Академ-концерт

   Все утро меня трясло. Я сильно переживал и все мурлыкал себе под нос зачетную песенку : «Птичка над моим окошком гнездышко для деток вьет, то соломку тащит в ножках, то пушок во рту несет…». Этот пушок с соломкой… Я уже реально чувствовал их вкус у себя на губах. Но все ходил по дедовому дому и бубнил, бубнил, бубнил.
   Шутка ли? Для шестилетнего мальчонки первый академ-концерт  в музыкальной школе, целое событие, первый в  жизни экзамен! Песня, правда, какая-то не та, только учительницей не покомандуешь, какую сказала – ту и готовлю.
    На кухне сидит дед в майке, наяривая под сто грамм свою любимую тюлечку.
    Интересуется: - Что это ты такое поешь? Бабушка объясняет ему. Так, мол, и так, в два часа академ-концерт в музыкалке, вот Сережа и готовится. Тут дед-отставник поднял меня на смех. –Ты что? Правда собираешься с этой мурой выступать? Песен, что-ли, военных, боевых мало? «Тачанка», например, или «По долинам и по взгорьям».
   Мне и самому эти песни куда как больше нравились. А уж «По долинам» вообще любимая была. Так они меня с бабушкой воспитывали на: «Помнят псы-атаманы, помнят польские паны, красноармейские наши клинки…». А тут «Птичка», смех один.
   - Ты, что хочешь нас там с бабкой опозорить? Давай «Дивизию» репетируй!
   - Рая, читай ему из Песенника, чтоб слова не попутал.
   А Песенник у них с бабушкой одна из настольных книг была. Бабулечка певунья была первостатейная. Ну и я к шести годам весь репертуар гражданской войны и революции назубок знал. Давай мы на кухне втроем «Дивизию» репетировать, орем шо дурные – но не просто так, а с чувством, с огоньком. Пошел дед кемарнуть, а бабушка меня мыть-причесывать да к концерту наряжать.
    Через час мы уже топали втроем по Первомайской улице к музыкальной школе. Дед в пиджаке с наградными колодками, здороваясь со знакомыми, со значением сообщал, что ведет внука  выступать на концерт в музыкальной школе. Прощаясь, все желали мне удачи, а она в тот день точно очень понадобится.
   Учеба моя в музыкалке на радость бабушке с дедом шла в целом пока хорошо. Они считали, что музыка – это легкий кусок хлеба. Чистый, опрятный попиликал себе там да  сям, вот и имеешь заработок. Да и от соседей престиж – внука музыке учим. Все эти папки да нотные тетрадки очень их умиляли.
   А учеба  шла не шатко, не валко. По специальности фортепиано обучала меня хрупкая, белокожая до прозрачности брюнетка Фаина Дмитриевна. С огромными с паволокой, задумчивыми семитскими глазами едва уловимым незнакомым женским запахом. Учила она меня своеобразно. Ну да с гойским мальчишкой чего особенно возиться. На моих уроках у нее всегда были свидания с худощавым воздыхателем, звали его то ли Арнольд, то ли Алик или что-то тому созвучное. Ну, а чтоб со мной не напрягаться, придумала мне основное занятие – правильно держать руки над клавиатурой. Кисть мне «ставилась» своеобразно – с помощью теннисного мячика. Вот так, сорок пять минут, за кровные родительские деньги мне благодушно позволялось играть этим мячиком чтобы правильно стояла кисть.
   Уже за занятие до академа мы разучили с ней песенку про птичку, которую я должен был исполнить под ее аккомопонимент.

   В зале жара. Народу собралось прилично. Родители детей, учителя, но, в основном дедушки и бабушки, как со мной. Нарядные, прилизанные отпрыски чинно сидят со своими старшими. Пропиликал на  скрипчонке мальчишка с соседней улицы, сыграл на баяне что-то народное рыжий веснусчатый толстяк, на фортепиано исполнили коротенькие этюды  неотличимые друг от дружки девчонки с огромными бантами. Публика застенчиво, как-бы вынужденно хлопала, ожидая жиденьких аплодисментов и для своего чада, которое еще не выступало. Подошла тихонько и моя Фаина, прошептала бабушке, что через два выступления -  мое, и забрала меня за кулисы.
   О, это предконцертное волнение, творческий мандраж… Наверное я его испытывал, но не долго. Готовность у меня зашкаливала. Да  и чего бояться? Слова знаю назубок. Объявляют меня.
   О о о, со сцены все выглядит не так, телесные пятна вместо лиц, людей не различить. Я зыркнул в то место, где сидели мои и…началось! Моя преподавательница, усевшись за инструмент, заунывно начала  исполнять вступление к злосчастной «Птичке». Тада-та-да-та-да та-та… Пора вступать! И я бодро загорланил на весь зал: «По-до-ли-нам-иии-поо-вгорь-яммм!» под меланхолическую мелодию песни про пушок и соломку.
   От неожиданности Фаина покрылась бордовыми пятнами, но от пережитого шока перестроиться не смогла и продолжала играть «Птичку», я же, не обращая ни малейшего внимания на аккомпонимент, продолжал надрываться о пути к Тихому океану героической Красной дивизии!
   Зал завороженно притих. Вскинулась директриса, завертели головами преподаватели. Тишина в зале стала нарушаться сначала редкими смешками, а затем все нарастающим гомерическим хохотом. И все дело в том, что у чертовой «Птички» всего один куплет, а у моей «дивизии» их гораздо больше. Фаина от пережитого ужаса так и  не перестроилась пока я не закончил свою героическую песню. Так мы и выступали, она играет свое (уже, наверное, раз седьмой), а я тяну: «Иии-на тии-хом-о-кеа-не-свой-закон-чи-ла-пооо-ход!»
   К концу выступления зал обессиленно молчал. Люди лежали, откинувшись на  кресла, директриса была взбешена. Фаина Дмиртиевна застыла над фортепиано, словно не веря, что я уже закончил. Повисла зловещая тишина, но ее первали яростные громкие хлопки в ладони моих дедушки с бабушкой и дедов бас с выкриками: -Браво!!! Это окончательно убило всех. И тут  зал  взорвался аплодисментами!
   Такого успеха в моей жизни еще не было.
   После концерта мы  пошли в магазин «Спроттовары» и дед купил мне новенький велосипед «Орленок». Наступило последнее лето перед школой. То ли еще будет.