Синичка

(из проэзии)

Зима в этот год выдалась на редкость суровой и затяжной. В иные дни морозы стояли насмерть так, что всё звенело вокруг: и дома, и деревья, и фонари уличного освещения, и даже наши нервы.

Ещё с прошлого лета ко мне на балкон моей квартиры повадилась прилетать стая синиц.

Мне нравятся синицы. Есть в них что-то такое деликатное, аккуратное и утонченно-невразумительное, что их роднит с той самой настоящей полузабытой русской интеллигенцией, какой уже давным-давно нет и никогда уже больше не будет.

Синица, прежде чем ввязаться в свару драк врановых, сто раз подумает. И в этом раздумье нет никакого аристократического чванства или тщеславного позёрства. В этом нет ни желания привлечь к себе дармовую жалость окружающих, ни модного стремления превратиться в очередного всеми обласканного городского клошара.

Мороз этой зимой был жуткий.

Каждое утро я выходил на свой балкон задать корм для моих летних деликатных знакомцев. Я и сам очень мёрз в ту зиму. Но спал-то я, всё-таки, в тепле...
А синицы спали на моём балконе.

Дело в том, что прошлым летом в грозу сквозняком из одного из окон на моём балконе выбило небольшой, похожий на корочку хлеба, осколок стекла. Я сначала думал заделать его чем-то или даже заменить стекло. Думал-думал, но всё как-то руки у меня не доходили до того.

Видимо, не только слова, но и думы добираются до Божьего уха.

Одним словом, стая синиц прочно облюбовала на зиму всё пространство моего балкона, и каждое утро и вечер я входил к ней, как в какой-то деревенский курятник.

Розовое с прожилочками сало синицы отщипывали у меня, сидя на моей руке. А вот семечки подсолнухов склёвывать из моей ладони почему-то не решались. Я до сих пор не знаю, почему.

В середине зимы морозы в Москве ударили почти под 35 градусов.
Я всё так же два раза в день выходил на балкон. Синиц становилось всё меньше и меньше. А спустя несколько дней, они и вовсе исчезли.

...
Прошла зима. Следом за ней миновала и поздняя холодная весна. В мае на День Победы по Москве прошёл ещё один снег.

Июнь тоже не радовал теплом. Ураганы, дожди, слякоть и почти осеннее уныние заставляли одеваться теплее и вспоминать о зиме, о бесконечности холода и о той стайке синиц, какая зимовала и...

...
Неделю назад рано утром меня разбудил подозрительный шорох на моём балконе. Я открыл глаза. На часах было ещё только начало шестого. Я прислушался. Всё было солнечно и безмолвно.

Сладко потянувшись, я завернулся с головой в плед и начал уже было засыпать, как шорохи на балконе возобновились.

- Разбудили-таки, черти, - пробурчал я и посмотрел на экран своего смартфона. Там были лишь обычные значки рекламных смс и спама.

Ну, не спать же мне теперь, если я уже разбужен? Особенно тогда, когда на моём письменном столе так обольстительно подмигивают и повиливают мне всеми своими утренними прелестями сигарета и холодная чашка вчерашнего чая?

Отхлебнув пару глотков ледяного чая и закурив, я растянулся на кресле в тончайшей утренней неге и зажмурился в лучах восходящего утреннего солнца.

...
Я уже чуть было не задремал снова, как вдруг почувствовал сперва шорохи и возню на балконе, а потом и острые царапки чьих-то коготков на моём левом плече.

- Привет! Это я! Ты ещё помнишь меня? - услышал я и обернулся.

На моём левом плече сидела растрёпанная, тощая, с серо-жёлтым брюшком крохотная синичка. На правой её лапке не хватало безымянного пальчика. Вместо него зияло белёсое пятнышко суровой и очень морозной московской зимы.

- Спасибо тебе! - благодарно чивкнула мне она на ухо и, схватив подсолнечное зёрнышко, выпорхнула в открытое настежь лету окно.


27 июня 2017