Лилушка из цикла сказов Чаровницы-Лебедушки

ЛИЛУШКА

Во чистом поле дорога лежит,
По той дороге копыто бежит.
То Тимоня к Рукодельнику скачет.
Не в гости спешит:
Ремеслу учиться,
От похвальбы лечиться.
Да еще повелел Царь-отец
Забавам положить конец.
Скоро, мол, под царский венец,
А ты все потешаешься,
Дурью похваляешься!
Лягву ль в болоте утопить,
Зайцу ль уши завязать —
Проворней тебя не сыскать!

Да не в том молодецкая стать!
Чтоб силой мужчинской бахвалиться,
Мало девкам нравиться.
Царство, вон, по шейку в назьме,
А труд, вишь, не по тебе!
Вот и послал к Царю-Рукодельнику
Своего проказника, затейника.
Тот и ремешком, мол, поучит,
И делу, глядишь, обучит:
Прорехи хотя бы на царстве латать!
Все озорник будет пользу давать!
А ежли Рукодельнику приглянется,
Может, в жены Царевна достанется?!

Вон как папаня планует,
А сынок балует:
Кровь молодецкая играет,
На озорство толкает.
Едет Тимоня, посвистывает,
Уздой-поводком поигрывает.
Глядь, на ветке Синичка сидит,
Голоском тревожным тенькает:
Ты, мол, в лес, Тимоня, не ходи,
Да копытом-то не больно бренчи:
Девка бедовая в лесу живет,
Кровушку людскую пьет.
На беду напросишься —
Домой уж не воротишься!
Вот туда Тимоне и надобно:
Косточки размять,
Себя показать.
Уздечку потянул,
Коня повернул,
В темный лес въехал.

Замер лес, голоса не подает —
Молодца остерегает...
А Тимоня Беду на бой вызывает:
«Выходи, Кровопивушка, поборемся!»
Беда-Кровопивушка идет,
Легким пухом плывет,
Былинкой качается,
На ветру ломается.
Вся светлым-светла!
К Тимоне подплыла,
Взглядом жжет, завлекает,
К груди припадает...
Ему бы ее оторвать,
Да рук не поднять.

Как завыл-завизжал лес:
Каркнул ворон,
Ухнул филин,
Взлаял нетопырь — мышь летучая!
А Беда кровушку Тимонину пьет,
Сама разбухает,
А молодец тает,
Телом тощает...
Напилась ведьма кровушки,
Насытилась,
К деревцу Тимоню подвела,
Деревце Тимоней оплела...

Стоит он, горюет,
Спеси-то в нем поубавилось.
Не послушался Синичку, спокаялся,
Да поздно!


* * *

А Беда уж подалась к дружку-лиходею,
Злопыху-злодею,
Что к Рукодельнику повадился ходить —
Воду мутить.
Медными монетками играет,
Ровно камушки бросает:
Подбросит — поймает,
Подбросит — поймает!
А который не поймал,
Который наземь упал,
И подымать не стал:
Мне, мол, мелочь — лишь забава!
А Царица спать перестала —
Злопыху завидует!

Вдругорядь злодей серебром сорил,
Златом дразнил:
Я, мол, денег не считаю,
За честь почитаю
Друзей одарять.
Прошу, мол, и вас мелочишку взять —
Лилушке-царевне на бантики.
И кошелку с золотом Царице сует.
Та вроде не берет,
А сама до утра монеты считала
И чуть свет к Злопыху побежала:
Где да где богатство взял?
Где злата накопал?

А Злопых и говорит:
Ручеек, мол, журчит
За вашим бугром,
Царским двором.
Мы с Бедой песок станем промывать,
А Царь монету ковать —
Дело тонкое, рукодельное!

Царица к мужу, а тот нет да нет,
Ровно беду чует!
Стала мачеха Царица стращать —
Бесприданницу Царевну
за конюха отдать!
Испугался Рукодельник — ведь плохи дела:
Рожь сгнила,
Летось вымок огород,
И заказы в кузню никто не несет!
Ну всяк наперекосяк!
А того Царь не знает, не ведает,
Что Злопых его не зря проведывает.
Это он, злодей, Царя разорил,
По миру пустил,
Чтоб к делу монетному склонить,
А Царицу златом стал дразнить.
И купил обоих за монетку!


* * *

Принялись Злопых с Бедою  золото копать,
Рукодельник денежку ковать,
Да некому в кузне меха раздувать.
Царица на то не годится —
Больно хлиповата.
А хитростью богата:
Углядела, кого к делу пристрастить
И денег не платить.
Женихи-то Царевнины на что?
Слух про Рукодельника
Шибче зверя бежит,
Птицей летит.
Золотишком сундуки, мол,
Рукодельник набивает,
Серебром, мол, двор усыпает.
От женихов у Лилушки отбоя нет!

Нянька с Звездоглядом держит совет,
Тот ей гороскопию по звездам читает
Да по книжке разъясняет:
Ежли человек, мол, в апреле рожон —
Огнем вскормлен!
От ворога оборонит,
Царство грудью заслонит.
Храбрее воина нет!

Первым и прибыл Андрон —
Аккурат в апреле рожон.
Звездогляд про храбрость его вещает,
А Нянька свое пытает:
С кем, мол, водишь хлеб-соль?
Винца пьешь сколь?
Волос уважаешь льняной аль смоляной?
Что в душе таишь?
Что руками робишь?

Андрон и скажи: мол, умею пахать
И коня подковать.
Как Царица его подхватила,
К Царю потащила,
А Няньке: «Умел бы ковать —
На остальное начхать!»
К Андрону Царица с пониманьем:
Не обращай, мол, на Бабку внимания.
Нянькино слово мало что значит,
Рукодельник тебе цену назначит.
И в кузню свела.

Парамон и стучать не стал —
Под дверями сроду не стоял.
«Выдаете Лилушку? Беру!»
Книжку Звездогляд открыл,
Ручки трубочкой сложил,
Звезду высмотрел:
Претендент, мол, деловит,
Мозговит,
Не пустозвон, но сварлив,
Не лукав, но спесив.
Фарт рядом ходит —
Он и чванится.

Зато Нил всех обворожил:
Внешне вальяжен,
Душой отважен,
И речист,
И помыслом чист.
Вот это жених!

Как про то Ульян услыхал,
Вознегодовал!
И не больно он стремится
На Царевне-то жениться.
В его царстве-государстве
Мужики стучат молотками,
А царски детки — каблуками.
И жена должна павой ходить,
Гордо голову носить,
А ей все завидовать —
Какая, мол, царица красавица!
А ваша Царевна и росточком мала,
И бедрышком тоща!
Невидная! Не завидная!
Никудышная!

Лилушка — в слезы! Нянька — в крик!
А Звездогляд взял голик,
Зад царев отстегал
Да женихов со двора прогнал!


* * *

А монетное дело процветает:
Царь спины не разгибает —
Счастье Лилушке кует.
Выпито все, съедено,
Зубы на полке лежат,
А сусеки-закрома от монет трещат.
И конца деньгам не видать.
Короба под них нужны,
А где взять?

Царица на Няньку злится:
«Женихов-работеев отвадили —
Все дело разладили!
Сами корзинки и плетите:
Нянька — донышки,
Звездогляд — боковинки.
А Царевну в лес! в лес!
Прут резать, лыко драть,
Пока свет видать!»


* * *

А Царевна Лилушка —
Чистая лебедушка!
Глазок — василек,
Нежный голосок,
На носу веснушечки,
Щечки — две подушечки,
Льняная коса,
В талии — оса.
Зря люди бают,
Что краше девицы бывают!
На такую-то красавицу
Любой позарится!
Вышла на крылечко в лапотках,
С котомкой на плечах,
К Гнилому болоту побрела.

Ох как страшно бедняжке одной
Поздней-то порой!
Уж и солнце притомилось,
К земле прислонилось.
У Лилушки коленки подгибаются,
Ножки спотыкаются...
И не заметила, как тропку потеряла,
В ворохе лесном заплутала.
Вдруг слышит — стон слева!
Сердце бедой заболело!
А стон все ясней, все явственней!

Видит: конь в трясине бьется,
Гнус тучей вьется,
В ноздрю горемыку жалит,
Повод шею давит.
Ухватилась Лилушка за ремешок,
Намотала ремешок на кулачок,
Тянет коня из трясины,
Рвется на твердь животина:
Ноги на землю выбираются,
А хвост упирается...
Словно тянет коня в болото кто-то.

Конь изнеможил, хрипит,
А на хвосте Кикимора висит —
Визжит, извивается!
Конь из сил выбивается...
Гнилым-то болотце
Не зря, знать, зовется!

Страшно стало Лилушке — дело-то к ночи!
Рванула повод что есть мочи,
Уцепился и конь копытом за траву,
А Синичка кричит: «Погоди, помогу!»
На Кикимору напала,
Клюет во что попало!
Норовит побольней — прямо в нос!
Бросила Кикимора конский хвост,
В топь занырнула...
А Лилушка уздечку натянула...

И выбрался конь из трясины!
Сам дрожит, а косит на осину.
Ох! Осина-то молодцем обвита,
Будто от мороза им укрыта.
На лице у молодца одни глаза,
А в глазах у молодца одна тоска —
Который день во рту ни росинки!
Выплела Лилушка Тимоню из осинки,
Поперек седла уложила,
Домой поворотила.

А Синичка ей: «постой, мол, послушай!
Молодец не просто недужный.
Навела на него порчу Беда —
Кровушки досыта отпила.
Сама небось знаешь, она вопьется —
Не клещ присосется:
Ногтем не сколупнешь
И маслом не возьмешь!

А в омуте речном Щука живет,
Слово стережет.
Слово то чары снимает.
Да Щука никого не подпускает:
Хребты ломает страшилица —
Речная крокодилица!
А ежли ее поймать
Да Слово взять,
Вернутся силы к молодцу.
Однова поможешь и отцу:
Вовсе ведь заездили Царя
Злопых да Беда.»

И раздумывать Лилушка не стала:
Тимоню к седлу подвязала,
Подпругу коню подтянула,
К реке повернула.
А путь к ней рисковый,
Препятственный!
Бугры, буераки...
Да злые собаки!
Солнце уж село, стемнело.
Конь и тот озирается,
О кочки спотыкается.


* * *

Царевна на тропинке слезы льет,
Нянька у иконы поклоны бьет,
Приговаривает:
«За что ж ты, Господь, наказал —
Кроткой дитятке в мачехи дал
Козу бодучую,
Змею гремучую?
Ох и горькая у детыньки судьбинушка!
Спаси и сохрани сиротинушку!
Не девичье то дело по болотам ходить,
Топь месить!»

Хоть и била Нянька тревогу,
Осилила лебедушка дорогу.
Лишь зорька вполнеба полыхнула,
Птица с ветки вспорхнула —
Дохнула туманом река.
Счас бы Лилушке Щуку и искать,
Да захотелось спать,
Вовсе нет мочи
После тяжкой ночи.
Борется со сном, мается,
Да глазки сами закрываются.
И задремала...
А Кикимора того и поджидала.
Подкралась сзади к Лилушке
И... столкнула с бережка сиротинушку.
Ох!!!

Да Нянькина молитва
Дошла, знать, до Бога!
Кинулся к Лилушке Влас на подмогу!
Он на речке рыбу ловил,
Сеть заводил.
Принял на руки лебедушку-пушинку,
Спас от лютой смерти сиротинку.
Не поспей ко времени Влас,
Не видать бы ему васильковых глаз.
А как увидал,
И дышать перестал:
Экая милушка Царевна Лилушка!
Какую любушку спас!

И Лилушка румянцем занялась,
Словно зоренька ясная,
Светлая, прекрасная!
Сердце-то, чай, не льдинушка —
Вон какой детинушка!
Смущает Лилушку Влас,
Тревожит ласковый глаз!

А Кикиморе злоба помутила разум —
Погубить замыслила обоих разом!
Мелкой прикинулась блошкой,
Мол, шалю понемножку!
И лебедушку нечаянно столкнула,
И в болоте чуть сама не утонула.

Ведь поверил коварной Влас.
Да кровью налился конский глаз.
На дыбы конь встал,
Злую тварь стоптал!
Сгинула надсада —
Так ей и надо!

А Царевна от испуга лишь оправилась,
У Власа справилась:
«Не видал ли где Щуку-убивицу,
Речную крокодилицу?»
«Как не видал,
Коль за жабры брал?
Да не сдержал!
Ох и силища у страшилища!
Вон в омуте лежит,
Бельмами страшит!»

В омут Лилушка глянула,
Аж отпрянула!
То, что в нем обретает,
Страшнее не бывает!
В длину не обмерить,
В толщину не обхватить.
А в пасти зубов —
Сто рядов!
Что колья понатыкано!
Ну и рылище
У страшилища!
В тине затаилась,
В Слово вцепилась.
Да разве такую поймать?
С погляда дрожь не унять!

Опечалилась Лилушка,
Встревожился Влас:
С чего погрустнел васильковый глаз?
Уронила Лилушка горькую слезу
И поведала Власу про мертвую уду,
Что накинули на батюшку
 Злопых да Беда,
Что душа Царя коростой золотой поросла,
Что забыл он дочку Лилушку,
Малую свою кровинушку.
Все горше плачет, рыдает,
Силы остатние теряет...

И так ее Власу жалко стало,
А с жалостью в сердце любовь вбежала,
Сердце болью смяла.
Кинулся он было бежать,
Царя выручать,
А Лилушка ему: подожди, мол, дослушай,
Молодец в седле у меня недужный,
Порчу навела и на него Беда:
Обескровила, силы отняла...
А в Щуке Слово живет,
Что волшебным слывет.
Чары то Слово снимает,
Силы недужным возвращает.»

Выплакала Лилушка слезу,
Осушила глаза-бирюзу,
Васильковые очи,
А встать нет уж  мочи!
Отнес ее Влас на бережок,
Постелил на землю кожушок,
Рукавом Лилушку прикрыл.
Сон девицу сморил...
Спит васильковый глаз…
Горько стенает Влас…

Ох, Лилушка-Лилушка!
Белая лебедушка!
О недужном сказала —
Нож в сердце воткнула!
Вспять судьбу повернула:
Была и нету любушки!
Посулилось лишь молодцу счастье:
Пришла любовь в одночасье,
Радость в сердце вдохнула,
А любушка взяла и упорхнула!


* * *

Да взялся за гуж —
Не говори, что не дюж!
А уж Щука зубы наточила,
Глаз навострила —
Спробуй, тронь!
Да не знала она про огонь,
Что сердце молодца жег!
Он бы смог
И речку повернуть вспять,
Кабы опять
Сердце счастьем объять.
Лишь бы на него глядела Лилушка —
Милушка!

И прыгнул в омут Влас…
Дрогнул Щучий глаз.
Да за морду ее Влас ухватил,
Крокодильи челюсти раскрыл,
На затылок ей их и вывернул!
Заверещала Щука,
Запричитала:

Водяной, мол, меня в омут утащил,
Зубы наточил,
Слово стеречь приставил…
Слезами уливается,
Кается!

И стала оплывать с нее тина...
Экая диковина!
Смотрит Влас, изумляется —
Щука в девицу превращается!

Носик пуговкой,
Глазки — вишенки...
Из воды идет, стесняется,
Платом прикрывается:
Хоть не сама зло творила,
А в пособницах  у зла ходила!
Прощенья просит,
Клянется, божится,
Обещает пригодиться.
Характер прячет,
А что нравная — видать!
И Слово не торопится отдать.

Уж какая Лилушке-то радость!
А печальный Влас
Не подымает на лебедушку глаз.
Со Щукой-девицей простился...
Лилушке низко поклонился,
Кожушок надевает,
Да Лилушка его не отпускает!
Крепко держит за рукав кожушок,
Умоляет нежный голосок...
И оттаял душою Влас:
Понял сердцем — любушку спас!
Свою любушку!
Свою голубушку!

А Щука над Тимоней болезным склонилась,
Испугалась, зажурилась!
В рот Словечко положила,
Язычком Словечко придавила
Да в ухо Тимоне крикнула:
«Ку-ку! Ку-ку! Ра-ре-ку!»

Гляньте-ка! Тимоня оживает!
Слово силы ему возвращает...
А Щука-девица смущенная,
Делом рук своих удивленная,
Румянцем опаленная —
Густые ресницы, глаза-зарницы —
Чарует Тимоню, прельщает!
Оживает Тимоня!
Оживает!..


* * *

А  Злопых-то с Бедой чего натворили!
Все царство заморили!
Который день народ хлеба не едал,
Щей не хлебал!
Работеев голод в кузне свалил,
Белый свет на потемки сменил!
Щука-девица к ним подбежала,
Словом «кукареку» прошептала.
А они ее и не слышат —
Еле-еле родимые дышат!

Головку тогда Щука запрокинула,
Слово язычком передвинула
Да как свистнет!..
Стены дрогнули...
Стекла звонкнули..
Распахнулась неба ширь...
И такая тишина сошла на царство —
Чистая... хрустальная!
Замерли все, тишиной дивуются,
Тишиной любуются!
И мы помолчим...
Хорошо-то как!..
Ни звука, ни шороха...

Ан нет! Мышь бежит,
Кульком шуршит!
Другая пробежала —
Двумя прошуршала.
Третья шествует неспешно.
Вся кульками обвешана.
Уж не золотишко ль потащили мышки?

И злодеи куда-то сгинули.
Может, царство втихомолку покинули?
Царицу и ту не видать.
Только мыши стали под полом шуршать.
И не понять —
Откуда взялись мышки?
Да Царь кошку заведет,
Та  хвостатых подберет,
Чтоб не больно шуршали,
Беду не накликали!


* * *

А свадебка была,
Медок я пила!
Щука-девица с Тимоней венчались.
В согласье жить обещались!
Царю-батюшке невестка нравится,
И Тимоня женою бахвалится.
А что характер у ней крутой,
На расправу борзой — славно!
Другой бы с Тимоней не сладиться!

Пустой он человек!
Блажить — не робить!
Слова ж мудрого в сказе не молвил,
Спины не горбил,
Не любил,
Лишь сердце Власу ознобил!

А Влас в Лилушке души не чает.
И она его привечает.
Хоть много молодцев взошло в мой стих,
Но Влас среди них —
Не шутейный жених!
Лучшего и не сыскать —
Нечего и время терять!
Да не пришел еще их свадебный час.
А как придет —
Я о нем вам тотчас и поведаю!