Марья-то Тимофеевна из сборника Рваные строчки

Марья-то Тимофеевна.

Почему это не идёт Машенька? Уже восемь часов. Ей пора бы быть дома, - Константин Константинович беспокойно прошёлся по комнате, - И обед ещё не готов. Она же знает. Значит должна бы поторопиться.
Машенька! Сейчас придёт, - успокоил он себя.
А на дворе весна! Сегодня на набережной Константин Константинович встретил девчонок. тоненьких, стройных! так захотелось вдруг поговорить. А они убежали. Приняли за чудака. Двадцать лет назад девчонки почли бы за счастье встречу с ним. И для Машеньки это было счастьем. А она ведь ничуть их не хуже. Даже наоборот.
Милая Машенька! Константин Константинович с лёгкой грустью опустился в кресло. Он любил это

глубокое, удобное кресло. Теперь таких не делают. Считается модным отдыхать на вытяжку. А Машенька не терпит бесполезных вещей. Кресло купила она. Славная Машенька!
Тяжёлая у неё работа, а годы уже не молодые. Надо бы подумать о себе и о нём тоже. Где же всё-таки она? Не на свиданьи же? А вдруг?  - Константин Константинович слегка забеспокоился. А почему бы и нет? Страстью к нему она никогда не пылала. Почему бы и не влюбиться? В другого? А кстати... Не в первый раз она приходит так поздно. И вчера кто-то даже звонил по телефону, - припомнил вдруг Константин Константинович. Да- да! Он точно помнит. А она ему ничего не сказала. Забыла или просто умолчала? Теперь, конечно, не прикинется: "Деловое свидание!" Ещё бы! Вот так и бывает в жизни: об измене жены муж узнаёт последним.

А кто-то уже знает. Кумушки уже судачат за углом: "Марья-то Тимофеевна!" Почему бы не придти и не сказать прямо: "Ваша жена вам не верна!" Уж тогда он припер бы её к стенке:" Я давно чувствовал, что ты мне изменяешь. Но не хотел верить. Ты сделала меня посмешищем в глазах людей".
Его беспокойные пальцы рванули белоснежный ворот рубашки. "Неужели ты могла, - с тоскою прошептал он. - Что же делать?.. Сказать? Да! Ты должна знать, что я тебя разгадал. Должна! Я испорчу тебе радость "деловых" свиданий. Но как? Доказательств нет. Хоть бы намекнул кто: "Марья-то Тимофевна..."
Ярость перехватила дыхание. Он распахнул форточку. "Вон они! Стоят шепчутся. А сказать в глаза боятся. Сплетницы! Все вы такие! что для вас чужая беда?! Кости перемывать вы

можете. А почему бы не придти и не сказать. Боитесь? Ну хоть бы открытку бросили: "Марья-то Тимофевна..." Открытку или просто записку: "Жена вам не верна".
Он снова упал в кресло. Нет улик! И он бессилен доказать её измену. А она не верна. Это точно! Сомнений больше нет. Эх, Марья Тимофевна! Для того ли прожиты вместе двадцать лет? Так обмануть! Горько! И обидно! Лучшие годы ушли. Кому он теперь нужен? Хотел всегда быть с нею. А она? Что же сказать? Как начать тяжёлый разговор? Он его не вынесет. Хоть бы была записка... А если самому? - вдруг мелькнула мысль. Он замер. Мысль была ошеломляющей. Она привела его в ужас, но обида, ревность толкнули к столу. Дрожащей рукой он вырвал лист из блокнота и, коверкая почерк, написал: "Жена вам не верна".
Теперь всё! Она должна будет объясниться. Конец комедии!
Ярость измучила его. Он с трудом доплелся до кресла и в изниможении откинулся на спинку.