Штудии и подражания. Иннокентию Анненскому
В январской дымке два луча,
как два ножа перед ударом.
Их сжал в ладонях демон старый
и в даль вонзает сгоряча.
Я знаю, скоро крикнет он
и побежит сквозь хлопья снега.
Не удержать его разбега,
не прекратить кошмарный сон.
А с ним невольники в оковах
и никого не расковать.
Ни стона, ни слезы, ни слова.
В гробы их что ли рассовать?
Проходит полночь по вагонам
с разбитым, дряхлым фонарём.
От дум и дрём ей нет урона
и сон-уродец ей знаком.
Она как тень или монах
и нет лица под капюшоном.
Она – забытый детский страх
и храп, удушьем устрашённый.
Полуслова и чад и бред,
голов в подушках красных тленье.
Не отдых сна, а бреда вред
и рыл бесовских наважденье.
Она как тать в ночи тиха,
застыла тенью в изголовьи,
и шевелятся потроха,
почуяв вдруг ярмо воловье.
Стучат колёса, ветра вой,
как безымянное проклятье.
Кто не заснул, тот сам не свой
от полутьмы рукопожатья.
Но вот и утро настаёт,
рассвет больной в окне вагона
перекосился как урод,
затрясся, побелел со стоном.
Забывшим ночью муку дня,
недуги, полужизнь и страхи,
теперь подносит он огня
и ставит пятна на рубахи.
Сильней сквозняк и ледяней
и пар стеной и хлопья сажи.
И тем упрямей и верней
недужный день, и злей и гаже.
Свидетельство о публикации №117070401355