган Бах прослушать её. Мы не знаем, что делать с этим, она тоже не знает. Сон заканчивается.

   30
   Приснилась Маргарита. Мы с кем то незнакомым обсуждаем её квартиру. Оба знаем, что её нет. Сон снится в два засыпания подряд. Она тоскует по мне, я по ней. Я заснул и снова она меня во гробе ожидает. Река под  нами. Я иду за ним и не понимаю, почему он так говорит? Он не понимает, что так говорить опасно? Сон заканчивается.

   31
   Я выписался из дома, от мамы из Москвы. Уехал на край озера. Знаю, что мне конец. Они, незнакомые люди, приехали за мной. Бежать? Кругом Москва. Как глупо. Запад далеко. Хорошо бы туда, да поздно. Вечер. Я  бегаю - бегаю и всё. Кругом строительтсво, но что построишь. Кругом Москва. Вижу автобус. Сажусь. Пять спящих женщин. Лет под 50. Автобус, проехав, возвращается назад. Женщины сходят. Я встаю. Вижу шофёр. Пожилой, беззубый, прыщеват. Схожу. Протягиваю ему деньги, 5 копеек. Он смотрит на них. Руку отстраняет. Говорит мне:
   - Какой-же ты дурак. 
  Я отхожу. Мне он противен. Хочу в туалет. А женщины садятся рядом со мной. Тужатся. Никто не удивляется мне - человеческая потребность. Я ищу выход из этого сна, а его нет. Я просыпаюсь на этом с ощущением конца каждый Божий день. 

   32
   Выступает русская актриса в Париже. Она прелестна. Она говорит, что страшно похожа на одну женщину. Она здесь. Бросается к ней и выводит на сцену. Они очень похожи. Зрители встают и уходят. Театр пустеет - сон обрывается.

   33
   Всю ночь и целый день искал по Москве вход в переулочек и не находил его. Заходил в книжные магазины. Нашёл английскую книгу, но цена была заоблачная - 1,300 рублей! Вышел и отказался от покупки. Район,  явно, старинный, московский. Домишки в 2  этажка. Проголодался. Зашёл в магазинчик. Взял 3 яйца, колбасу. Подумал, что так можно прожить, всего то ушло 350 руб. Сон обрывается.

   34
   Я в Париже. У кого-то остановился. Сразу меня везут на машине в Парижский университет. Привезли и уехали. Я иду на лекцию. Сажусь и ничего не понимаю по- французски. Перерыв. Они моложе меня. Выглядят  по другому. Французы. Они то дома. Я первый раз здесь. Я подхожу к одному из студентов. Писаю ему на костюм. Он не реагирует, будто так и надо.
   Вечер. Я на улице. Фонари. Париж прелестен. Мне горько, что я прожил жизнь без Парижа. Приехал, только сейчас, когда мне осталось жить совсем немного. Мне 50 лет, а им по 20-тъ. Несмышлёныши. Им повезло, что они родились в Париже. Если б я родился здесь, а не в Горьком, я бы жил совсем другой жизнью. Может быть лучшей, чем моя жизнь.
  Старушка собирает собачий кал. Я подхожу к ней. Она оборачивается. Говорит мне по- русски, что много собрала. Пойдёт, сдаст, получит деньги. Я соображаю, что не знаю дороги домой. Меня-же привезли по- незнакомому Парижу. Сон заканчивается. 

   35
   Сниться сон про Петра Алейникова. Ему лет 60. Сидит на скамейке. Вокруг люди. Никто не узнаёт его. Я восклицаю: - Это же Петр Алейников. Знаменитый киноартист. - Он улыбается, смущённый, но это было  давно, в пору молодости его и его подзабыли. Народ гудит, его узнают. Сон кончается.

   36
   Чурдалёв, я пошли на киноакатину. Деньги советские. Я покупаю билеты. Надо 2 рубля, а у меня не хватает полтинника. Беру у Игоря. Говорю ему, что отдам. Он стоит и ничего не отвечает. Я в кино. Он пошёл в цех по разделке рыбы. Игорь странный. Прошёл журнал. Половина кинокартины. А он там, в цеху. Сон заканчивается.

   37
   Живу в каком то складе, что ли. Со многими помещеньями, без окон, в полутемноте. Неволя. Первый день прошёл. Посмотрел на время. Ох, батюшки. Уже пол второго утра. Надо сегодня встать в 7 утра. Подойти к  ней - к кассе. Грустно. Сон заканчивается.

   38
  Я в Америке, какая-то семья шествует надо мной. Люди богатые, сорокалетние. Вечер. Я пытаюсь с ними говорить, но не могу. Не знаю английского. Говорит со мной жена. Я говорю, что через пять лет я буду  свободно говорить по-английски. Муж сидит перед компьютером, делает что то на нём. Слушает меня и кивает, не говоря ни слова. Сон заканчивается.

   39
  Сон: девушка из молодости, из Минска, с которой были отношения зимой три месяца, после рождения её ребёнка. Надо растававаться. Я заказываю ей ужин в самолёте, поедим и я уйду, она поедет в Минск. Мы увидимся после. Когда я не знаю, но точно увидимся.

   40
   Я в Америке. Вхожу в метро. Надо помыться. Спускаюсь по экскалатору. Ищу баню в метро. А бани нет. Поднимаюсь. Время 4 часа дня. Снова вниз. Ищу, а бани нет. Снова вверх. Баня исчезла. Гляжу, люди, которые   работают в метро русские. Я понимаю их, вида не подаю. Чёрт возьми, они всему научились здесь, день за днём. Живут здесь и в ус дуют. Не такова Луна и Земля.. 
      
   41
   Я в столовой, на на нижнем этаже. Время - к двум. Зал пустой. Что-то едят на втором и третьем столиках. Я голоден. Я вижу рыбу, которую оставили те, кто пришёл во время, до часу. Камбала, которую не тронули, и - о чудо! Лучшая рыба, закопчённая, пахнущая  стерлядь. Я ем её, не наедаюсь. Всё стаскиваю к своей тарелке. Иду наверх на первый этаж. Мне холодно. Пальто, что у меня было, исчезло.
  Я в пиджаке в мелкую белую клеточку, выхожу на улицу. Идёт холодный мелкий дождь. Это Москва, где-то у Ленинских гор. Я повернул назад. На шее короткий шарфик. Без него я бы замёрз. Нахожу дверь из которой вышел.
   Я опять в столовой. Время пол-третьего. Я спускаюсь на нижний этаж. Рыба моя в тарелке рыбья чешуя. Под столиком крысиный писк.    

   42
  Скитаюсь по Москве в районе Чистых Прудов, потому что есть курево, нет бумажки. Ко мне подходит человек, просит табаку. Я даю. Он видит у меня "Библию" на английском языке, вырывает из неё тонкую страницу, сворачивает из неё самокрутку и закуривает, потом уходит. Я наматываю это на ус - вот как надо. Если Бог оставил нам табак, то почему-же Он не оставил нам бумажки? Нет. Бог делает всё правильно. Это мы делаем так как хотим.

   43
   Я главный в библиотеке. Мы с ребятами расставляем книги. Не всё гладко, но надо делать. Время 6 часов. Собрались выпить сегодня. Усаживаемся. Сейчас начнётся. Сон обрывается.

   44
   Иду вдоль Волги с девушкой мимо старинных дворцов, как в Петербурге в три этажа. Нас окликает парень, который в девушку влюблён. Я остаюсь впереди, а она идёт назад, шагов 20 от меня. Я волнуюсь за неё, не слышу, что он говорит ей. Звать её Рита. Тревожно и неприятно мне. Сну конец.

  45
  Девушка, которая была со мной, уезжает. Но я не чувствую к ней любви. Уезжает, и пусть. Она уехала - я один. Столовая. Много народу. У меня недастаточно денег на обед. Когда дама, которой мне надо заплатить, пьёт воду. Я хватаю жаренную рыбу, кладу себе на тарелку. Я наскрёбываю дененег, даю ей.
   Иду к столу. Тарелка пуста. Рыба исчезла. Я встаю в другую очередь с рыбой, которую я краду. Смотрю на неё. Если кто нибудь подойдёт, тому сразу же дам в глаз. Моя рыба. Даю мелочь. Её хватает.
   Сажусь. Сон прерывается.

   46
   Проводиться демонстрация компьютеров. Подходит моя очередь. У меня нормальный и я доволен.

    47
   Зима в Москве. Я вижу что на Пушкинской площади в кинотеатре "Россия" народ собрался возле касс. Хлопает в ладоши. От каждого хлопка слетаются птицы и падают замертво. Я стою с девушкой и наблюдаю за   этим кровавым зрелищем. Скоро ни одной птицы в живых не осталось. Все мертвы. Те что летели на юг, на север, куда угодно - мертвы. Сон заканчивается.

     48
    В баре на Таганке. Пил пиво. Одеваюсь, вижу - у меня украли плащ. Что-же я буду делать? С заведующим обходим всё. Нету, своровали. Думаю, я зарабатываю 125 рублей в месяц, как все, а он 300 рублей в день. Ого-го-го! Живёт припеваючи, что-же он мне-то говорит, симпатизурует, хотя за что?

    49
   Я с Иосифом в универмаге. Он ушёл. Я жду его. Долго его нет. Я не выдерживаю. Встаю на ноги. Стою. Делаю первый шаг. Потом другой. Стою. Приступаю к ходьбе. Выхожу из огромной комнаты к эскалатору, и потом назад. Так прохожу раз 15. Возвращаюсь, нет его. Всё изменилось. Стол и стул исчезли, хотя раньше были здесь. Двое мужчин, испаники, говорят между собой. Я обращаюсь к ним, они не слышат меня. Уходят.  Сон заканчивается.

    50
   Жерар Депардье - боров, выбирается из вертолёта в среду боровов - ворюг которые держат власть. Он еле дышит и двигается среди них. Он надевает с трудом рубашку, но взгляд его остёр, бывший артист. Ужин с  икрой и девочками в постели. Утром встаёт и ест икру. Так он проводит дни.
   Депардье на юге в гостях у Путина. Он обнимает Путина. Путин смущён - вор перед бывшим артистом. Я гляжу на это и удивляюсь, чего он делает здесь? Ему не стыдно среди жуликов? Сон заканчивается.

   51
   Я в США не знаю что мне делать. Сижу в кафе и думаю о своей жизни. Жарко. Я снимаю с себя шорты. На меня ноль внимания. Делай что хочешь. Всем до лампочки. Мне от этого не-легче. Кому я нужен? Никому.
   Встаю, иду за кофе. Возвращаюсь. Мою рубашку украли. Пойду на 92-ю стрит без рубашки. Что делать не знаю.
   Входит 2 полицейских. Смотрят на меня. Я на них. Пистолеты на руках. Сон прекращается.

    52
   Я гуляю вдоль Рижского моря. Оно жёлтое, с прозрачной водой. Меня ждёт дома Маргарита - моя первая жена. Я спускаюсь в воду, и ловлю двух рыбок. Они, как капли, но крупные. Больше ничего. Мне хорошо в  прибалтике, и ждёт жена.

     53
    Американский президент Буш младший появился в Нижнем Новгороде. Мы идём с ним по мосту в Конавино. Я одет в лучшее. Он, как президент. Я что то говорю ему. Он улыбается. Делает шаг ко мне. Вдруг     хватает меня за пояс. Швыряет меня вниз. Я лечу вниз. Встаю. Тут мелко. Его жена удивлена.
   Я добираюсь до берега. Выхожу. Карабкаюсь в верх. Выхожу. Вижу американца. Спрашиваю: - Где Буш? - Он говорит, что Буш уехал пол-часа назад. Я говорю, что потерял отличный пиджак. Вот бы мне найти. Он говорит, что это проще-простого. Он быстро свяжется с Бушем. Тот вернёт мне пиджак. 

     54
    Люмьер приснился мне, это человек, который открыл кино.

     55
    Новый Год в Москве. Я вышел из дома. Мама уговаривает меня остаться. Лёва, а мне противно с ним. Я в городе совершенно один. Никто меня не ждёт. Никто меня не любит. Курю. Иду в кафе. Все приезжие. Мне это ясно. Попил кофе.  Вышел на улицу. Время 10 часов вечера. Луна. Покружил и снова зашёл в то-же кафе. Ко мне подходит девушка. Приглашаю ко мне домой. Я ей говорю, что женился. Не спал ещё с женой. Она отходит от меня к шефу. Говорит ему обо мне. Шеф манит меня. Я подхожу. Он наливает мне коньяк. Ждёт пока я выпью. Слушает мою историю, что я один,  отпускает с миром. Время 22:45. Улица опустела. Я думаю: пусть будет так. Возвращаюсь в метро. Не знаю куда пойду и сон прекращается.

    56
   Приснился старый дом в Горьком, выходящий на Коммунистическую улицу, первый подъезд. Я сижу в маленькой комнате. Стена полукругом, крашенная в синий цвет. Стол письменный. Лампа настольная, но с ней   не то, что нужно: шнур отрезан и включить некуда. Я, тридцати летний, гляжу на двор. Думаю, куда бы включить её.

   57
   Сон про правую руку, она начала сжиматься. Я еду на автобусе и вдруг - рука. Остановились. Курим с шофёром. Поехали в баню. Я выхожу и иду мыться. Время 19 часов. Рука действует.

   58
   Собрались большой компанией встречать моё День Рождения. Среди всех Слава Рудаков, ныне покойный друг. Вечер. Я думаю: как же всех поместить за столом? Дилемма. Стол надо разложить. Но всё равно, я рад что всех пригласил - и Сашу, художника с которым мы ездили зарабатывать деньги в район. Все уместимся.

   59
   Хожу по Голливуду, смотрю, как работает сценарист. 

    60
   Вхожу в книжный магазин в Нью Йорке. Магазин как в Горьком. Беру книгу американскую. Продавщица, американка, уходит. Смотрю, вижу, что книга читанная. Пометки на страницах. Иду к другой продавщице, и показываю. Та извиняется, даёт мне другую книгу, тоже на английском языке, лучшую чем была. Я остаюсь с книгой и смотрю - тут одна - другая - третья на русском языке. Гляжу, народ-то русский. Его всё  больше. Я радуюсь. Вот, думаю, повезло. Тут и девушек много. Приглядеться надо. Вдруг  у меня появиться девушка. Стоят вокруг стихи. Я выхватыю одного поэта, меняю книжку американскую на русскую. Книжки всё прибывают. Продавщицы капаються в них. Мы с девушкой радуемся. 

   61
   Мне сниться детская любовь, незабвенная Таня Брунова - девочка в которую я влюбился в 3 классе, которая ходила за мной, как тень, наверное не понимая, что влюблена в меня или понимая? Ходила из класса "Б" за учеником из класса "А", пока я не повернулся к ней, не сказал: - Таня, что ты за мной ходишь? - Она стала пунцовой и больше никогда не ходила за мной. Я был влюблён в неё. Она тоже, до реки Узола, когда они - она и Галя Тамойкина, подплыли ко мне и схатили за член, после 8-го класса в 8-ми летней школе. Они за меня, а я за них в этой быстрой реке Узоле. Я щупал их - они меня. Расплылись в разные стороны. Я больше не видел Таню и это была последняя наша встреча - встреча любви глупой, уже не детской.
  В этом сне я был огорошен. Как? Зачем? Почему? Если она хочет меня, я счастлив. Значит вся любовь, все самые - самые чувства к ней живы. А как же Москва. Женитьба в Москве. Ребёнок. Италия и США. Я подумал вперёд, как будто знал свою жизнь и понял,  что всё к чёрту мне нужно - к чёрту Америку - к чёрту всю жизнь. Дайте мне только её, единственную и прекрасно незабвенную Таню Брунову. Ничего мне не надо другого. Счастье охватило меня. Я проснулся.

   62
   Дядя Шура в Москве, почему то не в Санкт Петербурге. Я уезжаю. Бурки его стоят в коридоре. Мне надо обязательно в Горький, где я живу, хотя я то живу в Нью Йорке.
   Всё в этом сне не так. Вся география перевёрнута. Точно я живу в Горьком, куда опаздываю. Дома у Шуры бардак. Собраться в дорогу я не могу. Мои вещи валяются на полу между его вещами. Я понимаю, что адреса нету. Что я никак в тот дом не попаду. Надо зайти к дяде Шуре. Взять адрес. Пойти туда. Я в Петербурге, в Москве одновременно. 
   У Шуры всё изменилось. Я вошёл и не поверил своим глазам. Идеальный порядок, хотя я вернулся через 5 минут. Как это так, я не понимаю.

    63
   Живу в каком то Доме Отдыха. Ночь. За столом познакомился с девушкой. Пошли в её комнату. Она говорит: - Ты вымойся. У меня это первый раз. - Я пошёл помыться. Иду и вижу - Ира Великовская. Девушка с  которой я учился в школе. Я же с этой другой девушкой, а не с ней. Хотя жалко, что я не ней. Там бы была любовь, а тут - встреча.

   64
   По радио передают концерт, посвящённый моему отцу. Я сижу и слушаю. Поёт Михаил Шафутинский. Я думаю: - Надо же! Это ему посвящено. - Мне радостно за моего отца.

   65
   Я работаю с девушкой в книжном магазине. Мы готовим к публикации книгу. Работаем каждый день, и скоро кончим. Ушёл её любовник, никакая личность, зло и подловато. Она очень хорошая, чистенькая, уютная,  но я не люблю её. Она всё больше и ближе ко мне. Она восхищена нашей работой. Надо бы обратить внимание на неё, но мне этого не дано.
   В книжном магазине каждое утро продаётся кипа старинных книжек. Давай в гущу людей и бери что хочешь. Иногда я беру поэтов 30-х годов. Я понимаю, что она влюбляется в меня, а я то что? Ничего. Так и идёт наша деловая и любовная жизнь.

    66
   Я устроился на работу, вроде бы человеком, который выше чем рабочий, но получает меньше денег. Я хожу на работу как король, ничего не делаю, а деньги получаю. Сижу в кафе и смотрю на чудесного писателя. Он  сидит за столиком со мной и пишет смешные рассказики. Он меня не замечает, а я то думаю - он гений. Я бы тоже так смог.
  Иду на работу. Всё не так как надо. Кабинет мой канул в лету. Видимо, директор понял, кого он взял - лежебоку, лентяя, человека не того кто был нужен. Я иду к рабочим, переодеваюсь и иду домой. Завтра меня уволят. Я понимаю что не такой как все. Меня озаряет идея: завтра вернусь в пожарную охрану, в которой я работал давным-давно. Буду получать 70 рублей в месяц, сачковать, ведь там нечего делать. Я зря ушёл оттуда. Мне место там. Возьмут ли меня обратно? Возьмут или нет? Сон заканчивается.

    67
   Я женюсь. Вокруг шум, трескотня, сплетни. Мы спим голые. К нам приходит старушенция и начинает увещевать нас. Что мы в постели совершенно не волнует её. Мы мирно беседуем, причём мы посылаем её куда подальше, так - светский трёп.

    68
   Любовь с Галей Тамойкиной, девушкой из моего детства. Мы готовы на это, сидим, целуемся и знаем, что будет это. Я уверен что она хочет этого. Насчёт себя? Я - тоже, но не начинаю этого. Понимаю что будет, она за это, я - против, потому что я за Америку, а она? Не уверен в ней, и знаю, что она мне будет мстить. Не знаю ничего, но боюсь этого.

     69
   Я устроился гидом. Сейчас я собираюсь в Ленинград с группой туристов. Волнуюсь. Снюсь себе лысеющим человеком. Смотрю на себя в зеркало - ещё ничего, но волосы, волосы - беда, вылезают и ничего не  поделаешь. С Маргаритой первой мы уже разведены, но надо как то сохранить отношения. Ночью иду к ней в постель, робею, но надо.
   Утро - встаю, иду на работу. Приятели мои, гиды, подтрунивают на мной. Один спрашивает, зачем столько презервативов беру с собой? Отвечаю, что если ночью понадобятся, я готов и чувствую, что женщины в поездке все влюблены в меня.

   70
   Приближается Новый Год. Вечер, время 9 часов. Я в болоньевом плаще, кружу по зданию, и не знаю, как выйти отсюда. Я голоден и вижу, что люди в столовых собираются домой, волокут сумки с едой. Схватываю  пирожок, пицу и ухожу от них, ем и не наедаюсь. Выйти не могу из этого здания где вокзальные порядки. Опасаюсь того что может произойти, но голод - голод и выхода нет.

   71
   Собираемся я с мамой уезжать от моря, где мы были в гостях. Я смотрю на море. Оно видно в два окна пониже чем я. Я удивлён этой красотой. Я купался напоследок и вытащил две штуки рыб в грязи. На берегу увидел, что эти две отличные рыбины с хорошими водорослями  и в двух банках, как бы для консервов пойманные. Пришёл в дом из которого мы едем. Парень, который живёт там, просыпается. Я ему подаю рыбу уже полусушёную. Он жуёт её. Ему нравиться. Время около 8 часов вечера. Мы с мамой уезжаем из этого дома.

   72
   Сидим мы с Бобышевым над Канавином в каком то месте, где начинают формироваться облака. Сидим на лавке выше этого месива людей. Я ему говорю, что не был я врагом советской власти - так только - трепался об этом, а сам не мог. Он соглашается со мной. Сидим мы над домом Миши Слугина, друга моего со школьной скамьи, над поворотом трамвая и смотрим вниз на улицу.
 
   73
   Дом на Малом Каретном в Москве разрушен. Я бегу на четвёртый этаж, прохожу через разрушенные квартиры. Нигде нет людей - стулья, хлам, приемники неработающие. Застаю женщину. Зашла, чтобы взять что то.  Говорит мне о каком-то поэте, суёт его сборничек 30-х годов. Поэт давно умер и я не поклонник его.
  Время 6 часов утра. Я полуголый, но ей на это наплевать - не мне. Я знаю, что экзамены начнутся скоро, в пять. Я ничегошеньки не знаю. Войду полуодетый в обрывках одежд, все уставяться на меня. Вызовут психиатров с крутыми санитарами. Те скрутят меня и повезут в психушку. Это будет. Пусть, поеду в психушку. Меня отправят в Горький. Значит так этому и быть. Всё и за того, что я пришёл в этот разрушенный дом.

   74
   Вдоль Сада Марта в Горьком стоят вольеры с тиграми. Идёт всемирное состязание - кто будет смеяться громче всех? Я иду вдоль всех вольеров. Знаю, что у меня самое смешное выступление. Выступлю ли я, или  нет? Мне это непонятно. Весна, вижу, как плывёт лёд по Оке.

    75
   Мы с Дмитрием Бобыбышевым просматриваем объявление о том, что можно отправлять по почте. Я показываю ему на седьмой пункт, где говориться, что можно пересылать. Он заинтересовался, и соглашается со  мной.

    76
   Гандельсман - Гандельшлёп - Гильденстерн из "Гамлета" стоит на огромной букве Г и вещает что то неприятное мне. Я недоглядел в своих печатных произведениях. Я думаю, что он глуп. Но что то правда. Хотя  хорошо, что распинаеться про меня. Обо мне будет слава и это хорошо.

   77
   Прошёл праздничный день 1 Мая. Я принят на работу в центр Москвы, и мне нужно добраться до него. Я вышел на улицу Горького - стою и жду автобуса, чтобы спуститься вниз к работе. Улица пуста. Слишком рано и все спят. Метро не работает, а то как же я оказался здесь. Надо доехать, а я стою и жду.

   78
   Прошла термоядерная война. Москва - пустыня, стоят только те дома, которые построены на века, остальные оплавлены, или их вообще нет. Дни серые, солнца никто не видит годами. Полусвет днём. Потом тьма до нового утра. Ночью фонарей нет. Сгорели в войне. Немногочисленые люди живут старым барахлом. Кто доедает консервы. Кто ест старые запасы жратвы. Всё рухнуло. Государства нет. Все бедствуют, доедая всё.

   79
   Я уговорил красивую девушку. Я лучший для неё. Я нравлюсь ей. Всё это происходит в борьбе за неё с её ухажёром, который любит её. Но он неинтересный человек. Я - поэт. Всё это накануне моего отъезда из Москвы в Горький. Город больший, чем её, а она из Одессы. У меня метро, 1,5 миллиона человек, университет, институты. Я говорю ей, что Москва близко, но город не мой, и я понимаю, что не люблю её, а так - для развлечения морочу ей голову. Она удивлена. Я уезжаю от неё в Горький.
   
   80
   Бабушка, вся в чёрном, собирается на вечер Алика Каца - моего троюродного брата, который умер, встречает нас на его поэтическом вечере, хотя он был архитектором в Израиле. Сон зимний, сон о зиме, снеге, погоде без солнца.

   81
   Всё дело в том, что укравший мысль учёный разоблачён. Мне, занятому в этой драме, нужно решить его судьбу. С одной стороны мне его жаль. С другой - нет. Просыпаюсь с чувством за этого человека, и с чувством против него.

   82
  Стоим на остановке в Горьком у вокзала. Опаздываем на ночную работу. Надо было к 21:00 быть, а мы - на час позже. Автобусов нет. Я бегаю - хочу побыстрее, но нету автобусов. В 22:00 я был на дальнем от того места, где надо было стоять. Видел, что народ влез и укатил на Автозавод на задрипанном автобусе. Бежал, а он уехал. 
   Подходит вдрызг обшарпанный автобус. Я радуюсь, что всё получилось, что встретил автобус, но сам не поехал на завод - остался недалеко от дома.

   83
  В нашем доме волнение. У меня с новой женой Мариной - любовница Лемпер, моя любовь, которая была женой Чурдалёва, и бросила его давным давно, родился мальчик. Мы не знаем, что делать с ним и наняли сиделку - дебелую даму лет 55. Она уехала по делам, и мы ждём, когда она возвратиться. Она приехала. Берет нашего мальчика на руки, и опускает в ванночку. Мы все испытываем волнительное блаженство. Няня молчаливая, но знает, как нужно обращаться с мальчиками, и она тоже радуется, но нам этого не показывает.

84
   Приснился мне сон, удивительный сон. Я будто впервые увидел перекрасную девушку. Подошёл к ней и говорю: - Пойдём со мной. - Она улыбаеться, идёт со мной в мою квартиру. Входим. Я вижу папу. Он играет в шахматы с гостем. Я говорю: - Смотрите. Она будет моей женой. - Мама и папа оглядывают её. Она беловолосая, очень, очень красивая. Они молчат. Мы входим в комнату в которой я жил на Новослободской. Оказывазываемся в комнате на Малом Каретном. Я зову её на громадное ложе. Она подчиняеться. Я ложусь с ней рядом. Простыни грязные и я сразу впадаю в сон.
   Проходит время. Я просыпаюсь. Уже вечер. Злюсь на себя: зачем я заснул в такое неподходящее время? Она здесь. Глазам своим не верю. Она читала газеты, потом он рисовала на листах белой бумаги и хорошо рисовала, писала на ней квадратным почерком, так я его назвал, когда увидел её после пробуждения. Я говорю ей: - Наверное тебе нужно? Я имею в виду туалет. - Она кивает и уходит. Я привожу в порядок мою постель. Она входит, ложиться на неё. Всё сейчас начнёться. Я просыпаюсь на этом месте.
 
85
   Слоняюсь по Мосфильму. Попадаю в такую начинающуюся историю: день к вечеру, а я не нахожу выхода из Мосфильма, где все это происходит. Я пропадаю в этой бездне площадей, улочек, домов, пустых трамваев. Я понимаю что это бред. Никто не приходит мне на помощь.
   Я вижу баб в ватниках. Они говорят о каком собрании на которое они не собираються.   Я спрашию у них, где же проклятый выход отсюда? Они надо мной смеються, объясняют, что нужно сесть на трамвай, проехать несколько остановок и вот тебе выход отсюда.
   Я сажусь в трамвай и просыпаюсь на этом месте.

86    
   Выступают по ТВ в день Сталина люди из Улан-Удэ. Один человек, с бородкой, с усами, тонененький, поразительно похож на Феликса Дзержинского, читает глупые стихи о Сталине. Ему подпевает хор басков. «Дебил и вождь» вижу я по ТВ.  Всё это происходит под землёй на станции метро «Дзержинская», близко-близко от места, где идут поезда метро.

87
    Вечеринка. Пошли все в сауну. Девушка, которая мне нравиться, раздевается до гола. Она не говорит со мной, но видно, она это делает для меня - она хочет меня, но молчит. Я вижу её и тоже раздеваюсь. Иду за ней и сон обрывается. Потом снова второй сон: она раздевается, идёт в сауну. Я за ней.

88
   По городу расклеены афиши, в которых говориться лишь о том, что сегодня будет бой между мною и известным боксёром. Мы готовимся к встрече. Я знаю что я выиграю.

89
   Убийство мира - вот задача которую расследует мир. Я понимаю это один на всём Белом свете. Почему-то мир живёт как раньше - воюет, крадёт, возвышается в своих глазах. Сон заканчивается.
 
90
   Во время написания романа мне сон приснился: прохожу я мимо очереди. Все одетые стоят с шайками, мужчины и женщины, но одна стоит голая. Никто её замечает, она заметила меня, шайкой закрывает причинное место и кричит:
- Ой, Господи.
Выбегает из очереди и бежит от меня. Очередь невозмутима. Я ухожу в невидимую ей  сторону. Она красивая и молодая, загорелая. Зад прелестен. Она ищет меня глазами, не находит и идёт к очереди. Очередь расступается и она встаёт на своё место голая.

91
   Я в СССР получаю вызов, что я могу ехать на Запад. Я рад этому чрезвычайно. Вхожу в американское посольство, сам не верю себе, я - на Западе. Боюсь, как бы не отказали мне. Говорят мне, что я могу. Я говорю им:
- Вы, не шутите?
Нет. Они не шутитят. Они удивляються мне. Говорят, что всё в порядке. Летите на Запад мирно. Я прсыпаюсь, мне хорошо что я на Западе.

92       
   Я, рядовой солдатик. Доверено пробовать вино самому Сталину! Напиваюсь каждый день, чтобы ему было хорошо.

93
   Шатаюсь по ночной Москве, стою в очереди на покупку билетов на тролейбус. Сейчас 5 утра, а я далеко от дома, домой надо, на Малый Каретный. Вижу женщины голые сдают места на которых торговали едой. Одна рассматривает свой зад, зрелище не из приятных. Вижу девушки из молоденьких, голые, торопяться домой. Подхожу к одной, говрю, что я инженер по пожарной безопасности, имею 125 руб. в месяц и всё. Сколько она имеет в месяц? Она говорит что рублей 200. Я понимаю, что 15% и больше - ну срвсем хорошо! Она преобразилась, говорит со мной в белом халоте. Подходит молодой человек, она исчезает. Я продолжаю его спрашивать: подойду ли я на такую работу? Он смотрит на меня - усы, бородка - и говорит: - Нет. - Он сматывется от меня. Я иду домой на МК.

94
Я еду по какой-то ночной местности в автобусе. Спрашиваю у женщины, где мне нужно сойти. Она улыбаеться и говорит мне, что и она сходит тамже. Народ угрюмый, молчит и разглядывает меня. Остановка. Мы сходим. Она показывает мне мой путь и уходит.
   Я иду туда. Здание. Смотрю на него. Понимаю что мне оно ничего хорошего не сулит. Вхожу. Охранник. Показываю паспорт. Он смотрит на меня, потом в паспорт, берёт его и говорит, сейчас за мной придут. 
   Появляются трое врачей. Они в халатах, здоровые мужчины. Двое берут меня за руки, один сзади. Паспорт они берут у охранника. Входим в операционную. Мне говорят чтобы я ложился на постель и колют мне укол. Я отключаюсь. Они быстро расчленяют меня, бросают в тазы куски моего тела, органы, сердце. Через 15 минут всё закончено.

95
   Я в Канавине, на своей улице в школе, в которую ходил в первом классе. Школа детства моего, но я студент. Дом мой в предыдущем квартале. Всё во сне проходит на улице Коммунистической. Я там родился и бывал у родителей до 1989, когда я уехал в Америку.  Время без 10 минут 22:00. Мне надо быть в верхней части города, а я за 50 минут оттуда - в Канавине. Жалко что так, но ничего не поделаешь.

96
   Девушка, очень тонкая, красивая, с длинными по лопатки жёлтыми волосами ложиться подо мной и я беру её. Когда я кончил она встаёт. Я любуюсь ею. Она собирается уходить! Я спрашиваю:
- И это всё?
- Ну, да - она отвечает мне. Мне этот ответ не нравиться, но она уходит.

97
   Рита уехала на машине с Таней, на зелёном «Запорожце», который «кашляет», останавливается, ведёт себя так как не подобает нормальной машине.
   Я остался один. Хочу есть. Смотрю у нас пусто. Живём в каком то зале, где живут многие и немцы тоже. Я сунулся вперёд. Лежит ящик, весь набитый классной едой, но не наш. Я лезу в него. Я понимаю что он принадлежит немке или немцу.  Видно я копался в  вещах этих немцев. Обратно вернуть вещи не получается. Рита придёт с Таней и будет ругаться на меня.

98
   Я солдатик и потерялся на службе. Иду и не знаю – куда. Видно, что далеко от прямого пути. Вышел на гору, смотрю и вижу – река во всю ширь, а ничего не видно, чужой пейзаж. Иду и не знаю. Прихожу, новая часть. Все смотртят на меня, я на них. Спрашиваю, где часть моя? Они не знают. С ними завтракаю и иду в свою часть, угадывая направление.

99
   Я в США. Я устраиваюсь на работу в фирму. Я снимаю с себя всё до трусов. Делаю это машинально, видимо не совсем в уме. Понимаю что надо уходить, раз так, а ещё 60$ долларов которые надо отдать за метро.

100
   Меня запустили в космос лететь к Солнцу в огромном космическом корабле, который состоит из льда. Оно приблизилось ко мне. Я делаю снимки. Становиться жарко. Пора домой. Я лечу домой на Землю.

101
    Рим. Гляжу русские книги. Разговорился с русским продавцом моего возраста. Он оказался из Ростова. Расстались, не обменявшись адресами. Вокруг магазина полно русских. Они торгуют книгами. Я пришёл сюда, изголодавшись по родине, по русскому языку. Я вышел оттуда с чувством горечи,  проснулся на своей квартире.

102
    Я в Париже. Позавтракал у моих знакомых. Они втретили меня в Орли на машине. Я говорю что буду жить у Флоры. Они желают мне всего-всего и я уезжаюю. Тут я понимаю что так её не найду. Вхожу в университет. Все говорят по русски. Ищу аудиторию пол часа. Наконец нахожу её. Плутание по университету. Нет выхода. Коридоры, коридоры, выхода нет. Я тащу весь свой груз - чемоданы. Я страшно устал. Вижу красивую девушку. Она маленькя, но очень милая. Иду к ней. Говорю, что я заблудился и полюбил её с первого раза, как тлько я увидел её. Она смотрит на меня с сомнением. Её маленькая ручка в моей волнует меня. Она внезапно исчезает. Я снова один. Куда идти я не знаю.  Сон прерывается.

103
   Каникулы. Я прихожу в университет после Нового Года. Узнаю что в стране помер генсек и моя преподавательница с громадной попой, в очках, померла тоже. Я поражён. Как же? И она? Чувствую что грядут перемены и прсыпаюсь.

104
   Дождь. Я в Москве. Книжный магазин. Осмотрелся. Ищу работу. Подошёл к продавщице. Спрашиваю, кто здесь главный. Она говорит что вон тот. Грузин.  Я к нему. Говорю, что я за тем то и тем то пришёл в книжный магазин. Спрашиваю у него, есть ли работа для меня, сколько будет платить. Он смотрит на меня и говорит, что семьдесят рублей на первое время, потом повысят до восьмидесяти. Я говорю что это мало. Он говорит, сколько же я хочу? Я говорю, что мне хватит ста тридцати рублей в месяц. Он говорит, что это невозможно. Хотите - соглашайтесь, хотите - нет. 
   Скриплула дверь позади него. Вышла женщина, прошла к выходу из магазина. Я понимаю, что здесь идёт научная работа и выхожу из магазина под дождь. 

105
   Вышел из тюрьмы (?) с моими соучениуами по школе. Ларой Каушанская среди нас. Я вижу, что она грустна. Хочу подержать её. Говорю ей:
- Ларочка, расскажи мне. Ты попала в тюрьму. Сидишь там. Как у вас, девушек, отношения завязываются?
- Очень просто, Саша.
   Я подошёл к ней и смотрю на мостовую в окно. Она близко, первый этаж старинного дома. Мостовая блестит и мимо её дома проносятся трамваи.
                                                                                                         
106
   Квартира на Малом Каретном. Приходят люди и отсыпаются у меня. Каждый раз новые и новые. Я не знаю, что с ними делать. Я в квартире как чужой. Мне нужно жить одному, но как? Не знаю.

107
   Я в Москве. Всё описано на белом свете. О чём можно писать? Один успешный писатель всё пишет и пишет. Книги сыплются из его рук, как блины. Я спрашиваю его, как? Он смотрит на меня оценивающе и уходит. Тайна его писательства с ним, но не со мной, и она мучит меня беспрестанно.

108
   Я умер и попал в Рай. Много народу. Вижу полно голых. Одежда истлела за тьму лет в Раю. Попки заросли. Я не верю своим глазам. Понимаю, никто здесь не ест, не хочется и отвыкли. Ловлю одного. Спрашиваю:
- Почему у тебя нет попки?
- А зачем попка? Я умер в 15 веке, попка и заросла. Погоди, друг, и ты здесь побудешь,  у тебя попка зарастёт.

109
   Я в сауне. Время в упор - 10 минут у меня. Я решаю - сейчас я быстро иду туда и займу своё место, а потом - сюда и здесь наслажусь по полной програме. Радуюсь, что не попал в отсев.

110
   Я в НН. Стою и жарю курицу против Дома Торговли. Поворачиваю её и тут приходит Маргарита. Тут же возникает плита газовая. Я пытаюсь поджечь её. Она не хочет гореть,  гаснет. День солнечный, весенний, но плита не загорается. 

111
   Мы с мамой владеем огромным дворцом, но мама не умеет распоряжаться им. Я берусь за это дело. Я понимаю, что деньги польются на нас рекой. Объясняю это маме.
   Две молоденькие девушки и один молодой человек приходят ко мне. Они артисты- кукольники. Я говорю им, что зал на 3500 мест. Если они там выступят, то деньги будут у них и у меня. Они согласны.
   Мы выходим на улицу из нашего дворца. Я стою в Горьком напротив Речного Вокзала. Весна. Скоро можно будет купаться. Я говорю им об этой перспективе. Артисты, кажется,  согласны.
   Сонце. Часа четыре по-полудни. Я показываю им дорогу вдаль. А это море с резким запахом йода. Всё заставлено пароходами. Купаться негде. Только вся дорога у судов располагает к купанию.   

112
   Кончается лето. Папа смотрит на карту. Мы решаем, куда нам ехать на машине, чтобы искупаться. Странно, папа не был шофёром, машину не водил.

113
   Я молодой. Летний день. Спешу в Москве, где я встречаюсь с Игорем Артюховым, товарищем моим, в пол-третьего. Мы договорилились, что купим книги у одной старухи   за смешную цену.
   Я решил отдохнуть. Сижу на скамейке с мододым парнем. Он курит, а я хочю курить, но у меня нет сигареты. Заговариваем с ним. Он упоминает имя Бори Репетура. Я говорю, что знаком с ним.   
   Сидит тётка в белом халате, читает журнал. Говорю ей, что опаздываю. Она ни в какую не пускает меня в здание. Пол помыт вместе с каменным старым, бывшим белым. Она стоит горой за пол. Я иду вдоль стены. Я опаздал к нему на встречу.

114
   Звонят в дверь. Открываю. Папа мальчика входит. Говорит со мной: каля-маля. Ничего не понятно. Хотя, понимаю, что говорит по-шведски. Говорит, что ему надо выйти, потому что он ищет свою жену. Она потерялась в Нью Йорке. Он заговорил по-английски. Я понимаю его. Спрашиваю:
- А как же мальчик?
- Ничего не будет. Он смирный. Я приду через пол-часа. Ну, в крайнем случае, через час. 
   Он ушёл. Я сижу с малышом на диване. У мальчика чудесные, нежно-голубые глаза. Волосы белые с желтизной. Но ножки у него малюсенькие. Голова большая, умная. Я говорю с мальчиком. Он - раз - и падает с дивана. Я в отчаянии, но всё хорошо. Он привык, что он падает. Ещё раз и - ни звука.
   Звонок в дверь. Я ставлю мальчика на середину дивана из страха - а, вдруг опять упадёт? Иду открывать. Входит его отец без мамы. Маму он не нашёл. Идём к мальчику, а он опять упал, но не плачет. Его папа берёт его с пола и ставит на диван. Мальчик рад. Папа вернулся.
   Я спрпашиваю папу мальчика:
- Почему мальчик не плачет, когда оказывается на полу?
- Он так приучен. Воспринимает это, как должное.
   Я думаю: вот пройдут годы. У малчика не вырастут его малюсеньуие ножки. Как же он будет жить? Кино его примет. Сон обрывается.

115
   Устроился в кино. Смотрю фильмы. Пишу о них. Одна девушка мне нравиться. Я сказал об этом ей. Она пришла в мой кабинет. Мы разделись. Любились на письменном столе, потому что не было дивана. Стол да стулья.
   Мы встали. Оделись. Вышли. Я чувствую, что я один из многих, который с этой девушкой любился.
    Работа бы была нормальной, но платят копейки. Только можно сводить концы с концами. Копить весь год на отпуск в Крыму. Поехать туда, есть, зработанные годовой службой, шашлыки. Купаться, лежать на пляже, темнея день от дня от загара. Вернуться в Москву в сентябре, выйти на работу. Новый круг жизни и так всегда, до старости, до смерти. Мне от этого грустно. Всем от этого грустно.  Вот и девушка от этого какая то не своя. Ищет и не находит и от того грустна.
   Есть два парня на работе. Работают на складе и на кухне. Питание - святое дело. Дом, где идёт, так называемое "Кино", огромен. Парни вполне освоились в "Кино". Жрут, что захотят, но денег получают, как я: 120 рублей и по 30 раз в три месяца в виде премии.    
   Девушка совсем не своя от такой жизни. Перспектив нету. Я понимаю её, но что то изменить в её ситуации я не в силах. Система гнёт нас. Мы все в одинаковом положении.
   Директор "Кино" маленький человечек с зарплатой 180 рублей. Его лысина, больше ничего. Ничего в мире окружающем нас не страгивает с места. Это давит всех нас.
   Я - ПОЭТ! Но кому это нужно? Никому. Я знаю, что буду гулять по Риму, по Венеции, по Парижу, по Барселоне, включая Мадрид, что увижу Грецию, что буду жить в Нью Йорке. Я знаю это и просыпаюсь. 

116
Молодой, красивый в Москве встречаю двух девушек. Говорю одной: - Давайте адрес. Я вам позвоню. - И сам удивляюсь такой наглости. Она смотрит на меня, оценивающе и пишет мне телефон, давая понять, что меня оценила на четвёрку. Они уходят. Я понимаю что ей понравился. Но понравился исключительно ради внешности. Мы даже и не поговорили с ней.
Я замечаю её в толпе молодых людей в оживлённом кафе, ближе к центру Москвы. Я удивляюсь: что же во мне такаого необыкновеного? Я понимаю, что я в Москве один. Что у меня нет денег, перспектив и вообще всего. Может она клюнула на поэзию, которой я занимаюсь? Не похоже. Я же не говорил с ней об этом. Я понимаю, что не позвоню ей и выбрасываю бумажку с её телефоном в урну.
117
В трамвае, на мосту, в сторону моего дома, разговариваем с другом моим, художником Сашей Кузнецовым. Говорим о стихах. Он говорит, что написал стихи. Я тоже написал. Выходим на площади Ленина. Он читает. Потом я ему. Стихи он написал отличные. Я - не хуже. Дождь накрапывает на нас. Входим в нашу квартиру. Все спят. Только квартира очень маленькая и я удивляюсь. Её, как будто, постирали и она села после стирки. Сон на этом месте обрывается.

118
Солнце. Океан. Я мою автобусы, которые возят людей купаться. У меня ловко   получается, мыть автобусы. На полу коричневый линолеум. Тряпка в руках. Я быстро иполняю свою работу.

119
Иду к площади Пушкина от моего дома на Малом Каретном. Осень. Все одеты по-осени. На улице холодно. Сижу на скамейке против памятника Пушкину. Время семь часов.    Мимо площади рвуться вперёд автобусы, машины. Народу уйма, а они рвуться вперёд, давя тех кто не успевает перейти площадь. Жуткое зрелище. Я встаю, иду вниз к Красной площади. Понимаю, что я немолод. Что зубы у меня не в лучшем состоянии. Идёт на меня толпа приезжих девушек, разбившемся по парам, взявшихся за руки. Никто не обращает на меня внимания. Зрелище грустное, но справедливое. 

120
Гуляет публика у моря. Горят огоньки, подрагивая. Вдруг из неба медленно опускается на головы всех что-то вроде вертолёта совершенно без звука. Не долетает до нас, висит в воздухе над нами. Я поражён, но я один срашно удивлён этим. Все пьют в ресторанах. Гуляют вдоль моря и не удивляются тому, что видят. Эта вещь, обозрев всех нас, поднимается в небо и уходит. 

121
Иду на бабушкину квартиру в городе Горьком на Советской улице. Второй этаж. Вхожу. Дедушки нет. Он умер. Бабушка даёт мне ножи, которые я помню - большие, пасхальные. Я начинаю их точить и понимаю, что и бабушки нет, потому что её не стало на нашем Свете в 1972 году. 

122
Закатное солне. Наступила ранняя осень. Первые дни сентября. В городе тепло. Почти лето, но осеннее что то, грустное. От улицы Советской идёт направо мост. Почему-то ножи в городе тупые. Нужно порезать лук, потому что что то готовят люди. Стоит очередь на мосту над вокзалом. Железнодорожные пути под нами. Поездов нет. 
Подошла моя очередь. Я подхожу к человеку. Сажусь перед ним на стул. Здороваюсь и протягиваю ему нож. Он смотрит, начинает точить. Машины переезжают мост и двигаются в Сормово или в Ярмарку, потому что мост раздваивается. Грустный задумчивый вечер. 

123
Старший мой брат - жмот неимоверный. Сидит и жмотится. Он привык всё брать, а когда маме нужно, он жмот-жмотом. Мне противно смотреть на него. Он взял у мамы часы, которые я подарил ей. Деньги, накопленные за 23 года. Всё, что смог. Мама - святая женщина. Она всех любит. Особенно братика-жмота. Что поделаешь. Она родила его первого. Вот и расплачивается за его воспитание. Я даю ей бутерброд. Он злобно коситься на меня. 

124
Я живу на родине. Мой друг уезжает из СССР, а я спорю с ним. Говорю ему:
- Ну что ты будешь делать на Западе? Пойми - здесь твоя родина. Как-же без неё? - 
Он не соглашается со мной. Я проснулся и удивился своему сну. Я ни за что не хочу уехать отсюда и - вот поди-ж ты, сон говорит мне, что я ошибся, когда я знаю что поступил правильно. Сон прекратился на нашем споре.

125
Комната для преподователей-филологов в моём Университете. Меня исключают. Я плохо сдал сессию. Говорит одна в очках с громадным задом, что пора мне отчаливать. Я говою им, что я поэт. Занят был написанием поэмы. Она и все присутвующие в комнате смеются надо мной. Я подхожу к двери в стене. Никогда раньше я не замечал её. Открываю и вижу за ней скверик рядышком со зданием Универстета. От него ведёт деревянная лесенка вниз. Я спускаюсь по ней и сон заканчивается.

126
Бльшая комната. Горят лампочки на потолке. Cобрались пять человек. Поужинали. Лежат на койках. Покуривают. Говорят с главным. Он за советскую власть, они - против. Он убеждён, что соввласть навсегда. Они думают, что это не так. Что у соввласти обязательно будет конец. Они хотели бы уехать навсегда из страны СССР. Оказывается он ведёт всю компанию, включая меня, не туда, куда они то хотят. Он удивлён мало, потому что он знает всё это. Спрашивают его, а он отвечает. Его не волнует, что они против него. Против - ну и что? 

127
Я сплю и вижу комнату в Москве на Малом Каретном. День сумрачный - плохой день. Стол в комнате. Я подношу спичку к свечке, которая стоит на столе в подсвечнике, а он гаснет. Чиркаю по коробку - гаснет. Свеча не зажигается.   

128
Маленький город на берегу Атлантического океана. Я иду по нему и знаю, что русские живут в трёх домах. В остальных - американцы от негров до китайцев - все народы населяющие матушку Землю. Останавливаю русского и говорю с ним о стихах. Он коситься на меня, недоверчиво смотрит и уходит. Сну конец.

129
Всё время гаснут спички. Мне это надоело. Бегу на улицу Советскую в Нижнем Новгоде, покупать спички. Стою перед киоском. Даю деньги. Кошелёк падает. Я  наклоняюсь и вижу, что рубль исчез. Мистика. Говорю ей - женщине, которая продаёт сигареты. Она говорит, что это ничего не значит. Я просыпаюсь.

130
Сижу на лекции о литературе. Вокруг девушки-студентки. Внимательно слушают преподовательницу, красивую, молоденькую. Глядит на меня с  неудовольствием. Дело в том, что я попытался её поцеловать в укромном месте. Это вызвало возмущение. Теперь - всё кончено. Она не забудет этой попытки.
Все на её лекции обедают. В окнах светло. Она отворачивается от меня. Я тихо беру стол за которым сижу, переставляю его так, чтобы он стоял прямо перед её пресветлыми очами. Она поворочивается спиной к доске, на которой что то писала. Видит меня, ничего не произносит, смотрит, как я пью кофе и улыбаююсь ей.

131
Ночь. Мы с парнем находимся у девушек в комнате. Это студентов лагерь. Мой знакомый пристаёт к девушке. Она посмеивается и явно не против него. Она нравиться мне, но что поделаешь. Я начинаю ухаживать за второй. Происходит чудо. Как же я не замечал её. Она намного кравивей первой и очень страстная. Я раздеваю её и она дышит так, что я с ума схожу. Она не такая как та. Она стройнее её. Я вижу живот её плоский и ниже лобок. Ложусь на неё. Чувствую, что на лобке косточки и просыпаюсь.

132
Человек похожий на птицу, друг моей юности. Он прекрасный гитарист, живёт в одном городе со мной. Но он человек не от мира сего, странный и холодный как лёд. Мы люди, а он из космоса. Всегда я чувствовал его холодок. Он остаётся с ним всю его жизнь, как группа крови.
У него двое детей. У меня двое. Он тайно завидует мне, но виду не подаёт. Он человек гордый, одинокий.
Я никогда не видел его жену. Есть ли она? Я не знаю. Есть ли дети в его коляске? Загадка. Они никогда не плакали из неё. Не плачут теперь.
Волосы у него прямые, белые, длинные. Они скрывают его лицо, скрывают на-половину. Из них смотрят на тебя небольшие синие глаза, спокойные,  прямые с беленькими ресничками.
Он думает о чём-то, но мыслей своих не раскрывает. Им владеет какая-то тайна. Какая - я не знаю.
Я - известный поэт. Он - писатель, фантаст, неизвестный вообще, малюсенький. Мы выходим из наших домов, катим коляски,  разговариваем. Его зависть единственная причина сна.

133
Сдаю экзамен в Универе по нашей СССР. Замечаю что сдавать невозможно. В учебнике вырваны страницы о Сибири. Когда ищу их вижу, что они не те: о Крыме, о Украине. Задача, стоящая передо мной, не из лёгких.

134
Вносит старая женщина мальчика в мой дом. Мальчик - чудо. Весь светиться, улыбаеться. Я спрашиваю его, как его имя? Он отвечает. Даю ему пальцы. Он серьёзно держит их. Он говорит, что ему два годика. Я смотрю на него и не верю свом глазам. В мальчике светиться блестящее будущее.

135
Мы же живём в Горьком. Мама вышла замуж за другого. Он живёт у нас. Он военный и обладает властью в стране. Этот человек Путин. Он не на том месте, где сейчас, но очень близок. Его охраняют несколко людей, поэтому в квартире не протолкнуться. Я понимаю, что он будет генсеком и меня это шокирует. Мама на работе. Он проверяет всё ли в порядке. 
В один из дней он ждёт кого-то из Москвы. Я вижу, как он читает газету в зале ожидающих поезда в чёрном плаще. Он посматривает на трёх человек, которые ждут этих же людей. Они стоят у окна. Один впереди. Двое сзади. Они видят меня, смотрят в мою сторону. Сон заканчивается.

136
Я с Юрским. Мне 23 года. Он босс театра. Я разыгрываю с ним сценку-экспромт. Мы с ним ругаемся. Он сидит за столом. Я кипячусь. Всё это в театре, где мы оба играем для публики. Сон заканчивается.

137
Я написал 4 главы поэмы. Сижу в узенькой голубой, с обоями, комнате. Первая моя жена, Маргарита. Она в синем халате. Рядом с ней сидит моя мама. Помоложе, с волосами коричневыми. Ася. Ей 14 лет. Лежит на кровати. Читает стихи. Стихи на французком языке. Она страстно увлечена ими. Маргарита и мама смотрят старенький телевизор с черно белым экраном. Дело 30-летней давности. Вечер. В окне огоньки, темно за окном. Я говорю, что принесу свой компьютер и прочитаю им написанное. Компьютеров тогда не было. Ася родилась в 1979 году. Но это сон, а во сне всё перепутано. Я несу свой компьютер и понимаю, что так не пойдёт. Нет клавиатуры, а значит страницы нельзя читать. Ася суёт мне французкого поэта. Я говорю, что пошли в мою комнатку. Там я и прочитаю. Все поднимаются. Сну конец.

138
Собрались мыны и Рэй Чарлз. Говорит один мэн: - Рэй, съиграй нам что-нибудь. У тебя это лучше всех выходит. Слышишь и прямо не отличить. Рэй спрашивает меня, что я хочу услышать. Я говорю, что все равно. Рэй улыбается. Я говорю ему, что послушал бы, что нибудь о Волге. Рэй отвечает, что о Волге нет, но вроде есть. Я соглашаюсь. Рэй исполняет и, поразительно, похоже на Вогу. Я поражён его игрой.

139 
Уезжает от меня Игорь Чурдалев. Он едет в Нижний, город в котором мы вместе были. Он едет на родину. Я остаюсь здесь в США. Он в черном пальто, скоро его здесь не будет, отчего мне густно. Но, видимо, такие наши судьбы. Ему там быть, мне - здесь. Я даю ему американскую русскоязычную газету. В ней шестнадцать страниц, наполненых разным содержанием. Говорю ему, что прочесть надо первую, вторую, и, обязательно, третью страницу.
- Две страницы, где завершаеться газета, прочти обязательно.
Игорь кладет её в карман пальто и говорит мне, что обязательно прочитает её в самолёте.

140
Ранняя осень в Москве, но всё ещё зелено - трава, деревья. Я слушаю с Олей Черемисиной «Битлз» из двух стерео кассетников. Мы слушаем за кинотеатром «Россия», рядом с Малым Каретным. Я вижу, что уже время к шести. Рита дома. Вернулась с работы. Наверное, обедает. Спешу к ней, убедиться, что она вернулась. Точно. Она здесь. Обедает. Она нисколько не удивлена моим отсутвием. Она, тонкая, красивая, в синем халате. Квартира наша голубая. Только есть железная кровать. Мы с Ритой должны купить мебель. А Оли нет и не было.

141
Мы с Маргаритой смотрим на город Горький. Его две реки Ока и Волга впадают в Черное море, тем самым делая море пресным, не таким каким бвает настоящее море. Мы идём по реке Волге. Волга позади, а море перед нами. День отличный. Мы радуемся. Особено предстоящему купанию.

142
Я сижу за кухонным столом с мамой и папой. Мне нужно позвонить. Телефон на столе. Позвонить по нему нельзя. Он не звонит. Он залит водой. Я предполагаю, что он просохнет и тогда можно позвонить.

143
Я в каком-то доме отдыха. Осень. Вечер. Потом ночь. Четверте сентября. Девушки и я поужнали. Я соображаю, что вчера было моё День Рожения. Я говорю девушкам, а они на это реагируют слабо. Одна все-же задает мне вопрос: - Сколько-же мне лет исполнилось? - Я ей говорю что пятдесят один. Я не понимаю, почему я ей так ответил. Может потому, что я хочу быть поближе к ним? Вру и примечаю её.

144
Меня пускают в КГБ! Сначала не верил, свидание с маленькой женщиной из за бугра в голубватой каракулевой шубке. Потом наш проход с ней к Главному Входу. Я опасался, что не выпустят за границу СССР. Скорей всего посадят за такое желание. Ан нет, и я этому радуюсь.

145
Не удивляйтесь. Мне приснился сон о Боге. Я понял, что если мы пукаем и гадим, то почему же Он не пукает и не гадит, как мы? Мы созданы наподобие Бога. Так Он ест, пьет и, естественно, отправляет потребности, как мы. Бог какает, может быть, раз в столетие планетами. А может - в миллиард? Но Он неизбежно какает. Какакает? Может быть Вселенными? Таковы Его Божьи потребности.
 
146
Волшебство: подает мне женщина-волшебница мертвого орла. Я удивлен. Сейчас лето. Я говорю с волшебницей на Сретенке, московской узкой улице, и удивлен до нелзя.                                                                           

147
Иду по ньюйркскоской улице мимо магазинов. Захожу в один. Торгуют там всякой всячиной, но ничего интересного для меня нет. Что то останавливает меня. Я вижу маленькие фигурки от солдат до машинок. Вижу маленьких двух дам восемнадцатого века. Они сидят за круглым столиком из резного дерева и пьют чай. Зрелище великолепное, но я не могу подойти к ним, хотя очень этого хочу.

 148
Сижу в камере тюрьмы, в маленькой уютной, выкрашеной  в желтый цвет, табуретке.  Я не один. Сидит мой друг. Мне очень хорошо в тюрьме. Я никуда не хочу отсюда. Только мне вспоминать и вспоминать всю мою жизнь - девушек, которых я любил и всё, что было со мною.

149
Лето. Я в Горьком на Сенной площади, там где город кончается и становиться загородом. Оттуда идет дорога в Зеленый город - место в лесу, где я жил в детстве на даче, которую мы снимали. Воскресный день. Я гуляю по базару и смотрю на это интересное зрелище. Я хочу есть, а время пол четвёртого, поздновато для обеда. Я грущу по этому поводу и сон обрывается.

150
Сниться квартира в Москве на Малом Каретном. Квартира, где я жил всего то восемь лет с женою моей - первой Маргаритой. Я хочу сказать, что я плевал на это моё московское жильё, что я в Нью Йорке, но меня не слышат. Вот тебе московская квартира и разбирайся сам. Усек? А то, понимаешь, выкобенивается.

151
 Я на киностудии. Со мной ходит известный кинорежиссёр. Толкает дверь и мы входим туда где снимается кино. Комната метров тридцать с нормальным потолком, нормальными стенами, выкрашенными желтоватой краской. Я говорю ему что не может быть такого, чтобы здесь снимались фильмы, что комната слишком мала для этого. Он указывает мне на кинокамеру, которая стоит здесь, на стул и на маленькую штучку, что прикреплена к кинокамере. Я заглядываю в глазок и вижу огромное поле с травой, небо и солнце. Я удивлён. Он касается кнопки, я смотрю в глазок и вижу море, волны, небо над морем. Сон прекращается.

152
СССР. Я и мой друг сидим в комнате. Мы собрались ловить «Свободу» сквозь глушилки. У меня в руках приемник. Шнур куда то подевался.  Вот так штука. Вечер для нас безнадежно испорчен.

153
Москва, Цветной бульвар. Мы, с моей любовницей, спускаемся вниз с пятого этажа на первый. Всё это происходит в конторе, где мы отработали один год. Нас перевели вниз, на первый этаж. Что поделаешь. Раз им надо, то пускай переводят.
Мы на пятом этаже. Этажи высокие. На один этаж приходиться два в высоту.
Подружка моя идёт по лестнице между этажами впереди меня. Мы тащим с собой весь скарб нашего пребывания на службе, четыре огромных картонных коробки. Вдруг, там где лестница поворачивается так как поворачивается стена здания, я, под тяжестью ящиков, оказываюсь висящим над далеким, убийственным, каменным полом, на грани жизни и смерти. Я хватаюсь за перила и перебираюсь из воздуха на лестницу. Ящики падают вниз, но я то остаюсь живой.

154
Сниться мне моя Маргарита. Будто я говорю с мужем Тани Берестовой, с Максимом Браво-Животовским. Жена моя, любимая, рядом со мной. Мы все смеёмся. Над чем мы смеёмся не представлю. Сон веселый, чудо сон.

155
Еду в далекие края - за 12 дней поездом до Владивостока. Надо собираться. День солнечный, летний, московский. В небе ни облачка. Оно синее надо мной, такое, будто я падаю в него с Земли и не знаю: зачем я лечу в небо?

156
Мы с Ритой живём на улице Ошара на втором этаже. Квартира та же, в которой бывал я в детстве, в городе Горьком, в квартире матери и отца папы. Но квартира другая, вроде общежития. Рита лежит на постели и спит. Я на другой постели. Я жду, пока уйдут наши шумные сожители. Наконец они ушли. Я этого не замечаю. За окнами осенний день.   

157
После конфликта с моей первой женой пытаюсь наладить жизнь. Она трепещет. Старается всё не испортить. Я хожу на Малом Каретном сам не свой. Не знаю, нужно ли всё это мне или нет. Мы ложимся друг с другом в постель. Я замечаю, что на двери нет крючка, который даёт нам возможность быть вместе. Понятно, почему нет: бабка Вера Иванна вытащила крючок из двери. Она всячески старается навредить мне, не понимая, что этим вредит Маргарите.

158
Я шофёр в Горьком. Еду на старинном грузовике. Он раскрашен в голубой цвет. Я еду к детям с игрушками, раздавать их им. День отличный. Солнце. Лето. Остановился у светофора. Вижу, солдатик. Моложе меня. Смотрит на меня. Завидует. Я свободный человек. Он - солдатик. Едет он на современном грузовике и на тебе. Можно ехать. Он уезжает. Я стою как вкопаный. Моя машина не двигается. Народ смеётся. Удивлён и я. Нет чего то для меня. Я и стою.

159
День. Я лейб-гвардеец, на лошади перед царём на трибуне иподрома. Царь улыбается мне. Говорит что то одобрительное, повернувшись назад. Лаванда впереди всех. Первый круг. Вдруг она падает. Я встаю. Мундир в грязи. Царь хмуриться.

160
Сентябрь, второе число. Завтра мой День Рождения, то есть мне двадцать три года. Я влюблён в Олю. Я приехал к ней и не застал её. У меня семь рублей. Я иду к сумашедшему парню, который делает календари. Беру у него календарь за пять рублей. Ухожу. Оля появляется на улице. Я радуюсь встрече с ней. Говорю, что завтра уезжаю в США. Последняя возможность быть вместе. Надо поехать на автобусе с верхней части города к нам на час и всё. Она соглашается. Приехали. Входим в ванную. Мы голые. Сейчас это будет.

161
Живу на 6-ом этаже в общежитии. Там же живёт Оля. Делаю попытки к сближению с ней, она не хочет. Она холодна ко мне. Вижу как группа девочек идёт по лестнице на свой этаж. Вижу Олю. Ноль внимания на меня.

162
Группа "Аквариум" собирается ехать в Индию. Есть в группе маленький человечек. Он производит разные шумы на концертах. Смотрит он на Гребенщикова верными глазами. Я то думал что все в группе подсмеиваются над ним, ан нет. Он полноценный музыкант. Если бы его не было в группе она бы звучала совсем по другому, а она хороша с ним.

163
Прохожу по вагону в тамбур. Хочу курить. Вижу проводницу. Стройная, милая, но глаза наполны слезами. Говорю ей:
- Что плакать то? - Она смотрит на меня. Молчит. Я говорю ей, что она девушка  на все сто. Она потихоньку оттаивает. Спрашивает меня, я из Москвы? Я ей говорю - конечно. Ну это нас с ней устраивает и мы с ней идём в тамбур, курить, воображая, какая нас ждёт жизнь.

164
Мы с моим Горьковским приятелем в Москве на Малом Каретном. Он хочет в туалет. Я показываю ему куда идти по коридору в огромной коммунальной квартире. Коридор к выходу и коридор к уборной. Он ушёл. Звонок в дверь. Открываю. Девушка мне знакомая. Пьём чай у меня в комнате. Сказал ей что был у меня знакомый. Она знает его. Говорит что он приходит к ней по вечерам, ждёт когда она оденется и таскает её по ночной Москве. Она и я находим его очень странным. Сну конец.

165
Уезжаю из Москвы в Горький. Время около десяти вечера. Я в джинсовой куртке, молодой, горячий. Одна женщина просит марки, которые у меня в левом кармане куртки. Достаю их и даю ей. Она уходит в другую комнату. Я хватаюсь: билета на поезд нет.   Билет маленький, голубой, в точности такой, как в кино.

166
Нью Йорк. Я подхожу по Центральному Парку к Музею Метрополитен, который стоит на 5-ой Авеню. Деревья отступают. Я вижу что вниз ведут обрывы и громадные територии без деревьев. Подошёл к музею. Вижу глубокие лужи, в которых погребены отрубленные головы. Жуткое зрелище.

167
Мы с Игорем Чурдалёвым заканчиваем восьмой класс. Я, идя в школу, нашёл на улице презерватив. Он розовенький. Хотел выбросить. Подошёл к раковине. Пустил воду. Кондом стал прозрачным. Я его взял с собой и перед уроком русского языка опустил его в графин с водой, который стоял на столе у учителки. Он стал невидимым. Она пила из этого графина. Мы с Игорем укатывались от смеха на уроке. Урок кончился. Игорь упал на лопатки на парту и смеётся над ней, училкой - дурындой.

168
Мы с Таней Берстовой собираем в дорогу её чемодан. Чемодан не закрывается. Я сажусь на него. Она щёлкает застёжками. Он закрыт. У нас это ловко выходит. Завтра она полетит в Москву с этим чемоданом. Я отстанусь в Нью Йорке.

169
Сидим за столом в Райском Саду с Богом против друга друга. Я пью пиво из пивной кружки, Он - ничего. Я спрашиваю Его, почему Он не пьёт пиво. Пиво отличное, Божье. Он говорит мне, что Он Бог, что сидит со мной, потому что я Ему интересен, но Он духовен, а я нет. Он всё, а я - мёртвый человек и не могу ничего. Я понимаю это и пью ппиво, Он улыбается мне и исчезает.

170
День серенький. Я прохожу вдоль шахматных столов к главному гросмейстеру в этом клубе. Клуб такой же как Университет, в котором я учился филологии. Он понимает в этой игре, конечно, больше меня, а меня принимает за увлечённого игрока. Что ж, пусть так и думает. Я даю ему книгу по шахматным задачам, всю потрёпанную, без начальных страниц. Он просматривает её. Говорит что она очень ценная и возвращает её мне. Я говорю ему, что взял бы журнал с шахматными задачами, принадлежащими ему. Он говорит мне, что, пожалуй, можно. Плачу ему. Беру журнал. Иду к выходу, думая о том, что посмотрю его журнал, когда у меня будет время, а потрёпаная книга, явно, не по мне.

171
Спят мама с папой, а я расшумелся в нашей Горьковской квартире. Они спят как мёртвые. Я иду в большую комнату, где у нас стоит телквизор. Делаю меньше звук. Смотрю на часы. Сейчас времени час десять ночи. Я понемногу успокаиваюсь.

172
Зима. Время пол шестого. Я прохожу по улице Арбат. Магазинчики на Арбате. Ищу что нибудь интересное, но мне ничего не попадается. Всё та же дрянь. В одном магазине вижу маму и девочку. Девочка тянется ко мне, а мама против. Потом другой магазин. Выхожу. Иду на тролейбус который доставит меня домой. Очереди на тролейбус. Подъехал один и я вскакиваю в него. Ехать далеко, но я доеду на нём до Малогл Каретного, до моего дома.

173
Громадный магазин в Горьком. Я на первом этаже среди людей. Они взяли картонные ящики и возвели из них громадные возвышения. Сейчас будет концерт рок группы. Я полез на самый верх. Послушал. Мне не понравилось. Я слез вниз. Услышал голос: хорошо что он слез. Если б нет, тогда ему бы несдобровать.

174
Поезд. Я отдал билет проводнице, а она потеряла. Подходит ко мне и спрашивает билет.    Я говорю ей, что билет я уже отдал пять минут назад. Она не верит. Я вспоминаю, что у меня осталось от него талончик, по которому я сдал свой чемодан. Я достаю из кармана талон. Она смущается. Она симпатичная. Всё идёт у нас на лад.

175
Во Франции я с первой моей женой получаем убежище. Мы не любим друг друга, но развод сейчас невозможен, пока мы не осели здесь. Так и тянется наша жизнь во Франции.

176
Сон: вижу я что совершено не важно сколько у тебя голов. Может быть одна, может сто семьдесят четыре. Не важно сколько у тебя рук и ног, и даже крыльев. Всё относительно. Предположим просыпается гражданин в отеле. Он встаёт, когда половина его не встаёт. Она наслаждается сном, а он, сколько может прошёл в ванную и чистит зубы. Половина его за дверью этой ванной. Они не вошедшие играют в карты, кто в шахматы, кто сочиняет стихи. Потом он садится за стол и завтракает, а его головы обмениваются шутками. И так далее продолжается жизнь человека, приснившегося мне.

177
Вечер. Звонок в дверь. Входит мой приятель. Он из библиотеки. Я рассматриваю книги. Их три. Одна большая на английском, роман Джека Лондона, который я бы прочитал если бы он был на русском, а на английском я слабак. Вторая - очень старая, расползающаяся. Она о чём то интересующем его. Мне её не надо. Третья - Евангелие. Я говорю ему что попросил бы у него третью книгу. Он говорит мне, что пожалйста.
                 
178
Пять лет не был в Техасе. Приехал. Из газет узнаю что приятель разбогател, потому что я ткнул пальцем, а там нефть. Встречаю его и понимаю, что я прмахнулся.

179
Вышли из города негр с негритянкой. Они уходят отсюда, потому что белые люди против них. Мне их жалко.

180
Москва после майских праздников. Я прихожу на работу. Я зашёл так, а они работают. Я никак не ожидал этого. Дело пониже кинотеатра на Пушкинской. Я смущён. Одна девушка за меня, остальные вежливы и не больше. Я говорю ей, что нашёл часы. Она говорит, что ей всё равно. Подходит машина к месту, где мы говорили. Она говорит, что сейчас будет обратно и уходит. Я вижу за окном, что она на улице и говорит с шофёром машины, но я не знаю о чём.

181
Ленинград. У меня пропал плащ. Я бегаю по Невскому проспекту между каналами. Идёт дождь, а я то в пиджаке. Стыдно перед прохожими. Вечер. Небо выглядит как будто сейчас ночь. Время - начало девятого. Захожу с магазин одежды. Висят плащи. У меня нет денег. Я опять на улице. Думаю о маме. Она в Горьком. Я - тут. Она будет ругать меня. Понимаю, что это сон и усилием воли просыпаюсь.

182
Мы с Ритой живём в Бруклине, нанимаем уборщицу, молодую девушку. Она нам оставила кассету и ушла. Я ставлю её и - чудо. Она поёт так что из глаз моих текут слёзы, божественно. Она приходит к нам и я говорю ей, что она - чудо. День ей отработан. Она приглашает нас к себе. Мы едем, входим в её квартиру. Две комнаты лучше чем у нас. Мы смущены и сон обрывается.

183
Поэтическая студия в Нью Йорке. Там все: Грицман, Гандельман, Машинская, все прочие. Воседает Лариса Шенкер. Огромный стол во всю длину большой комнаты. Встаю, подхожу к курящим членам. Хочу обменять сигарету на другую. Нет, не получается обмена. Выхожу из клуба поэтов на улицу. Солнце, день. 

184
Советская эпоха. Я на улице Горького, в книжном магазине. Книги тут настоящее советское дерьмо. Я смотрю на тиражи и они по 300,000 экземпляров. Я удивляюсь: зачем столько издают, если полежат они, полежат годика 2, а потом они пойдут под нож.

185
Погиб человек от пули. Меня приглашает братва на отпевание его. Спрашивают, ведь я всё видел. Они хотят мести, я понимаю, что будет, а будет мочиловка.

186
Учусь в университе. Знакомлюсь с Шиллером - потомком. Дружим. Девушки в восторге. Я обещаю их познакомить с Шиллером.

187
Выхожу в Парке Культуры и Отдыха и вижу Лёшу Астрахана - друга моего 80-ых годов. Я рад этому, он тоже. Мы не виделись 25 лет.

188
Англия. Сижу в библиотеке. Суббота Двое, женщина и мужчина. Читаю английские журналы. Натыкаюсь на статьи о фашистах. Я беру журналы и подхожу к ним, к этой паре. Спрашиваю, можно ли мне взять их? 
- Пожалуйста. Берите. - Она улыбается мне. Я беру журналы и ухожу.

189
Я - Маяковский. Влит в него. Мне 37. Я знаю что в апреле 14-ого числа моя смерть, но ничего поделать не могу. Такова моя грешная судьба.

190
Я живу в Риме. Италия начинается на площади Ногина. Все ушли - 5 человек из СССР. Я хочу тоже. Вдруг слышу русскую речь. Выглядываю. Девушка говорит своему парню, что она сейчас, только закроет киоск с безделушками. Смотрю на неё. Парень ждёт неподалёку. Говорю что и она из СССР. Она реагирует отрицательно. Я вхожу в её каморку. Безделушки для туристов, дрянь для них. Выхожу. Она закрывает свой киоск и уходит. Я собираюся повеселиться этой ночью. Вспоминаю что в кошелке 1100 баксов. Надо 1000 оставить в ящичке для денег, 100 с собой и я готов к яркой жизни в Италии, которая начинается на площади Ногина.

191
Я студент, скрипач. У меня роман с дочкой роскошного преподавателя консерватории. Мы собираемся под венец. Разговор о неделе и - свадьба. Сегодня слушают. Я перехожу к нему, к роскошному преподавателю. Встречаю студентку, которая влюблена в меня и говорю ей, что женюсь на дочке преподавателя. Та смотрит на меня глазами полными слёз. Звонок. Я иду к роскошному преподователю.

192
Лежу на пляже. Против меня девушка, очень красивая. Я понимаю это и решаю, что на будет моей женой.

193
Я на корабле, который плывёт в Атлантический океан. Подходит мужчина ко мне и говорит, где бы ему закурить? Я говорю, что пожалуйста, хоть здесь. Курим. Смотрим на дельфинов. Зовут на обед. Мы пришли с ним в ресторан. Садимся. Пепельницы на всех столах. Мы закуриваем. Туман над океаном.

194
Девушка с которой я переспал в Москве и это было незабываемо: напились вина, опьянели и бухнулись в постель. Было после того как мы у библиотеки Ленина, где были на демонстрации, потому что хотели уехать из СССР в США, так вот, она приснилась мне в Ладисполи - Италия. Я был у неё. Она была в ступоре, потому что её не пускали ехать в США и она, по моему, сошла с ума. Во всяком случае она была не в себе. У неё был парень, который был явно влюблён в неё. Он сопровождал меня ненавидящим взглядом. Она молчала, тупо уставившись на меня. Я ушёл, жалея её и понимая, что парень не отдаст её мне. Зачем я ей я не понимал и было жутко у неё.

195
Сниться не Нижний Новгород, а Горький. Иду по улице Совнаркомовской к моему дому и вдруг остановился, как вкопанный - вижу очаровательную девушку. Начинаю с ней разговаривать. Чувствую через некоторое время что мы друзья и оставляю ей свой телефон. Я держал её за руку. Погода была сквеной. На улице потемнело. Она говорила со мной в платке. Я отошёл от неё, но вспомнил что завтра не буду дома, хоть и сказал ей, чтобы она звонила завтра. Вижу её. Она входит в дом. Я за ней. Длинный коридор скверно освещённый. Она входит в квартиру. Я за ней. Вижу двое мужиков. Один играет на гармошке. Второй сидит на кровати. Она сняла платок и сидит на стуле совершенно лысая. Я отшатываюсь от неё и бегу по улице к моему дому.

196
Я в Горьком. Звоню Мише Слугину. Он дома. Зову к себе. Объясняю что я уже другой, что полтела не работает. Он молчит и говорит, что сейчас будет. Звонок в дверь. Он входит такой же как прежде, а я много старше его. Он протягивает мне алые розы и я просыпаюсь.

197
Горький, лето к осени, августовские дни. Часов 6. Сквер у университета словно выбритая щека. Деревьев нет. Зелёная трава до Кремля и это странно мне.
Я в университете. Сижу в аудитории с моей первой женой, Маргаритой. Аудитор ведёт нас выпить водки в буфет. Клуб поэтов. Маргарита читает мои стихи обо мне и мне стыдно перед невеждами, которые смеются. 

198
Ночь. Мы с женщиной в машине. Я влюблён в неё. Она хочет домой, я её удерживаю. Говорю ей о любви, она не верит мне. Время 3 часа и наконец она соглашается со мной. Я счастлив.

199
Москва. Я подхожу к дому на Малой Каретной и прохожу во двор. Здесь жизнь - дети в песочнице, взрослые люди играют в домино, сидят, курят, разговариваривают. Женщины шушукаются и сидят отдельно. Я разведён с Маргаритой. Дом предназначен на слом.
Две блондинки смотрят на меня. Я вхожу в подъезд и поднимаюсь по лестнице в квартиру. Вхожу. Свет горит в летний день. Никого нет. Я выхожу из дома, их нет. Я дохожу до Пушкинской, перехожу на ту сторону и вижу девушку, некрасивую брюнетку, сутулую. Сажусь с ней, но мне неинтересно. Думаю о двух блондинках, которых встретил в своём дворе.

200
Осень в Москве. Иду по ремонтируемой улице со стороны Садого Кольца к улице на которой распожен Цирк. На ней ещё бульварчик маленьки в одну аллейку. Встречаю молодую, нравящуюся мне женщину. Она милая, но чужая жена и ухо с ней надо держать востро, или расскажет мужу, а тот обидиться на меня. Пойдут разговоры по знакомым и будет нехорошо.
Улица дымиться от сварки. Я говорю что я поэт. Она удивлена. Сразу делает мне предложение: сегодня вечером почитать стихи, а она обзвонит всех знакомых и люди придут. Я говорю - хорошо. Добавляю что я поэт особый, может и гениальный. Я соображаю, что пишу я стихи на компьютере, черновиков не имею, стихи не помню и иду с ней, не зная что ей сказать. Ах, нет. Возьму компьютер и почитаю из него. 

201
Яркое солнечное утро. Я у своего университета, в скверике, сижу на скамейке. Подходят студенты, садятся на скамейку, курят. Я старше их и понимаю жизнь, они ничего не понимают, они же молодые. Я говорю им, что прожил жизнь и теперь я один. Как - удивляются они. Я говорю им: дочка далеко от меня, жена умерла и я, волей неволей, один. Один из студентов раздражается, резко встаёт и ходит туда - сюда. Я говорю что это неизбежно, что счастливы вы в молодости, а потом всё обречено на крушение..

202
Ночь дёрганная, с просыпаниями. Я в гостях. Замечаю что моя подружка ушла. Вхожу в комнату рядом и вижу, что там все голые - юноши, девушки. Все в постелях. Наблюдаю это зрелище и ухожу из этой квартиры.

203
Я на практике. Солнце, благодать. Надо ходить на завод, а мне не хочеться. Там грязь и стучат так, что здесь слышно. Я иду домой. Пусть там кипятятся, я решил: домой, правда далеко, но надо идти домой.

204
Осень, Москва. Я стою. Сам я в Москве полгода, но папспорт у меня горьковский и меня должны удалить из Москвы в Горький, куда и положено. Я наврал им, что я москвич. Стыдно, но что поделаешь. 

205
Я вступаю в сумрачный шумящий лес. Небо исчезло. Лес говорит, но я не понимаю его, только мне кажется что мы с ним братья.

206
Я получил свою дочь из рук, которые ненавижу. Хотя я не знаю, кто это такой. Но он человек, который правит страной. Не президент ли он я не знаю. Дочь умирает на глазах моих. Ночь. Мороз. Свистит ветер и несёт снег за дверью дома. Дом не знаю чей, но я в нём. Я смотрю на неё, она угасает на моих глазах. В доме холодно. Я укутал её в жёлтый тулуп. Она подышала, подышала и умерла. Я проснулся.

207
Я молодой. Италия. Расстаюсь с девушкой. Она итальянка, с потрясающими формами, черноволосая, с жгучими и тёмными глазами, девушка - атас, но у неё ничего нет ко мне, а у меня к ней. Она просто хотела бы выйти замуж, потому что она девушка, а все девушки бояться, что пройдёт юность и конец мечтам о замужесве. Она дивная и дикая. Ничего не может нас сблизить.

208
Англия, Лондон в 1914 году. Я хожу по кабнету, курю отличную сигару и диктую то что мы возьмём с собой. Против меня очень молодой человек записывает: 1) Одияла. 2) Спички, которые горят одну минуту. 3) Свечи и т. д. Он смотрит на меня с обожанием, потому что мы летим на Северный полюс спасать его дядю. Ни малейшей илюлюзии, что мы не справимся с этим у меня нет.

209
Италия. Я подхожу к красотке американке. Она за столиком. Только что поела. Я обнимаю её. Она не против. Говорит что пойдём и подмигивает мне. И тут я понимаю что у меня нет денег и что мне стыдно перед ней. Хотя, почему стыдно? У меня были две любовницы: француженка Марион Брюнель и голандка - Велемин оп ден Орт. Я был с ними и ничем они отличались от остальных.

210
Сниться урок на физкультуре в школе 49. Наша Наталья Степанна командует нами:
- Раз - два - три - четыре. -
В свисток посвистывает. Мы бегаем по залу. Бежит Наша Зеленова и я. Она бежит как женщина, то есть не так как я - мальчик и я вижу это. Мы переглядываемся и она, и я взвиваемся под потолок. Видим как внизу бежит наш класс и слышим:
- Раз - два - три - четыре. -
Я тянусь к ней, она ко мне и мы целуемся, слыша как внизу командует:
- Раз - два - три - четыре. - Раз - два - три - четыре... Нас ожидает смерть.

211
Я взял лодку на реке и катался на ней весенним ярким днём. Река была с быстрым течением. Причалил на песке и уснул, а лодка уплыла вниз, видно я не вытащил её. Проснулся - и в воду, плыл - искал лодку на реке. Увидел её и влез в неё. Поплыл в назад. Увидел большое судно, причалил к нему и вижу женщину на палубе. Она смотрит на меня. Ростом она маленькая. Душ вынесен на палубу. Она снимает платье, моется под душем. Я вижу, что ножки коротенькие, а тело нормальное. Я снимаю одежду и тоже помылся. Мы поплыли в лодке, выбрались на песок и лодку подняли повыше. Сели. Я не показываю ей, что удивлён тем что тело большое, а ножки маленькие. Она начинает целоваться со мной - и я проснулся.
 
212
Пьяный народ в Москве игрет на гармошках в трамвае, в праздник.

213
Я физик. У меня бородка. Я выбран среди всех физиков на высший пост страны. Удивляюсь этому.

214
Расстрел в длинном коридоре. Я прохожу между ними и стеной и ухожу за дверь, которых множество вдоль стены. Лица я не помню, но, наверное, они заслуживают расстрела. Я стою за дверью, а выстрелов не слышно и не слышно.

215
Я поднимаюсь над Землёй и вижу в черноте космоса бабушку, дедушку, отца в шляпе и с "Беломорм". Я удивляюсь. Подо мной Земля - Америка уплывает и приближается Европа. Папа машет мне и они тоже. Бог летит мимо. Где же мама? Её нет. Я смотрю и вижу её под собой, понимаю это и лечу к ней. Нью Йорк. Океан, берег... Я просыпаюсь.

216
Выступаю перед слушателями поэзии. День, часа 3. Дело идёт туго. Читаю из книги "Другое небо". Дошёл до стиха, где описано убийство. На самом деле я не писал таких стихов, но я читаю их во сне. Отрываюсь, говорю: - Как? А вот как - раз и по горлу. - Люди в испуге. Говорю им, что так и происходят убийства.

217
Я прохожу по второму этажу нашей школы, только я давно её окончил. Захожу в классы, а там незнакомые мне люди, взрослые люди. Подхожу к зеркалу и вижу в нём отражение, но это не я, а актёр, француз, Лино Вентура. Я удивляюсь, потому что понимаю, что отражение его, но это я, каким я себя знаю. Это бред, думаю я и прохожу дальше.

218
Класс, зима, за окном синее, тёмное. Я влетаю неудачно, выхожу. Второй раз - учительницы нету. Сажусь. Новый Год сегодня.

219
Год прошёл как песня спета. Я смотрю на этот год, замечаю что поэтов двадцать семь, они смотрят вперёд. Неужели это их приковывает их взгляд. Будет год, потом на этот не посмотрят. Целый ряд годов движется неспешно.

220
Женщины, все голые, стоят в очереди перед дверью, за которой один я. Они ругаются между собой. Кто войдёт? Я не хочу их, но вынужден трахаться с ними.

221
Вбегаю на второй этаж, вхожу в квартиту. Всё изменилось в ней. Во первых - она другая. Всё белое в подъезде, белая лестница, стены. Я  е узнаю её. Второе и главное - всё по другому. Иду по ней всё дальше и дальше, по тёмному входу и дальше - дальше...

222
Я собираюсь переехать в Москву. У меня в гостях одноклассница. Я ищу телефон в Москве и не нахожу. Тетрадка на которой я нарисовал цветок куда то делась. Что же делать? Идея: когда я буду там я позвоню ей и скажу, где меня найти. Девушка мне нравиться и то ли ещё будет.

223
Кошу от армии. Со мной женщина, я влеблён в неё. Сидим за прикрытием скалы на дороге. Танк - и я перебегаю дорогу. Танк задел меня, но не легко. Мы радуемся. Я спасся и от армии тем, что танк задел меня.

224
Иду по улице парижской и вижу что над ней рука, огромная стоит идвижет народом. Мне издалека всё время машет. Я в смущеньи и вижу - предо мною цирк. Вхожу в него. Беру билет. Представление. В зале дети с родителями. Все шумя, ждут. Выходит дама с собаками и делает фокусы. После дрессировщик с тремя тиграми. Выходит третий человек в маске. Распиливает женщину. Устремив взгляд на публику, он останавливает его на мне. Я встаю и схожу к нему. Он смотрит на меня и на мне вспыхивает одежда - он же её гасит взглядом. Я смущён, а он пожджигает пространсво вокруг меня и гасит. Он делает это легко, а я не могу.

225
Съехались милиардеры - те кто наворовал. Бал ворюг всю ночь с похвальбой часми, машинами, виллами по всему миру. Зрелище мерзкое.

226
Я и Генис - объятия и уверения в том что я всегда его увужал. Из глазок его голубых бегут слёзы.   

227
Летний день. Солнышко. Сидим на скамейке в парке Нью Йорка. А рядом кто? Моя жена. Мы говорим о медицыне. Я говорю что сейчас не то что было раньше. Сейчас Деблазио, а был Джулиани. Вот при ком было отлично, а сейчас хуже и хуже с кождым годом. Она соглашается со мной.

228
Вижу как ловят женщину. Командир требует от неё подписать, что её действительно поймали. Я одет как полицейский и мне это протвно.  Я понимаю, что ей конец, сделать надо что то и... я проснулся.

229
Я в Дании 17-ого века. Бросюсь к Гамлету. Он умер. Опаздал.

230
Вознесенский во сне.

231 
Я говорю с трибуны перед людьми, что Пушкин был поэтом, с которого я беру пример, что язык у меня острый и семь человек обслуживает фейсбук.

232
Романс потрясной девушкой. Живём в Москве. Она поругалась с моим соседом, который был нормальным, но я ошибся в нём, он - самое настоящее дерьмо. Мы переходим на площадь и тут он разбудил меня, что очень жалко.

233
Спрашивают: - Что я буду делать с девушкой? Ответ: - Найду другую.

234
Ко мне ворвался человек, которого я ненавижу и начинается борьба. Он сильнее меня, но он видит ненависть в моих глазах, ухмыляясь. Перед тем он приникает к окну и долго смотрит в него. Он уходит. Я смотрю в моё окне и вижу женскую баню. Смотрю в окно, будто в неприличном кино.

235
Продают энциклопкдию. Я заглянул в неё. Некие псевдоучёные пишут разные слова. Слово дашист? Похоже на фашист. Прочитал, понял что это дрянь и бросил ими интересоваться

236
Быт двора короля Англии. Сижу в калодках. Подходит тот, который поймал нас сетью. Спрашивает имя. Я назвал себя. Грозит мне повешенье. Я говорю что пригожусь двору его величества и уговариваю его. При дворе детский садик. Мужчин пускают к девушкам, накормив их любовным зельем: семьи, а кто живёт так, лишая себя всего. Вырастут дети и будут слугами и защитой короля. Рождается ребёнок - трубят трубы в его честь и 100 монет золотом его маме, что привлекает мужчин. Служба пуделей.

237
Выступили 2 поэта. Я видел это по ТВ, а потом во сне.

238
Сон в котором вхожу в свою комнату и вижу свою постель. На простыне вижу стихи, вглядываюсь - мои. Смотрю - Боже мой - везде они - на окнах - на столе - везде.

239
Улица не такая как моя. Домики на одну семью. Зелёная трава под ногами. Дом наш маленький, но это мой дом. Наступает на меня Лёва с ножом - ухмылка до ушей. Я стою и смотрю на него. Правая рука моя висит неподвижно, двинуть её я не могу. Он подошёл - и я хватаю его за руку, в которой нож. Он испугался. Я выкидываю нож далеко за его спину, поворачиваюсь и иду к дому, опасаясь что он всадит мне нож.

240
После гулянки натыкаюсь на дедушки подсвечник.
241
Я корреспондет ньюоркской газеты "Нью Йорк Тайм". В Китае прохожу по тюрьме с её начальником. Он говорит по английски. С ним его офицеры. Вхожу в камеру. Я вижу 3 человека, у которых отрублены кисти рук. Они курят и улыбаются. Он доволен их видом, но не я.

242
Я и Бог. Он обыкновенный старик. Сидит в ночной рубашке и колпаке на кровати, я на стуле. Говорит, что пришло время мне появиться на Земле. Тут примешивается мысль о Гитлере. Гитлер начал войну ночью, когда Бог спал. В Раю я пробыл 500 лет, хватит. Я  спрашиваю Его, в первый ли раз я отправляюсь на Землю. Он говорит что всегда, но сейчас я больше не был на Земле, ибо Он устал и забывает о чём то. Спрашиваю: я один? Он говорит - нет. Отправляет отсюда, а завтра на Землю. Сейчас Он ложиться спать.   

243
Я иду с полковым командиром перед выстроенным полком. Он говорит мне, что если солдат попал куда нибудь, где вода отравленная или плохая, он берёт порошок и сыплет в отрвлевленную воду и пьёт её.

244
Я в большой комнате, где собираются поэты в городе Горьком. Сидит председатель поэтов. На вопрос, как я начал писать стихи, я отвечаю: - Просто - стал писать их в 14 лет весной и пишу всю жизнь.

245
Ищу весной и не нахожу в ньюоркском музее друга - этажи - лифты - его нет. А на берегу Волги машут мне виоланчелисты.

246
Ко мне подходит тоненькая девушка и говорит, что меня любит. Я понимаю это как шутку Бога. Смотрю на небо. Возникает цирк. Девушка смотрит на меня из под купола цирка и манит меня. Подо мной - это же сон - надувается простынка и я лечу к ней.

247
Сон о передаче "Вслух". Горят лампочки. Сидят два поэта - Манделштам и Пастернак. Они читают стихи на равных. После выходят юная Цветаева. Маяковсий с Гумилёвым.

248
Я римлянин. Мне 18 лет. Я украл мопепед и расскатываю на нём месяц. Вдруг меня ловит владелец. Полиция. Тюрьма. Зовут отца. Он уважаемый врачь. Меня отпускают с ним. Через неделю мопед продают со всеми прибамбасами. Я в зале. Я беру мопед. Сбылась моя мечта. Деньги у меня были некоплены. Зачем я это сделал? Не Божье это колдовство?

249
Я вижу КП и ударяю по клавишам и - о Боже - я ошибся. А КП смотрела на меня моя жена. Всё в КП помутилось и исчезло.
250
Трескуячие морозы в Горьком. Из дома в вечер выхожу, встречаю даму. Разговор. Она предлагает прогуляться, а то холодно. Я предлагаю в садик на Оке, она говорит что пройдём наш квартал и ватит и мы идём с ней, а я не люблю её и она меня.

251
Живу на втором этаже общежития в каком то европейском городе - в Париже. В окно серый день, дождь. Был внизу, где были разборки, но ничего серьёзного. Вхожу в мою комнату и вижу двух оболтусов. 

252
Стоит народ среди железнных загонов, которые ставятся если очень много людей. Безумствует человек в пальто, который палкой бьёт людей почём зря. Все бояться его. Он сумасшедший из Америки, наш человек, который не адекватен. Милиция ничего не делает.

253
Поднимаюсь по лестнице вверх. Иду, очень трудно. Фееррверк гремит. Впереди счастье или нет? Я взойду и увижу город. А какой я не знаю, может Париж, может Калькутту.

254
Проношусь на электричке сначала над рекой, после посёлоком из дачных домиков. Перед каждым домиком ванная. Садись и пиши. Но моего домика нет. Все пишут, а я - нет.

255
Я стою на огромной женщине и гляжу оттуда на Москву. Вижу улицы, площади, дома и удивляюсь, как это может быть. Не сон ли это?

256
Россия всё время скатывается в состояние позорной державы, которая начинает как терпимая, а потом - убийства, воровство и ужас. Путин и Медведев и другие экземпляры и есть постоянные типы русской власти.

257
У меня званный вечер. Собрались гости. Я подхожу к письменному столу. Он накрыт одеялом. Я к своему удивлению вытаскиваю из под одеяала трубку в руку длинной её мунштук. Все в комнате удивлены.

258
Звонок из Парижа ко мне в Нью Йорк. Звонит Флора. Я удивлён. Ялюбил её в Москве. В Париже курили марихуану. Она не звонила мне очень давно, и сейчас звонит, когда Маргарита умерла...

259
Я живу в Париже, читаю книгу Джойса и вдруг поражаюсь фразе, которая блеснула мне. Вхожу в книжный магазин, потому что знаю, в нём работает человек, знающий всё. Там скопились магазины со спецификой книжных находок. Они ходят к друг другу и говорят о находках, о том, как один или другой автор, походя, роняет драгоценное словцо. Он смеётся и говорит, что это фраза из романа Джойса. Переведена она змечательным переводчиком. Я понимаю, что читать надо внимательно, а то пропущу перлы.

260
Трамвай бежит по рельсам в никуда. Внизу под нами чёрная вода. Я стою у кабинки ведущего трамвай, думаю о жизни. Всё идёт к чёрту, а мне грустно. 

261
Она как бы из фильма "Амаркорд". Парни тянут её в кусты, занимаются любовью. После идут вместе, положив руки на плечи один другому и смеются. Я хочу их наказать, но это сон.

262
Я профессор в американском университете. Вечер. Я сижу на диване, читаю работу какого то студента и понимаю, что скоро умру здесь, в америке, как и все. Мне грустно. Родина моя далеко.   

263
Поступаю в универстет. Влюбился в девушку, которая тоже поступает, но она, кажется, не любит меня, а я всё сделаю для нашей любви.

264
Уезжаю из Дома Отдыха. Все собрались, уехали. Я иду на дорогу к городу, где я живу, только приходиться блуждать, пока я не выйду на дорогу, где я надеюсь поймать машину до города. Как мне выйти на дорогу? Она идёт рядом с рельсами. Я найду её.

265
Прошла неделя с маминой смерти. На восьмую ночь под утро вижу я сон. Будто стою я у дома хосписа с моею женой и радуюсь - мама оказывается не умерла, а полежала и сегодня встала. При чём встала на ноги бодрая и помолодевшая. Мы сейчас пойдём гулять все вместе по солнцу к морю. Вот вот она выйдет из здания и мы пойдём к морю.

266
Баня мужская. Вход и видно сидения, шайки, вода из кранов на стенке. Моюсь один. Скоро её закроют. Рядом такая же для женщин. Я мужчина и делать там мне нечего, но мне охота туда попасть.
   
267
Я с девушкой в каком то парке. Теряю её. Ночь. Встречаю другую девушку. Садимся на скамейку. Я ей рассказываю, что преночевал здесь, потерял ту, первую и чувствую, что девушка хочет ко мне в пустую квартиру. Ну и хорошо, что хочет. Встаём и идём на метро.

268

Страшный сон. Война, 1941, осень. В город вошли немцы. Я дома. В руках повеска: завтра в комендатуру, а я еврей, значит мне конец. Я буду отправлен в Дахау. Выбегаю на улицу.   Я не знаю что мне делать - решено - бегу из города и думаю: где, к  подери, партизаны? Найду их, обязательно найду.

270
Вечер, мама, я, девушка. Зашёл разговор о красоте. Я говорю об Оле, никто не понимает меня.

271
На нотах напечатана мои стихи. Пегас - мой конь, на котором был Творец, но это мне нравиться, потому что Бог стоит за ними.

272
Я отстаю от поезда, а это срашное захолустье в Америке. Поезд будет через 3 дня. Дорога то одна и машин нет и в помине. Захожу в один дом. Вошёл - там хозяйка и пятеро детей. Мужа нет. Она выдаёт мне кусище вкуснейшей салями! Я понимаю, куда я попал и мне стыдно за то, что думал об этом доме.

273
Сидение в литературном клубе Нью Йорка. Вдруг Гандельсман хватает себя за низ тишортки и стаскивает её с себя, накрывает свою бедную головушку, когда девушка-поэтэсса читает свои стихи. От неё идёт аромат духов. Она кончил, Гандльсман стаскивает со своей головки тишортку и мы видим его бледное лицо. Дышит он с шумом паровоза.   Он отстрадался, пока поэтэсса читала свои довольно приличные стихи.

274
Слоняюсь около школы и встречаю девушку.Там идёт торговля всем и вдруг - она - крассива, умная, голая среди всех. Я подхожу к ней, она смотрит на меня и - исчезает. Я в отчаянии, ищу её и нахожу, набрасываю на неё пальто и веду её из этой толпы домой. Вижу отца. Он под нашим окном на приставной лесенке, чинит свет и слезает вниз. Я говорю ему, что девушка будет жить со мной. Он смотрит на неё и молчит.

275
Ночь в Москве на площади Ногина. Я пытаюсь выйти из здания и не могу. Все двери запеты. Ярко освещён первый этаж и сидят женщины за столами. Я подхожу к одной и говорю ей. Она удивляется. Всё это жутко и напоминает революцию 1991 года.

276
Живёт у меня папа в Москве. Он мне говорит, что сегодня мы пойдём на Таганку. Мы садимся в такси, приезжаем. Там очередь. Все с номерами. Ночуют и устраивают перекличку. Отец говорит что он из Горького, что он врач и приехал на спектакль. Отец подходит к дверн театра, стучит. Выходит человек и отец рассказывает ему что он врач. Человек ведёт отца. Отец затворяется с актёром. Проходит пол часа и он выходит ко мне с билетами на сегодняшний спектакль. Он сияет, я удивляюсь, что он так быстро получил места в зале.   

277
Пришла в гости нравящаяся мне женщина. В разговоре с ней я понимаю, что она не моя, но она говорит мне, что будет вечеринка и там 37 женщин ожидают меня, а я один на такое количество женщин. Я понимаю, что она то не моя, но столько - будет чем заниматьться. Одну женщину введу сюда.

278
Всё перемешано во сне.  Во первых я прихожу на квартиру в Москве и ложусь спать, а квартира горьковская, квартира бабушки и дедушки, хотя они не ездили в Москву, а я был в Горьком, пока они жили. Во вторых я проснулся поздним вечером, понял что вечер и пытаяюсь выйти на улицу. У меня двое ключей от их квартиры и моей, я выхожу, но квартира не запирается и я вхожу обратно, нахожу ключи и выхожу из неё, а на улице ясный день, время около двух. Я вышел на московский бульвар и попадаю на базар. Он закрывается и я вижу животных - белки, барсуки, куницы. Все они сонные, не такие какими они в природе. Я смотрю на них, понимаю что меня ждут бабушка и дедушка, что мама и папа тоже удивляютя, что меня нету и - сон обрывается на этом месте.

279
Я с Ритой в Севастополе гуляем у моря. Мы поругалсь. Я вижу что можно искупатся здесь, но мне нужно быть в Горьком через три дня. Я вижу что большущий камнь отделяет нас от купания и мы перезаем через него. Вот и всё. Мы рады, хотя то что мы расстаёмся на время огорчает нас.

280
Готовлюсь к перееду на новую квартиру. Там, где я живу, нехорошо. Сосед дрянной человек - американец - стукач. Квартира, что я получаю, хороша, но есть проблемма с ТВ. ТВ я отдал хоум аттенденту и я не знаю, как мне поступить. Была не была, я поеду на новую квартиру.

281
Прибиваю ковёр к стене на старой кв., в доме из красного кирпича. Стенка загибается. Отец снизу подо мной, а я никак не могу прибить ковёр.

282
Поздний вечер в московском ресторане "Метрополь". Я сижу там и вижу, что тут публика с наколками, одни бандюги. Вдруг они по тайному знаку начинают стелять друг в друга, а  за столами сидят переодетые менты в багровых пиджаках и наблюдают за стрельбой - ждут пока не кочиться буча. Я смотрю на это, как заворожённый.

283
Я поспорил на улице и выиграл попугая. Принёс его домой. Вечером пришла ко мне девушка. Мама поговорила с ней и ушла на кухню делать котлеты, а девушка кормят его ломтиками мяса. После накрыла его одеялом, ведь в доме холодно, осень, октябрь. Я говорю что мне надо встретиться с человеком, что это займёт минут сорок, после чего я сразу домой. Я вышел из дома, где жил в Горьком и вижу скворечники, которые лежат на тротуаре. Я посмотрел их. Кто же их выборосил? Взял скворечник. Он побольше прочих, встретился с парнем и быстро вернулся, счастливый.

284
Двор солнечный дома в Горьком. Я собираюсь купаться, но что то пошло не так. Если я пойду начальсво уволит меня с работы. Кент доложит им, что я ушёл купаться, а работы нет в Горьком. Погода неуклонно портиться. Время - к двум, то есть поздно, да и заметят, что меня нет и дождь будет.

285
Москва. Телефон передо мной. Входит почтальёон в позолоченном костюме. Даёт мне пакет из наплечной сумки. Я вижу дорожку, оказываюсь на ней и бреду в юность.

286 
Умер большой поэт, читаю в газете. Горе. Я осознаю его, но не знаю, как я буду реагировать.

287
Сон о том что вижу, как мне звонят в дверь и приносят тельняжку. Я надеваю её и оказываюсь в море. Моя квартира ичезла. Я сажусь на кресло и я удивлён тем что произошло.

288
Cон о Англии. Девочки, годков 14, на Британском ТВ. Закончен конкурс, за которым следили все. Объявляют места. На первом девочка, которая съела мочалку...

289
Осень. Вечер. Вхожу в дом в котором я жил. Пытаюсь открыть дверь. Она старая. Ключь не действует. Толкаю - дверь открывается. Запустение. Вхожу в комнату, диван и книги. Беру одну - Вийон, следующую - Пруст 30-х годов. Я думаю кому это нужно, всё можно читать по компьютеру. Посуда старинная и дорогая. Шаги за дверью. Входит рабочий. Говорит, бери что хочешь. Молчим. Сон обрывается.

290
Комната в которой я живу, только огромная. Вхожу в неё и вижу - люди. Выгоняю и снова новые люди. Выгоняю и снова, и снова. Так бесконечное количество раз. Я делаю над собою усилие и просыпаюсь.

291
Я еду в поезде. Сидят вокрг меня мама и папа. Напртив бабушка и дедушка. За окнами пейзаж обыкновенный - лес, потом поля. Мы смёмся потому что смерти нет. Нам что то наболтали о ней.

292
Я на юге у моря. Денег нет. Хожу по посёлку, нигде не прошусь на работу и лучшее дело - просыпаюсь.

293
В коммуналку вселили новую семью - муж, жена с сыном. Он говорит что они встают в 6 часов. Я не знаю, что я буду делать в изменившейся квартире..

294
Женюсь на красивой девушке. Её родители согласны. Мы работаем в огромной библиотеке в 10-ть этажей и знаем, что с нами работает убийца, который всем известен, но его не сажают, потому что нет улик против него. Однажды я напарываюсь на него и он понимает, что цель его это я. Девушка исчезает. Я ищу её по всем этажам и не нахожу. Ну что ж, беру нож, иду, готов к встрече с убийцей.

295
Снятся мне чудные стихи. Просыпаюсь и их не помню. Остаётся снова впасть в сон и они появяться.

296
Москва, Малый Каретный. Зашёл туда, посмотрел письменный стол в ящиках мои стихи. Пошёл на кухню. Вроде всё. Жены первой нет дома. Я уезжаю в США. Жалею её, но еду. Соседка смотрит, как я уезжаю. Я её считаю дрянью. Она уходит из кухни.

297
Сниться что я и Маргарита рассматриваем книгу о художнике. Она просит меня показать его, я даю ей книгу. Она удивляется: - Вот он какой, с бородой и весёлый.

298
Мне снились вошебные сны. Я первом плыву в океане с компанией владеющей этим судном. На палубе бассейн в котором плавают рыбы. Капитан подводит меня и я вижу рыб. Они важные. Он говорит мне, что я выбираю и будет отличное блюдо. Сон сменяется. Тут в моей комнате я вижу себя с белкой. Мне жаль её, но что я могу сделать для неё? Сон сменяется - я вижу себя, тоже волшебного. Раз - и я исчезаю, два - я появляюсь, но я никак не проснусь из этого сна.

299 
Сон о доме.

300
Смотрю как сушатся мои плавки. В школу идти не хочу. Сушатся на верёвке в нашей кухне. А там идут уроки, ждут меня, но что то отгораживает меня от всех. Что я не млгу понять, но что точно.

301
О маме, мне, метро, печени. Начинается в метро. Не могу войти. Вхожу после объяснения. Вижу маму с печенью. Сон обрывается.   
302
Лежим с Марго. Я беру медведя. Он без глаз. Говорю ей что соседи, наверное, жалнют нас. Говорю ей что надо пойти на выставку и украсть глаза. Она идёт и делает это.

303
Я мальчик из 8-ого класса. Зима, луна в чистом небе. Я еду на автобусе на урок английского. Вдруг понимаю что ехать не надо. Английский есть, еду и деньги трачу, хотя сам бы мог. Схожу. Сугробы. Милиционер в отдалении. Доберусь до дома сам и больше не пойду на английский.

304
Мы с Олей гуляем в Москве ночью. Осень. Я останавливаюсь и говорю ей, давай жить вместе, я хочу чтобы ты стала моей женой - решай. Она потрясена. Стоит и смотрит в асфальт. Мы решаем самую простую вещь на Свете. Я закуриваю и смотрю, а её нет со мной. Она куда то подевалась. Я ищу её, а её нет. Видно она ушла от места, по которому гуляли мы. Что делать, посему, поэту? 

305
Ночь в Италии. Входят трое. Говорим об Америке. Они встают. Я предлагаю искупаться. Они говорят, что поздно. Я соглашаюсь. Они уходят, оставляя меня в одиночестве.

306
Сижу с Маргаритой и её подругой за столом. Вдруг Маргарита говорит, что ей плохо, ложиться на диван и умирает. Её подруга говорит, что же это такое и падает рядом с ней на постель. Ей тоже конец. Глаза открыты. Из них падают слезинки. Я выхожу из дома и иду. Вижу ЖЭК. Вхожу. Начальник ЖЭК-а собирается домой. Я говорю ему, что у меня два трупа в квартире. Он не знает, что делать. Страшный сон прерывается.   

307
Мы с другом моим, компьютерщиком, из Горького, приехали в Москву на один день. Слоняемся, но поганая власть над нами. Ночью мы уезжаем в Горький, потому что жить в Москве негде и город чужой. Осень, голый огромный парк. Мы спускаемся и друг мой исчезпет, оставляя меня одного. Я вижу что здесь что то из одежды продают. Стоят очереди небольшие, но это не волнует меня. Я вступаю в разговор с девушкой, которая работает здесь. Она удивлена когда я ей сообщаю что мы из Горького. Она тоже оттуда. Я отхожу от неё и попадаю в отдельный зал, где живут тигры, они жрут мясо с пола и не обращают на меня внимания. Я поднимаюсь по лестнице в верх и вижу друга. Я удивлён, что Москва такая для нас, а не другая - голый осенний вид, по которому мы бродим до темна.

 308
  Я развёлся с первой женой. Живу в двух комнатах, она в двух на друом конце нашей коммунальной квартиры. У неё есть Лёня - её любовник, у меня куча любовниц. Ко мне пришли гости. Она выходит из своих комнат и угощает всех моих гостей отличным кофе. Когда я её спрашиваю откуда эта роскошь, она уклоняется от ответа. Гости уходят на кухню и она говорит что Лёню послали в Голландию на два дня и он привёз отличный  кофе. Я говорю ей, что поехали на море, а она колеблется. Я на море. Прохожу мимо молодёжи. Они смотрят на меня. Вхожу в воду. Вода чудесная. Я плыву.

309
  Я голодный студент. Стою в очереди, где дают роскошконые бутерброды. Очередь кончается на мне. Парень подозрительный понимает, что это не моё место, но бутерброд даёт. Я попадаю к продающеё бутерброды девушке и убеждаю её, что завтра я приду за бутебродом. Она в белом халате и говорит, мелодия моего голоса завораживает ее. Если мне надо, приходите. 

310
Мотаемся по Горькому с француженкой. Как она оказалась в закрытом от инострацев городе у меня нет представления. Знаю, что её заберёт КГБ и ей будет очень нехоршо. Я веду её поспать в брошенное судно на реке Оке. Она проснётся и мы пойдём на вокзал, купим билеты на поезд и доедем до Москвы, где она войдёт во Французское посольтво, а я вернусь в мой город.   

311
Керчь. Меня возят по городу, имея в виду что я должен убить человека. Он выходит из машины, будучи уверен, что я сделаю это дело, а я не хочу убивать. Я откалываюсь от них и сажусь в поезд, и до свиданья Кеочь.

312
Лежим среди других. Я пытаюсь ее любить, у меня получается, но слабо. Она говорит, что это ничего, выйдет в другой раз.

313
Горький, я и мама выгоняем из дома парня, который пришел ночью, потому что его девушка живет в нашем доме. Я бьюсь с ним, он отчаливает из дома.          

314
Я сижу у Московского Цирка на бульваре. Входит наследник королевы Англии и идет в верх. Я удивлен. Почему он здесь и один, без сопровождения? Я иду за ним. Он входит в зал, где сидят руководители Цирка. Они встают и кланяются  ему. Он получает у них форму трамвайщика и выходит из цирка. Напротив остановка трамвая. Он садится в трамвай. Тут же и народ, и он едет. 
   
315
Мой дом стоит у Большого Театра. Я подхожу к окну кухни, вижу зимнюю Москву, вижу две девушки вышли из метро и идут к Кремлю, и вдруг понимаю, что я не в Москве, а в Нью Йорке, что это всего лишь сон.

316
Жену, которую я не любил, сниться. Тонкая, красивая, и злюка сниться мне любимейшей женой. Она в голубом халате подходит ко мне, и я не понимаю, почему я не люблю ее, ведь я должен любить, ан нет. Я написал стихи, она интересуется стихами, сон говорит мне неправду.

317
Я с моим другом у меня, в Горьком, осенью. Вечер. Время 6:15. Я предлагаю, пойти купаться. Идем на пляж. Я удивляюсь, почему мостки? Прошли на пляж. Я раздеваюсь, замечаю, что друг исчез. На пляже народ, вот какая странность. Вхожу в воду. Она холодная.

318
Клопу на голове, и я их давлю.

319
Ко мне пришли люди, которым я дал деньги. Говорят, что денег я им давал. Суют мне рыбку. Они солгали.   

320
Я с нею. Все нам мешают. В комнату все входят. Но, наконец, я обладаю ей, и опять, и опять они лезут, никакого спасения.

321
Сон о смешном. Проснулся, все исчезло. 

322
Гражданская Война. Меня выводят. Сейчас меня расстреляют красные.

323
Я возвращаюсь в мой мирок, когда стоял книжный магазин рядом с бывшей школой. Выкидывают книги, на них бросаются люди, а продавцы нет, они не понимают что такое книга, для них это хлам, за который дают деньги.

324
Смотрю увлекательный фильм «Мой друг» о себе. Не досмотрел, звонок, останавливаю, а видел половину фильма. Звонок от какого дурака.  Снова включил, а фильма нет.

325
Время 7 часов. Рита уходит на работу. Я остаюсь один в квартире, и грущу поэтому.

326
Очередь из звезд. Ее нет, но она будет здесь.

327
«Плохая собака» называется выставка в Париже на Пляс Пигаль. Мухин Руж, сексодром, магазины, фонтан, мельница, бордели, кабаре с танцовщицами, музей эротики, метро. Все приводят своих - паршивцев. Сидят спецы, которые оценивают собак.   

328
Сижу на природе, в лагере под наблюдением. Хочу уйти, но дают сыр, я решаю остаться, а потом уйти.

329
Правдивая история. Я, взрослый человек, тоскую в лагере для пионеров. Трибуна, на которой сидят пионеры. Маргарита с платком в руке. Меня ведут к огромному луку, надевают на голову железную штуку, которая в виде острия, стреляют мной в моего противника, которым тоже стреляют в меня из своего лука. Я попал. В башке звон.  Маргарита бежит ко мне и целует меня в уста, мажет мне руку.

330
Я с Олей. Мы в толпе, а я знаю, что надо спуститься на один этаж и там библиотека, где можно читать. Я спускаюсь и вижу что так и есть, а она там ждет меня.
 
331
Сниться, что я могу пойти поплавать, поскольку я живу на 4 этаже корпуса в одной комнате.

332
Рита получила исполинское наследство - деньги огромные, а я только что узнал об этом. Все это на пл. Ногина в Москве. 

333
Подписываю для Риты бумаги для выезда в США. Дело в Горьком. Ее фото, она 18-ти летняя. Кто то записывает меня на отъезд из рашки, и я радуюсь, что уеду.

334
Иду по улице мимо деревянных домишек и никак не могу найти улицу, которую мне нужно найти. Так и жизнь моя - ищу, ищу, и не нахожу.

335
Рита и я смотрим утром, как в Москве въезжают машины в Кремль, под безостановочно накрапывающий дождь.

336
Я у здания где будет стрельба. Молодые сидят рядом. Они переговариваются перед боем, а я сижу с ними.

337

Я у человека, который пошел за книгой. Он принес книгу , где интрига на Луне.    

338
                                                 Денег ни копейки. Контролеры - бабы и мужики - ловят меня в электричке. Я убегаю на остановке.

339
Кому родиться? Доходит очередь до меня. Я  говорю, что выйду на минуточку, сам сижу 3 часа и выхожу.    

340
Мама пьет чай в своей квартире. Варенье капает с ложки. Что то не так пошло. Она в могиле, а я сижу за одним столом с ней.

341
Подбираю созвучия при комиссии, занимающейся ими.

342
Москва на Черном Море. Люди ловят рыбу с берега.

343
Учу дурака есть. Если намажешь язык мукой, будешь сыт. Он уходит, а я смеюсь. 

 344
 
 Живу в Москве, влюблен в девушку. Она не замечает меня. Москва прекрасна, а я не вижу ее прелесть. Район - Малый Каретный то чем я живу. Вижу Макаревича. За ним идет охота, хотят его убить. Он с верными друзьями, сопротивляется им. Еду на стареньком «Москвиче». Подъехал и вышел. Вижу Макаревич. Он глазам своим не верит. Подходит к «Москвичу» и безумно радуется. Я спрашиваю его, почему? Он садиться на корточки на асфальт перед магазином «Москва», седой, в плаще сером и немного зеленоватом - вытаскивает грузик - устройство, которое должно было меня взорвать. Я проснулся на этом месте.

 345

Вваливается на дачу Пастернака верзила, и требует водки. Тогда один человек, бывший боксером, выкидывает его с дачи. Пастернак рад.

346
Идет Яна по Грузинской дороге. Вся в черном. Видит - танк. Русские. Проходит его. Танкисты за ней. Посмотрела - танк остановился. Сделала шаг назад - танк нагрелся. Танкисты крестятся. Она - уходит.

347
Игра в шахматы. Зал. Внимание. Алехин с Касабланкой. Касабланка проиграл сегодня. Сидят на полу, прижавшись спинами к батарее. Алехин убежден, что выиграет он. Говорит: - Пойдем спать. - И они укладываются на постели.

348
 Выносят Ленина. Везут в деревушку и закапываю в поле, без указания что здесь закопали.

349
Лето. Лес вокруг Москвы. Бегу за границу. Хватаю женщину за руку.  Говорю ей, что бегу. Подходим к бочке с квасом. Милиция проходит мимо. На меня ноль внимания. Через 2 месяца, я в бородке, все время я учился летать по книгам, прихожу на аэродром и лечу на маленьком самолете. Лечу ночью на высоте 100 метров.

350
Не сплю с первой женой, но это же надо делать, или жизнь угаснет.

351
Метро, Москва. Не могу войти в вагон, расстояние от платформы слишком большое. Люди выходят, а я пропускаю поезда.

352
Я спал, и слово вставало передо мной. Мысль пронзала меня о рифмах, но я не знаю, куда она движется?

353
США воюет, я в лесу.

354
Кенгуру приходит зале ко мне. Здоровается и после выходит покурить.

356
На нашей квартире я смотрю на предмет и он взлетает. Я понимаю, что космос в моей власти. Теперь все в нем работает так, как я захочу.

357
Сниться сон «Алаверды», грузинский с юмором грузинским. 

358
Вечер. Горький. Опаздываю на самолет. Дома мама. Выхожу и сажусь в собственную машину - красная, москвич, но бегает отлично. Сбиваю средних лет человека и бегу, бросив машину, платки по деревнским улицам, опаздываю на самолет. Он уже улетел, я выскакиваю из путаницы улиц и вижу - я на километр выше поля, которое ведет в аэропорт, и стою на самом краю. Передо мной оградка, врытые столбы с колючей проволокой, чтобы не упасть вниз на это поле.
 
359
Говорю с оленеводом, он мне:
- Хорошо что масло есть, а то бы машина стояла, нечем бы смазывать ее.
- А как же олений жир? Вы могли бы его использовать.
- Большой человек, об этом я и не подумал. Масло есть будем. Вкусная вещ.

360
Все движутся в Испанский городок. Я выхожу и снимаю с себя голову, но сон на этом месте прекращается.

361
На крыше восьмиклассники с восьмиклассницей занимаются сексом. Вино, шум, возбуждение.

362
Сон о Бруклине, в котором я отказываюсь от обмена участями с Вуди Алленом.

363
Во сне московскому другу пришло виденье свыше, о том, что он с молодой женой слились в одно и рады этому.

364
Месяц - сентябрь. Увядание всего что вижу. Я прихожу в универ в первый день. Я студент. Разговорился с другими студентами о Мандельштаме. Они удивляются. Такой поэт, а не знают. Я говорю что книжка с его стихами в аудитории, я мол принесу ее. Пошел за ней, а они ушли. Улицы нет. Я, будто бы замурован. Везде стены и потолки. Вижу двух девушек на скамейке. Сажусь рядом. Говорю с ними. Одна ничего, вторая - обычная. Они прощаются и уходят.

365
Мы с нею собираемся в театр. Я выхожу из моей комнаты во фраке. Она в восхищении. Машина с нашим шофером стоит на улице под нашими окнами. Я надеваю ей пальто, поцелуй и мы выходим. За нами следует охрана. Мы садимся в роскошную машину и отбываем.

366
Я вернулся из отпуска на работу. Начальник слушает меня, а я понимаю, что не работе я ничего не делаю. А он очень со мною ласковый и чувство стеснения выгоняет меня. Нельзя же не приносить пользу на работе. 

367
Длинная коммунальная квартира. Мы с моей с первой женой в большой комнате. Кроме нас еще две женщины. Одна сидит за письменным столом над бумагами, что то пишет. Другая медсестра. Рита болеет, лежит на кровати. Время - перед нашим разводом. А Я хочу мою первую жену, но тут женщины. Она встает с постели и, в ее темно зеленом платье выходит из комнаты, потому что слышно, что наша дочка, маленькая, плачет на другом, дальнем конце квартиры. 

368
Приехал Чурдалев в Москву, а я работаю шофером. Время - 2 часа. У меня исчезли стихи. Но надо выполнить заказ, меня же послали с чем то, а я не найду это. Женщина в светло голубой кофте. Он торопит меня, а я не могу привести все в порядок: не найден груз, откуда то мои стихи и прочее.   

369
Не наша комната, полутемно. Все вокруг дорогое, с темным золотом на стенах. Она лежит. Я достаю из кармана книжку. Шекспир, и читаю ей трагедии «Король Лир», где его две дочери  воплощают в себе все низкое, что есть в женщинах. Рита слушает и, мертвая, плачет, над самыми низменными, старшими дочерями Короля Лира.   

370
Мы встретились с нею в поезде. Я шел в ресторан. Она шла мне навстречу. Она испугалась меня и быстро сказала мне:
- Телефон! -
Я потерялся. Она:
- Скорее же.
- Где ты живешь?
- В Гомеле.
- Он человек страшный. Он ходит с пистолетом. Он убьет тебя.
Телефон мой не помню. Он может появиться в любой момент. Дверь открывается. Я вижу его. Он подходит к ней. Она ожидает его. Он бросает на меня оценивающий взгляд. Мы расходимся.
Я встречаю ее перед выходом из поезда. Она одна. Мне она не нужна.
 
371
От лирики домашней я устал. Мама привела какого то человека, калеку, чтобы учил меня английскому. Она будет ему давать рубли за уроки. А я начинаю говорить по английски.  Я говорю маме, что если бы она давала бы мне деньги, я бы говорил по английски. 

372
Вхожу в срытую несуществующую школу в день начавшейся осени. Вошел. Внутри все так же, как помню. Стены и мраморная лестница. Поднимаюсь по ней на второй этаж. Третьего нет, как и не было - крыша. Вхожу в класс. Никого. Сажусь за парту, где сидели девочки, Лара Каушанская, Наташа Зеленова. Сижу один. Тихо. Я грущу о том что все прошло.

373
Познакомился с потрясающей, сочиняющей стихи девочкой, лет 13-ти. Она читает. Я  восхищен. Я опаздываю на встречу с другими людьми. С девочкой договорились о встрече в воскресенье. Хочу дать телефон, телефон в старинном Горьком. Понимаю что созвониться нельзя и - просыпаюсь.

374
Плыву с женщиной в Греции на корабле. Я на седьмом, конечном этаже. Я выхожу на палубу, смотрю вниз и вижу человека, который смотрит вверх, на меня. Я понимаю что он здесь из за нее.  Мы сталкиваемся на лестнице. Я говорю, что она моя, меня любит. Мы будем жить в Париже.  Мне жаль этого хорошего человека.   





 

О ЛЕНИНЕ

Валяется Ленин в мавзолее на Красной площади. Валяется тот, кто держит Россию в ежовых рукавицах. Россия всё ещё под властью его – того кого надо с Красной площади. Предлагаю: устроить в мавзолее ресторан «Красная площадь» в котором можно поесть, провести вечер, потанцевать, послушать джаз, посидеть за столиком. И всё будет красиво – без упоминаний его, Ленина. Ему хватит землицы русской подальше от Москвы – в Ульяновске.                                                                                                                                                                           23 фев 2014

ФАМИЛИЯ

Разберёмся с моей фамилией. По отцу я Алейник. По дедушке я Кац, а не Кацов. По бабушке я Розенфельд. По другой бабушке я Стукельман. Я не Мишин, я не Гандельман и Гандельсманов, как Пастернак не Пастернаков, как Мандельштам не Мандельштамов. Это Мишин-Гандельсман-Гандельсманов – позор для своей фамилии.                                                                                                                                                                                      31 марта 2014

ПРОТЕСТ

Протест? Четыре тысячи лет протесту. Допротивостоялись. Еврей хуже русского и юкагира. А я считаю, что нет. Еврей для меня звучит гордо, как для русского русский, как для юкагира юкагир. Пока масса не поймёт этого, плохо дело с массой.                                                                                                                                                                                    31 марта 2014

СТИХИ АЙЗЕНБЕРГА 

Читал стишки Михаила Айзенберга и не понял – зачем они написаны? Явно, они написаны для того чтобы показать нам, что всё на своём законном месте: солнышко светит, ночь – темна, денёк – классный. Больше ничего. А поэзия не для того чтобы «больше ничего». Поэзия для чего-то другого – высшего знания о мире. «Плыву в трамвае допотопном/ желудку мамонта подобном» - вот для чего она существуе: для того чтобы мир понимать. Так давайте же всё поймём в этом мире и мире потусторонним, чтобы не было «солнышко светит, мир ночью тёмен».                                                                                                                                                                                             5 апреля 2014

СТИХИ ГОСПОДИНА ХОРОШЕГО

Читал стишки господина хорошего. Стишки – дрянь. Жаль времени потраченного. Фамилии упоминать не буду, потому что называть её публично нехорошо. Тянет их писать, эту дурацкую гадость, и гордиться ею. Почему? Есть что то, что тянет их писать без присуттвия таланта, без малейших способностей. Мистика! Загадка из загадок. Говорил Шекспировский Фальстаф: «Спой мне что нибудь неприличное. Разгони мою тоску». Тоску и разгоняют публично. Бросьте вы это дело, раз оно определенно не ваше. Ей Богу – бросьте, а то смеяться будут над вами.
                10 апреля 2014
 
ЕВРЕИ И РУССКИЕ. ВЕК 19 И ВЕК 20

Евреи лучше: Мандельштам, Пастернак, Бродский, Шагал, Эйнштен, Чаплин, Кафка, Малер, Пруст и многие другие лучшие в 20 веке. Так почему же мы непопулярны? Если 20 век весь наш. Скажите, только без вранья. Народ крошечный, а достижения громадны. Век 19 беспорно русский. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов, Менделеев, Циолковский ваше национальное достояние. Но русские в 20 раз больше еврев по нынешнему счёту. Народ в 7 миллионов противостоит 150 миллионам арабов и держит над ними первенство. Это непостижимо. Арабы далеко позади ереев. Евреи – чудо из чудес. Учитесь у евреев и может быть и вы достигнете вершин, хотя я в этом сомневаюсь. Век 19 ваш лишь потому, что евреи считались людьми третьего сорта. В 20 веке всё поменялось. Несмотря на 6 миллионов – половину народа, истреблённого фашизмом, евреи выстояли и создали государство ровно на том месте где жили 4, 3, 2 тысячелетия назад. Я думаю что евреи это навсегда, навечно будут важнейшим достоянием всего человечества.                                                                                                                                                                           13 апреля 2014

НЕТ ПРИЛЕПИНУ В МОЁМ ГОРОДЕ

Дорогие мои евреи Нижнего Новгорода! Почему бы вам не выпустить листовки с моими стихами насчёт Прилепина? Гитлер начинал с малого, а захватил всю Европу, исключая Англию. Вы хотите такой же судьбы, которая была у шести миллионов евреев? Нет. Действуйте пока не поздно. Опоздаете - такая ваша судьба. Только не говорите, что вы не знали. Знали - но...                                                                                                                                                                                          26 апреля 2014

О ПРИЛЕПИНЕ. ВЫЧИТАННОЕ В "ВИКПЕДИИ"

"Прилепина и его героев, Авен назвал неудачниками, лузерами, которые ничего не могут, не способны «делать дела» и поэтому идут в политику и на баррикады... Лауреат премии «Солдат Империи»... Статья вызвала огромный резонанс в интеллектуальной среде, расколов его на два лагеря. Частичным ответом автора на обвинения в неосталинизме и антисемитизме стала статья «Стесняться своих отцов»... Со стороны либеральной общественности общим ответом на статью стало обвинения в антисемитизме (фашизме и пр.) автора, не доказанные в судебном порядке. Это вызвало ответную реакцию людей, в том числе тех, кто не поддерживал Прилепина.Одним из первых (6 авг. 2012, Ежедневный журнал) отозвался Виктор Шендерович: «И с печалью констатирую: Захар стал антисемитом, о чем, собственно, и уведомил общественность публикацией этого текста.» Михаил Швыдкой, 13 августа 2012, блог на сайте «Эхо Москвы»: «Прочёл „Письмо товарищу Сталину“ Прилепина. Огорчился невежеству и подлости, невозможных у русского писателя". Значит, не русский писатель»".
                26 апреля 2014

РУССКИЕ  ЛЮДИ И ЕВРЕИ

Дружил с Игорем Чурдалёвым, моим другом с 3-его класса; с Мишей Слугиным - с 3 класса: с Васей Оросом, венгром, с армии; с латышом Марисoм Моркансом - армия: с Толиком Швецовым - друг с 23 летнего моего возраста; с Алёшей Молокиным с 23-трех лет. Мосвка: с Вознесенским, год 1974; с Лёшей Астраханом с 30 лет; с многочисленными друзьями в Москве, теперь безымянными, поскольку память моя слабеет. В США с Инной Шаковой - главным редактором газеты "Новое Русское Слово"; с Роланом Быковым - прекрасным актёром; с Евгением Евтушенко - мы были знакомы с ним с 1990 года; с Владимиром Войновичем; с Андреем Битовым - лучшим писателем и очень мудрым человеком, другом моим; с ДБ - Дмитрием Бобышевым, моим другом; с Костей Тумбольским: со всеми, которых лень перечислять, их очень и очень много. Обратите внимание на этот список: ни одного еврея в нём не указано, а их было предостаточно от Давида Самойлова до Михаила Жванецкого, включая Иосифа Бродского - добрые знакомые, не друзья, время поработало над этим - с 1990 года до его смерти в январе 1996-го. Я не упоминаю их, потому что и так понятно: мы то евреи, так почему бы нам не быть хорошими знакомыми, не дружить? О девушках и женщинах не упоминаю, но две мои жены были русачками и обе в могиле, дожидаются меня. Две Маргариты дожидаются сврего "М".                                                                                                                                                                                                              27 апреля 2014  О ТОМ КАК ЧИТАЮТ СТИХИ И ПРОЗУ

Читают по разному. Чтение прозы: начали читать, прочли первую страницу, и - не итересно продолжать чтение. Чтение стихов: прочли первую строчку. Пример:
"Плыву в трамвае допотпном,
 желудку мамонта подобном,
 где персонажи ждут меня,
 пока молчание храня."
 Интересно, что будет с ними дальше. Почему "плыву"? "в трамвае"? "допотопном"? "желудку"? "мамонта"? "подобном"? Дочитаешь до конца, будьте уверены. Проза - другое. Первая страница - дрянь. Прозу бросаешь. Она стоит в книжном шкафу и покрывается пылью. Выкинуть жалко. Все таки деньги "плочены". И даришь её кому то, потому что проза ужасна. Проза Пруста - прекрасна. Проза Кафки - удивительна. "Библия" - стихи. Из "Библии" читают понемножечку, по капле, но помнят, что надо читать её. В ней всё что было и что будет. Из Данта читают "Ад". Что в "Раю" неинтересно. Из Шекспира читают всё - классное чтение.
  Проза одной "писательницы" из серии "Исус Христос - суперзвезда!" Там бред о Христе в Индии! Булгаков решился только на то, что описать его в момент решения его судьбы Понтием Пилатом, и его смерти. Всё. Писательница пошла дальше и дальше и дальше. Что ей Исус - еврей-Бог. Он для неё "натхинг", человек с путевшествиями в Индию. - А попробую я написать о Боге. Будет захватывающая книга. И книга пошла и пошла и только то - пошла, то есть пошлая книжонка. Но писательница трудиться на свой манер - пишет и пишет дрянь.
  Проза Пелевина заставляет думать. Проза Прилепина - чистейшая дрянь. Прилепи "прилепился" к русской литературе и отлепится обязательно. Читателей у него тыщи три, не больше, что конечно рекорд в литературе такого сорта, но дайте время опомниться, и будет двадцать, а через век не будет ни одного, как и других пишущих дрянь.                                                                                                                                                                                         10 мая 2014
НИЖНИЙ НОВГОРОД
 
Три часа ночи. Разглядываю Нижний Новгород в конце 19 — начале 20 века. Всё кажется незнакомым. Церкви повсюду. Домишки крошечные. Вода Оки заливает всё – дома на улицах и церкви. На других фотографиях все мостовые в булыжниках с лошадьми и кучерами. Девочка 10-11 лет в юбке затрапезной. Она, наверное, бедная. Стоит и смотрит на Дмитриева – фотографа старого города. А вот человек в усах и бородке, который вытянулся перед фотографическим аппаратом, с выражением напряжённым на лице, выряженным в мундир с орденами. Думаешь о их судьбах от девочки до господина в орденах, о множестве людей, исчезнувших там навсегда.
Озеро. Берег в деревьях. Церковь белая-белая возвышается над ними. За нею другая. Небо с облаками. Спасский Староморочный собор. Вода подходит вплотную к нему. Лодка и человек гребёт  вёслами. А я то бродил по этим улицам, но стояли дома и был серый асфальт без всяких там церквей и церковок. Грустное, советское зрелище.
Вокзал Московский совсем совсем другой – двухэтажный с деревьями, уютный вокзал. Хотел бы я войти в него, подойти куда нибудь внутри и сесть за столик, заказать себе что нибудь из еды с рюмкой водки и часами, которые бы пробили 9 часов вечера. Другой снимок вокзала. Деревьев нет и не было никогда. Двухэтажное здание с четырьмя колоннами у главного входа. Рельс трамвайный идёт в левом нижнем углу фотографии. Две малюсенькие фигурки маячат во входе и всё – нет людей больше.
Панорама Московского вокзала от вокзальной площади до Гордеевки — завокзального района. Почему Гордеевку назвали «селом» – загадка. Снято с большой высоты. Пять куполов церкви прямо передо мной. Домишки, лошадки с кучерами, длиннющий пруд, вокзал. Четыре  направления — улица ведущая к вокзалу в левом углу снимка, улица перед вокзалом с трамвайными рельсами перед ним уходит в район, который я помню как парк имени Первого мая, вокзальные железнодорожные пути и улица за ними, которая уйдёт в Сормово и за город на Московское шоссе. Всё это будет впереди, а сейчас то что есть — лошадки и домишки.
Где то слева стояла моя школа, двухэтажное здание какого то барина с шикарной мраморной лестницей между первым и вторым этажом. Детство проходило в школе. Юность началась в ней. Счастливое время жизни. Школа снесена. Где же мраморная лестница, ведшая меня на второй, где я сидел за партой и поглядывал в садик, который был с левой стороны школы. Был и чудесный зальчик — класс с партами, из которого окна выходили на двор. В этом классе был чудесный камин и всё вокруг было в кафеле, где на белом были изображены виды Голандии, Амстердама и мельницы с огромными ветровыми колёсами, установленными на них. Я смотрел на них и думал о том времени, когда я их увижу, пройдусь по Амстердаму, зайду в кафе и закажу себе ядрёного чёрного кофе. Всё сбылось через много лет. Я сидел в Амстердаме, пил чёрный кофе и знал, что школы моей не было на белом свете — срыли её когда прокладывали метро в городе Нижнем Новгороде.       
Железная дорога — семь пар рельсов, пять человек в железнодорожной форме стоят на снимке. Последний совсем крошечный. Четыре состава на пути в Москву. Четвёртый высунул часть последнего вагона. Первый человек на снимке смотрит на нас. Мы же намного выше его и смотрим вниз. Видно далеко за ним и две церковки стоят на снимке. Видно верхушки их с куполами в  небе.
Ох, ты – улица Коммунстическая, дом № 27. Я жил в доме № 4, на другой стороне улицы. Дом на снимке двухэтажный, в девять окон, белый, с одним входом и с четырьмя деревьми перед ним. Проходит женщина и не знает, что я буду в Нью Йорке смотреть на этот снимок.
Владимирская шестикупольная церковь, ныне не существующая на белом свете, с четырёхэтажной колокольней, деревьями, со всем миром, уничтоженным волей «совков».      
Я прожил на улице Коммунистической с рождения до отъезда в марте 1989 года. Улица была Александро-Невской до того, как стала улицей с неприличным названием. Приехал через 10 лет и не узнал улицу. Дом наш снесли. Площадка земли с травой и всё. Заборы поставили, за которыми ничего не видно. Улица, раньше прямая, стала изворачиваться передо мной, словно дразня меня:
- Уехал? И чёрт с тобой. 
Не увижу я её через  сколько надо лет, а жаль.                                                                                                                                                                                          8 июня 2014
О ЕВРЕЯХ И РУССКИХ ПАМПЕРСАХ
 
Евреи старше русских. Русские с 11 века нашей эры, а евреи «на рубеже 2—1 тыс. до н. э. возникает Израильское царство Давида», то есть евреи старше русских на 22 века. Русские – дети, евреи – пра-пра-пра и так далее прадедушки. Памперсы для них – для новой нации на Земле.          
«Когда мы говорим об этике или нравственности, мы имеем в виду ту или иную систему норм поведения, регулирующую отношение человека к обществу во всех сферах деятельности. Этика позволяет в каждой конкретной ситуации разрешать конфликты, возникающие между нормами поведения, в частности –делать выбор между ценностями». Выражения вроде: «Поступай с другими так, как они поступают с тобой”; “Будь как все”;  “Как все, так и я”; “С волками жить – по-волчьи выть”; “Как все – так и я» не свойственны евреям. Это исключительная русская черта. Мой дедушка мне говорил: - Без Бога не до порога.
Это было любимое его выражение.
Евреи готовы стоять за одного человека. России на-рать на тысячу человек. Израиль сейчас арестовал ...сот палестинцев, потому что пропали из виду все!!! три!!! еврея!!! Вот что такое еврейский народ, еврейский дух. Если я исчезну будет ли народ русский за меня? Да скажут: - Исчез и х-й с ним. А евреи встанут на мою защиту и это факт многократно проверенный еврейской историей.
В России подчиняйся, в Израиле - нет - воюй за свою личную свободу.  Один против всех, а не один вместе со всеми. Немцы в войну были все в одной куче. Евреи в войну против Гитлера на 2 месте после русского, куда большего народа. В евреях сила противостоять злу. Евреи 7,5 миллионов в Израиле против 150 миллионов с гаком арабов. Евреи держат их в страхе, потому что они бояться за свою жизнь. Недавний пример еврейского духа: евреи обменяли одного солдата на 1,500 палестинских убийц, террористов и разной прочей швали. Солдат провёл 5 лет в плену у палестинцев. Пять лет евреи вели переговоры с ними о выпуске своего человека. Он выпущен. Премьер Израиля встретил его. Премьер   обнялся с ним и его родителями. Не правда ли, интересный факт. Израиль был рад что солдатик вернулся домой.  Государство для народа, а не против него. Государство стремиться угождать народу, а не воевать с народом. Вот вам и большая разница между еврейским народом и русским народом.
                10 июля 2014    
CЛУШАЙТЕ РАДИО ИЗРАИЛЯ
 
Послушал радио Израиля и поразился мужесву евреев. Град ракет по Израилю, а те терпят и кормят палестинцев, которых надо бы всех прогнать подальше, и не давать ни единого шекеля, потому, что шекели заработаны не ими. Палестинцы редчайшие лентяи и могут только просить, швырять камни по полиции, и посылать ракеты по Израилю с палестинской территории, что гнусно. Ракеты, которые выпросили у других арабов, а те скалятся. А надо то бороться Израилю или свобода станет рабством.
Слушаю израильское радио "Рэка". Песенка. Вдруг голос радио ведущей врывается в израилькую песенку:
- О, сирена! Ещё одна - подальше.
После песенка снова звучит. Вот она израильская действительность, звучащая на весь мир.                          12 июля 2014
О НАУМЕ КОРЖАВИНЕ
 
Я был у Коржавина в Бостоне зимой. Ездили с ним на машине по городу. Он не видит ничего. Зрение у него -16! Дома он сидел перед компьютером. Утыкался в него - сантиметра два - сочинял стихи. Дом - сплошные книги с потолка до пола. Больше не было ничего. Завораживающее зрелище.                                                                                                                                                                                          15 июля 2014
О ПРИЛЕПИНЕ

Я писал вам, что Прилепин дрянной писатель. Пожалуйста: "Урал" 2014, №7: "Мне представляется так, что Захар Прилепин по-человечески меньше своего писательского таланта..." - Яна Жемойтелите. "Большинство людей напрасно жалуется на недостаток воображения. Ибо нужна поистине недюжинная фантазия, чтобы разглядеть в неизлечимо неряшливой и глубоко вторичной «Обители» литературное событие года. Но спорить не стану: самый натуральный праздник. Из тех, что со слезами на глазах... «Вообще, я думать не люблю», — признался однажды Прилепин. Новый опус — лишнее тому свидетельство... D;j; vu крепнет от эпизода к эпизоду: ба-а, знакомые все лица! Эра высоких технологий упростила процесс компиляции до двух щелчков мышью: copy — paste. Обе эти опции Прилепин освоил в совершенстве... (Прилепин ворует у Дмитрия Лихачёва; у Солженицыны и многих других)... Как только Прилепин перестает компилировать и начинает сочинять, у героев наступает полный паралич логики... И выдумана из рук вон скверно (о Прилепине)... без туфты мы как без рук — ни канал построить, ни р;ман тиснуть…" Александр Кузьменков.
                20 июля 2014
О ПОЦ ГАНДЕЛЬШЛЁПЕ И АЛЕКСАНДРЕ ГЕНИСЕ

Я резко возражаю против Поц Гандельшлёпа на радио "Свобода". Всё очень просто: Александр Галич, русский мэтр, который работал на радио "Свобода" в Париже, где был убит советскими КГБ-никами. Поц Гандельшлёп: ничтожный, хитренький поэтишка, который вызывает гадливую гримасу у большинства слушателей "Свободы", включая меня. Он же дурак-дураком, который ковыряется в Нью Йоркских газетах, зарабатывает на "Свободе", зачитывая их драгоценное содержимое. Роль постыдная, но он "старается", вещая какую нибудь вычитанную дрянь с одобрения Александра Гениса, ещё одного мэтра на радио, мэтра высшего класса. Правда со вкусом к людям не всё хорошо у него. Например тот же Поц-Гандельшлёп. Что то не работает в Генисе и он зовёт Поц Гандельшлёпа на "Свободу", чтобы тот вещал какую нибудь чужую гадость, не понимая в этом ни шиша нету. Парадокс, но "Свобода" падает и падает в моих глазах от присутствия Поц-Гандельшлёпа, пощряемого Александром Генисом.
                12 авг 2014
ОБО МНЕ, ФЕЙБУКЕ И ПОЭИИ

Фейбуковцы, каждый день от 20 до 60 новых читателей моих стихов. Посчитайте сами, сколько их наберётся до конца 2014 года? А сколько их будет через 10 лет? Правда в том, что они убавятся по мере их возрастания, но их будет предостаточно для меня и литературы.  Помирать не страшно. Я сделал в поэзии сколько мог.                                                                                                                                                                                            15 авг 2014
О МОЁМ ДРУГЕ

Есть у меня друг. Старый проверенный друг. Друг из школы. Друг из третьего класса школы, заведённый на всю оставшуюся жизнь. Он человек умный. Но есть в нём одна противнейшая мне, странная черта. Когда пишу ему в интернете я знаю, что он ответит мне не сегодня, как принято у всех порядочных людей. Не завтра, потому что он занят чем то, и сейчас ответить не может. Не через неделю, если он уехал куда нибудь, и не имеет компютера. Не через три месяца, потому что с ним приключилось что нибудь экстраординарное. Он не ответит мне никогда, потому что ему плевать на меня и на всех других вместе взятых друзей, и знакомых. Мы не стоим его драгоценного внимания. Когда ему позвонишь, то только тогда он и удостоит вас разговором, а то жди его пока раки свистнут. Он сам по себе, а вы - сами по себе. Идите куда вам заблагорассудиться, а он пойдёт куда ему нужно. Разве у нас общество принуждения? Нет. У нас свободное общество, в котором можно, и должно плевать на кого угодно, включая собственных друзей и знакомых.
                18 авг 2014 ПИСЬМО К ИГОРЮ
 
"Наш мэтр и в првду что то пишет. "Четвёрка Бродского: 1) Иосиф Бродский; 2) Дмитрий Бобышев; 3) Евгений Рейн; 4) Найман: поэт, по правде сказать,  дерьмовый, прости, Господи. Вот и всё. У нас: 1) естественно Дмитрий Бобышев; 2) ну я, по старости дружбы с Бобышевым. А мы с ним с весны 1996 года подружились. Тогда и встреча была на 42-й стрит. Он приехал в отель и выступал на втором этаже. Я слушал его выступление. О чём? Право, не помню.
Я подошёл к нему из за одной девушки, которая понравилась мне до чрезвычайности. Была любовь, которя угасла. Дружба с Бобышевым продолжается по сей день. Она была с ним. Наверное, ученица какая нибудь. Он уехал в свою Шампань: Monona Ct. Champaign IL. Очень ей интересен был этот город. Я предложил пожить у меня. Она подумала, подумала, и согласилась. Поехали домой. Рита удивилась. Ужин и всё такое прочее. Рита заснула как малое дитя, но не я и не она - девушка, которая нравилась мне. Ночью я подошёл к ней и мы пошли на кухню. Я, якобы, покурить. Она, чтобы не разбудить Риту. Там я и совершил грех в количестве 8 раз. Я не шучу, 8 раз. Она была поражена. Я тоже. Она прожила у нас полный месяц.
Смеялась так, что я не верил своим глазам. Мне тоже также хотелось, как она смеётся, потому что счастье лилось из неё на собеседника, на всё вокруг. Она на фотографии у меня, сделанной в метро, в сабвее. Сидит наша маленькая компания, и она смеётся.   
Однажды ночью я развлекался с ней и моею женой Маргаритой. После Маргарита сказала мне, что она не допустит такие мои забавы. Я единственный раз так изменял ей на её глазах.
Прошёл месяц. Мы стояли на 42-й стрит, на автобусной станции внизу, в подземном вокзале автобусов. Поцеловались, и девушка уехала от меня навсегда. Две открытки, и тишина. История поучительная.                                                                                                                                                                                           24 авг 2014

О ПУТИНЕ. ПЕРЕПИСКA МЕЖДУ ДИМТРИЕМ БОБЫШЕВЫМ И МНОЙ
 
Трагическая фигура Путин. Мужик - орёл, мужик - мразь несусветная. Когда уйдёт с политической арены, что скажет о нём будущее? Пожалеет ли его или нет? Я не знаю этого, как не знает никто. Его жалко. Бедный трагический Путин.
"Эх, дорогой АА! Не будем же мы с Вами спорить по этому поводу? ДБ". "Конечно нет, дорогой ДБ. Но я имею право думать, как я хочу. Вы, ДБ, думайте, как Вам хочется. Путин мне несимпатичен, как Брежнев, нельзя сказать, как Сталин. Нет? Конечно же нет. АА". "Он на пути даже не к Сталину, а к Гитлеру. ДБ". "Не спорю с Вами. Может быть и так. Время покажет. То что он учиняет на своём пути - мерзкая вещь! Посадил на  10 лет двоих людей ни за что, и многое другое, воровство в громадных количествах. Он мне отвратителен! Он идёт по головам других, что напоминает мне мерзейшее СССР, из которого я и Вы уехали. Слава Богу, что уехали. Россия почти СССР, но лучше, правда ненамного. АА".                                                                                                                                                                               30 авг 2014 
ПЕРЕПИСКА МЕЖДУ МНОЙ И ДМИРИЕМ БОБЫШЕВЫМ

"ДБ, Вы послушайте Дмитрия Быкова о Анне Ахматовой. Быков очень хороший писатель, лектор и т. д. Я его слушаю три дня. АА". "Я бы текст почитал, а слушать лекцию мне как-то не по-преподавательски. Поздравляю — Вы в редколлегии, как и я — Вашими молитвами, как говорится... Теперь вот читаю чужие километры, и ещё надо писать отчёты. Будьте здоровы, ДБ". "ДБ, Быков - гений в русской литературе сейчас. Слушайте его. Уверяю Вас Вы много узнаете нового. Отец - еврей Зильбельтруд, мать - русская - Быкова. Спасибо Вам за поздравление. Два года я вне печатания и вот - на тебе. Но нас нет "Журнальном Зале". Я хочу послать друга-компьютерщика, чтобы он востановил нас. Пушкин через 2 дня уезжает в Москву на 2 недели. Вернётся и я попрошу друга востановить нас. Всего Вам наилучшего! АА". "В добрый час! Название журнала звучит обязующе, постараемся следовать этому императиву. ДБ".                                                                                                                                                                                              5 сен 2014 
  ОТПЕВАНИЕ АЛЕКСАНДРЫ ЦИБУЛИ

   Александра Цибуля: фейсбук, Санкт Петербург, стихи - гавно. Где рифма? Где мысль? Где совершенство стиха? Нету, как нету. Поэтому не люблю Александру Цибулю. Где завораживавший ритм? А его нету, как пить дать.Тянет её к стихам, а предложить нечего. Старые стихи как пить дать. Торговала бы пирожками - больше пользы бы было.                                                                                                                                                                          18 сен 2014
 
НА МАЛЕНЬКИХ ПРИМЕРАХ О БОЛЬШОМ

Порасуждаем, благословясь.

----------------------------------------
Как сундуки стоят дома –;любуйся крышкой задарма!
.....................................................
Сидит отпетый идиот;и всем советы раздаёт!
.......................................................
Возможность не плоха;продлиться в лопухах. ;......................................................
О пары! Пары!!! Ваши лица;плывут туда, где можно слиться,;где травка и ряды скамей;для умножения семей.
......................................................
Вон пьяный человек мычит
из лужи собственной мочи.
С ним рядом сталинский каратель
вчера представленый к награде.
 
Это из "Трамвая" - поэмы давних лет. Нравиться? 
Возьмём для рассмотрения два примера моих невинных шуточек. Из раннего сборника "Чу!". Забавно что человек, что то любит, а жизнь ему не даёт, хоть тресни. Большое? Конечно большое. Вот так на маленьком примере показываю что то большое.
 
   ПАРАДОКС

Люблю кетовую икру.
А вечно макароны жру.  

  Другое из того же сборника:

  КАРТИНА

Жизнь натюрморт из овощей подгнивших,
И Богу абсолютно все равно
Какие рылы кисточкой заплывшей
Из худших снов переносить на полотно.

  Здесь другое содержание шуточки в котором о жизни говориться с изрядной долей горечи. Жизнь нехороша сама по себе, но "Богу абсолютно всё равно" это подгнившее состояние. Он занят другим. Он управляет миром и не будет обращать внимание на это.
  Ещё? Пожалуйста.

  ТАЙНА

Не выдам имени я твоего, Маруся,
Пока к тебе жить не переберуся.

   Ха-ха-ха... Оцените сами и посмейтесь.

НЕ ПОЙ КРАСАВИЦА
 
Красавица! При мне не пой!
Как волос в супе голос твой.
 
  ЦИТАТА
 
Жизнь - обман с чарующей тоскою. -
Деушке я трепетной сказал.
Проломила кумпол мне доскою;
И вписалась в ляльки на вокзал.
 
НЕ СОПЕРНИКУ-СТИХОТВОРЦУ
 
Я гений! Мне противны циники,
Но оценив твой беспросветный труд;
Скажу: анализы, что ты сбирал для клиники,
Наверняка его переживут.
 
ЛИТЕРАТУРНОЙ МАДАМ

Как войдешь - направо печка.
Только выйдешь - сзади дверь!
За такое, друг сердечный,
Премии дают теперь.

Прошло время. Шуточки другие, но есть порох в пороховницах:

 ВОЗМОЖНОЕ МЩЕНИЕ

Она б дала,
Когда б не Абдала...

Любовь и тяга к какому то человеку должна скрываться от страшного Абдалы. Вот так мы живём и по маленьку пишем.                                                                                                                                                                                           20 сент 2014
  ОТЪЕЗД

  Через десять минут самолёт взвоет. Потом продрожит пять минут. Потом начнёт разгоняться всё быстрее и быстрее - взмоет в серое дождливое московское небо. И это всё, что я унесу с собой. За минуту, в которую я смотрю вниз, я огляжу землю, которую покидаю навсегда - родину мою. Потом уляжется всё. Я лечу на непредсказуемый Запад, в невидимую Вену.
  Захотелось курить. Я встаю со своего места и иду по коридору между других пассажиров в конец. Сажусь и закуриваю. Пепельница под рукой. Год 1989, 16 марта. Тогда можно было курить в самолётах утерянного  СССР.
  Перед тем как я прошёл в конец самолёта, я взял бутылку коньяка из своего наручного багажа и пластмассовой стаканчик. Рядом со мной сидел молодой человек и курил американское "Мальборо". Мы разговорились. Он был маленький дипломатик. Я - "беженец из России", выезжающий на Запад. Мы выпили всю бутылку коньяка до Вены. 
  Я сошёл в тёплый новый воздух, под синее небо Вены. Солнце грело меня и я подумал, что всё будет хорошо. Так и случилось.                                                                                                                                                                                           22 сент 2014

  ИЗ ПИСЬМА ЕЛЕНЕ СТЕП
   
 "Мда... что поделаешь если читатель не сечёт, что к чему. Я публикуюсь здесь, в "Стихи.ру", в этом году в журнале "Слово/Word". Я рад когда обо мне вспоминают. Народ глух, как глухой и тупой человек. Только маститая дрянь вроде Олейникова и прочее откровеннейшее дерьмо ему известны. Такие, кто протрубили о своих личностях, которые представляют нашу литературу - убогою, жалкую, бездарную, глупую, вроде примкнувшего к ним Наймана - друга гениального И. Бродского, Алёхина - анти поэта и человека супер бездарного, Андрея Грицмана - тоже поэта очень плохого, с глупой и жалкой рифмой, но - умного человека. Гандельсмана - человека гнуснейшего пошиба, который написал приличные стихи в пору своей юности, и сейчас неустанно кропает, и кропает откровенную дрянь, не понимая, что его век закончился. Прочитайте его романчик в стихах "Там на Неве дом". Он потратил на написание этой дряни 14 лет! Я создал роман в стихах "Абрис" за 5 месяцев, роман о себе, о мире в котором рос и вырос, о СССР, Италии, США. Роман, который был положительно оценен Дмитрием Бобышевым - бывшим другом И. Бродского, одним из "четвёрки Бродского", Соломоном Волковым - радио "Свобода". Роман хуже чем бы я мог его написать. Я очень и очень спешил когда его писал, потому что умирала моя жена от рака, и её не стало 18 сентября 2012 года - чёрный день календаря для меня. Но всё таки, роман живёт, и продаётся в России, и в США слава Богу. Читателю интересно, что же было потом со мною, а было немало. Ну, хватит. Я сказал вам своё мнение о русской литературе на данный момент, когда журналы превратились чёрт знает во что и малюсенькие, малюсенькие, еле существующие на белом свете, потому что ими властвует чудовищная жадность, жадность к деньгам, за которые они печатают кого захотите. Предложи - они обязательно напечатают вас, потому что и Главреду кушать хочется. Вот меня и критикуют, и пусть критикуют. Я умру когда нибудь и тут народ в редакциях крошечных журнальчиков всполошиться и пойдут статьи обо мне. Попомните моё слово. Я никогда не ошибаюсь в предчувствиях и, надеюсь, и сейчас буду прав, будьте уверены".                                                                                                                                                               25 сент 2014

   О РОССИЙСКИХ ЖУРНАЛАХ НА ПРИМЕРЕ "ЮНОСТИ"

  Посмотрел по ТВ вечер писательницы из Израиля Дины Рубиной. Она переехала из СССР в 1990 году и живёт на благословенной Земле Израиля 24 года. Она сказала, что в 1969 году тираж журнала "Юность", издаваемого по сию пору в столице России был 3,000,000 экземпляров. Прошло много лет с той поры. Сейчас "Юность" издаётся не на 15%, не на 50%, не в 2 раза меньше чем тогда, а, по моему мнению, ровно 1,0000 раз меньше. Пытался выяснить сколько сейчас издаётся - глухо, никаких сведений в интернете нет.                                                                                                                                                                                   30 сент 2014

  АЛЕЙНИК И ЦВЕТКОВ

   Я человек не сведующий по сравнению с Цветковым. Читаю журнал "Волга" 2014 № 9-10 и натыкаюсь на меня цитирование в "учебник насморка":
  "снова в спину сноп картечи дар внезапной русской речи даль иванович владимир соловей максимыч горький петр степаныч верховенский суслик в свист над теплой норкой все животные природы проносящиеся мимо словно точные приборы пульс отсчитывают мира в чаще млечные собачки собирают гриб с малиной выстлав солнышком лукошко прав топор и труп окрошка грот с аскольдовой могилой снег иванович ложится на валдайские просторы птичьи стаи волчьи своры леший пустоши владелец чей убийца на свободе почему завыл младенец привидение в соборе днем и ночью череп с течью как поступим с отчей речью как нам быть с постылым словом скарб в баулы собираем пробил срок припасть к основам расставаться с милым краем ночевать в приятной ницце но с картечью в пояснице
   Ого - думаю я - он ведь меня цитирует из "Апологии":                                                                                                                                                                                    «Посвящается М 
Усеченье строки, потому что не хватит дыханья дочитать, досчитать до конца в чистом поле шаги. Усыханье распева идущего слева стихами, колыханием трав: "Мальчишки, что взять c них, везло им - не знали свинца! Вот и сбились с ноги. Птиц разве помнят названья? Днем и ночью бродили в тумане... - Позовите того стервеца! В самом деле, деревья деревьями звались. Гербарий был беден и бабочка бабочкой млела. Но они отзывались, когда их нe звали, нагретою медью, юнцы, и дрались неумело, не то что отцы! Это пластик, эпоха, монтаж, гербициды, отбросы, эрзацы; это власть, немота до последнего вздоха, мандраж, комсомолки-березы, либидо, чем тут красоваться? Какой тут кураж? Bот лежат друг на друге, погибши за други, чужие, своя. На чужой стороне в красных вишнях тела их, запутаны руки, и лежит колея, по которой тащились они, вся забита их плотью, никто их не спас, рук щепоти и ртов их обводья, говоривших за нас. - Разбудите-ка мне вон того и того мертвеца! 
                4-28 апрель 93».

Из "Черновика":

  "ЧЕРНОВИК

  ...на разутых плюснах отплеснулась от сна ей тут холодно ропщет какого рожна я должна быть нежна ни сестра ни жена что хлопочешь бессонный колобродишь колотишься время ушло хорошо отболело отбилось от стада людей и минут в только шепот и шок только шепот и шок от распада связей с Азией той желторозовой больною землей глиной липкой длинной равниной долиной убогой становящейся к утру сплошною золой с догорающей в ней дорогою дорогой кто над нею трубит кто на бледной крови чертит кровью червленой горящей намокает рукав и немеет рука окропить помещенье и - в ящик.
                апрель 94».
   Может я не первый кто записал стихи прозой? Я не знаю. Но хорошо что мы в данном случае вместе. Цитируйте меня, я не имею претензий против.
                4 окт 2014
 
   ПЕРЕПИСКА МЕЖДУ МНОЙ И БОБЫШЕВЫМ
 
  "АА, а в чём цитирование? Не вижу текстовых совпадений. Что же касается записи стихов в одну строку, то этот приём далеко не нов. Году эдак в 1963-м Рейн прислал мне стихотворное письмо, таким образом записанное: "Какие нынче сумерки, дружок, пойти пройтися, что ли, по каналу..." Такой способ записи стихов часто используют критики в статьях ради экономии места. ДБ ". "Спасибо! Я знал, что Вы разобрались раньше меня. АА".
                4 окт 2014

   "ПУЛЕМЁТ" - АЛЕЙНИК
 
  Каждый день, каждую ночь сочиняю что нибудь: основное - стихи с малолетства. Прозу, когда захочется. Работаю как пулемёт. Никогда не чувствую усталости от того, чем занимаюсь. Бог наградил меня этим.    Удивляюсь - когда же прекратиться всё? Годы идут, а я всё пишу и пишу. Мир подвигает меня на это. Фейсбук благое дело. Читает весь Божий свет для которого я живу. Горделиво? Ну, конечно, а куда подашься от  этого? Вот именно - некуда.
                17 окт 2014
   НЕОБЫКНОВЕННЫЙ МОЙ ДРУГ САША ПУШКИН

  Есть у меня друг Саша Пушкин. Вы подумали что он однофамилец того Александра Сергеевича Пушкина и ошиблись. Саша Пушкин - он именно от Алекандра Пушкина. Десять поколений Пушкиных прошло и вот, поди ж ты, я подружился с самим его потомком.
  Знал я его с 1990 года, но был далёк от него. Почему? А это было из за Ларисы Шенкер - создательницы журнала "Слово/Word". Она была воровкой. Например у меня она взяла посмотреть, что это написал мне Иосиф Бродский - и - с концами. Что он написал мне неизвестно, хотя хочется узнать. Пакет был большой, из желтой бумаги, исписанный им по одну сторону.
  Мадам Шенкер была женщиной со склочным, дурным характером. Журнал был "ничего". Иногда в нём попадались хорошие вещи, но он был обыкновенным русским, с еврейкой тематикой журналом, ничем не отличавшимся от ряда себе подобных. Лариса Шенкер сейчас в "норсинг хоуме" и это хорошо. Готовиться к смерти. Хорошо для неё что она там. За ней ухаживают. Муж её умер там и скоро её очередь на прощание. Квартира её уплыла в Манхеттене из Ист Сайда с 92 стрит. Нет той квартиры где лежал украденный у меня Иосиф Бродский. Но журнал жив. С № 81 его возглавляет Александр Пушкин - мой друг.
   До меня дошли слухи что мадам Шенкер в "норсинг хоуме". Я обратился к Маргарите Бальминой, поэту из благословенной Одессы, которая живёт в Нью Йорке с давних времён. Она связала меня с А. Пушкиным. Я позвонил ему. В пять минут мы были с ним "на ты". Я  пригласил его к себе. Он приехал. Похож на своего предка, но много выше его. А. С. Пушкин был маленький, ниже меня на 8 сантиметров, шустрый, но  гениальный и мудрый поэт. Его эпоха до конца Света нашего. Саша Пушкин: рост за 2 метра зашкаливает. Саша - дылда. Небыкновено худой. Пьёт пиво напрополую. Человек он холодный, спокойный, умный.
   Пошли купаться. Его поймали пляжный спасатели, когда он стал отдалятся от берега Атлантического океана и прогнали на берег. Он вернулся ко мне погрустневший и злой на спасателей американцев, но, слава Богу, было пивко и Саша утешился после пары глотков.
   Я теперь в журнале "Слово/Word", в редакции, где со мной вместе Дмитрий Бобышев - один из четвёрки Бродского. Он мой друг с зимы 1995 года. Будет нашей дружбе в будущем году 20 лет, а этот срок немаленький.
  Саша Пушкин съездил в Москву в сентябре. Приехал ко мне. Не пьёт пиво, как раньше. По чуть чуть. Одна бутылка в день. Прогресс с далёкой родины. Москва - другая - весёлая, живая, с новой, великолепной  молодёжью.
   Мы искали сигареты в Лонг Айленде. Он съездил туда. "Марльборо" стоило 10 баксов, чуть дешевле чем в Нью Йорке. Погоревали. Он пил вино. Я пил шведскую водочку. Мы попрощались до следующего его заезда ко мне. Он собирается в "индейскую резервацию" за желаемыми нами сигаретами. Подождём.                                                                                                                                                                                           18 окт 2014 
  ЛИЗОЖОПНИЧЕСТВО ВСЕЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ БРАТИИ

  Почему я употребил такое неприличное слово? Вот почему - потому что Они желали добраться до самого Иосифа Бродского, и давай лизать и лизать напрополую. Сначала появился Владимир Ганднльсман. Фигура для меня мерзкое. Для других - Мэтр! Лиля Панн приняла в этом деле горячее участие. Она провозгласила В. Ганделсмана Мэтром, имея в своём крошечном мозгу Того... Кого? Ну, конечно, Иосифа Бродского! Который по её мнению передал все свои преимущества Владимиру Гандельсману, хотя я его подозревал в подделке - что он не Гандельсман, а просто Поццц-Гандельшлёп, о котором не имели представления моя литературная братия. Все перед ним плясали дивный, незабываемый танец, а он возвышался и возвышался над мелкими Лилей Панн, Андреем Грицманом, Ирой Машинской и всеми другими, о которых я забыл, потому что имена их сплыли, как в мутную лужу стекает чистейший дождь. Время идёт и идёт, и Поцц-Гандельшлёп стал уменьшаться. Нет того восторга, который испытывала Лиля Панн, Анрей Грицман, Ира Машинская. Он скукожился до состояния исчезновения, о чём я предупреждал всех.
                22 окт 2014

  ПО ПОВОДУ МОЕГО РОМАНА "АБРИС" И ШЕНКЕРАХ

 "Абрис" я написал в 2012 году, всего за 5 месяцев. А. С. Пушкин потратил 7-8 лет. Гандельшлёп написал рассказик за 14 лет труда неимоверного. Рассказик "Там есть дом", тонюсенький и бездарнеший. Мой роман, который нисколько не меньше гениального "Евгения Онегина". Я не претендую на всемирную известность А. С. Пушкина, но я хочу сказать что и мой роман был написан с трудом и ежедневной работой, которую не надо сбрасывать "с парохода современности".
  Вчера, в 2 часа ночи, зазвонил висящий над моей головой телефон. Я не спал. Кажется, сочинял что-то, как привык с малолетсва, когда литература сталв моей последующей жизнью.
  Снимаю трубку. Голос Саши Пушкина, моего друга, который потомок Александра Сергеевича Пушкина. Он не спит. Мы разговариваем. Нас выводит наш разговор на Ларису Шенкер - создательницу журнала "Слово/Word". Она сейчас в "норсинг хоуме", старая, не соображает как было раньше, готовиться к неизбежному человеческому концу. Я говорю, что она была "бой-баба", что она украла у меня мою рукопись с большим текстом, который для меня написал в 1990 году Иосиф Бродский, что я этого текста не читал, потому что она своровала текст у меня из рук. Она утверждала что не сворует, почитает и принесёт мне в следующий раз, когда мы с ней свидимся. Я поверил и обманулся. Текст исчез.
  У меня есть письмо Бродского ко мне, где он рекомендует обратится в журнал "Континет" с моими стихами. Так вот, как только я зашёл в книжный магазин, небольшой, принадлежащий двум американкам и спросил их, сколько стоит это письмо.? Они встрепенулись, сказали 1,000 баксов и прочее, прочее, прочее. Я вышел из магазина и подумал: а они, наверное, и тыщи полторы бы дали за это письмо.
   Саша Пушкин не соглашается со мной, говорит что она "милая женщина"! Какая она "милая" смотрите сами, по письму в моём романе "Абрис":
  "Дорогая Лариса!
  Я пишу стихотворный роман с 9 апреля 2012 года – года сейчасошнего. Написано семь глав, что должно Вас удивить, потому что такими темпами никто не работает – ни у нас в поэзии, ни в поэзии мировой. Роман о себе и обо всех людях, которые повлияли на меня. Роман я кончу в конце года, и тогда отдам его кому-нибудь на печатание. О США впереди, сейчас только 9-й класс. Написано 90 стр. Огромная работа будет завершена.
  О США: я прошу Вас отдать вещь, которая принадлежит мне. Вы взяли её у меня в 1990 году – заметки Бродского на моих стихотворениях, равно как и пакет, на котором Бродский довольно много писал не вам, а мне, Александру Алейнику.
  Роман движется быстрыми темпами. Давайте по-хорошему разрешим это дело. Если нет – я буду действовать по своим правилам. Я не пугаю вас, но все узнают о Вас то, что не надо им знать. Подумайте, время есть, чтобы исправить всё, что было.
Ваш искренне,
Александр Алейник
Мой адрес:
125 Beach 17th Street 16L
Far Rockaway NY 11691
Телефон: 717– 471-2735
Написано 8 июня 2012 года – никакого ответа. Я не помню, что мне написал Бродский на пакете, который получил я. Пакет был исписан с одной стороны. Лариса Шенкер взяла у меня на минуту – минута длится двадцать третий год". 
  Илья Шенкер - муж Ларисы Шенкер - умер в том же "норсинг хоуме", где лежит Она. Было ему 94 года! Хотел бы я дожить до его возраста и умирал бы спокойно. Он был замечательным человеком, и художником от Бога. Он был с абсолютно голым черепом и он стеснялся меня, а я его. Однажды он вытащил средне форматный блокнот и мигом изобразил меня. Я спросил его: можно ли мне взять рисунок? Он ответил, что можно. Рисунок висит над моей кроватью в золотистой рамочке. Я там молодой, но в очках, бородкой и усами, которые украшали моё обыкновенное лицо, серьёзный "Я".
  Я всегда удивлялся этому браку. С одной стороыны Она, с другой Он, люди противоположные друг другу. Она с мерзким, тяжеленным характером. Он - небесный ангел. Он чурался её. Никогда он не открывал рот на  её "встречах" с читателями книг, которые она обильно издавала, и читателями её журнала. Он посиживал прямо и черкал что-нибудь в своём блокноте. Вечная память этому святому человеку.
  Вот что я бы хотел сказать Саше Пушкину. Пусть хотя бы прочитает то, что я думаю о Шенкерах и о себе.                                                                                                                                                       24 окт 2014

   ПИСЬМО ВЕРЕ ПОЛОЗКОВОЙ

  Благославенная Вера Полозкова! Вы заморское чудо русской поэзии. Восхищаюсь Вами: размером, ритмом, главное тем как Вы живёте, а живёте так, что Вы становитесь очень близким - далёким от меня, как и от всех, человеком. Дерзайте, а я от Вас научусь новой поэзии. С глубочайшим уважением Александр Алейник.
                26 окт 2014

    О ДМИТРИИ БОБЫШЕВЕ, ЕЛЕНЕ КРЮКОВОЙ, ОБО МНЕ И ИГОРЕ ЧУРДАЛЁВЕ
 
  Я написал Лене письмо в фейсбуке: "Чудесное стихотворение! Лена, если хочешь публикуйся в журнале "Слово/Word" в Нью Йорке. Я жду твоего "Да". Напиши мне: a_aleynik@yahoo.com АА".  "ДБ, прочитайте стихи Елены Крюковой из Нижнего Новгорода. Я знал её, дружил с нею. Поругался из за Виктора Прилепина, которого я не перевариваю. Крюкова лучшая поэтесса в России. Женщина пишет прозу, но проза хуже чем стихи. Напишите мне, как она Вам? Я написал ей, она не отозвалась. Почитайте о ней в "Викпедии". Она человек знаменитый. АА".  "Да, есть отличные стихи! ДБ". "Что я Вам я и говорил. К сожалению, от неё ни слова. Хорошо бы её к нам в журнал. Когда её стихи читаешь ощуние что уносит тебя. Она отличная музыкантша! Играет божественно! Но когда сюсюкат в "фб" и пишет прозу, она много хуже. Особенно роман о Христе в Индии. Я над ней поиздевался, наверное зря. АА". "ДБ, в как Вам такое от ЕК: "плева бытия"? По моему это гениальная строчка от женщины. АА". "Да, много хороших строчек и вцелом драматично. ДБ". "ДБ, Елена Крюкова новая Марина Цветаева в нашей поэзии. Город Горький ушёл от Москвы. Крюкова, я, Игорь Чурдалёв двинули город далеко вперёд. АА". "Старый, как сапог... Близкая, как смерть... груди-соски... У Любви нет любовницей оскала... Мне не страшно умирать: лисьей песней стану... плева бытия... Я — у жизни на краю... Всю лижу живую жизнь... Всех до горла замету смертным одеялом" - Елена Крюкова. Слишком много прекрасного в первой прочитанной публикации. "Саша, солнце... спасибо тебе! вот пишу тебе :))) Я все время в работе, это моё счастье... и мне есть что показать... Я говорю тебе ДА. Про журнал Word. Что тебе прислать? Стихи, прозу? скажи. Молюсь, чтобы у тебя все было хорошо, радостно... так, как ты сам хочешь Жду твоей весточки, обнимаю и целую. Твоя Лена. :-*. ЕК". "Как я рад тебе, незабвенная ЕК! ЕК, шли стихи в первую очередь, во вторую - прозу! За твои стихи я ручаюсь. За прозу - Саша Пушкин, который издаёт журнал, потомок Пушкина, решит всё сам. Тут я безвлатен. Целую тебя ЕК в уста! Ты гениальный, редчайший поэт в России! АА". "Александру Алейнику: Сашенька, спасибо тебе :))))) только что написала тебе! прости, что мои ответы всегда запоздалые - не всегда бываю в интернете........ Елена Крюкова". "ЕК,приезжай ко мне со своим мужем Вам широченный диван. НЙ на метро, час с половиной и вы "Меторополитен музеум" за 25 центов! Договорились. Приму вас прекрасно. АА".  "АП, прсьмо ЕК: . Напиши ей и пригласи в журнал. АА". И СП тоже. "ДБ, адрес ЕК: elena kriukova@mail.ru. Пригласите её в журнал. Напишите ей о чём угодо. АА". "Саша милый!!! рада и приглашению и всему-всему. Супер. Будем с Володей думать, как-когда! (этот год зафрахтован вообще, а там наступит НГ и вереница ёлок :))))) пришлю тексты, чуть попозже, сегодня мотаюсь по выступлениям с "Беллоной" (это мой роман, недавно вышел, про детей второй мировой войны, вот...) целую и жду встречи, да! :-*** ЕК". "ЕК, отлично! Жду вас. Может быть поговою с Пушкиным и он вас устроит в цетре Махэттена. Тогда везде пешком. Я прожил 10 лет там, жизнь потрясающая - лучше чем в Горьком в 1000 раз! Целую. Хочу познакомиться с твоим мужем. АА". "АА, вы ведь сами в редколлегии. Вот сами и приглашайте. ДБ". "ДБ, несолидно когда я приглашаю. Я их пригласил уже к себе, в журнал - истинное Ваше дело.  АА". 
                                                                                                                                                 2 ноя 2014
  МОЯ ЗАБЫВЧИВОСТЬ
 
  Я забыл когда была великая октябрьская революция! Так значит я помнил всю жизнь с малолетва и сейчас забыл. Память исправляет меня, подсовывая новые вкусы вместо советских. Поздравляю себя с правильной забывчивостью.
                10 ноя 2014
   ВЕРОНИКА ДОЛИНА

  Хочу поговорить с вами о Веронике Долиной. Певица под гитару. Сочинительница песен, в основном предназначенных женской аудитории. Женщины слушают, женщина поёт, и что тебе то нужно? Ан нет. В "фейсбуке" она, эта изысканная дама, развалилась так как будто на своём домашнем диване. О! Она выступает в "фейсбуке" очень-очень-очень много, абсолютно не подозревая, что её бесконечное пристутсвие очень многих людей раздражает - снижает уровень славного "фейсбука". Почему? А вот почему: "фейсбук" в её присутвии теряет хороших участников. "Фейсбук" затягивает. Начинаешь так - просто потому что хочется попробовать. Потом всё больше втягиваешься и - не выбраться никак. Одни бросают, другие - не могут. Почему? Потому что общение идёт со всем русско говорящем миром. Мы не знаем, кто сейчас читает: или я в Нью Йорке, или он-она-они в огромной России, или в крошечном государстве Монако. Где кто хочет - тот и читает. Вероника Долина не понимает этого, или не обращает (фу-ты - ну-ты) - дамского, очаровывающего внимания.
 Я то - поэт. Печатаюсь в фейсбуке и в "Стихи.ру". Ещё в журнале "Слово/Word", в котором я член ред колегии. Журнал выходит четыре раза в год, и с меня достаточно. В "Стихах.ру" сейчас 38,000 читателей. Ежедневно прибавляется от 20 до 70 человек. К концу 2014 года будет приблизительно 40,000. Жизнь идёт - публика читает и я доволен вниманием её.
  Она, эта милая дама, повторяюсь, снижает меня и всех других в "фейсбуке". Всё меньше и меньше творческих людей в нём, что мне лично не нравиться. Я написал стихотворение о ней "Старость известной женщины", где выписал портрет этой умопомрачительной дамы. Она не отреагировала на него. Наверное подумала и решила, что дело то не совсем плохое, хотя и не хорошее... Ну что-ж, придётся стихотворение переименовать в то название, которое было у меня на уме: "Веронике Долиной" - мастерице попных подтирок.
                18 ноя 2014
   АНТИСЕМИЗМ И ТАТАРЫ

  Был у меня дедушка, очень умный и набожный человек. Фамилия его была Кац. Иосиф Кац. У этого термина существуют и другие значения. Смотрите: Коэн. Коэн. По ивриту так, то есть потомков рода первого еврейского первосвященника Арона. Он говорил мне:
   - Без Бога не до порога.
  Золотые слова. Антисемитзмом пропитан русский народ. В как татары? Нет татарского антисемизма. Почему же к еврея есть, а к татарам нет? Они же в средневековье угнетали Русь, а евреи нет. Вот и подумайте над этим. Может против татар выпустить антисемитизм? А то как то несправедливо у русского народа получается.                                                                                                                                                                                          25 ноя 2014   ОБРАЩЕНИЕ К ВАМ 

  Фесбуковки! Фейсбуковцы! Фейсбуковёнки! Словом все Фейсбуки!
  Я поработал над книгой "МЯУ!". Она отличается от первой тем, что стала значительно лучше. Кончен эксперимент с русской грамматикой. Ушли в прошлое: ... и !!! Смысл её вырос, потому что я думал над ней и переделывал её. Прилепина я удалил из этой книжки в "Гарбидж". Почему? Потому что он антисемит. Толковый человек, а надо-же. И стихи у него антисемитские. Почитайте журнал "Нижний Новгорд" № 1 и убедитесь сами, что он человек - антисемит.
  Вовчик Мишин - Гандельсман, вот кто мерзок мне. Он поэтишка много хуже меня. Почитайте его, только помните - он графоман, написавший 5 - 6 стихотворения в 80-десятых годах 20 века, 20 века и всё. Дальше он переписывает Бродского. Прочтите его о школе и вы поймёте кто написал о ней гениально, кто переписал стихи Бродского. Я читал беленькую книжечку его и удивлялся тому, что он сочинил пародию на Иосифа Бродского и издал книжечку в Петербурге.
  Юмор у него дубовый. Мысли в его стихах не стоят и гроша. Романчик его, который он писал 14 лет (!) дурацкий и скушен неимоверно. Назвоние "Там на реке дом". Ну и что? На реке тысячи домов, и если он думает что кто-нибудь вспомнит нём, то он промазал.
  На реке Вонючке домик, ну и что.
  Я вполне известный человек в своём городе Нижнем Новгороде. Меня не забудут, а его нет и не было. Я написал романище, а не жалкую дурь - "Абрис". Почитайте и вы поймёте что значит роман. Но он кропает стишки и суёт их в разные престижные журналы от таракана, который стоит на автобусной остановке и учит его как жить. Кропает стишки в моей подаренной ему книге за 50 баксов. Я ему подарил её на День Рождения. Пусть пишет. Потомкам нашим будет ясно, кто Вовчик Гандельсман - Мишин.
  Он очень жадный человек. Отобрание у меня премии за восемь стихотворений, когда у меня не было ни цента с помощью Лили Панн.
  Она уведомила Гандельсмана, что я представил стихи. Он тоже выдвинул восемь стишков, из которых два в начале были терпимы. Остальные - чудовищны.
  Соломон Волков уставился в пол, когда эта, так-сказать, дама, отдала ему четыреста баксов, а мне и Ирине Машинской по сто двадвать пять. Машинская явно переживала и молчала. Я возмутился. Волков молчал, как рыба. На что ему новая драма с этой громогласной дурой?
  Гандельсман сидел красный как варёный рак. Он понимал что премия ему досталась от неё, то есть от Лили Панн. Гнусное получение этой премии, произошедшее в редакции газеты "Новое Русское Слово".
  Другая история в которой Гандельсман выглядит как махровый подлец. Я читаю русскую газету и вижу свою фамилию. В этой статейке, написано, что я оставил тетрадь со своими стихами на письменном столе.  Стоял то стол напротив открытого окна. Утром я пришёл в комнату и вижу, что голубь попортил мои стихи - капнул из голубиного зада на текст стихотворения. Я посмеялся и рассказал об этом исключительно Ганделсману, больше никому другому. Неделя - мне пожалуйста: статейка его, Гандельсмана, в газетке. Под статейкой никакой подписи. Прекрасная возможность посмеяться надо мной, хотя глупость несусветная. Глупость которой страдает этот фрукт-джентельмен. 

  "О Марии Степановой я напишу 
  и ее восхвалю, хорошу,                    (изумительный юмор.)
  чтобы пела и впредь в США
  мне ее душаа".                                  (ещё "шутка".)                            
                В.  Гандельман
 
  Какое убожество у этих, с позволенья сказать, "шуток". Надо бы к врачу обратиться, если человек подобным образом шутит.
  Он, наверное, ходит в моей подаренной ему вельветовой рубашке, хотя он не подарил мне ничего. Он человек хитренький. Пролезет в игольное ушко.
  Вовчик, ау! Где-же ты? Его нет. Он скукожился. Не я загубил его - он сам загубил себя. Маленький такой и мерзкий Вовчик.
  Почему Александр Генис позаботился о нём я лично не знаю. Дмитрий Бобышев относиться к нему очень плохо. Мы переписывались с ним и пришли к единому мнению: от накрывания головы Вовчика тряпочкой, когда он слушает полноценные стихи, и Бобышев видел эту манеру у Вовчика, и я. Надоел мне он хуже горькой редьки, но он пыжиться, ругает поэта Александра Кушнера, хотя он не стоит ни черта по сравнению с ним.
  Поэт хуже его Андрей Грицман - бывший мой друг. Но он пишет, старается, издаёт журнал "Интерпоэзия", который нужен современной России.
  Ещё хуже Эвелина Шац - женщина в шляпе - самовлюблённая, глупая врушка. Когда-то она предложила мне издать книжку в Милане. Потом послала меня к чёрту. Лицо своё она прячет. Наверное ей стыдно из-за своего лица. Лицо как лицо у некрасивой женщины. Таких миллионы - некрасивых женщин.
  Есть ещё Лиля Панн. Дура-дурой, но - пишет!
  Совсем плохой поэтишка Алексей Алёхин. Зачем он идаёт свои опусы непонятно. Имеет журнал в Москве "Арион". Чего нужно этому человеку?
  Хочу вас предупредить, что я сейчас на 38 странице книги "МЯУ!" Подождите день, другой и вы получите эту мою книгу. Кроме того я переписал её так, чтобы ушли несуразности, которыми она была полна. Мне было всё понятно, но у читателей книги были бы сложности с её пониманием. Теперь вы увидите, что труд двух дней (!) прошёл не напрасно.
                28 ноя 2014
   ПОИГРАЕМ?

  У нас ремонтировали электричество в дому. Предупредили что света не будет с девяти утра до трёх по полудни. Я взял приёмничек на батарейках и включил его. Слушал ровно две минуты радио "Дэвидсон". Там какой-то дебил с жевательным голосом вёл передачу. Послушал и выключил. Какой дурак разрешил это? Не знаю. Надо закрыть это, с позволенья сказать, низкопробное шоу. Мы не дети. Почему звучит это я не знаю. Может быть вы объясните это?
                6 дек 2014    
О ЖУРНАЛЕ "ИНТЕРПОЭЗИЯ"

  Здесь напишу о личных ощущениях от читаемого текста. Что-то понравилось, что-то нет. Во всяком случае я пишу о стихах, а не о словах, поставленных в строфы: палка-кричалка-бетономешалка. Можно напихать туда чего угодно, но мне то важно что там написано. Стихи которые меня не волнуют - поэзия рядового порядка - не трогают меня. Журнал должен как-то жить? Должен быть толстеньким, а не тетрадочкой? Вот и живёт и дышит.
  Читаю "Интерпоэзию" № 3 за 2014 год. Десятилетие журнала. Журнал состоялся. Журнал - крепыш и умный. Поздравляю Андрея Грицмана с его созданием и жизнью. 
  Начну с начала, с года 2004-ого. Вот какие у меня ощущения от прочитанного в журнале. 1) Браво, Владимир Друк! Удивил меня, недовольного. Лучше то и не напишешь. Извини меня пожалуйста. Я поиздевался над тобой в "Фейсбуке", потому что была чушь за чушью. Однако, ты поэт высшего сорта.
  2) Бахыт Кенжеев: написал стихи, но ну и что? Как понимать всё это? О чём, с позволенья сказать, вирши? Бу-бу-бу - до бесконечности? Я, лично, не знаю. Стихи, по моему, дрянные, хотя "мёртвая курица" - перл. Один перл на стхи очень и очень мало.
  3) Дмитрий Бобышев, один из "четвёрки": сначала - "по развязным вразнос журналистам,/;извратителям целей и тем". Хорошо сказано.
Пойдём дальше в год 2005-й.
1) Анатолий Найман: я давно понял что он в "четвёрке" лишний человек. Прочитал и убедился в этом мненьи.
2) Глеб Шульпяков: мой поэт. Изящно и умно.
3) Алексей Алёхин: графоман до последней степени.
4) Владимир Салимон: вполне нормалные стихи, но нет в них эдакого.
Всё вам понятно в журнале? Ну и т. д. и т. п.                                                                                                                                                                                           11 дек 2014
  ПО ПОВОДУ УХОДЯЩЕГО 2014 ГОДА 

  Сегодня 31 декабря. Через минуту придёт первый день Нового Года. Я написал  стихов и прозы. Труд спасает меня от скуки - даёт вам и русско язычныму Миру благо. Надеюсь, что 2015 будет не хуже предыдущего года.
  Я хочу попросить прощенья у вас, у тех кого обижал своими писаниями. Простите меня за то что не сказал вам всей правды. Поэтишки - рифмоплётчики, ваши творения много хуже, чем я отзывался на них в 2014 году. В 2015 отзовусь так как они заслуживают.
  Я писал вирши для пятерых моих друзей и для читателей стихов. Двое живут здесь, остальные - два в Нижнем Новгороде, городе в котором я родился, один в Дзержинске и всё - больше нет. Друзья мои "то явятся - то растворятся снова", но что поделаешь?
  Важную роль играют в писаниях мои сны. В декабре пятнадцатого числа я сообразил почему я записываю сны прозой, а потом - стихами. Проза обойдётся, стихи - нет. Я стал записывать их в 2008 году, ещё при жизни Риты, моей жены. С 2012 без неё. Она умерла от рака. Сначала писал всё, а восьмого декабря начал книгу "Сны". Стал записывать только сны, где что-нибудь происходит хорошее, хотя сны бывают плохими. Не удивляйтесь  путанице номеров. Мне же они сняться. Я путаюсь в них. Пусть так и будет. Потомки разберутся.
  Бывают длинные, длинные сны. Бывают малюсенькие - сны-коротышки. Картинки или рассказы. До романов они не дотягивают. Не тот сюжет. Действие  ограничено минутами или часами. Смотришь и удивляешься, кто-же послал их такими разными. В одних картинки, в других - рассказы о чём-нибудь. Проснёшься - берёшь сигаретку, закуриваешь её, записываешь их такими, какими они приходят, пока их не забыл по пробуждении. Они очнь нежные. Надо обращаться с ними хорошо, а то они устроят тебе взбучку.
 Зачем мне плохие сны? Я просыпаюсь и гоню их прочь. Через некоторое время они исчезают. Память становится чистой. В стихах они чудо, которое дарит мне моё воображение - то что ведёт меня по жизни.
 Не советую читать книгу "ГАРБИДЖ". Я зписывал в неё всё, что хотел, не подвергая проверки. "Мне скучно, бес". Вот и мне бывает скучно. Поэтому если вы хотите думать обо мне хорошо то не надо читать эту книгу. Она так и писана, так и читается.
 А на последок расскажу вам маленькую историю. Когда этот год завершался в час ночи шестнадцатого декабря позвонил мне Александр Пушкин - мой друг, который десять поколений назад был Александром Сергеивечем Пушкиным. Сейчас он главный редактор журнала "Слово/Word" в котором я состою в составе редакции. Поговорили мы о том, о сём, о сигаретах, к которым он поедет - купит для себя и для меня, грешного. Я его буду ждать в среду, а дальше поедет он.
  Мы попрощались. Трубку я положил и - начал писать стихи. Время было ночное, то в которое я работаю быстро, как часы. Иногда выдаю что-нибудь ценное, не часто, потому что боюсь сглазить то, драгоценное для меня время. Квартира спит и я один творю в ней.
  Когда я его перечитал, я поразился ему. Хотелось закричать, как кричал Пушкин, мой тёзка: - Ах, Саша! Ах, ты - сукин сын! - Но я не закричал этого. Я твёрдо знал, что это лучшее стихотворение 2014 года - года уходящего.
  Но приблизился год 2015. Каким он будет? Я не знаю, как и вы. Думаю что он будет хорошим для меня и для вас. Бог поможет.   
      
   ДНИ ВЫНУЖДННОГО "БЕЗДЕЛЬЯ"

  Сломался компьтер в среду 17 декабря. Я стал переживать, кипятится. У меня кровать ни к чёрту. Она старая. Надоела мне хуже горькой редьки. Привезли новую, отличную. Ушёл мастер-привозчик. Я за копьютер, а он не пашет. Взялся я тогда записывать стихи на компьютер. Он послушно стал это делать. Так как нечем было заняться, только слушать по радио классическую музыку, я писал всё это время стихи без подсказчика-компьютера. Стихи в рифму, иногда в сочетаниях вроде рифмы. Компьютер восстановят на днях. Хорошо что он сломался. Плохо что писал я один для одного - себя.                                                                                                                                                                                          21 дек 2014
  ОБО МНЕ

 Товарищи журналисты и читатели всех издательство России матушки, всех ее обширностей в русской литературе. Друзья мои, и - враги - друзья фейсбуковцы. Я обращаюсь к вам потому, что вы не замечаете моего существования в литературе и, вообще, в жизни вашей. А я играю роль, замечаете-ли вы или нет. Приходиться выносить этого Алейника хотите вы его или нет. Я живой и много-много пишущий поэт Земли русской. А пишу я так как мама родила, никого об этом не спрашивая, на свой и папин вкус. Может быть вы за меня или против, это дело не меняет. Я один из прочих молодцов русской литературы и считаться со мной стоит, кому не стоит, так те далече. А где они? Эй вы, псевдо поэты, и псевдо литераторы? Где вы там? Ау? Не докличешься, как не докличешься до вас. Уж оченно занятые люди. Ну-ну, еще помолчите, а я, на свой манер, продолжу литературные опыты. Вы же мне не мешаете, я был, есть и буду непременным Мастером литературы.                                                                                                                                                                                28 дек 2014
   О ИНТЕРНЕТЕ И ПОРТИЛЬЩИКАХ ИНТЕРНЕТА

  Интернет вещь, жить без которой на свете было бы значительно труднее. Я бы, конечно, прожил-бы и так, но я, все-таки, привык к нему и моей каждодневной привычкой стало встать, поинтересоваться что новенького в нашем бренном мире и, потом, переходить к остальному - к тому что Бог хочет от меня или я хочу от него, но это не важно остальным людям, а важно только мне и Богу. Мы уж сами в этом разберемся. Я говорю с вами серьезно, без всяких шуточек. 
  Итак об интернете или об его убийцах. Вы не ослышались - именно о тех молодых и шустреньких пареньках, что портят наше грешное сущесвование грехами в 1000 раз похуже нашего. 
  Молодой человек садиться за компьютер, закуривает сигаретку и начинает портить нам время нашей жизни. Наверное его крупно обижали в детстве и он вырос с потребностью обижать людей тоже, не тех которые его обижали, тех уже след простыл, а тех, которые тут ни причем. Он так думал - думает - будет думать. Он бездарный малый, человечек-отброс, но имеющий склонность портить ИНТЕРНЕТ и ничего другого.
  Я не могу открыть: 1) почту; 2) фейсбук; 3) шататся по интернету как мне вздумается, а все - все из одних мальчиков, что скурвились.
  Сколько платят люди за то чтоб их не трогали эти мальчики  - курвы не постижимо. Если допустить что те которые дают нам интернет в глубокой связке с «портилщиками» Интернета.
  Я думаю, почему я не купил компьтер «Макинтош-4»? Тогда-бы все было-б не так как сейчас. А вместо этого я пользуюсь двумя лабтопами. Плачу деньги, чтобы  быть подальше от портильщиков. Ведь «Макинтош - 4» работает как часы. Новый Год я начну с компьютера.
                29 дек 2014
  ГОД 2014

 Год ушел в прошлое. Он был таким недолгим для меня. Удивляешься, годы все короче, а жизни все меньше. Я спешу чтобы побольше успеть, а то все пойдет к чертям собачьим. Итак: год вышел у меня в 503 произведения и 40,000 читателей.                                                                                                                                                                                          31 дек 2014
   ПЕПУТАЛ ВРМЯ
 
  Перпутал года 2014 на 2015. Вот это да. Я думал что продолжаю жить в 2014-ом, в то время как наступил Новый 2015-ый год. Надо переделываться, а то так и будешь в старом годе. Кому он сейчас нужен? Историкам? Смешно. Новый Год - новое время, о котором мы ничего не знаем. Попробуем прожить и его, и еще много-много других времен, пока жизнь не окончиться на Земле. О, это не скоро будет. Но будет неизбежно. Неизбежно?  Я не утверждаю, что это так, хотя весь человеческий опыт говорит об обратном. Думайте и живите на Земле, в океане, в воздухе, в Космосе. Бог вам в помощь.                                                                                                                                                                                         1 янв 2015
   ОДИН СОН

  Сегодня ночью я увидел сон, о котором я вам расскажу. «Я в каком-то доме отдыха. Осенний вечер, потом ночь четвертого сентября. Девушки  и я поужнали. Я соображаю что вчера было мое День Рожения. Я говорю девушкам, а они слабо на это реагируют. Одна все-же задает мне вопрос: сколько-же мне лет исполнилось. Я говорю ей пятдесят один. Я не понимаю, почему я так ответил ей. Может потому, что я хочу быть поближе к ним и для этого я им вру».
  Я спал минут сорок пять. Проснулся и записал увиденное. «Дом» часто сниться мне. Я неудивляюсь этому. Это неизбежное условие моих снов. Освещение их разное, от солнца бьющего в окна до мрачных цветов. Часто сниться лето от Горького, города моего рождения, до Италии, в которой я прожил восемь половиной месяцев, когда она была временной страной для меня перед переездом в США. Москва потому что я прожил в этом городе больше пятнадцати лет и сроднился с ним. Париж сниться значительно реже, зато часто море от Черного до Атлантики, включая и море Италии. 
  Сегодня четвертое января, которое во сне превратилось в четвертое сентября, а зима в январе стала осенью во сне. Происходит вещь обычная в снах: то чем живешь преобразуется в новые фомы, сохранняя содержание, или сны будут ни о чем. Есть много людей без снов и я жалею их потому, что им не свойственны ночные путешествия в разные части Мира.                  
  «Девушки  и я» играют важную роль в моем существовании. Я - мужчина, то есть я «такой», а не «такая», каким меня мама родила с одобрения Бога. Мужчина сомнительной внешности, но который нравиться противоположному полу. А они, девушки, нравятся мне. Сколько раз я был с ними близко - близко не счесть. В сне они все-же нравятся мне, хотя я сыт. Была туча любовниц, две жены очень красивые, и элегантные, короче они перестали меня волновать, а в сне - здрасьте-пожалуйста, вот они, любуйся ими. Видимо сидит во мне чертик, который никак не укротиться по эту пору.
  «День Рождения» приходиться на третье сентября, а не на тот-же день в январе. Наверное, подспудно, я ношу эту дату в себе и она напоминает мне об этом. Время - вот что тревожит меня. Смерть неизбежна и готовишься к ней всю жизнь, с тех пор, когда она вперлась в тебя и ты носишь ее с собой, как шарик от пинг-понга, который выбросить невозможно.
  О моих годах: зачем в сне я преуменьшаю свое время? Оно и против меня - смерть впереди, оно и за меня, потому что я его прожил и я знаю, что в нем хорошего, что плохого. Девушки не знают ничего, за исключением некоторых. Они страшно похожи на нас, мужчин. Мы тоже за ними бегали, влюблялись в них, но мы разные, мы - мужчины, а они- женщины, то есть существа слабые и склонные к слезам.
  Ну, вот и правда о сне, в котором путаница и, правда, одновременно.                                                                                                                                                                                 4 янв 2015
  ЧУДО

  Произошло ЧУДО. В комнате было прохладно. Приходилось прикрыватся старым пледом. Я лежал на диване и читал в компьютере воспоминания моего старинного друга Жени Бунимовича, напечатанные в журнале «Октябрь» № 12 за 2014 год. Внезапно я увидел лицо Маргариты, моей жены, которая лежала в могиле. Стало мне жутко и - хорошо. Еще один привет с той стороны на которой все мы будем.                                                                                                                                                                                            5 янв 2015
  ЧИТАТЕЛИ

  Сегодня их число перевалило за 40 тычяч. Год новый только начался, а когда кончиться - я не знаю, сколько их будет. Посмотрим вместе.                                                                                                                                                                                          6 янв 2015
  БГ

  Мы с Борисом Гребенщиковым стоим в автобусе зимой в конце 70-х годов. Он приехал в Москву с Сашей Титовым, дать домашний концерт. Деньги ему нужны как и мне, как всей молодежи бывшего СССР. ;Приехали. Шагаем к 9-ти этажному дому. Уже вечер. Квартира полна людей. Он сидит в бандане на полу, играет свои песни и поет. Потом шляпа по кругу и деньги - ему. Незабываемый вечер.                                       . ;Сейчас БГ недоступен. Годами слушать его невозможно на «101.ру». В минуту до 30 раз отключается он. Что то надо сделать с этим, убрать ведущего этой программы обязательно, чтобы он не мешал слушать и мечтать.                                                                                                                                                                                              13 янв 2015
  О ЧИСТОТЕ ЦЕРКВИ НА 71-ОЙ СТРИТ В НЬЮ ЙОРКЕ

  Хочу обратиться к вам вот с какой просьбой. В 2012 году 18 сентября скончалась моя жена, Маргарита. Мне привезли то что собрали у неё. Не было дублёнки коричневого цвета, Сократа и Эзопа - крошечные фигурки, которые любила она, разные мелочи. Дублёнку она хотела оставить Тане Берестовой, да не было её там. Кто то взял её. Мне было стыдно за нашу церковь перед ней, Таней Берестовой. Таня была её лучшей подругой. Было пережито ими достаточно за те годы, когда они были вместе. Надеюсь что совесть отдаст то что не предназначалось личности, носившей Ритину вещь, что в церкви появиться то, что взято. Если нет, то Бог накажет её, ту что носит не свою вещь, а Танину.                                                                                                                                                                                              3 фев 2015
  НЕСЧАСТЛИВЫЕ МОИ ДНИ

  Вчера вышел из больницы "Сент Джонс Госпиталь", где провалялся тринадцать дней с дикими болями в животе. Оторался по полной программе. Перенёс две операции. Не спал ночами и смотрел седьмой канал ньюйоркского телевидения. Надо чтоб что нибудь отвлекало от боли. Палата была классная. Огромное окно на одиннадцатом этаже. Один сосед. Сначала был "испаник", после черный американец, который желал есть, но всё равно не наедался. У него телевизор. У меня телевизор. Палата жёлтенькая. Пол желтоватенький, из пластичного линолиума, который не пах, по которому попадаются зелёные, в сантиметров тридцать пять, квадраты, которые удерживают его и тебя на плаву. Туалет и ванна в каждой палате. Дверь всё время открыта. Видно из неё часть коридора, по которому ходят врачи, групками студенты, негритьянки-санитарки, уборщики. Кровати - чудо из чудес. Поднимаются и опускаются, с боковыми пластиковыми загражденими и упасть с них невозможно. Висит пластиковый карандаш, по которому ты отдаёшь распоряжения: принесите мне это или то.  Почему седьмой канал? Потому что надо платить пять баксов в день, чтобы пользоваться ТВ. Пять баксов за американское ТВ? Да что вы! Оно скучнейшее и всё время реклама и реклама. Взятки или какие нибудь "благодарности" исключены. О них никто никогда не слышал. Госпиталь работает как часы, не останавливаясь ни на секунду. Всё время, раз по тридцать в день, к тебе подходят медсёстры и колят тебя совершенно безболезненными иголками. Привыкаешь и отдаёшься им. Лечили меня два врача: высокий еврей в кипе и с седою бородой, худой д-р Шауф; пузатый д-р Бенсон, лысый американец. Слава Богу, вылечилили. Выписали меня и дали пять листов где описана моя хвороба, то есть простатит и выписан набор лекарств на неделю. Выписали, погрузили в скорую помощь, довезли до дома, уложили в кровать и уехали. Кто за это всё будет платить? Естестествено государство США, чьим гражданином я и являюсь.                                                                                                                                                                                     4 фев 2015
  О СНАХ

  "Сны есть сны, то есть грёзы и бреды. Дмитрий Бобышев". "Я противоположного мнения. Сны - правда, если бы мы жили так, а не иначе. Сны другая действительность и всё. Во снах ты делаешь не то, что делаешь когда на спишь, а это то и интересно, потому что ты во снах другой человек. Ты человек снов - иной правды, которая тебе ближе, чем ты живёшь, а значит делаешь вид что всё правильно. Почему так много девушек у меня во снах? Потому что я думаю о них постоянно. Почему чего то много, а чего нет? Потому что я не думаю о другом, вот и всё. Ваши послания мне заставляют меня размышлять на различные темы. Кто бы мы были если б в одиночестве решали всю эту массу вопросов? Александр Алейник".
                12 фев 2015
   ДБ - АА - ДБ - АА
 
  "А почему Генису? ДБ". "Охота мне. Помню сидели с ним и Соломоном Волковым в зале на сцене, в дни, когда Бродский умер. Я читал стихи на его смерь. С тех пор чувтсвую его раздражение мной. Был на его работе с Андреем Битовым, моим старинным другом. Вошли, и он ходил возле нас, не понимая: как так Битов (!!!) и... Алейник! Он от этого с ума сходил!!! Вот с тех пор и тянется это его безгрничное удинение. АА". "Приравняйте Гениса с тем, что он по праву рифмуется. ДБ" "Ну конечно же - он пенис! Он думает, что он Пуп Земли, а он жалкий пупок. АА". "Вообще, я думаю, что писатели нынешний поры - пупки, в отличие от нас - поэтов. Я написал об этом стихи сегодняшнего дня. Нас не будет, никто за нас не скажет нашего слова, а слово ой как важно! Пушкина никто не заменил, как и Мандельштам, Пастернака и многих других, включая нас. Генис - обязательно заменим. Умрёт - придут другие генисы и пробубнят в всемирный эфир всё, чем полна их головушка. АА". 
                28 марта 2015
   НЕ ВЕРЬТЕ АЛЕКСАНДРУ ГЕНИСУ 

  Он утверждает что: «Я ни разу в жизни не оставил письмо без ответа». Почему же он не ответил мне на письма, которые я посылал ему? Будьте уверены что он лжёт вам. Не надо посылать ему писем на радио "Свободу". Он и там чувствует себя в праве делать, что ему желается, утверждая, что он правдив. Хотя он ведёт себя так, как не подобает правдивому человеку.                                                                                                                                                                                             30 марта 2015
   ПЕРЕПИСКА С МОИМ ДРУГОМ ***   
 
   "***, здорово! Слушай, не встречал ли ты Мишу Слугина, который живёт на улице М. Горького в 70-х кв. (не помню точно) в громадном 9-ти этажном доме? Может быть о нём знают в ЖЭК-е? Не хватает мне его, друга с 3-его класса. Не сходил бы ты, если не лень и не дал бы ему моего эл. адреса? (...) Миша - друг такой же, как и ты. Я очень скучаю по нему. Помню, уезжал я 10-х числах мая 1999 из НН. Выступил на ТВ, пил кофе с девушками из ТВ. Предложил зайти к Мише. Они согласились. Дороги было совсем ничего. Одна улица. Входим к Мише. Пьём водку с ним и его другом (маленький человечек, не запомнился мне). Потом стреляем из лука! Потом стреляем из маленького ружьеца. Потом целуемся - ничего больше - и девушки уходят. Одна красивая, была любовницей Миши, недолго. Я купил у него ружьё! В день моего отъезда мы с Мишей и его друзьями поехали на машине в сауну. Купались там. Я был в восторге! Компания эта по субботам едет в сауну всегда, потом пьёт водку. Я подарил им книжки, которые вышли тогда в НН "Другое небо". После они меня на машине доставили на вокзал и я уехал из НН навсегда. Он - праздник для меня! АА".
  "Приветствую, Саша. С Мишей Слугиным после школы не контачил, не знаю, жив ли он, если да - проживает ли по прежнему адресу. Ведь полвека прошло. И если мы случайно столкнемся с Мишей на улице, едва ли узнаем друг друга. В соцсетях он не обнаруживается, я посмотрел бегло.  А жаль. Но, разумеется, ехать туда и шарахаться по квартирам наугад не стану. Прости. Доброй тебе весны. ***".
  Пришло на следующий день:
  "Так ты виделся со Слугиным 15 лет назад? И не взял его контакты? Видимо, не до того было. Для меня он - школьное воспоминание. Но у него и тогда была светлая голова - наверняка он социализирован и успешен по российским меркам. Такие  ребята не пропадают, наверняка, на 100% - светятся где-нибудь в соцсетях. Без этого сегодня нельзя. В ВК, Одноклассниках, Фейсбуке... поройся внимательно. Регион, имя и возраст известны, этого довольно. Словитесь. Привет ему от меня.  ***".
  "Видишь ли, несколько лет назад я послал ему в г. Эдинбург посылку со всеми моими стихами, бесчисленным блокнотами и блокнотиками, рисунками, со всем таким, что есть мой архив. Всё это у Дмитрия Алейника: Д-ра Географических Наук, сына моего, сошедшего с ума братца, о котором не слышу ничегошеньки с марта 2014 г. и слышать не желаю, потому что не навижу его. Он всё украл у моей мамы: все её накопления за американскую жизнь, а это сумма не маленькая - около 100 тысяч долларов! Мама жила не тратя денег. Всё привезла с собой. Получала около 390 фудстемпов каждый месяц. Руки её были в золотых кольцах. Как человек пенсионного возраста она имела от государства и от еврейских организаций в америке много больше чем я перечислил. Сеёчас она в "Норсинг Хоуме", жива-здорова. Ей 91 год! Память ни к чёрту! За ней 24 часа ухаживают доктора, куча медсестёр. Ни одной минуты она не остаётся в одиночку. Днём они в громадной коинате с 4-5 медсёстрами. Ночью спят, под таблетками с эмердженси под рукой: кнопка - к тебе летят! Питание изумительное! Я пообедал с ними: суп отличнейший, с мясом и овощами. На второе: цыплёнок с чем хочешь, зажаренный в сливах (?), от аспарагуса до картофельного пюре, молоко, апельсиновый сок - это у них как вода! Апельсин в конце обеда и молоко. Я был убит таким вкуснейшим изобилием. Мама сказала, что обед обычный и спросила меня, не хочу ли я кусочек торта с чаем? Или мороженного? Я отпал... У меня дома ей бы наступил конец, потому что не было б с ней не только докторов всех специальносей, но даже завалящей медсестры. Ей плохо? Звони в скорую помощь и они приедут, минут через 15-20, но ты то можешь быть остывающим телом... Хорошо. Они здесь! Помогли! Она чувствует себя удовлетворительно. Они уехали. А через 4 минуты эмердженси: звони! вызывай! Или опять - с трупом! Так раз по 30 в сутки. У неё есть "Хоум атендант" до ночи. Ночь - спит одна. "Хоум аттендант"? Не смешите меня. Баба, которая готовит. Ходит по тихоньку в магазин. Обворовывает её. Моет её. Подтирает за 8-9 баксов в час. Медицына, как полёт на марс! Я напишу Диме, сыну сумасшедшего братца. Может он пороется? Хотя, всё равно, не найдёт. Я посылал, искал. Бесполезно! Друг ты мой! Не знакомый, а друг! Сходил бы ты. Оторвал свою, пардон, драгоценнейшую (пардон муа!)  попу и нашёл бы Мишу, друга милого моего, хотя я понимаю, что бесполезно обращаться к тебе. Ты то не потратишь и минутки на Мишу. Забыл ты что ли и "Битлз" у него в доме? Пивбар на Скобе. Попойки в моём бараке, в 8-м классе, дешёвеньким "Портвейном" и доброту его, и улыбку? Неужели такого отношения ты ожидаешь к себе, если тебя припрёт? О себе мы то думаем много лучше, чем другие о нас. Это истина, в которой я прожил 62 г. на свете. АА".
  Прибавлю от себя. Миша был больше меня ростом, толщиной и смехом. Я скажу, а он заливается. Голова - блондин! А я - чёрный. Глядел он на меня голубыми глазами с любовью, которой не было ни у кого. Он приставлял меня к стенке нашего дома, после того, как я напивался с ним в компании шальных восьимклассников. Мы открыли тогда, что это классная вещь! Всё уходит от тебя, о чём ты думаешь день и ночь. Выпитые бутылки мы складывали в пианино, а после сдавали, ради новой бутылки дешёвого "Портвейна", о котором я упомянул в письме к ***.
  Помню как у него на даче, летом, он нарезал мне великолепные розы. Я приехал домой на электичке. Потом поставил кастрюлю на огонь. Погрузил розы в кастрюлю. Я думал, что получу варенье из красивейших, чудно пахнущих роз. Через двадцать минут розы стали вонять! В кастрюле кипела зеленоватая вода. Я выбросил эти, в прошлом роскошные розы, в помойку. Что поделаешь. Урок на всю жизнь. Не трогай. Наслаждайся тем что есть. Лучше то не будет.
  Прошло то золотое время. Мы стали взрослыми. Разбрелись кто куда. Миша самое дорогое, что у меня есть.                                                                                                                                                                                    8 - 10 апреля 2015
  ГЕНА КАЦОВ

  Двенадцатого апреля 2015 года я повторил стихи в фейсбуке:

  *   *   *
  Гагарин Юрий Алексеич,;любимый дедушкин герой,;и летчик, друг его, Серегин,;давно лежат в земле сырой.;;Быть может, дедушка их встретил;и рассказал, как их жалел,;когда они разбились оземь,;ведь он за ними улетел.;;Теперь все трое там, все трое,;где Рим, и Греция, и Троя,;и если скучно им втроем,;пусть не скучают, мы придем. 
  После ответил на "радость" ЕФ: "Земля пухом не бывает. Александр сегодня День Космонавтики и Пасха, а не день гибели Юрия Гагарина ЕФ". "Ну и что Вы этим хотите сказать? Значит нельзя в Пасху думать и печалиться о тех кого нет на земле, а под землёй есть? Радуйтесь вволю! А я буду радоваться-скорбеть. АА". "Мужики, хорош ныть. Все в наших руках. Александр по-первых, сегодня не принято печалиться просто по-философским причинам, сегодня очень хороший день - Пасха Христова. Умершие тоже радуются. Если Вы хоть немного знакомыми с православием. Во-вторых, я знаете, очень долго ждала повода для радости, мне это так нужно сейчас. Перед поездкой в Луганскую область. Так что давайте не о земле, а о ЗВЕЗДАХ) ЕФ". "Предупреждаю вас, фейсбуки: Гена Кацов болван из зауряднейших болванов. Учтите это. Желаю вам здравствовать. АА". "хахахахахахахах смешно Саша)))) Я. Джин". "Конечно, Яна! Он тут выкобенивается и на ТиВи, и у Гения всех времён и народов Эрнста Неизвестного, перед которым он малюсенькая, вредная мошка. АА". "Саша вот что про тебя написали только что: "Есть человек, Александр Алейник: https://www.facebook.com/aleynik.alexandr?fref=ts;С ним случилась беда, массивный инсульт, не приведи Бог никому. И вот у него были друзья: Вадик Месяц и Андрей Грицман. И вот они пили, ели вместе, а потом с человеком случилось несчастье. И где же друзья, ау? А нету их. Крысы не приходят к больным, они приходят только к мертвым, чтобы их доесть. Но человек еще жив, и он - не крыса.;Друзья мои, Андрей Грицман и Вадим Месяц. Вы форменные пидарасы оба. ;Дай вам бог ваш крысиный доедать свои хвосты. И пусть когда вы будете умирать, к вам явится стакан с гноем, это все, что вы заслуживаете, подлецы. Андрей Мельников".
  Вспомню историю о Гене Кацове. Было у него кафе, куда я заходил выпить пивка и пообщаться с Ньюйоркской литературой. Я ехал на метро к Кацову выступать. Он поставил меня последним после Андрея Грицмана, поэта дрянного. Вдруг стихи пришли ко мне в голову. Я вышел на 59-й стрит, сел на скамейку и стал досочинять придуманные стихи. Писал я их в блокнотик минут сорок. Я не спешил к Кацову. Я же был последним в списке выступающих. Приехал. Мороз. Кафе переполнено. Кацов злобно посмотрел на меня и прошипел, почему  я опоздал? Я удивился. Как опоздал? Я же последний в списке! Тут и подошла моя очередь выступать. Я прочёл по блокнотику следующее:
 
 *   *   *

Розой рта шевельни,
наклони мне ее
в целлофане крылатом улыбки, 
в целованьи огней, далеко как Нью-Йорк,
дома превращаются в белые скрипки,
где гортань переулка суха и узка
и мне кажется стиснутой МХАТ-ом,
где оборвано небо, а людская река
так тоскливо бежит по фасадам,
улыбнись мне, цветочница, розой в губах,
полурозовым миром бесплотным,
как младенца в сияньи слепом искупав,
научи меня быть беззаботным,
улыбнись мне, несчастье губами раздвинь,
как на чаплинской ленте, лакированной дверцей,
дорогой, уезжающий лимузин
персонажу такому же в сердце
шип вонзил. 
 
  Написано это было аж 28 января 1998 года! Все захлопали. Я услышал голос Андрея Битого,  который раздался в кафе Кацова, когда шум стих:
  - Молодой человек! Пожалуйста, садитесь ко мне.
  Я протиснулся между столиков и сел рядом с Битовым - отличным русским писателем. За столиком сидела девушка. Он налил мне вина и с тех самых пор и началась наша дружба. 
                12 апреля 2015

ДЖУНА
 
Умерла Джуна Давиташвили. Я был у неё перед отъездом в Италию - США в 1989 году. Пришёл к ней после 12 ночи с подружкой и моим другом. Она встрепенулась, сразу ко пошла мне, хотя увидела меня в первый, единственный раз. Дома у неё ночной пир. Она водила меня по комнатам. Говорила, что мне будет хорошо у неё. В одном большом зале-комнате пели для неё песню, которую якобы сочинила она сама, хотя я понял, что не её эта песня. Композитор был там и угодничал перед ней. Стихи? Она говорила что 5000 сочинила она. Я видел поэта, дерьмовенького, всего в прыщах, который лебезил перед ней. Он потом наяривал за столом над супом. В другой комнате были картины, которые рисовала она сама. Картины странные, мистические. Сидели мы с ней плечом к плечу за огромным столом. Было полно народу. Все вели себя тихо тихо, потому что была Она. Она уговаривала меня не ехать. Говорила, что я должен остаться в СССР. Я  сказал ей, что обязательно уеду, что СССР мой персональный враг. Она была тяжёлой женщиной с пронизывающим взглядом, маленькая, хрупкая Богиня того что творилось вокруг. Всё это происходило против театра Вахтангова: пройдешь по Арбату, завернёшь за угол и - двор. Войдёшь туда - её городское поместье предстанет перед тобою. Сходи, Рая, пожалуйста, туда. Весь Мир будет там, не только Москва. Тебе будет там пользительно. В 1999 году, в мае, я зашёл туда, но там было пусто. Она уехала куда то. Всё опустело. Замок висел передо мной.                                                                                                                                                                                                     8 июня 2015
  ЧТЕНИЕ ЖУРНАЛА "КРЕЩАТИК" № 2(68), 2015
 
  Утром читаю: "обугленных глаз (?)... как наш предводитель (кто это?)... ибо Полынь – путеводная наша звезда...  (почему Полынь, а не сурепка?)... На мостовой образовались наледи... но из тлена не возгорится пламя (провальное стихотворение и глупейшее)... изгиблый извив (?)...". Ян Пробштейн. Читать дальше эту поэтическую дрянь не могу. Всё перлы, полные глупости. "Тысячи капль... (почему В. Г. это делает мне непонятно. Почему "мль", когда есть "мель"? " Долг мой нискольк». (!) «Так уж нискольк"? (!) Это дурацкие выкидыши Вовика Гандельшлёпа, который идёт за Яном Пробштейном. Читаю дальше: "«Меч мой сугуб" (?)  Алексей Цветков хороший поэт. Читайте его - поэта, а не этих жалких поэтишек. Геннадий Кацов - блестящая публикация. Ощущение, что всё так, что ты там, в месте, и во времени. Он удивляет меня своими публикациями в последнее время.
                18 июня 2015

  ЧИТАЮ ЖУРНАЛ "ИНТЕРПОЭЗИЯ" №2 ЗА 2015  

   Читаю Вовика Гандельшлёпа: 

   "и шепотом шумят трибуны листьев.                                               (?)
   Дымят лотки, страды весенней стынь,                                             (?)
   из подтрибуных помещений
   везут на свет арбузы дынь,                                                                 (?)
   и почки лопаются без смущений.
   Безмозглый мир счастливится дождем.                                             (мастер идиотизма)
   Дозволь-ка мне не выпад – выцап                                                      (выцап?) 
   когтистой мысли – я о том»…

   Прекрасное произведение В. Гандельсмана! О нём пишет Виталий Науменко - дурачина   жалкая. "Гандельсман – на мой вкус, сегодня лучший русский поэт, но поэт, имеющий свое слабое место. Он всегда узнаваем, но подражать ему при этом совершенно невозможно." Такую дурь для вас я представляю. Грицман - ты лучше его:

  «Пора и впрямь, быт кашляет с утра,
  продолжена опасная игра,
  но чудная, летучая затея
  влечет. Я просыпаюсь, молодея,
  пернатым оставляя на вчера».
 
Пиши, Грицман.                                                                                                                                                            17 июля 2015

 ББГ

 "Бори;с Борисович Гребенщиков (БГ) (род. 27 ноября 1953, Ленинград, СССР) — советский и российский поэт и музыкант, лидер рок-группы «Аквариум», один из «отцов-основателей» русской рок-музыки. Бори;с  Бори;сович Гребенщико;в (БГ) (род. 27 ноября 1953, Ленинград, СССР) — советский и российский поэт и музыкант, лидер рок-группы «Аквариум», один из «отцов-основателей» русской рок-музыки."
  "Что нам подвластно? Гранитные поля,;Птицы из пепла, шары из хрусталя."
  Это о нём, о Гребенщикове. Я слушаю его всю жизнь и знаете к какому выводу я пришёл? К тому что он стоит всех "Битлсов" потому что он умнее их в 1000 раз и созданного им во много раз больше, чем создали они. Что будет из всей массы его я не знаю, не знает и он. Жаль мне целый мир, который не знает русского языка, не знает БГ, а его знать стоит.                                                                                                                                                               20 июля 2015
  ГОРОД НИЖНИЙ НОВГОРОД

  Я родился в этом старинном городе, в Нижнем Новгороде. Мне и сейчас нравиться больше всех на Свете этот город, не потому что он красив, потрясающе значителен и прочая, а потому что он мне милее всего. Я дома - чувствую я его, а он, надеюсь, меня. Должна же быть связь между нами, а то зачем я родился в нём? Зачем он волнует меня?
  Я говорю "город" и нижегородцы поймут меня, потому что город это верхняя часть огромного города, который вытянулся вдоль Оки, моей кровной реки и Волги, которая отстоит от меня - места, где я жил в городе, на полтора километра. Я родился ровно посередине города в полукилометре от Московского вокзала в двухста метрах от матушки Оки.
  Ока ни в коей мере не меньше Волги. Они как две сестры обнимают друг друга, будто приговаривая:
  - Милая Ока, где же ты была? Я все очи проглядела, а ты то здесь.
  - Дорогая, старшая сестра, Волга. Прости меня. Заигралась в земле русской. Совсем о тебе не думала. Сейчас буду с тобой до самого Каспийского моря.
  Вот вам и портрет города - правого берега, который выше левого на двести пятьдесят метров и левого, который метров на двадцать выше уровня реки. Город и значит город - правую часть велигого Нижнего.                                                                                                                                                                                          3 сент 2015
  ВАЛЕРИЙ ЧЕРЕШНЯ
 
  В моё День Рождения 2015 года получаю послание от Валерия Черешни. Поражён. Гандельсман по боку, хотя Черешня с давних пор друг Гандельсмана. Видимо Черешня поступил так, как он хочет. Хорошо, что он поздравил меня. "Саша, с днем рождения тебя, стихов и здоровья, думаю, это взаимозависимо. ВЧ". "Сбылось. Я только и думал о тебе - почему? Я ни в чём не виноват перед ним. Мне нехорошо от того что ему нехорошо. Ну, вот, всё позади. Спасибо тебе за отзыв. Давай будем вместе. Я всегда мечтал об этом. АА". Яна Джин рассказала мне историю про Валеру. Говорит мне что он прекрасный человек. Я говорю ей что напишу о нём и ней в фейсбуке. Ответ - пожалуйста.
                3 сент 2015   "ЯНА ДЖИН И ВАЛЕРИЙ ЧЕРЕШНЯ
 
  Она уезжала в США из Санкт Питербурга. Пулково. Питерский аэропорт. Вдруг видит Черешню. Не верит глазам. Черешня подходит к Яне. На вопрос зачем он здесь? Он отвечает, что пришёл проводить Яну. У Яны перехватывает горло. Вот и вся история про двух людей."    
 Наша новая дружба продолжалась. "Саша, совсем не обязательно делать переписку публичной - есть возможность личных сообщений, чем я и воспользовался. ВЧ". "Ну и хорошо. Посмотри на сайте: http://www.stihi.ru/cgi-bin/authors.pl?author=aleynik Там моё всё от "Прозы" до стихов. Вся жизнь на это ушла. АА". "Саша, я не придаю никакого значения символизму заглавных букв - как написалось, так написалось. Насчет главных в поэзии - никого ни с кем не сравниваю, тем более, с собой - "живущий несравним". Твоя поэзия мне нравилась и нравится, есть в ней какая-то предсмертная решимость быть какой есть, пусть это кому-то покажется небрежным и некрасивым. Твои разборки с Володей мне непонятны, возможно, это объясняется твоим болезненным состоянием, но я этого касаться не хочу - он мой друг и, на мой взгляд, большой поэт. Обнимаю тебя и еще раз желаю здоровья и радости. ВЧ". "Валера, дружба святое дело! Если он твой друг - пожалуйста. Если он мой враг - пожалуйста. Не хочешь разбираться? Я и не пршу тебя - вольному воля. Валера, я рад что ты относишься благожелательно к моему труду, а без него я бы сгинул - скучен белый свет, поживёшь и достаточно, всё знаешь, и что ещё? А ничего. Но манит что то чтобы жить, хотя понимаешь, что хватит. АА". "Обязательно посмотрю. ВЧ".
  Я написал стихи о Гандельсмане.

  СТОЛБ БАЯНА

                  "душаа... хорошу... таракан, стоящий на столбе"   
                                                                       В. Гандельсман

Гандельсман на стобе
с тараканом на губе.
Говорит Гандельсман -
он сполошный атаман:
- Тараканчик, миленький!
Видишь - Кушнер хиленький.
Ты сходил бы, милый друг -
и залез бы в... супчик...
А то скучно мне - твой трюк
Кушнера научит... -
Таракан с губы полез
вниз и столб оставил.
Вовик - нашинский англез,                                                            
свой стишок поправил.
Посмотрел он на Нью Йорк
со столба - "Свобода",
Генис сделал Вове морг,
что не лезет в оду
Вовчика - Баяна -    
что мне очччень страно... 
___________________________
* Еврей В. Гандельсман прикинулся русским с фамилией Мишин.
** Александр Кушнер - лучший поэт.
*** Александр Генис - ведущий передачу "Америкаский час" на радио "Свобода". 
Валера снёс моё фэ по поводу Гандельсмана. Есть надежда, слабая надежда, что Валера поймёт, что дружба с Гандельсманом гиблое дело. Что ж, посмотрим. 
                8 сент 2015
   ГОСПОДИН ШАНЦЕВ И БОРИС НЕМЦОВ 

  "Дорогие вы мои нижегородцы! Почему вы не переизберёте губернатора господина (!!!) Шанцева? Дурака несусветного, вылизываюшего зад Путину? Вора о котором известно всем на Белом Свете? Человека-урода - старого, лысого, наглого в "своей" вотчине? Типа, по которому тюрьма плачет - обливается горючими слезами: - Ну дайте же мне его!!! - Вы забыли Бориса Немцова? Вашего губернатора, который был убит на мосту в Москве? Который копейки не забрал у вашего города? Шанцева надо в тюрьму, а не на восседание в Нижнем Новгороде! Помните об этом и передайте другим избирателям."
  Прошла ночь. Утром получаю следующее:
  "Здравствуйте, Сообщаем Вам, что произведение "Господин Шанцев и Борис Немцов" не соответствует правилам публикации на сервере "Стихи.ру", в связи с чем оно было снято с публикации." 
  "Фейсбуковцы, я сделал непростительную глупость, опубликовал про г. Шанцева то что я воистину думаю про него, что он ворюга, о чём была в фейсбуке сообщение от 28 сентября с. г., что Губернатор Шанцев - ворюга №2 в Нижнем Новгороде. Он попался на том что слямзил на вертолёты денежки, намного большие денежки - всё. Хороший дядя. Вертолеты? Ну кто о таких мелочах рот разевает? Ну просто тьфу! Ну уж кто по крупному берёт так это... молчу-молчу... сами знаете кто. Узнал по сообщениям из российского ТВ, из уважаемой Москвы, где сидит уважаемый Путин. Сегодня получаю послание от многоуважаемого сайта "Стихи.ру", где в частности говориться: "Причина снятия с публикации: нарушение пункта 3.3 правил пользования сервером: Авторам следует соблюдать уважение к личности других людей. Не допускаются оскорбительные высказывания и угрозы в адрес авторов или третьих лиц, унижение личного достоинства или деловой репутации, а также цитирование таких высказываний и размещение ссылок на страницы, которые содержат такие высказывания." Вот это да! Значит это что ни в коем случае нельзя пользоваться русским телевиденье? А в частности 1 каналом, который вещал 28 сентября, что Шанцев вор. Вот так работает пропаганда Нижнего - наследники позорного КГБ. Вы, господа, никуда не ушли из 70-80-х годов СССР и грозите "Стихи.ру". А те подумали-ПОДУМАЛИ и - сняли публикацию. Слава Шанцеву - чёрному вору в НН!"
  Батюшки и Матушки вы мои! Что это? Опять на экране ЭТО. Я не виноват. Что за силы заняты этим несимпатичным ШАНЦЕВЫМ? Беда! Я боюсь будет возникать это сообщение.                                       2 окт 2015
  ПЕРЕПИСКА МЕЖДУ МНОЙ И ВЯЧЕСЛВОМ БАРАНОВЫМ                  

  "Cаша, не дури... Вот, Чурдалёв ушел, и что? Теперь, даже не знаю вставил он зубы или нет. И вообще, нужны ли ему зубы... С кем он грызться собирается? Самоедство, и только. Facebook хорош тем, что ты сам выбираешь нужную тебе аудиторию... Твои стихи видят 10% из них... Выбери, нужных... Кстати, если не хвалят, не значит, что не читают... Знакомься и с незнакомыми, ибо мы и сами то с собой, по большому малознакомы...:-) А я Крюкову, люблю, любовью непонятной... А Шансов лысый, построил в моей любимой деревне Оптический театр, для хорошего художника, соседа моего через дом. Огромный, трехэтажный, в ложнорусском стиле, и хвать с него... хоть что-то... Хотя город выел, как червяк яблочко... ВБ". "Ты прав с твоей точки зрения. Ну почему же тогда я уверен в том, что меня посылают подальше все фейсбуковцы? Стоит кому нибудь опубликовать стихи реакция у них: - Браво!!! - А я имею абсолютный 0, что меня заставляет молчать на фейсбуке. Им нет до меня дела? Пожалуйста. Я устранясь. Шанцев явный пронырливый мафиози. Такой человек позорен для Великого Города Нижнего Новгорода. Неужели земля русская оскудела? Шанцев и всё? Шанцеву место в тюрьме! Второе место в России по воровству из ваших же денег - с налогов".   
                6 окт 2015
  О ГАНДЕЛЬСМАНЕ

  Фейсбуки, "Тихое пальто" - так называется сборник стихов В. Ганделмана. Название чистейшая дрянь. "Дикое пальто" было бы лучше, чем это. Сборники его стихов подражательны Иосифу Бродскому. Читаешь и не пониманшь: он ли написал или Бродский? Хотя ясно, что не он - величина таланта этого лит клопишки несовместима с Божеским даром Бродского, но он пишет и пишет, не понимая, что его мычание вызывает только смех. "Тихое пальтот" - выдающийся перл В. Ганднльсмана и дрянь несусветная. Сборники стишков этого "мастера" крошечно - маленькие потому, что сказать ему нечего - так, для отмазки он творит исключительно в моей, подаренной ему тетради, потому что он истинный жмот.
                14 окт 2015
  ДИМА СТРИЖОВ О ВЛАДИМИРЕ ГАНДЕЛЬСМАНЕ

  Вечер памяти Сергея Довлатова. Я читал рассказ со сцены. В зале было полно народу. Подошёл ко мне Дима Стрижов с просьбой прочитать свои стихи. Я сказал ему, что это невозможно, поскольку вечер посвящён памяти Довлатова.
  Стрижов художник из Санкт Петербурга. Он приехал в Нью Йорк, поселился здесь на Бродвее в районе 60-х стрит. Жил он в маленькой студии, за которую платил 1200 долларов в месяц! Сумма тогда казавшаяся мне неподъёмной, но он был уверен в своём будущем в Нью Йорке.
  Я бывал в студии Стрижова, видел его картины, был знаком с его женой. Вот что он рассказывал мне.
  Стрижов знаком с сыном Иосифа Бродского. Бродский чувствовал вину перед ним и его матерью - Мариной Басмановой, Ленинградской возлюбленной его. Сын Иосифа и был причиной похвальбы Гандельсмана в журнале "Континент". Иосиф после пожалел об этом.
  Я помню телефонный разговор Бродского со Стрижовым. Гандельсман попросил Стрижова о связанном с его приездом в Америку. Он хотел остаться здесь. Что то надо было подписать в его пользу, так как он боялся, что ему откажут и он вынужден будет вернуться в Ленинград. Гандельсман удивил меня. Он спросил под какой фамилией лучше в Нью Йорке: Владимир Мишин, или Гандельсман? Я сказал ему, что Гандельсман. Откуда всплыла фамилия Мишин я не знаю, но все евреи от Грицмана до Гениса не трогали своих фамилий, и только Гандельсман и Кацов - фамилия Кац старинная еврейская фамилия, моя фамилия по моей маме.  «Кац — еврейская фамилия (ивр. ;;";;; —нотарикон от коэн цедек — «праведный жрец» или «праведный священник», ивр. ;;;; ;;;;;).
 По традиции носителей фамилии относят к коэнам.» Гандельсман переживал, не будет ли ему плохо, если он еврей. Гандельсман стоял рядом с нами вечером на улице.  Стрижов говорил с Бродским по   телефону не  из телефонного автомата, а по обычному, переносному. Звук Стрижов  включил на полную мощность, так как попросил его об этом Гандельсман, сильно переживавший, выгонят его, или оставят в Нью  Йорке.  Каждое слово Бродского я и Гандельсман слышали. Иосиф очень злым голосом сказал: 
- Гандельсман? Я написал о нём в журнале. Я не специалист по оставлению кого нибудь. -
Разговор на этом закончился. Я понял, что дело было не в стихах Гандельсмана, а в сыне Иосифа, в чувстве вины Бродского, а Гандельсман был отпиской и не более того. Бродский отписался перед "Континентом". Что  ему было написать одну фразу, которой попользовался Гандельман. Лиля Панн, критикесса, ходила на задних лапках перед ним. Лариса Шенкер, главный редактор журнала "Слово - Word" приняла его, как гения и только потому, что был то Бродский гений, а не он. Он даже проник в Википедию - энциклопедию Мира, правда там он представлен ущербно. Во первых: нет его фотографии. Во вторых: статья о нём крошечная. В третьих: не работают ссылки, что показывает что это примитивный обман публики. А я был другом его. Он с каждым днём становился хуже.
  Умер Бродский. Я написал стихи на его смерть, стихи хорошие и горькие о которых отозвался Соломон Волков - радио "Свобода", газета "Новое Русское Слово" и т.д. Гандельсман тогда озлобился на меня и стал совершать подлости. Как так - думал он? Почему Алейник, а не я? Так дело не пойдёт! Топить! Он написал о том, что голубь "какнул" на мои стихи, которые лежали на подоконнике, а я рассказал об этом только ему. Газетка и заметочка, подленькая заметочка, без подписи, где и - ха-хи - изложено то, что известно исключительно ему (гы-гы-гы!!!). Вот вам и история про меня, и двух других знакомых.
                16 окт 2015
  ПЕРВЫЙ СБОРНИК ГАНДЕЛЬСМАНА 

  АПРЕЛЬ
 
Расклейщик луж – афиш,
полузабытый ветренник,
событие лови ж!
Сегодня город в ветре ник!

Над каменной ретортой
грачей весть – знак,
что в улицах – аортах
пульсирует весна.

Так от Кремля к Скабе
пусть рушаться каскады
мокрых голубей
на клавиши фасадов.                                                                 
                апр. 67
___________________________________
* Скоба – район в Нижнем Новгороде. 

  Так начинал я. Он по другому и в значительно позднем возрасте лет этак в 30. Владимир Гандельмсман: "я больше не хочу, чтоб ты жила..." Ого-го-го! Во как! Здесь продемонтрировано его нутро. Александр Пушкин, Лермонтов,  Бродский - кто угодно в русской Поэзии мечтал о том, чтобы "она" умерла? Но это я начинаю читать поэта Гандельсмана. Русская Поэзия ему представляется "мертвеней", а не умершей женщиной "и пара подметок над лесом"... А над лесом и людьми летают подмётки. А что такое "обстав"? Таинственная, надо полагать, вещь. Зима "чернокровная", а не белая, как обычно: "чернокровной зимы". Вдруг - ба! Он из поэтишек, которых как собак нерезанных, становиться поэтом. Меняется он от стихотворения "Ты – лишь инстинкт переступанья". Начинается то что я ждал - Поэзия в чистом виде. В возрасте 30 лет с гаком, с 1979 года он становиться Поэтом. До этого момента - дрянь подражательная. Откуда что взялось - проникновение в суть вещей. Книга делиться на 2 части: одна чистейшая дрянь с убийством женщины в уме поэтишки - вторая - настоящая книга поэта, где всё живёт и дышит.
  Я перехожу ко второму сборнику и посмотрю, что там есть. Однако он, оставшись таким как есть, жмот и подлый человек как это не горько.                                                                                                                                                                                            17 окт 2015
 ГАНДЕЛЬМАНОВСКИЙ РОМАН
                  
 "Роман" Гандельсмана называется "Там на Неве дом". Название, прямо скажем, дурацкое. Дом на Неве? А дом на Клязьме или на реке Северке хуже? Да нет, дома как дома. Мой дом на Оке не хуже, чем на Неве. Ведь это не тот дом, где Ленин подвязывал щёку до этого момента побрившись, чтобы взять власть.
  Писал он его 15 лет! Пушкин 7. Я тоже написал роман "Абрис" - контур, общее очертание предмета или по немецки Abri; - чертёж, или контур, набросок, очертание предмета, линия, показывающая форму какого-то объекта. Это из "Викпедии", лучшей интернетовской энциклопедии. Потрачено на роман 4 месяца и 26 дней: с 9 апреля до 5 сентября. До её кончины прошло 13 дней, магическое число.  Больше я не прикосался к роману. Почему спешил? Потому что умирала Маргарита, моя жена.
  Сравним два романа - мой и его. Толстая книга у меня. Формат очень большай. У него: книжица маленькая-малннькая. Формат маленький-маленький. Мой роман в 396 страниц. Его: страниц 90-92? Я не знаю сколько, но он крошка по сравнению с моим романом. Мой роман сонетный с вствками из моих стихов, стихов погибшего на войне молоденького поэта Михаила Кульчицкого, которому было 22 года, Александра Галича, Марсельезы. Его "роман" из рифмованных обрывков и стишков по 3 строчки. Мой роман был бы значительно лучше, если на него ушло года 2-3, но я спешил ради неё, ради любви к ней и к моему роману. Роман то я сочинял не о героях, а о себе и ней, моей жене. 
  К чёрту героев. Я знаю себя. Зачем мне перевоплощаться в некую "личность" и помещать себя в ней? Проза - она такая, Поэзия - нет.  Я хочу написать так, а не иначе. Что же помешает мне? Ничего. Роман вышел после смерти Маргариты, но написан при ней, живой. В романе есть досадная ошибка. Когда я говорю что сонет был создан в Италии 14-ого века, я поставил неверную дату. Век был 13-й, аяям сонет создан гением Возрождения Франческо Петраркой.
  Роман одобрен уважаемым мною Дмитрием Бобышевым: одним из "четвёрки Ахматовой". Соломоном Волковым, другом Бродского, написавший о Бродском книгу-шедевр, книгу, составленную из разговоров с Бродским на протяжении многих лет.
  О Волкове: музыковед, интевьер всех выдающихся людей в музыкальной культуре, сочинитель книг о них и русской культуре вообще, человек "Свободы", популярной американской радиостанции. Надо ли ещё примеров?       
  Вернёмся к Гандельсману и его "роману", скорее рассказу, малюсенькому рассказику, написанному им за 15-ть лет. Наверное Гандельсман рассчитывал на века чтения благодарными потомками. Мой роман - 340 страниц нешуточного формата, а прочитают ли его или похерят я не знаю. Но это, точно, роман.  Я прочитал 3 главы романа похожего не на роман, а на собрание стишков. Где герои? Без понятия. Роман из страничек с обильными пропусками. Мелькают девочки, мальчики, папа и мама, пейзажи, дворники, студент и дома, то дача, то дом и т. д. и т. п. Но романа то нет как не было. Прощай роман и здравствуйте стишки.
  Гандельсман жалуется что, якобы потерял роман. Ого! Гандельсман соврал, не сомневайтесь в этом и будет врать дальше. Ничего он не терял и терять никак не может. Он всё-всё-всё хранит за 7-ю печатями, а это враки исключительно для вас. Я очень хорошо его знаю. Я общался с ним 10 лет чуть ли не каждый день и по телефону, не жалея собственного времени.   
  Четвёртая глава о двух молодых людях-братьях. Вся она с кусочками повествования подражательна. Кому? Не догадываетесь? Мелькают Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Набоков, дорогой мне Мандельштам, но основное: Пастернак и, в большей степени, Иосиф Александрович Бродский. Поэзия это новизна, а не повторенье написанного - не так очевидно. Нужно то по-тихому или читатель "романа" заметит тебя и выйдет совсем бяка-с.
  Диалог братцев срисован с Бродского, как я говорил ещё не читая эту главу. Мило, но всё же плохо автору-Гандельсману так выдавать себя. Уж если он "поэт", так и вести себя должен как Поэт, а не как мальчик на побегушках у Иосифа Бродского. Я бы эту главу не напечатал, Гандельсман - пожалуйста - читайте и восхищайтесь мною, а то мне мало восхищений. Ну-ну, пойдём дальше по так называемому "роману".
  Глава пятая с прозаической вставкой, как и все предыдущие главы, что прямой плагиат у Пушкина,вводят читателей в курс дела. Поэзия молчит, потому что ей нечего делать по мнению Гандельсмана, то есть её не хватает ему и материалу "романа", потому что роман фейк - пустышка, стишки добротные и не больше.
  Олег, Павел, Марина, дневник Владимира, вот содержание пятой главы "романа", изложенное в прозе. Я ж говорю вам мило, так и будет мило, или милость, или милосыня всем вам со стороны автора: спокойно, по Гандельсмановски. Чего мало - ума, надо полагать - то и в диковинку. "Супруг погибший бил её, как мог" - перл Гандльсмна. Учитесь, братцы, у него, тогда и получите милостыню у Судьбы. "Есть ли Бог" - сомнительный момент для Гандельсмана, ну и, конечно, для его читателей. А если нет? Что же тогда мы будем делать? Правильно! Будем все как Гандельсман, а он то человек плохой. Ну и мы будем плохие, как нам завещал, вернее оповещал, Вовик Гандельсман.
 "На что похожа смерть. На дважды ложь." Это загадка для меня: ложь одна и другая? Гандельсман сболтнул, видимо для рифмы. "Ты кто. Хохочет: я твоё  подобье, я часть добра, приверженная злу" - о, это Гандельсман в чистом виде.
  В пятой главе, списанной у Бродского, роман потихоньку оживает. Линии идут в четвёртую главу и я начинаю сомневаться: действительно ли это стишки? Похоже что это роман, правда закрученный непозволительно, но это же Гандельсман,  пусть крадёт у Бродского, карты в руки.   
  "Жену убил бы, друга тоже" - мечта неисполнимая автора "романа" - В. Гандельсмана. "Я бы мог. Распять Христа". Учитесь у него насчёт Бога, Христа, манеры жизни и вас примет ад! "Что есть искусство. Дар темнить, лукавить, заигрывать, кокетничать, не быть" - ой, как нехорошо. Слова эти его или не его? Не знаю, но так написать их мог только Гандельсман. Понимание грязи людской у него безгранично. 
  Приступаю к чтению 6 главы, последней рассказа-романа Гандельсмана. "Что детство? – След ладони на стекле" - это перл, редчайший у него. Рассказик-роман дочитан. Есть редкие моменты, но больше то моментов нет. Шестая глава, по моему, настоящая дрянь. Если не верите в то, что я живописую, вперёд - читайте его произведение, я вас предупреждал о высокомерной дряни в нём.
                                                                                                                                 
  ЗАРУБЕЖЬЕ. Чупринин Сергей, стр. 104

  ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН

  Мишин Владимир Аркадьевич родился 12 ноября 1948 года в Ленинграде в семье военнослужащего. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Работал конструктором, сторожем-истопником, грузчиком, гидом, театральным режиссером. Эмигрировал (1990) в США. 
  Наташа, с-е дрянь! Написал его потому, что вспомнил его. Мне 20 лет. Вошёл. Он маленький, в очках с линзами, которые поразили меня. Взял тетрадь и сказал, чтобы я пришёл завтра. Ну я явился к нему. Тельняжка, голос, поразивший меня, густой и очень красивый и приём - королевский приём.
                29 окт 2015
  ОБРАЩЕНИЕ К ЯНЕ

«Мой старинный друг, Яна Джин. Вчера закралась в меня блестящая идея. Если тебе захочеся и ты соскучилась по деньгам, я предлагаю чтобы ты, потихоньку-помаленьку, перевела мои стихи на английскую мову, т. е. на английский. Мы издадим их здесь и получим бабки, потому что бабок в России для нас нет. Подумай и реши этот наболевший вопрос. Пока. АА».
                20 ноя 2015

  РАССКАЗИК О ДВУХ ХРЮНЯХ КОТОРЫЕ ПРЕВРАТИЛИСЬ В РЫБОК

                                                                 Посвящается двум обалдуям - Гандельсману и Грицману
  ХРЮШКИ

  Поле "Колхоза имени Благой Пукающей Свиньи" простиралось до самого горизонта и дальше, куда свиньи не забегали, потому что за это секли и секли пребольно. Сначала ловили в чистом поле, покрикивая друг другу:
   - Давай, Никита! Гони-гони!!! Ёк-л-мн... Божья, ёк-л-мн, матерь...
  Потом приводили в свинарник и давали волю себе: били и били пребольно свинок почём зря. А после запирали свинарник. Свиньи похрюкивали. Ели корм, а какой корм - отбросы - и ложились спать. Утром давали новые поди-что, вываливали им перед мордами. Хрюшки уплетали всё это. Гадили. Ругались. Словом шла обычная неколдовская жизнь.    
  Раз в месяц свиней отбирали. Которые не бегали, а только ходили вперевалку и лежали, тех увозили не машине и больше о них никто не слышал. Свиньи поговаривали о Рае, что будто живут там очень прекрасно, но кто знает? Никто. А свинари и свинюшницы молчат, пьют горькую и сношаются дружка с дружкой. 
  Было в поле два свинарника: один под именем Москва, другой - Ленинград в семисот шагах один от другого.
  И вот в один день родился поросёночек в одном свинарнике и другой в другом.

  ПОРОСЯТА ИЛИ ПОРОСЯТЫ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В НАСТОЯЩИХ СВИНЕЙ

  Поросяток звали Мишин* и Грицман. Мишин поменял имя, когда оказался в Нью Йорке. Грицман, как был Грицманом, таким и остался. Чего там менять имя? Явно ничего. Но Мишин думал по дурацки и играл с именем как мог, а как мог выяснилось в Америке, пока всё не устаканилось в его слабоумной голове - башке, если говорит попросту.
  Грицман порснул в США, когда свинари со свинюшницами завалились. Он просто взял у убежал в чисто поле и дальше-дальше, в самолёт - и он в Америке! Уж больно хотелось ему в штаты, а то сожрали бы его на родине как пить дать.
  Мишин-Гандельсман потянул, потянул и тоже порсунул в Нью Йорк, где ему понравилось. Правда смущало его Мишин в Нью Йорке. Имя было непопулярное. И что бы думали американцы, столкнувшись они с этим имнем? Думали что дрянь, свинья свиньёй и с такой делать в Америке нечего.       
  Правда он прикрывал тряпочкой свою головёнку, но это так, мелочи. И что с этим поделаешь, если у него привычка? Ничего и делать не надо. Пусть ходит с тряпочкой на головушке. И нам веселее будет на него смотреть. Видишь, тряпочка идёт топ-топ по улице и понимаешь: шествует Мишина, пардон муа - Гандельсман!
  Приехал он в Нью Йорк и оказался у Лиличке Панн - дуре редкостной, уж поверьте мне, старому волку. Она тогда была главной дурищей в Нью Йорке, а может и на всей Америке? А про Россиюшку я не знаю. Я не был там шестнадцать лет, и не буду никогда. Но это мысли в сторону. 
                21 ноя 2015
   ИСТОРИЯ С ШИКАРНЫМ КОНЦОМ

  Да, об чём я говорил? О двух братьях-бедолагах. Так вот что с ними приключилась, а это  престранная история. Они превратились в рыбок. А почему это сделалось я не знаю, но видно планида у них такая. Или планета?
  Сейчас жутко похолодало. Ноябрь на дворе. Холодрыга нешуточная. Бр-р-р... Я хожу на прогулку в Центральный Парк, заворачиваю на площадку из досок над водой. Стою там и крошу хлебушек для рыбок. Рыбки подплывают ко мне, поклевать хлебушек. Вот - подплывает Мишин, то есть, пардон муа, Гандельсман. Подплывает Грицман, Лиличка Панн, словом все-все, кого я упомянул в моём рассказике. Глупенькие современники мои, ну что вы мне скажете? Ничего-с, насинг, потому, что вам прописано молчание на все грядущие деньки.

*Статья Сергея Чупринина, стр. 104. (Примечание автора).
                22 ноя 2015
РАССКАЗ ЕЛЕНЕ КРЮКОВОЙ О МОЁМ ОТЪЕЗДЕ ИЗ РАШКИ
                   
Я уезжал из СССР никем - в лучшем случае инженером-пожарником, никак не поэтом, потому, что родина не напечатала ни единой строки, а было написано ох как немало. С 14 лет я знал, что обязательно буду поэтом. 
А Родине было наплевать на меня как и на всех прочих людей. Лижешь задницу Родине - молодец! Не лижешь - значит ты говно и по тебе тюрьма плачет: - Иди скорей сюда!
  Москва, 15-летнее место проживания моего. Я получил наконец право на эмиграцию. Шёл 1988 год. Осень, переходящая в зиму. Я гуляю по старому Арбату и вижу привлекательную девушку. Она сидит на  приступочке у ресторана "Прага", скучает, она одна и, наверное, ждёт кого то, а его нет.
   Я подкатываюсь к этой девушке. Сажусь на приступочку и начинаю невинный разговор. Она замёрзла. Она отвечает мне, что мол так и так, она не дождалась ухажёера и что она будет делать она не знает, потому что  она приехала в Москву из Владимира и т. д. и т. п.
   Сидим близко-близко. Холод и ледяной ветер сближают нас.
  Во! Ба! Ёлки - моталки! Ко мне подходит друг. Общение с другом и он предожил нам пойти к Джуне. Я удивляюсь, откуда он её знает? Она же наша королева! Он ухмыляется. Мы встаём с приступочки и чапаем к Джуне Давиташвили. Пять минут по старому Арбату, заваорачиваем у тевтра направо, входим в двор.
 Он звонит и нам, замёрзшим, открывают. Тут угар! Сама Джуна выходит к нам и - цоп - её глаза выцеливают одного меня из нашей компании. Она берёт меня за руку, и ведёт по всем её комнатам. Там хор с дирижёром распевае "её песню", хотя я знаю что песню она купила, как и 5,000 стихов, приписываемых ей всею нашенской страной. Картины? Несомненно её. Я вижу это в другой комнате, где никого нету, только мы с Джуной.
  Походив по комнатам мы приходим в обеденную. Садимся за стол. Бокалы вина. Закуска. Она говорит мне что я Божий Поэт, что я буду писать стихи для неё, что денег будет океан. Я выслушиваю её. Говорит это она мне тихим, тихим голосом. Вокруг шум, гам. Мой друг наяривает красного палтуса. Подруга ест щи. Всё тип-топ, любо посмотреть.
  Я отказываюсь от её предложения. Я то еду в Америку и всё тут. В пол четвёртого мы уходим от Джуны. Вот и весь рассказ. Можно бы вспомнить 1999 год, май, но это будет другая история.               
                28 ноя 2015
  О "СНАХ" И ДРУГИХ КНИГАХ, КОТОРЫЕ Я НАПИСАЛ 

 С пергого декабря переписываю "СНЫ", потому что они черновая книга. Писал их в спешке. Многое написано плохо. Я дошёл до 124 стиха из книги. Работа трудная, но мне нужно переписывать их, чтобы удовлетвориться, а то всё пойдёт прахом. Сколько дней я потрачу на это? Дня два, три. Потом начну что нибудь новое. Печально, если другие книги не дописаны до состояния perfect, но надо же это делать для потомков.                                                                                                                                                                                             5 дек 2015
  ФЕЙСБУК - ОБМАН МЕНЯ

  Фейсбуки! Я удалился из обслуживания позорной фирмы "Верайзон". Стихи сделали всё очевидным. Почему я связался с ней? Фирма "Верайзон": их телефон 1 - 800 - 837 - 4966.   
   Первое - они очень жадные существа, которые стоили мне 93$ в месяц! Сейчас - 72$ в месяц в фирме "Тайм Ворнер", что даёт 21$ плюс. Маловато, но что поделаешь.
  Второе - они очень-очень лживые. Когда они пришли - два приличных человека  и вешали своё барахло на стенку, они уверили меня: 50$ и всё. После получаю счёт за услуги: 125$ без платы за телевизор, который я выкинул из своей квартиры 5 лет назад. Полученный счёт отличается от заявленной суммы в два с половиной раза!
  Третье: они звонят каждый Божий день и требуют назад все цацки. Говорю им: давайте сюда и берите назад всю рухлядь. Бросают трубку и назавтра та же история.
  Сегодня 5 января 2016 года. Получаю письмо, где чёрным по белому написано, что я, якобы, должен фирме "Верайзон" 280$! Делайте выводы из того, что здесь написано.
 Январь, 12 число. Позвонил Лорд, мой хоум атендент в фирму "Верайзон", сказал после 1,5 часа потерянных на телефоне, что если им нужно, пожалуйста, приезжайте и возьмите "оборудуние". Сначала они поклянчили: за визит 79$ (!), потом утихомирились и пообещали: завтра ждите. Ждали - они не приехали!
Январь, 13 число. Наконец он явился, взял коробочку на полу и ушёл во свояси. За что тут платить 78$ я не представляю...      : 50$ и всё. После получаю счёт за услуги: 125$, уверили меня: 50$ и всё. После получаю счёт за услуги: 125$, что отличается от суммы заявленной в два с половиной раза!
Четвертое: каждый Божий день они звонят и требуют назад все деньги и оборудование, которое я им отдал. Говорю им: давайте сюда и берите эту рухлядь. Бросают трубку и не завтра та же история. Фирма позорная. Уходите из неё и будет несравненно лучше, чем в ней. Буду повторять публикацию раз в три дня полгода.;Господа и дамы! Сегодня 5-е января 2016 года. Получаю письмо, где чёрным по белому написано что, якобы, я должен фирме "Верайзон" 280$! За что же это? Непостижимо. Фирма - грязь американская - ньюйоркская подлая грязь. Будет что то новое я буду держать вам в курсе.;А знаете ли вы, читетели фейсбука, с чем рифмуется "Веризон"? Со словами: смешён грифон, кальсон, муссон, пижон, рожон (тут имею в виду: лезть на рожон), солдафон - это о них, трезвон, смешон - (это чистейшая правда!), умалишён - (наблюдение за их поведением), вз бешён - (о их состоянии), орошён, напружён (догадайтесь чем? Правильно!), смешён, микрон (это об и умишке) и т. д. и т. п.уверили меня: 50$ и всё. После получаю счёт за услуги: 125$, что отличается от суммы заявленной в два с половиной раза! Третье: каждый Божий день они звонят и требуют назад все цацки. Говорю им: давайте сюда и берите эту рухлядь. Бросают трубку и не завтра та же история. Фирма позорная. Уходите из неё и будет несравненно лучше, чем в ней. Буду повторять публикацию раз в три дня полгода. уверили меня: 50$ и всё. После получаю счёт за услуги: 125$, что отличается от суммы заявленной в два с половиной раза! Третье: каждый Божий день они звонят и требуют назад все цацки. Говорю им: давайте сюда и берите эту рухлядь. Бросают трубку и не завтра та же история. Фирма позорная. Уходите из неё и будет несравненно лучше, чем в ней. Буду повторять публикацию раз в три дня полгода.;Господа и дамы! Сегодня 5-е января 2016 года. Получаю письмо где чёрным по белому написано что, якобы, я должен фирме "Верайзон" 280$! За что же это? Непостижимо... Фирма - грязь американская - ньюйркская подлая грязь. Будет что то новое я буду держать вам в курсе.;А знаете ли вы, читатели фейсбука, с чем рифмуется "Веризон"? Со словами: смешён грифон, кальсон, муссон, пижон, рожон (тут имею в виду: лезть на рожон), солдафон - это о них, трезвон, смешон - (это чистейшая правда!), умалишён - (наблюдение за их поведением), взбешён - (о их состоянии), орошён, напружён (догадайтесь чем? Правильно!), смешён, микрон (это об и умишке) и т. д. и т. п.уверили меня: 50$ и всё. После получаю счёт за услуги: 125$, что отличается от суммы заявленной в два с половиной раза! Третье: каждый Божий день они звонят и требуют назад все цацки. Говорю им: давайте сюда и берите эту рухлядь. Бросают трубку и не завтра та же история. Фирма позорная. Уходите из неё и будет несравненно лучше, чем в ней. Буду повторять публикацию раз в три дня полгода.;Господа и дамы! Гуд бай фирма "Верайзон».
                13 янв 2016
ПЕРЕПИСЫВАНИЕ КНИГИ "CODEX GIGAS"

Переделываю книжку "CODEX GIGAS" и удивляюсь, как писал эти стихи не вникая в их подлинный смысл. Они другие, а не ошмётки мысли.
Началом переделки послужил звонок от Пушкина. Он просил стихи для журнала. Я набрал наудачу пять страниц из середины книги и послал ему. Помучился с ними час и понял, что так дело не пойдёт, а надо с начала до конца переписать их, а то получиться совсем не то, что я хотел.
Спешка заставляет меня печатать другое и надо бы помнить об этом.                                                                 25 янв 2016
О СНАХ

Я в стихах записываю свои сны. Началось это с 18 апреля 2014 года и до настоящего времени я занят этим. Когда кончу не знаю. Правда, что я дополняю их и немного изменяю, потому что стихи требуют своё, отличное от прозы. Но автор то я и поэтому всё немного изменяется.         
поэтому когда вы читаете прозу не удивляйтесь. Стихи прямее. Если автор не пишет прозы. Я - счастливое исключение из правил.                                                                                                                                                                                        2 апреля 2016

  ВОВИК ГАНДЕЛЬСМАН ИЛИ ТРЯПОЧКА НА ГОЛОВУШКЕ ЕГО

В. Гандельсман накрывает свою головушку тряпочкой, если что нибудь пощло не по нему, то есть против его тупейшего желания. Он бледнеет, начинает дышать, как паровоз и - раз - тряпочка на головушке его. Я, также как уважаемый Дмитрий Бобышев, наблюдал это неоднократно. Вовик вообще человек небольшого, прямо скажем, ума и - мне хочется отметить в нём эту потрясающую черту.
                11 апреля 2016
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛОВО

Обращаю ваше внимание на слово. Возьмём рифму: хорошо - ещё. От того, что мы поставим в стихи, целиком меняется смысл нашего высказывания. Это поражающая меня вещь. Я играю смыслами - они играют мной. Кто или что возьмёт верх я не знаю. Чую наверняка только конец стихотворения, а как до него добраться загадка. Только талант стихотворца ведёт меня к концу, больше ничего. Поэтому важны такие вещи как тишина, одиночество, сосредоточенность на смысле высказывания, время. Если что нибудь не будет - всё пропало, стихи не будут написаны. Я убедился в этом, когда начал писать "СНЫ". Пробудился, в голове туман от снов, но он быстро уходит в туман забвения и тогда всё пошло не так как надо а как не надо идти. Что мне снилось я не знаю, а ведь снилось что то и что особенное, не такое как сейчас, когда я в здравом уме и пишу о ЕГО ВЕЛИЧЕСТВЕ СЛОВЕ.
                15 апреля 2016
  ТРЯПОЧКА НА ГОЛОВЕ

  Прежде всего мною написанное не имеет никакого отношения к В. Черешне и прочим приличным людям, пусть они не беспокоятся.
  О названии моей заметки - такое оно потому, что я и уважаемый поэт Дмитрий Бобышев видели (а я множество раз) как ГВ прятал свою головушку, когда что нибудь было не по нему, вот отсюда название заметки. 
  "О чем пишет Гандельсман?" задаёт вопрос  автор статьи о ГВ. Вот о чём:
  «Мне мерзок митинг,
  ужимки эти и прыжки,
  идите в баню, там ваш митинг
  отмойтесь, грязные щенки».
 Цитирую по этой статье. ГВ пишет не только об этом - о женщине: "Я не хочу чтоб ты была"(!). О таракане "стоящем на столбе" (!) и обозревающем автобусную остановку, да много ещё о чём. Автор статьи перечисляет сокровенные темы ГВ, правда не о том, что его фамилия Мишин, о чём я сообщал вам, а не Гандельсман: "ЗАРУБЕЖЬЕ. Чупринин Сергей, стр. 104: "ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН - Мишин Владимир Аркадьевич родился"... и т. п. "Дыхание бытия и пульс Жизни" слабенькое убежище у ГВ. Ну ещё ГВ написал о поэте Александре Кушнере какую то гадость - это реакция ГВ на упоминание А. Кушнером названия сборничка стихов ГВ: "Тихое пальто" (!), которое и мне кажется несомненно дурацким.
  Ещё, скажите мне пожалуйста, у Бобышева есть квартира на родине, в благсловенном Санкт-Петебурге? Нетути. У Кушнера есть квартира в Нью Йорке? Нетути. ГВ есть и Санкт-Петрбурге и в Нью Йорке, то есть и нашим и вашим - "всегда готов".   
  Иосиф Бродский - я и художник из Санкт-Петрбурга Дмитрий Стрижов, наряду с ГВ - мы помним, как Бродский отмежевался от ГВ:
  - Что ему от меня нужно? Я сделал всё, что он хотел.
  ГВ продрожал при этом телефонном разговоре, понимая, что Бродский посылает его куда подальше, а разговор был слышен всем нам - всем троим. И ещё одно главное обстоятельство - он очень и очень плохой человек.
                14 мая 2016               
ПИСЬМО В ФЕЙСБУК
   
Читал журнал «Волга» 5-6, 2016 г.  Сергей Стратановский не поэт, а поэтишка, который стишков не рифмует, что по моему гадость в русской поэзии. Поэты позволяют себе разнообразные шалости, но чтобы циклики стишков, а я подозреваю, что может быть всё созданное Стратановским такое, вобщем перл да и только для отечественной словесности. Учтите это. Стратановскийи - расфуфыреный, дрянной поэтишка, со статейкой о ГВ (намёк прозрачен. Правильно... Подумали, определённо, на буковку "Г"). Тряпочка На Голове или же Мишин (?), или же Гандельсман (?) или же Чёрт Знает Что, который меняет национальности, как бумажки для подтирки задницы. Пересёк границу - Мишин. Обратно в США - Гандельсман, вобщем, Вова тип сложный. Желаю вам, фейсбуки, здравствовать.  
                3 июня 2016
РАННИЕ СТИХИ И ПРОЗА АЛЕКСЕЯ ЦВЕТКОВА
                                                                        
                                                                               Относительно стихов - эти будут не из лучших...
                                                                                                                                        А. Цветков 

 Читаю стихи Алексея Цветкова, ранние стихи редчайшего мастера. Стихи - слежение за его оригинальными представлениями о себе и мире. И вы почитайте для истинного удовольствия, не удовольтвия. Выбор оригинален. Хотя в них бросается в глаза влияние Пастернака. 
В стихотворении Б. Пастернака "МАРБУРГ" читаю следющее:
"Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье..."
Напоминает: "Я научился понимать/ Печаль природы безъязыкой..." Я освободился от влияния Пастернака в 20 лет и дальше шёл по своему пути, а Цветков до 30 лет был пасткрначанок. Учился бы у Грцмана, тот ломил куда душа пожелает - против Поэзии. Охота спросить у Цветкова, что такое "голова на боку"? Это признак идиотизма или нет - просто головы на боку надо носить всему человечеству, а не поверх шеи, а то как то неудобно перед Цветковым.
Но куда то же надо двигаться Поэзии или стоять на одном месте.
А Проза у него хуже некуда.  Он Поэт, а не Прозаик. Природа так распорядилась, одним - всё, другим - кукиш с маслом.                                                                                                                                                                                       23 июня 2016
ВМЕСТО ПРОЩАНИЯ

Сегодня знаменательный день. Книга, которую я писал почти год подошла к концу. Мне жаль расставаться с ней, но она сама расстаётся со мною. Будут новые книги. Сколько я не знаю. Пока жизнь ведёт меня. Мне жаль читателя этой книги. Я получил всё, на что расчитывал, а он? Нет. Он не возьмёт её с собой, когда поедет в дальнюю дорогу, потому что её нет. Потрогать её невозможно. Оставить на столе с закладкой - тоже нет. Она в призрачном тумане витает над грешной Землёй. И пусть витает, пока новые люди не сделают её - не напечатают. Прощай книга.
5 июля 2016
ОТВЕТ АЛЕКСАНДРУ ПУШКИНУ

"АП, с 2000 года, с 26-ого января (время, когда Бродский умер), видишь, какое прозрение Небес свалилось на мою голову, английский язык исчез из моей памяти, потому что в 9-ть вечера случилось кризис - роковой удар, от которого я умер... Врач, который лечил меня проделал дырку в моём животе, в которую вставил гибкую трубочку, чтобы кормить меня. После 26 января я не говорил. Потом речь стала возвращаться, но необычная. Болтавня глупости, с обидами кого не попадя, забавная пародия на человеческую речь, образ на 3-ри последующих месяца. Удар был по левую сторону головы, в результате которого правая сторона парализована по сегодняшний день. Правая рука не действует. Пишу левой рукой, слова Богу, на компьютере. Левый глаз в полном порядке. Правый глаз видит наполовину левой стороной. На 4-ый месяц я стал потихоньку становиться полноценным человеком, увы, у меня не действует правая сторона тела. Вернулась речь. Прошло 8-мь долгих лет. Только в 2008-ом, я, потихонечку, стал продитктовывать новые стихи. Так что, увы, стихи с английского я не перевожу. Попробуй кого нибудь другого."                8 июля 2016
 
ПОЭТ С НЕ ПОЭТКОЙ

Чему надо учиться у поэтов я вам сейчас покажу. Возьмём "поэтическую" дрянь, что продемонстрировала Рита Бальмина и сравним со стихими Евгения Степанова. Рита, "вовлёк" и "человек" не рифмуется и это Вам видно. Так почему же Вы рифмуете то что не рифмуется? "Вовлёк" и "человек" имеют абсолютно противоположное ударение. Мысль очевидная, т. е. первая строфа никуда не годиться. Вторая строфа: "Под синью с апельсиновой луной" - это очень хороший образ. Видишь тамошними глазами ночь востока. Третья коробит меня неудачным словом "торчат". Минареты не торчат, они 1) стоят 2) топырятся 3) находятся 4) плывут в небесах 5) маячат 6) кайфуют и т. д. масса значений. "Торчат" слово осуждающее. Мне оно не подходит, ей нравиться, а если так то пускай так и будет. 4) Стофарж - "новостей по вашему запросу не найдено" и что такое это значит я не знаю; "лажа"  и "воспоминаний сажа" - стихотворная дрянь. 5) "Пока она косит под Натали" - не рифмуется. Слово "косит" с ударением на первом слоге ломает всю строфу. Стихотворение неудачное. На одном образе "Под синью с апельсиновой луной" оно не держиться, поэтому не нужно таких опусов пускать в печать.                14 июля 2016

   ПРО СИКАНЬЕ ОДНОЙ ДАМЫ
 
  Прочитал статю одной широко известной дамы, в котором меня насторожило бесконечное (sic!)-анье её. SIC - латинское слово, обозначающее «так», «таким образом», «именно так». Дама указывает, как читать её труд, будто все мы дураки и она то знает, что ценного она нам преподнесла. Хочу сказать ей, что если нужно сходить по нужде, пойди и опоражнись, то есть посикай-пописай, а мне, как читателю, обрыдло ваше явное желание поучать нас. Sic-анье предлагаю ей заменить на каканье. Нельзя же столько терпеть нужду.                                                                                                                                                                          18 июля 2016
ПИСЬМО К ПЛЕМЯННИКУ О МОЁМ ЛЫСОМ БРАТЕ   

"Дима, новенькое о достославном Прыще. Встретил хоум аттендентшу мамы. Она сказала мне, что он, Прыщ, своровал у мамы 21,000$! Мама плохо считает, не эту сумму Прыщ своровал, а минимум 100,000$, потому что мама копила с первого дня приезда в США, то есть с 1991 года до 2015-ого.  Можешь об этом известить папку. АА".                   18 июля 2016
 
ЗАРУБЕЖЬЕ Чупринин Сергей, стр. 104 

ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН Мишин Владимир Аркадьевич родился 12 ноября 1948 года в Ленинграде в семье военнослужащего. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Работал конструктором, сторожем-истопником, грузчиком, гидом, театральным режиссером. Эмигрировал (1990) в США.
 Книга переиздана, второе издание: стр 158,: ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН Мишин Владимир Аркадьевич родился 12 ноября 1948 года в Ленинграде в семье военнослужащего. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Работал конструктором, сторожем-истопником, грузчиком, гидом, театральным режиссером. Эмигрировал (1990) в США. Печатается как поэт с 1991 года: журнал «Континент». Автор книг стихов: Шум Земли (Н.-Й.: Эрмитаж, 1991); Там на Неве дом: Роман в стихах (Н.-Й., 1993); то же (СПб.: Пушкинский фонд, 1995); Вечерней почтой (СПб.: Atheneum Феникс, 1995); Долгота дня (СПб.: Пушкинский фонд, 1998); Икар (СПб.-Н.-Й.: Абель, 1998); Эдип (СПб.: Абель, 1998); Цапля (Париж - М.-Н.-Й.: Третья волна, 1999); Тихое пальто (СПб.: Пушкинский фонд, 2000); Чередования (СПб.: изд-во журнала «Звезда», 2000); Новые рифмы (СПб.: Пушкинский фонд, 2003); Обратная лодка (СПб, 2005). Печатал стихи в газете «Бостонское время», в журналах «Знамя», «Новый журнал», «Звезда», «Октябрь», «Арион», «Вестник», «Арс-Интерпресс». Переводит поэтов США. По оценке Иосифа Бродского, его «стихи поражают интенсивностью душевной энергии, некоторой даже лапидарностью чувств, голой своей метафизичностью, отсутствием слезы (гитары) (…) В них — любовь к любви, любовь любви — самая большая новация в русском стихе, в этом веке запечатленная». Стихи Гандельсмана включены в антологии «Строфы века» (М. - Минск: Полифакт, 1995), «Освобожденный Улисс» (М.: НЛО, 2004), входили в шорт-лист премии Андрея Белого (2003). Он - член редколлегии журнала «Слово-Word», редсоветов журналов «Стороны света», «Интерпоэзия». Отмечен премиями им. О. Мандельштама журнала «Стрелец» (1998), журнала «Звезда» (2005).

 ЗАРУБЕЖЬЕ Чупринин Сергей, стр. 153
АЛЕКСАНДР АЛЕЙНИК  Алейник Александр Аркадевич родился в 1952 году в Горьком (ныне Нижний Новгород). Окончил филологический факультет Горьковского университета. Работал пожарным, котельщиком, таксистом, инженером. Эмигрировал в США (март 1989).
  Печатается с 1991 года. Автор книг стихов: Апология (Н.-Й.: Слово-Word, 1996); Чу! (Н.-Й.: Марго-Пресс, 1996; под псевдонимом Олимп Муркин); Другое небо (Н. Новгород: Дирижабль, 1998); Из трех книг (М.: Унис-Пресс, 1999); Только серьезные люди (СПб, 1999). Печатался в журналах и альманахах: «Слово», «Черновик», «Время и мы», «Встречи», «Побережье», «Континент», «Арион», «Крещатик».
  В. Мишин-Гандельман или Тряпка на Голове живёт в Санкт Петербурге и - в Нью Йорке! Я провёл меньше трёх недель в мае 1999 года в России, причём десять дней в Нижнем Новгороде, где никаких наград не светило, один день в Питере, остальные в Москве, ровно восемь дней и это всё. Гандельсман-Мишин учил меня, что деньги важнешя вещь на Свете. Дашь их и публикация выйдет. Я не внял его изворотливой хитрости и не платил за публикации за одним исключением. Я заплатил за роман "Абрис", когда это было жизненно необходимо. Во первых время было другое. Прошло лет пятнадцать и всё переменилось. Деньги стали главными для издателей. Вот почему он довольно известен, потому что появляется там, когда захочет, в своей однокомнаьной квартире, в которой я ночевал и - платит деньги издателям, как и платил им вседа. У меня нет никого и ничего там. Я человек местный, т. е. ньюйоркский.                10 авг 2016

ПИСЬМО ЛЫСОМУ БРАТУ

"Дорогой мой прыщик! Ты, братец мой, гнусный ворюга. У меня украл 6,000$ по мамину утверждению. Её хоум аттендент поведала мне эту историю. Мама ошиблась, ты украл 100,000$!!! Она же не тратила деньги в Америке, потому что всё привезла с собой. Тебя  "ограбили!!!" Всё ты врёшь. Коробку за 28$ отдай. Она же не твоя, а Ритина. Мною купленный телефон за 18$. Где мамины золотые кольца? Не знаешь? Ты, братец мой, супер ждюга. Не стыдно ли тебе всё-всё-всё брать? Ты попадёшь после смерти в ад. Таким уж ты уродился. АА".                                             11 авг 2016

ЕCТЕСТВЕННЫЕ НАДОБНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
      
Я пишу то, что вздумается мне и если это касается меня, всех живущих на Земле людей, то я пишу это в моих стихах. Естественно, пук - пуканье, как и всё прочее, нам необходимое, если мы живые люди, необходимо насущно. Мёртвым всё равно. Им это до лампочки. Лежат себе тихо. Спят до того времени, когда их призовут - век - два века -тысячелетие... Не надо выкобениватся живым, когда речь идёт об этом. Надо посмеяться. Вы скажете, что неприлично говорить об этом, что все люди знают это и так далее. Чепуха. Я так пишу, когда всё-всё мне обрыдло. Не нравиться вам? Так не читайте меня. Общество должно вести себя примерно. А я не хочу быть примером для всех. Кто хочет, читайте, кто не хочет, те нет. Достаточно быть человеком на Белом Свете и сочинять стихи - лучшее, достойное дело.
12 авг 2016    
ДОЧКА

Вот, что было. «Я напишу ощущения. АА». В ФБ. «Ася, есть места, которыми я бы гордился. Наконец то ты что то серьезное публикуешь. Почему бы тебе не написать рассказ? О чем? Ты должна подумать или придумать, или все пойдет, как легкое, необязательное чтение, чтение с прохладцей на популярном фейсбуке. Есть женщины: Петрушевская, Толстая и много других, у которых ты можешь научиться писать рассказы.  Потом только, когда осилишь это ремесло - роман. Я тебя не учу, я говорю о своих ощущениях. В прозе твоей слишком много тебя. В рассказах этого не наблюдается. Есть взгляд автора, по которому читатель понимает, кто с ним говорит, а не пишет страницы из собственного дневника. Это истина, и все тут. Из прозы ты должна уйти, спрятаться, тем самым сделавшись ее важным автором, а не писательницей «Дневника». Читателю плевать на дневники - хочет - почитает, хочет - нет. Рассказ - это нечто особенное, важное, незабываемое дело. Ну так - вперед, как учил Ленин! АА». «Да, ты прав.. только как сохранить эту искренность..? И с другой стороны, я пишу то, чтобы мне хотелось прочитать. Петрушевская, Толстая, все это скука) Фантастика - скука, все эти жанры мертвы.. лишь бесконечные цитаты и повторения.  Я понимаю, что могу написать то, что понравится читателю. Или то, к чему он привык - взрослое, умное и "литературное" Но не хочу)) Пусть это выглядит безумием и перформансом. Меня интересуют высокие материи))) и шаманские путешествия - ну во всяком случае это лучшее, что мне попадалось.. Но ты прав. Очень рада что ты написал :) А какие места тебе понравились? АА». «Асенька, это неважно. А Флэнери о Коннел? Это не шутки, не «Дневник». Рассказ - прежде всего нужен план рассказа: начало - действие - концовка. Это - раз. Напиши план. Рассказ? У тебя есть то, чего нет ни у кого - твоя собственная жизнь. Потеря девственности. Никто об этом не написал, а читателю, мужчине, интересно, как у вас это происходит: когда? погода на дворе?как ты решилась на это дело? что ты думала до времени? во время? после - минуты - дни - потом? Толкаю тебя на это, а может быть нельзя об этом написать? Я не знаю, но точно, я бы почитал, как все мужчины. Пойдем в маленький возраст, пойдем в Нью Йорк глазами девочки из СССР, приехавшей к папке и его новой жене. Какой же был НЙ? А я не знаю, ты знаешь. А если бы ты влюбилась в мальчика, американца, уехала бы ты из НЙ, или нет? Вот и сочиняй рассказы из своей жизни. Возьми что тебе угодно. За год будет книга, которую ты перешлешь с Москву, но книга должна быть стоящей, не твой «Дневник». АА». «Какая беспомощная скука..  боже.. Это прошлый век)) девственность)))) детство, нй?  Ты серьезно? Только сказка с героем - безумцем смело глядящим в лицо самому себе. АА». «Ася, пройдет время, и ты поймешь меня. Если нет - не суйся в литературу, если тебе это не близко. В фейсбуке пиши «Странички из «Дневника». Тогда будет понятно, что ты имеешь в виду, когда публикуешь это. Мне было 14 лет, когда я стал писать стихи. Написал их по сегодняшний день 3520 штук. Разные стихи. Хорошие, и похуже. Пишу прозу. Почитай для собственной пользы. Не надо объясняться в таком тоне со мной. Ты выше. И, несомненно, умнее, чем сейчас, в этом письме. Ты же вся в меня. Ну, и, конечно, в маму. То есть не дура бестолковая, по крайней мере. Если я говорю тебе - делай, и кончай спорить со мной. Я старше. И твой отец. Ты должна относиться к старшим с почтением, а не кипижем. Учти, какая ты, такой же будет твоя дочка. АА». «Не завидуй ;) Успехов в твоем творчестве)))) АА». «Асенька, когда я упомянул твою маму, мама твоя, т. е. моя первая жена, была в свою маму. А ее мама была в Веру Иванну, которую я мокрой половой тряпкой ударял по морде, когда Вер Ванна сказала за дверью нашей комнаты на мою маму: - Ушла жидовка… - Сказала так искусно, что мы, твоя мама и моя мама слышали эти слова.   Сказала это просто так, как бзднула за нашей дверью, чтобы мы услышали это. Моя мама покраснела и стала одеваться. Мы с Ритой проводили ее до квартиры Левы - Прыща. Три дня я ходил - прожил - как сам не свой, и, вечером она, маленькая, сморщенная старушка, идет на меня по крошечному коридорчику между нашей с Ритой комнаткой и большой, где жила твоя безумная бабушка. Ну, я задрожал, схватил тряпку и, раз по ее харе, и другой раз. Она, Вер Ванна, рухнула на пол, и молила меня, чтобы я ее не убил. Мама твоя, и мама Риты держали меня. Мама Риты при этом кричала: - Правильно - правильно Саша! - Вот какая сцена была на Новослободской улице. Ты спала, совсем крохотная. Это было весной, а летом мы переехали на Малый Каретный. АА». «Мне искренне жаль тебя. Я прошу прощения за моих родственников, отвратительно поступивших с вами. Это мерзко и ранит в самое больное. Сотри это внутри. Этого уже нет, как и их. Ты мне дал советы, позволь и мне посоветовать тебе что-то? Прости.  От всего сердца, не оправдывая себя. Прими, что та куча обломков, попроси прощения. Во что ты превратил себя, свою жизнь и свой талант - результат только твоих действий, твоей слабости, твоей жалости к себе. Не позорь себя в фб. Если нет, тоже не страшно. Как говориться, еще раз, и еще много много раз)))  На сим предлагаю закончить переписку, из говна конфетки не сделаешь, надеюсь ты в состоянии понять почему. Ася А». «Ася, хорошо поговорили. Давай так и разговаривать, ты - мне, я - тебе, как истинные друзья. Я хотел спросить, ты обдумала мое предложение, стать тебе чудной писательницей 21 века? Вообще, как ты живешь на новом месте, чем занимаешься в Англии, как дочка, ходит ли в школу, английский у вас? Смотрел 2-ух часовой док. фильм Майкла Мура, где этот выдающийся человек сравнивает страны с США не в пользу Америки. Тут есть о чем задуматься. Пиши если будет настроение. Я никогда не думал, что буду жить один - пришлось, и ге дай Бог тебе такое. Мы счастливы в молодости, в старости совсем не то, а время одиночества и трезвости. Вспоминаешь жизнь каждый Божий день. АА». «Пока ты не попросишь у меня прощения - искренне, и за все, за все - вряд ли) В твоем случае - общение нужно заслужить. А это путь длиною в жизнь, которой у тебя почти не осталось. Железные буры абсолютно нелицеприятны - закон для всех один. И они близко. Тебе бы взяться за ум, пока ты еще здесь, дальше будет хуже. Покайся, времени у тебя совсем немного. Чтобы в старости не быть одному - в молодости надо вставать к ребенку, не смотря на то, что на работу утром, ходить в кафе по воскресеньям, ездить на море каждое лето, покупать подарки (а не присылать обноски своей жены, девочке 12 лет), искать музыкалку и репетиторов, тратиться на дорогое, но такое важное, именно когда ей 6, 9, 12, 14. Ей ведь только один раз будет 6, смотреть вместе кино, когда такой мороз, что не выйти. И каждый день, когда она приходит из школы - говорить обо всем на свете, столько, сколько нужно. Отдавать ей стейк, когда он один, и мандарины, если их мало. Свое время, силы, деньги, удовольствия всегда на втором месте, на первом - она. Тогда, в старости твоей, она отдаст тебе все, и даже больше. Вырывая тебя из лап разрушения, Когда будешь готов - пиши. Для верности еще, сходи в церковь или в синагогу, или в любую традицию, по фиг. Везде ты услышишь только то, что я тебе написала, одиночества и смерти. Вот путь человека. Странно ждать процентов со счета, не вложив ни копейки. Ты - банкрот. Больше мне нечего тебе сказать, пока я не увижу длинное, очень искреннее, очень подробное прошение о помиловании. Без покаяния - нет прощения. Так заведено. АА». «О чем ты пишешь? Какое отношение ко мне имеет твое послание? Очень мило, что ты заботишься о девочке, но этот взрыв ненависти ко мне показывает, что что-то не то в твоем характере, и, боюсь, ты кричишь, а может  колотишь свою дочку? Успокойся. Не хочешь писать - не надо! С почтением, твой папочка. АА». После я написал стихотворение:

  ДОЧКА

  Кашки с тобой, ох, не сваришь.
  Ты же кричишь. Ну, оставайся.
  Вижу тебя за хмарью.
  В ненависть, подлую, ты взбивайся.
  Дочка твоя, надеюсь, не будет
  кипиш такой, площадной, нехороший,
  щедро раздаривать честным людям.
  А то будет вид скомороший
  в Англии, просто, иметь. Не надо
  выставлять дурацкую сущность.
  Ну, good by, мамино чадо.
  Спи с дочкой в мире насущном.                     31 окт 2016

  ВРЕМЯ МОЕЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ МОЛОДОСТИ

  Иногда, нечасто, вспоминаю о своей поэтической молодости, которая проходила в двух городах СССР и Нью Йорке. А в Москве? Этого не было никогда, как не парадоксально это прозвучит. Горький? Это был родной город, где я знал все про все. Москва? Москва приняла меня как чужого. Я вкатился в Москву, потому что я убегал от ареста, потому что еще один месяц или два, и мне бы пришлось осваивать бескрайний север - Магадан, Воркуту, и прочие края, а выжил бы там, или нет, я не знаю, ибо кто может знать наверняка свою судьбу.
  В Москву я приехал, и сразу стал работать дворником. Правда очень недолго. Замаячила передо мной новая перспектива - возвращения в Горький, где меня ждали люди из КГБ. Им все равно нечего было делать в миллионом с гаком Горьком, а гак был в 350 тысяч, и здание КГБ стояло очень солидное, длинное, серо-багровое, которое внушало всем проходящим и проезжающим, что шутить то не стоит, что город то наш закрытый для иностранцев, и всем-всем-всем сюда показываться не положено, а то им будет очень нехорошо.
  Москва - другое дело. Там я потерялся для КГБ. Она была занята своими диссидентами, высылала за 101-й километров, или сажала.
  В Москве у меня появился товарищ по перу, Женя Бунимович, но он ни разу не упомянул, что в Москве есть литературные студии, что было бы хорошо, если б я явился туда, но я то не имел о них никакого понятия, и пропустил их влияние на меня. Как то не задела меня литературная столица, потому что мне было чихать на нее, или я не знал, что она есть, ведь меня не печатали ни одной строчки в СССР, да и я на это не надеялся. Я верил, что буду печататься за границей, что меня нет и не было в СССР. Так что провел я время в Москве в одиночестве, и никто мне не помогал.
  В Нью Йорке я пошел к Ларисе Шенкер - центр русскоязычного литературного Нью Йорка. Я попал в свою среду, и никогда не пожалел об этом. Были друзья по литературе, но все они ушли от меня. Теперь я один, и хорошо, что я один, потому что знаю, что я делаю.                23 ноя 2016

  ПОЧЕМУ НЕ В ФЕЙСБУКЕ Я?

  Почему? А я не знаю. Может быть я провел свою молодость не так, как следовало для уважаемого фейсбука. Я то писал стихи в одиночку, а надо было толпой, кучей, кагалом, как все, вот и промашка вышла. Хотя в фейсбуке есть отдельные экземпляры и крохотулечки-экземплярчики, которые влезли туда хором. Примеры? Их огромное множество. Я бы мог перечислить их, да не хочу я, так как много чести для них, а пока они наслаждаются, говоря себе: Я, хотя от я остается пшик. Новые люди разберутся, кто чего стоит, и тогда то им не сдобровать.                     9 дек 2016

  РОССИЯ ИЛИ РАШКА?                                                                                                                           
 
  Сегодня написал стихотворение о путинской России. А народ не чешется. Пусть будет, как будет, от нас ничего не зависит. Так зачем же нам лезть на рожон? Ведь нас посадят! Только высунемся. Вот такие дела в народе. Германия скинула фашизм в тар-тарары. Мы же никуда не сдвинулись, потому что все понимают люди, и всего бояться. Думают, что сейчас рано варежку разевать. Вот пройдет (?)-надцть лет, тогда можно. А сейчас - никшни, а то будет… Вот так обстоят у Рашки дела.                    23 дек 2016
   
  ПОГОВОРИМ О ЩЕДРОСТИ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА И ФРАНЦУЗА

  Когда я читал по интернету сведения о Пляс Пигаль в Париже - злачном месте, я поразился мелочности французов. Смотрите сами: «средний обед на человека 25 евро (без алкоголя); проезд на метро 1,8 евро/человек; вход в Лувр, Орсэ 15 и 12 евро/человек. Считайте, на двоих в день около 90-100 евро, еда (завтрак,обед,ужин в кафешках) + просмотр достопримечательности и проезд до/от нее, где то ~130 евро в день на 2х на все про все. Ну и отдельно сувениры, но можно найти и не дорогие, а также трансфер (трансфер на такси аэропорт-Париж 60-80 евро), хотя можно добраться и на автобусе или метро за ~12 евро/чел.» Я поразился, когда увидел во французском фильме восторг, когда одна дама подарила носки. Россия не так мелочна как Франция. Я подарил Гандельсмаму за 50$ книгу для записей, когда я имел в месяц 360$, не считая это таким важным делом. Подарил в другой раз рубашку, зеленую, бархатную. Пусть поносит человек, а то одет как одяшка. А он мне не подарил ничего. Жадность его имеет вселенские масштабы.                    25 дек 2016

КОРОБОК И ОДНА СПИЧКА
 
Они шли по ночной дороге. Коробок был пустой - пустой. Спичка была полная - полная. Они стакнулись и стукнулись. Коробок въехал ей в мордочку. Она помедлила, посинела и - вспыхнула. Он - смотрел. Она - догорала. Все, Господи ты мой.                    5 янв 2017

О ТОМ КАК Я ФОТОГРАФИРОВАЛ БРОДСКОГО
 
Я не спец по фотографированию, но было это. Я пришел на 33-ю стрит, спустился в зал. Там выступал Бродский. Я взял фотоаппарат «Зенит». Делать фотки я не умел. Крутить объектив? Вы смеетесь. Для меня это загадка. Аппарат я взял, потому что хотел что нибудь оставить от этого вечера, от Бродского. Он читал стихи. Я стоял сбоку от него и щелкал фотоаппаратом, не зная, что получиться из моих усилий. Получились фотографии, плохие фотографии, но поразившие меня. Бродский стал стихи, как молился Богу, без всяких диких эффектов. Он и Бог, и никого больше нету. Он наклонил голову, я щелкнул его. Когда я получил снимок, я поразился. Огромная голова его была наклонена так, что череп его, часть головы была больше лица. Я подумал тогда, что фотографировать Бродского очень легко, потому что он - весь его человеческий смысл в произносимом слове. Щелкай и все. Потом говори, что ждал момента и прочую дурь. Да нет, господа. Он был как воздух в зале - один градус больше - обстановка измениться. На стене против меня череп Иосифа Бродского. Словами Пастернака «он был как выпад на рапире» - сплошным, раздирающим душу страданием и никем его не заменишь.                15 янв 2017

  ЮМОР РУССКИЙ, МИРОВОЙ, ЕВРЕЙСКИЙ             
                                                       
  Смотрел фильм Феллини «Клоуны». Фильм худший из Феллиньевских фильмов. Ни разу ни то чтобы засмеялся - ни одной улыбки не было. Запад, исключая Францию, Италию, по сравнению с Россией и Грузией далеко позади. В России смешно, на Западе - грустно. Анекдоты? Лучшие в России. Расскажешь - один смех. На Западе - одна грусть. Но выше российского юмора еврейский. Одесса прекрасный тому пример - ухохочешься от евреев в Одессе. Михаил Жванецкий один из представителей одесского юмора. Анекдоты - чудо! Мировой - дрянь, еврейский - чудо из чудес! Вспомните гениального Чаплина. Берегите евреев. Без них Мир значительно грустнее.                  16 янв 2017

О ФЕЙСБУКЕ

Фейсбуковцы и фейсбуковки! Я занят сейчас сочинением поэмы «ЛЕНИН», в которой рассуждаю о его месте в Мировой Истории. По мне он первый представитель всей чудовищной мерзости Двадцатого Века. После него идут стройной когортой: 1) Муссолини. 2) Сталин. 3) Гитлер. 4) Франко. 5) Берия… Потом только куча мала всех этих мерзостей. В фейсбуке нашелся только один человек, который поддержал меня, остальные - против. Так я думаю о вас. Вы затаились. Выжидаете попутный ветерок - какова будет реакция на мою затею. Реакция то у вас плохая - гнусная реакция. Что же мне делать с вами? Ничего. Ничего вам не давать, кроме стихов. Поэма «ЛЕНИН», явно, не для вас. Она для тех 66,000 человек, которые зарегистрированы на сайте «Стихи.ру». Причем читают его в два раза больше, потому что читают не в одиночку - минимум двое. До конца 2017-ого гарантирую что у меня будет больше 75,000 человек, дальше больше и больше, пока не отдам концы. Поэтому я прекращаю насиловать вас своей поэмой. У вас есть фейсбук. Вот и пользуйтесь для сплетенок и шуточек сомнительного толка.                18 янв 2017
   
О РАБОТЕ НАД КНИГОЙ «СНЫ»

Я переписываю книгу «СНЫ». Все  время в Фейсбуке я сталкиваюсь с ней, и вижу, что я писал в ней о другом, что в ней множество досадных ошибок, что рифмы не те, не тот смысл, который я в нее вкладывал, что книга хуже некуда. Короче, я стал переписывать книгу заново. Начал я 27-го февраля нынешнего года, и сегодня дошел до 130 стихотворения. Работа идет трудно. И половины нет с тех пор, как она началась. Когда я закончу? Один Бог знает, но книга будет закончена, будьте уверены. И, тогда, читайте ее, если вам интересно.                      1 марта 2017

БЛАГОДАРНОСТЬ ПРЕЗРЕЗРЕННОМУ ВЛАДИМИРУ МИШИНУ - ГАНДЕЛЬСМАНУ
                                                                     
Я оказался в Петербурге в Мае 1999 года. Меня позвала туда Елена Яковина, художница и издатель моей книги «ТОЛЬКО СЕРЬЕЗНЫЕ ЛЮДИ». Приехал в весенний Питер, предварительно встретившись в Нью Йорке с этим так сказать человеком, с Гандельсманом - Мишиным, типом к которому имею виды. Я пришел сначала к сыну Гандельсмана. Тот оказался милым человеком, красавцем с волосами чуть с рыжиной. Он отдал мне ключи от квартиры, и на мой вопрос, а как же я верну их, сказал, чтобы я бросил их в реку. Я удивился, и спросил его, а как же без ключей останется квартира? Он мне сказал, что пусть меня это не беспокоит, потому что у него есть копия ключей. Я задал очередной вопрос, сколько же стоят ключи и не могу ли я вернуть деньги за них, перед их неизбежным утоплением? Он на меня посмотрел. Я не знал сколько же стоят ключи и отдал половину от рубля, так как помнил что в Москве и стоил один ключ ровно половину, когда я уезжаюл из СССР и Штаты. Он взял у меня половину из рубля 1999 года и мы больше с ним не видались. Ночью я пришел на квартиру В. Гандельсмана - Мишину, как оказалось в городе Нью Йорке. Гандальман выбрал себе национальность еврея, сообразив с моей помощью, что евреем быть лучше, чем русским. Во первых я его убедил в этом, во вторых он искал повода остаться в Нью Йорке, очень ему понравился город Большого Яблока, да еще квартира в Питере, на которую он приезжает когда ему заблагорассудится. Благо? Конечно же, благо. В Рашке же он печатает свои вирши и он не будет обрывать связи с «родиной», ему это ни у чему, и зализывать свои болячки лучше всего в Россиюшке, на благословенном Питере. Попал я в квартиру в 3 часа ночи. Была ночь с танцами, выпивкой. Короче я попал туда с совершенно черной лестницы, где лампочки в подъезде не горели. Поднялся ощупью на второй этаж и зажигая спички нашел дверь. Рука утонула в мохе двери, и в сантиметрах десяти нашлась дырка, и которую я вставил ключ и дверь открылась. Я вошел, нащупал выключатель и щелкнул им. Тут же я и поразился, так сказать, квартирой этого странного человека. Она было желтой, потому что висели на стенках желтые обои. Стоял стол, пара стульев, плита, чтобы готовит еду, душ и полиэтилен висел в по очертаниям лежака. Больше в квартире не было ничего. Все это было в одной малюсенькой комнатке. Естесвено туалет был отдельно. Лежак был грязнущим. Лежала простынь, почти бело - серого - черного цвета, которую никогда не стирали. Я повалился на этот лежак и заснул.                14 марта 2017

 О МИШИНЕ - ГАНДЕЛЬСМАНЕ
 
Я писал о нем 1000 раз. О том что он подлый малый, жмот, дурачина, каких среди пишущих стихи раз - два и обчелся и т. д. Помню о обеде который он задал. Сидим за его столом на его кухне в Бронксе. Сидит симпатичные американец, молоденький. Я узнаю из разговора с Гандельсмана с американцем, что он берет с него 20$! B 2000-ном году, когда деньги стоили дороже чем нынешние. Сегодня читал подборку его дурацких стишков. Подборка то дрянь, что я предполагал, но в статье есть стихи предыдущего года, которые показались мне достойными внимания. Но, один важный для меня момент, стихи то писанные им - человеком сплошного дерьма, а уж тут то ничего не поделаешь. Пиши, пиши, что в лоб, что по лбу, все равно, выводы сделаны и ты только усугубляешь свое дерьмовое положение, потому что в 69 летнем возрасте менять уже нечего. На дерьме золотые пылинки, но дерьмо же! Жизнь то уже прошла во грехе, а платить нечем.                22 марта 2017

США И ЕВРОПА

Смотрю документальный фильм Майкла Мура «Куда бы еще податься». США далеко отстала от Европы. Италия, Франция, Словения, Финляндия и т. д., везде деньги дает правительство, а не те кто их имеет. Учеба, изумительные обеды в школах, которые не сопоставимы с нашими, расписание занятий и их уровень намного выше чем в США. Хорошо бы и мы также, но - нет такого у нас. Может множество лет понадобится, чтобы США по умному поступило?                                                          24 марта 2017
 
О ГОЛЛАНДИИ ЕЕ ФИЛЬМАХ

Я провел в Голландии 2 счастливые недели. Мы поехали в эту страну втроем из Парижа с моей еще из Москвы подругой Флорой. В Париже мы жили у ней, гуляли по этому      завораживающему городу, ужинали  великолепной едой в ресторанах. Все было, да увы, прошло. Но вот пришла идея - Нидерланды и мы поехали.
Три часа и мы там. Было немного холоднее чем в Париже. Голландия страна севернее. Вид - великолепный с готическими домами и церквями. Да еще в городе вода, реки и озера на каждом шагу. Санкт Петербург,  очень похожий на Амстердам, все таки другой город. Там по домашнему, тут по заграничному, то есть по удивительному.
Множество людей едут на велосипедах, мало машин и абсолютно нет торчащих вперед животов. Пройдя немного мы сняли в отеле номера и отправились в Голландию. Марихуана была   в кафе и магазинах. Взяли, курнули и стало так хорошо, что и Париж поблек.         
Когда мы вечером пошли вдоль воды на улице, которая текла ниже уровня для пешеходов, я посматривал на громадные витрины всех сомнительных заведений. За стеклом стояли или сидели девушки в бикини - оглушительная реклама борделей.
Зачем это я пишу вам? Затем, что в фейсбуке я выставляю на обозрение публики фильмы Голландии, а в них отношение к наготе другое, чем в Европе. Голландцы привыкли к голым женщинам, мужчинам. Для них это Голландские семечки и больше ничего. Вот и вы смотрите фильмы без фуканья.                      26 марта 2017

РЕДАКТОР - ПОЭТ - АНДРЕЙ ГРИЦМАН

Господа, хорошие мои читатели! Перл, прозаический, поэта, так сказать, Андрея Грицмана. Молодец, Андрей Грицман! Вмазал, так вмазал. И что интересно, вмазал роскошнейшей прозой о Поэзии. Дальше, Андрюша, жарь. Поэзия будет маленькой-маленькой, а ты то будешь большой-большой. Может быть войдешь в нее? Хотя, по правде говоря, сомневаюсь что это будет со всеми твоими прибамбасами - куколками, от мамзель Машинкой, что есть чистейшее дерьмо, до Алексея Алехина, что дерьмо в третьей степени. Но греби, Грицман, а мы посмеемся над тобой. Владимир Гандельсман - классик, что было заявлено, хотя в классики ему путь заказан, судьба не та. Классик это же Пушкин, Мандельштам, Цветаева, Пастернак, а он то бездарный подлец и все тут. Ври то по осторожней. Пожалуйста, сочиняй и дальше, а то нечем будет тебя помянуть в грядущих веках.               
31 марта 2017

  КАК КОНЧИЛОСЬ МОЕ ДЕТСТВО
 
 Учился я 49-й школе. Поздняя осень. Город Горький в выпавшем за ночь снегу. Погожий солнечный денек. Любо смотреть. Дома мой старший братик Лева, и его товарищ Изя Раскин. Лева старше меня на пять лет, что по детскому моему возрасту громадная разница. Мне то только десять лет. Ему пятнадцать. Я ничего не знаю на белом Свете. Он - король. Сечет все про все отличным от меня образом. Юный человек с потрясающим юмором. Уж куда мне до него. Живи - учись у старшего братика, Левочки.
Зовет меня, и с добренькой улыбочкой вручает мне билет Книжной Лотереи на 50 рублей! Говорит что у него еще куча выигрышных билетиков, что он жертвует мне один билетик, и поезжай ка ты на площадь Горького в книжный магазин и покупай все что тебе захочется. Я, мол, сегодня добренький. Давай скорее, а то я передумаю. Я смотрю на билет Книжной Лотереи, верю ему, надеваю шарф, пальто, шапку и иду на трамвай. Драгоценный билет у меня в кармане. Полчаса на трамвае. Окский мост позади.Трамвай поднимается в гору. Конечная остановка. Прохожу по улице, поворачиваю налево. Площадь Горького. Стоит памятником Алексей Пешков, только что превратившийся в Алексея Максимыча Горького, обозревающего площадь, не которой стоит как скала Книжный Магазин. Я вхожу в него, прохожу внутрь большого зала, где продают книжки. Книжки - дрянь дрянью. Копаюсь в них. Нашел книжку писателя Горбатова и ничего больше нету. Считаю деньги на билете. Мало потратил. Еще 48 рублей с копейками, а на что не знаю. Беру что попало, включая поэтов Половинкина, Игоря Волгина - это горьковские барды, которых читать не могу, несмотря на мой маленький возраст, московских от Суркова до черт те знает кого. Ну, я и набрал. Целую гору книг.
Иду к миленькой продавщице. Она смотрит на меня. Она большая-большая, а я маленький-маленький. Она берет меня за руку, несет мой книги, то есть те книги, которые я покупаю - и я оказываюсь перед директрисой Горьковского Книжного Магазина №1. Директриса она, или не директриса, я не знаю. Меня усаживают и полчаса вправляют мне, маленькому мальчику мозги. Мне объясняют в два женских голоса, что нехорошо так поступать - вырезать из бумажного плаката билетик. Что это со мной? Неужели я не вижу, что билет значительно больше, чем нужно? Что его напечатали большим, чтоб его видели люди. И почему с оборотной стороны ничего нету? У настоящего билета задняя сторона содержит правила Книжной Лотереи, а у меня белая бумага и все. Попилили меня и отпустили по хорошему, а книги забрали, надо же макулатуру сдавать?                                           4 апреля 2017

ВОЙНА      

Кровопролитная война закончилась 9 Мая 1945 года, унеся с собой миллионы жизней - евреев, русских, украинцев, всех, кто жил в это грозное время. Мой отец, хирург, старший капитан медицинской службы, прошел всю войну. Был ранен, но ему повезло. Война для него это тысячи операций, кровавая война. Но я хочу вспомнить юношу - гениального поэта, павшего на войне, Михаила Валентиновича Кульчицкого. Ему было 22 года, когда он погиб. Он написал лучшее стихотворение о войне.


МЕЧТАТЕЛЬ, ФАНТАЗЕР, ЛЕНТЯЙ-ЗАВИСТНИК!

Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: "лейтенант"
звучит вот так: "Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война - совсем не фейерверк,
а просто - трудная работа,
когда,
черна от пота,
вверх
скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промерзших ног
наворачивается на чeботы
весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
26 декабря 1942, Хлебниково-Москва
                                                        9 мая 2017

МОЯ ЖЕНА МАРГО

Прошло почти 5 лет с ее ухода. Давайте помнить ее, какой она была пока мы сами не отбудем туда, где встретим ее. Была она резкой, вспыльчивой, и безмерно доброй, самопожертвенной. Я бы мог заполнить не одну страницу о ней. Она была тончайшим специалистом по стихам. Я поражался, как она быстро училась абсолютно всему. Английский? Ужас пред ним! А через год - все отлично, а в 2012, почти родной язык, с акцентом, но родной. В Европе, куда мы вместе ездили в разные страны, от Франци - Парижа до Голландии - Амстердам, Испании, Греции и т. д., я поражался ей. Она схватывала все лучшее, от картин в Лувре до лучшей еды, и превосходного кофе. Что говорить о ней, ведь она была человеком с большим, беспримерно щедрым сердцем, которому удивлялись нищие при всех Храмам во всей Европе. А ушла, оставив полторы тысячи долларов, хотя она была классным хирургом в Америке, где платят врачам очень прилично. Копить? Смеетесь! Тратить - вот это по ней. Деньги же дрянь, без которой на Земле, увы, не проживешь. Праздники от Нового Года до Святого Патрика я вижу ее красное лицо, потому что она была на кухне, желая угостить всех, кого мы позвали. На столе вино, чаще всего "Кагор", тарелки и все прочее. Марго несет с кухни громадную турку и мы чокаемся за новый праздник. Покойся с миром моя Маргарита, а мы придем к тебе через пролетающие года.
                28 апреля 2015
КАЖДЫЙ СВЕРЧОК, ЗНАЙ СВОЙ ШЕСТОК

Из «Стихов о неизвестном солдате» Осипа Мандельштама, читаем: 

Этот воздух пусть будет свидетелем 
Дальнобойное сердце его -;И в землянках всеядный и деятельный   
Океан без окна - вещество.

Строчки Мандельштама неподражаемы, также как строчки Маяковского. Остальные, боле -мене, а эти - нет. В них явно присутствие гения Русской Поэзии. Они не пускают в себя, а существуют отдельно, где то далеко в небе, а мы можем только любоваться ими и читать, подавляя в себе чувство острейшей зависти. Почему ему, а не мне? Я тоже так хочу! Но Бог не слышит просящих. Он тоже любуется этими единичными поэтами. Значит, не судьба все прочим. Такой же случай в Американской Поэзии, очевидный на примере Яны Джин. Я попробовал подражать ей. Это оказалась занятием бесполезным. Она не пускает тебя в свою внутреннюю суть. И дело тут не в том, что английский язык и русский далеки друг от друга. Ведь можно подражать Гейне, или, скажем, Франсуа Вийону, но здесь, извините, пас, не пускает Она, Яна Джин. Всемирная Поэзия молчит, потому что в этом неразгаданная тайна - куда смотрит автор стихотворения, иногда не понимая, что он, или она, творит на бумаге, или в своей гениальной голове. Яна Джин - Всемирный гений! Это точное определение ее редчайшего мастерства в Американской Поэзии.
                29 мая 2017

НАТАЛИЯ БЕРТЕЛЬ, МОЯ УТРАЧЕННАЯ ЛЮБОВЬ   

Сегодня проснулся. Делать нечего. Взялся за фейсбук. Может там что то интересное будет. Промелькнуло имя Наталии Бертель. Что то обожгло меня, потому что пошли бурной волной воспоминания о ней, о 2002 годе, когда мама приехала в Нью Йорк, и я щелкнул фотоаппаратом, запечатлев мою маму, Наташу Бертель. Мама смущена. Наташа положила ей руки на плечи, улыбается. Из заметки, которую написала одна старая моя знакомая Юля Беломлинская, певица собственных песен, я узнал, что Наташа из благословенного Горького, откуда происхожу я, что родители ее врачи, что явилось мне откровением. Недаром меня потянуло к ней, ибо Бог есть на Небе, и все на Земле видит.
Наташу я встретил в Колумбии Университете, в Нью Йорке. Если пройти по Бродвей выше 110-й стрит, то вот он, Колумбийский Университет. Входишь в одно старинное здание, цвета потемневшего кирпича. Идешь в лифт. Поднимаешься на третий этаж. Двери по коридору.  Толкаешь одну из них, и оказываешься на собрании поэтов Нью Йорка. Это происходило по четвергам. Вел поэтов человек в черном, кожаном жилете, который не сочинял стихов, но страстно любил заведовать.
Мы с Ленькой Вендровым, хорошим поэтом, который был младше меня на 20-ть лет, прошли в огромную комнату, сели. Тут же я обратил взгляд на двух дам, вернее на нее одну - на Наташу. Она была очень красивая. Волосы с блеском темные. Глаза голубые - голубые. Лицо детское, с вечным полуобнаженным выражением. Классная дама - подумал я и высидел до конца сбор дрянных поэтов. Мы вышли на Бродвей вместе с дамами. Стояла старенькая машина, в которую мы вгрузились. Наташа за рулем смотрелась отлично. Я любовался ейю до Бруклина, который заселен у Океана русскими людьми. Она жила не у бесконечно шелестевших волн, а в районе, где не было Атлантики, а были дома в пять - шесть этажей, русские магазины и, в общем, ничего интересного. Ленька отправился во свояси, поближе к океану, а я прямо в постель этой, безумно волновавшей меня красавицы.
Я провел потрясшую меня ночь в этом гостеприимном жилище, после которой мы с Наташей поехали в Манхеттэн на 181-ю стрит, мою убогую квартиру, где я жил не один, а с женою моей, Маргаритой Никитиной. Жалел ли я о том, что была бурная ночь? Нет. Было все так, как надо мне, а Рита была вне ведения ночи. Я постоянно пребывал у нее, у моей Наташи. Помню, как мы, голые, в чем мать родила, занимались любовью недалеко от пляжа на дорожке                которая вела к остановке автобуса. Лес был колючий, если лежать на земле в лесу. Было это не в Бруклине, а в Лонг Айленде. Мы, отдыхая от любви, поглядели в сторону океана, и увидели пару приличных супругов, в годах, явных белых американцев. Они, как вкопанные, стояли на месте и хлопали глазами на нас, беспомощно улыбаясь нам. Потом они повернулись и пошли к пляжу, предоставляя нам полнейшую свободу. Мы кончили с этим неправильным делом, сели в ее  машину, и долго посмеивались, вспоминая картинку нашей горячей любви. 
Отношения с моей женой, упомянутой в начале моего рассказа, Маргаритой Никитиной, тянусь уже два года, и приняли характер привычной для нее и меня вещи, а тут - она, Наташа Бертель, что было необыкновенно новым, возвышенным, любовным. Меня, в ту пору молодости моей, подчинившем безраздельно. Я перебивался любовью обоих женщин, как свойственно мужчинам, для продолжения рода человеческого.
Было у нас с Наташей одно знакомство с Костей Кузьминским, бездарным Ленинградским поэтом, жившем на Брайтоне в двух этажном доме, близ океана, в подвальном помещении. Две прекрасные гончие собаки, ружья, сабли, рапиры, пишущие машинки, маски на стенах, все это производило впечатление. Сам Он, валяющейся на большом диване в коричневом, блестящем халате, из которого высовывался его невнушительный причиндал, что нисколько не смущало Его, слушающих Его байки. Мы с Наташей заходили к нему, чтобы послушать рассказы о Литературе Мирового масштаба, потому что он издал в Америке десять черных, громадных томов неподцензурной Поэзии «Голубую Лагуна». Он попивал коньяк, который никому не давал, вещал всем, кто собирался вокруг Него. А народу было полной чашей. Дым стоял столбом. Все казалось голубым, и таким оно прибывало вовеки. 
Вернусь к Наташе Бертель. Год потихоньку прошел. Наступила теплая весна. Отношения с Наташей стали портиться. Я понял, что пора завязывать с ней. Мы назначили встречу в Манхэттене. Мы посидели весенним ярким днем, расстались.
Я встретил ее, уже замужней дамой, когда я был в гостях у моего приятеля. Она была постаревшей, осунувшейся, с красивым мужем, который не производил никакого впечатления, показавшемся мне изрядно глупым малым. Она смотрела на меня будто умоляя вернуться в те годы, когда мы были единством. Когда я вступил в фейсбук, она написало мне, а я то обрадовался ей, и - вдруг, она перестала появляться на фейсбуке. Оказывается с ней случилось вот это самое - смерть.
                14 июня 2017
 
О КИНО

Я очень люблю кино. В Двадцатом Веке оно занимает огромный место в моем и вашем сознании, от его зарождения до его потрясающих шедевров, от Чарльза Чаплина - до Федерико Феллини, Клода Шаброля и других многочисленных мастеров, но капельку помельче.
Первый, конечно же, Чаплин - гений кино, человек, который повлиял на каждого, что бы не говорили мальчики и девочки настоящего Двадцать Первого Века, потому что его сформировало Великое наследие прошлого. Будет ли Новый Век равен предыдущему? Думаю нет, как шедевры эпохи Возрождения далеко впереди нас. Кто сейчас Микель Анджело Буанаротти? Никого нету.    
Второместники - они - Феллини и Шаброль. Кто первый из них? По мне Шаброль, который обогнал Феллини по числу фильмов в первую очередь, и потрясающей широте его творчества, которое включает чистейшую эротику с чистейшей скромностью его кинокартин.                20 июня 2017
   
РЖАВЫЙ ПАРОВОЗ МИШИН - ГАНДЕЛЬСМАН
            
Мишин, или Гандельсман,
словно ржавый паровоз.
Он стоит тут, как чурбан.               
Дураков у нас завоз.   
Что ж, пустая голова.
Он пятнадцать лет писал
все дурацкие слова,
что он в жизни прочитал. 
Я другой по жанру тип,
и не мучаюсь, как он.
У него в башке загиб
в дурь дурацкую. Мильен
ходит - пишет всю фигню.
Выдает за высший класс.
Я их, вобщм, не броню,
но не надо сих подлаз.
Что, подлазы? Скучно вам?
Скучно, дураки и мне.
Трахнуть бы по головам,
чтоб не рыпались в говне.
__________________________
Читатель извинит меня за употребление слова «говно». Это естественный продукт жизни каждого человека.
И последнее, что я хочу упомнить о дундке Мишине - Гандельсмане, это поразительная его, махровое дурацтво. Предположим что существует речка Вонючка. «Там на Вонючке дом» звучит, и понимается нормальными людьми, также как название его опуса - «Там на Неве дом». Предположим, что Петр Первый основал Санкт Петербург на речке Вонючке. Тогда бы было бы название его сочинения «Там на Вонючке дом», что ни капли не проигрывает его глупому названию. А у меня дом на реке Ока. Ну и что с этого имеет он?
Самое последнее, Мишин - Гандельсман спросил меня:
- Сколько ты платишь за издание твоих книг?   
Я то сказал, что ни одного цента. Он не поверил мне, а я то ему верю на 150%. Единственный раз я заплатил, каюсь. Когда Маргарита, моя вторая жена, умерла от рака. Я заплатил деньги за издание книги. А книга вышла очень хорошая, но было это в 2012 году. На книге с задней стороны написаны два дорогих для меня имени. Во первых Дмитрий Бобышев - один из «четверки Бродского». «Время - это песок» - так он назвал пащрительное послесловие к книге. Второе: «Дорогой Александр, по-моему, получается интересно, стоит продолжать!» Соломон Волков - искусствовед, блестящий писатель, который выпустил книгу, в которой интервьюировал Бродского на протяжении многих лет, один из ведущих еженедельные передачи с Александром Генисом на радио «Свобода».  А виновник этих размышлений, он в полом смысле ноль, и ни капелькой не больше ноля. Уверяю вас его забудут, потому что Литература помни хороших, а плохих?Кто ж любит их? Никто.               
Роман начат в 1-ого Июля - закончен 6 Июля. Вот что значат сроки. А роман с уроком, который я не забуду.
Еще одно маленькое открытие - я ни в коем случае не должен гнать строку, потому что это убавляет результат. Лучше, как только возникнут признаки усталости, остановиться, потому что спешка вредит чистому делу. Лучше поменьше, да лучше делать свое дело - принцип, который я вынес из этой истории.
«Дорогой АА! Теперь вас трое, написавших романы в стихах: Пушкин, Гандельсман и Вы. Правда, Ваш роман ещё не дописан. Ну так — вперёд! Мне понравилась та часть, которая про юную Марго — написано с чувством. Ваш ДБ». «ДБ, спасибо за оценку.  Мне кажется роман готов к употреблению. В любом романе есть путь к продолжению. Гандельсман не роман написал, прочитайте и посмейтесь. Его «роман» образец  чистейшего дерьма-с. Он же дурачек. Пушкин - недосягаемая вершина. Учиться у него, но ни в коем случае не соперничать. АА». Роман Пушкина не дописан.               
                4 июля, 9 июля 2017