Запорожцы, часть первая

Сюжет рассказа есть не новый.
Гоголя повесть повторяю.
Рифмы о рыцарях суровых
Я к юбилею посвящаю.
       
    П о э м а.
    
      Часть первая.
Тарас поднял супругу рано.
«Вставай, жена, детей встречать!
Обед готовь! Закуски разной
Вели прислуге накрывать!

Обоз козацкий за ставками
С дозорной башни уж видать!
К обеду бы гостей встречали!
Соседей надо бы позвать!

Отметить надо возвращенье
Двух   грамотеев - бурсаков!
Хоть верно, истинно ученье-
Лишь на Сечи для молодцов!»

-Да что ты, старый? Бога бойся!
Два года ждали сыновей!
- Ну, полно, баба, успокойся!
Неси горелки поскорей!

Возы к станице приближались,
И через несколько часов
Во двор  Тараса заезжали,
Доставили двух молодцов.

Два года сыновей не видя,
Тарас во двор спешил с женой.
Ростом Бог братьев не обидел,
И  возвышались над гурьбой.

Старший его, русый Остап.
За ним Андрий, чернявый, в мать.
К братьям приблизился Тарас
Первым приветствие сказать:

 «Поворотись - ка, сын собачий!
Присмотрюсь, дай хорошенько!
Ну,  смешной же ты, козаче!
В этой свитке, как попенко!

Попам подрясники под стать!
Ну- ка, возьми, да побеги!
За три шага можно упасть,
Не видели бы вас враги!

Вы, что ж! Попами нарядились?
Чы батько ваш чертям не брат?
Как же домой вы заявилсь?
Не видно, баба иль козак?»

Полковник Бульба  так встречал
Велико рослых  бурсаков.
Остап кулак свой показал
Батьке в ответ после сих слов
 

«Не смейся!- Бульбе  отвечал,-
Насмешки не могу сносить!
Обиды никому  я не прощал!
Могу и батька колотить!»

  - Ты что же батька будешь бить?
Разве отца не побоишься?
Сейчас мы можем рассудить,
На что ты в кулаке годишься!
 

А ну, давай - ка посмотрю,
Какой ты в кулаке боец?
Возьми науку, сын, мою!
Посмотрим, что за молодец!
        -----
Кулачный бой отца и сына
Не часто можно увидать.
Остап, сверх саженя, детина,
Был не намерен уступать.

Сорочки рукав закатили,
Друг другу садили в бока.
Остап, хоть проигывал в силе,
Но был половчей старика. 
 
  -  Славно бьёшься! Не обидно!
Молодец! Батька дубасишь!
Весь  в меня пошёл, как видно,
Ну, на первый раз и хватит!

Знавал полковник все приёмы,
Сына, Остапа, почоломкал.
Он с торсом всем своим огромным
Передвигался всё же ловко.

А мать  их, молча наблюдала,
И над Тарасом крест творила,
То как бы беса изгоняла,
Где же нечистая та сила?

Тарас спокойно  отдышался,
Младшего сына обнимал.
Андрий стоял и усмехался,
Батьке ни слова не сказал.
 
 - А ты, Андрий? Скажи, козаче,
Что в этом деле понимаешь?
Иль, может, трусишь, сын собачий!
Батька бить ли  не желаешь?

 - Чего придумал, чёрт ты, старый!-
Вступилась добрая их мать,-
Дитя с дороженьки устало,
А он, бока им набивать!

 - Да, тихо, старая тетерка!
Не бойсь! Не трону мазунка!
Как там в светлице? Есть горелка?
Нам заморить бы червячка!
                ------               
Бульба в честь встречи сыновей
Многих  соседей пригласил,
Славных соратников - друзей,
И пир великий закатил.

Стол с угощением готов.
Кубки горелкою наполнил
«У желобов заждались кони!
На Сечь отправлю молодцов!

Горелки  привезёте  кошевому.               
Там  наберётесь уж ума.
Дней пять ещё гостите дома!
Прошу же выпить всех до дна!

До дна! Чтоб очи не запали!
Чтоб дьявол сам им не был страшен,
Чтоб козаками они стали
На погибель врагам нашим!

Горелки в бурсе не давали,
Так пейте дома, молодцы!
А больно ль розгами стегали
В бурсе наставники - отцы?»

Андрий, услышав, отвечал:
«Зачем былое вспоминать?
Кто бы сейчас грозить нам стал?!
Не то, ему б несдобровать!

Как  в диком поле подвернётся
Под  руку вражья татарва-
Увидишь, баько, - отсечётся
Одним ударом  голова!»

 «Гайда, сынку!- сказал Бульба.
Коли так, то завтра едем!
На кой хрен сидеть здесь будем!
Аль нам славы добыть негде?!

Поеду вместе с вами тоже!
Чего мне с бабой почивать?!
Хоть и войны не будет, может,-
С друзьями пить будем, гулять!»
            3
Старушка  ночку просидела
Скорбно с думами своими.
На детей  своих смотрела,
Тосковала за родными.

Ждала годами из походов
Буйного мужа своего.
Терпела, было, и побои.
Так время в горестях ушло.

Не часты были эти встречи
За лет ушедших, молодых.
Мужа  ждала она из Сечи,
Теперь волнуется о них,

Двух сыновях  своих любимых.
Для них бы жизни не жалела.
Вскормила персями своими,
Мысли тревожные имела:

«Сыны мои, что будет с вами?
Куда забросит вас судьба?!
Грядущее укрыто за годами..
Увидит их ещё когда?

Если падут на бранном поле,
Глаза повыклюет им ворон.
Погибнут матери на горе!
Андрий особенно ей дорог.

Он был нежней старшего брата,
И никогда ей не грубил.
Душа на щедрости богата,
И он цветочки ей дарил.

С козлёнком бегал на лужайке,
И весело играли с ним.
Кричал: «Гляди на нас, маманька,
Наперегонки мы бежим!»

Помнит она, не расставался
Сынок с козлёночком своим.
В степи козлёнок затерялся,
А утром косточки нашли.

Долго Андрий не утешался
От первой в детстве той печали.
Добром и злом мир отличался.
Как волки, люди одичали.

Свеча горела на столе,
И тихо время уплывало.
Уже окончился рассвет,
В окошке солнце засверкало.

Последнее было прощанье.
Рок  завершит злые круги,
И через год её не станет-
Убьют грабители - враги!

Весть прилетит на Сечь внезапно.
Мать будут в горе поминать.
Суровый рок судьбы злосчастной
Научит мстить и убивать.

И мать чужая не дождётся
С войны ушедших сыновей,
И криком сердце оборвётся!
Так смерть за смерть разит людей.
               4 
А утром Тарас похмелился,
В  дорогу оружье собрал.
С  друзьями ещё раз простился.
Горячих коней оседлал.

Напрасно старушка просила,
Решенье, что спьяна, забыть.
Ударил об стол Бульба с силой:
«Сказал раз, тому так и быть!»

Убранство Тарас саморучно
Казацкое дал сыновям.
Для них отбирал, что получше.
Одел их в сукно и сафьян.

Задвинул за пояс узорный
Он каждому длинный пистоль,
Турецкий клинок закалённый-
Трофеи во славе былой.

Себе над зипуном шерстяным
Подвесил булат на цепях-
Тяжёлый пернач атамана-
Оружие в острых шипах.

Бульба  обычай соблюдал,
Присесть пред дорогой велел,
Горелки с перцем наливал,
Опохмелить друзей успел.

А Товкача Тарас  оставил
Чтоб атаманом был в станице,
И по приказу полк доставил,
Когда б войне,  какой случиться.

Но вот, когда были готовы
В путь кони и три седока,
Тарас, оглядевшись сурово,
Прижал Чёрту шпоры в бока.
 
И конь его, стройный, игривый,
Почувствовав всадника вес,
 Уж рвался вперёд торопливо,
Храпел, как рассерженный бес.
       ------ 
               
"Гей,соколы!С Богом!"И вдаль,
Как птица, вспорхнула мечта!
На  сердце старушки  печаль,
Осталась одна пустота..

Глаза у неё заслезились,
И тяжко вздыхала она,
И руки её опустились,
Стояла одна у плетня.

Но всадники не торопились.
Очнувшись, пустилась бежать.
За стремя Андрия схватилась,
Как будто могла удержать.               

Тяжёлою стала разлука!
Сын мать покидать не хотел,
И в сердце вползала гадюка,
Но слова сказать не посмел.

Отец оставался суровым,
И локтем Андрия толкнул.
«Ну, полно! Коль сказано слово,
Никто за язык не тянул.

Вернёмся, мать! Ты  не тужи!» -
Жене ответил на прощанье.
Кто наперёд предвидит жизнь?
Судьба готовит испытанье
            5
Они скакали без оглядки.
Бескрайняя в просторах степь,
И только чёрные их шапки
В траве чуть можно разглядеть!

Зелёно - золотые пущи,
В траве лиловые волошки -
В природе не могло быть лучше!
Братья задумались немножко.

В свои зелёные объятья
Дикое  поле принимало.
Всех казаков было - тринадцать.
Ещё степь плугом  не пахали.

И каждый думал о своём.
Казалось, братья загрустили.
«Оставьте думы за плечом!
Что же, сынки, вы приуныли?

Берите люльки,  да закурим!
Коней пришпорим, не догнать!»
К шеям коней своих прильнули,
И  шапок чёрных не видать.
 
Солнце живительным лучом
Облило всадников и степь.
Тёплым подуло ветерком,
И  на душе стало теплеть.

Пестрели на поверхности цветы.
Степь  заполнялась разным свистом,
Стояли суслики - столбцы,
И  воздух был прозрачно - чистым.

И стрекотание сверчков,
И крики стай диких гусей
В дальних озёрах, за холмом,
Разнообразил звук полей.

Из травы чайки подымались,
Купались в воздухе волнах.
С взмахами крыльев удалялись
И исчезали в небесах.

Птицы парили в вышине
И чёрной точкою мелькали.
Блеснули перед солнцем вдалеке,
За горизонтом пропадали.

Так хорошо было везде,
И всадники остановились.
Привал был сделан на обед.
Чаркой горелки подкрепились.

Ели хлеб с салом и коржи,
И саламаты похлебали.
Тарас пить им не разрешил-
Дороги трезвость уважали.

Вечером степь переменялась.
Широкий горизонт светлел,
Степь пёстрым цветом оживлялась,
Но дальний лес уже темнел.

Вся степь курилась благовоньем!
Ещё белели облака,
И ветер, как морские волны,
Над степью травы колыхал.

Треск, стрекотанье среди ночи
Так  убаюкивали слух.
Звёзды мерцали яркой точкой.
Всё небо засверкало вдруг.

Среди полей остановились,
И выбирали свой ночлег.
На  своих свитках положились-
На отдых принимала степь.

От  дальних зарев на лугах,
Где жгли сухой где - то тростник.
Мелькали тени здесь и там,
И освещали стаи птиц.

То вереницы лебедей
Длинною ниткой потянулись.
Пустили спутанных коней.
Легли, и утром лишь проснулись.
            
            6
Нигде деревьев не видать,
Лишь вдалеке леса синели.
Следили узкие глаза -
 Утром татарина  узрели.
 
Бульба рукой им указал:
«Да ни за что бы, ни поймали!
Его конь «Чёрта» б обогнал.
Если б погнались, не догнали!»

Однако Бульба опасался,
Может, скрывается засада?
Хотя врагов он не боялся,
Но знать о численности надо.
 
К Татарке - речке подскакали.
Она впадала прямо в Днепр.
В воде с конями проплывали,
И потеряли конский след.

На  берег выбрались. Успели
Через три дня окончить путь.
Они достигли своей цели,
И к Хортице решили повернуть.

У переправы же они
С  конями стали на паром.
Затем в предместие вошли;
Сечь была рядом, за бугром.

Жиды горелку продавали.
Лаваш татарки испекли,
Ещё горячим предлагали.
На запорожца набрели.

Лежал он просто средь дороги.
В стороны руки распластал.
Босые, в шароварах, ноги,
Чуб его ветер развевал.

Тарас коня остановил,
И запорожцем любовался.
Видно, пропил тот сапоги,
Но  в шароварах оставался.

Тесною улицей прошли,
На площади остановились.
Это предместье на Сечи,
Где одевались, и кормились.

По полю запестрел народ,
Откуда разливалась воля.
Здесь музыкантов хоровод,
Не видели его дотоле!

Танец,  когда ли видел Свет?
Гопак подковы выбивали.
Был на одном кожух одет.
То, что снимали,  пропивали.

Всё чаще стали попадаться
Тарасу старые друзья.
  - А где Касьян? Где Бородавка?
  - Давно покоит их земля!

Бал шумный длился без концов,
Плясали и горелку пили.
Так Сечь встречала молодцов,
Новую школу проходили.
                7             
Там только, казалось, и знали.
Что  пить, беспробудно гулять!
И  пили, удало плясали,
И вольница стала им мать!
 
Остап и Андрий окунулись
В сплошное веселье кругом,
И в бешеный праздник рванулись,
Забыв, и науки, и дом!

Законы казацтва постигли,
Обычаи  их обрели,
Привыкли к степной вольной жизни,
И радостно дни потекли.

То в стрельбах, то в бойкой охоте,
То  в скачках, в метанье копьём,
То в шинках без малой заботы,
Вертелась их жизнь колесом.
               
Но был недоволен полковник,
Отец улалых сыновей:
«Безделье - гультяйству виновник!
Начать бы войну поскорей!

Сорваться бы всем вольным станом!
Обрушить всё множество сил,
И перцу задав басурманам,
Прибавить нечистым могил!»

Так думая, Бульба упрямый,
Решил с кошевым говорить.
Пора - де, покончив с гуляньем,
Нечистых врагов устрашить.

 
Но тот отмахнулся сурово:
 «Мы мир заключили,- повёл,-
Поклялись Верой! Дали слово!
Чтоб Бог против нас не пошёл!»

  - Но Бог повелел нам в Писанье,
Что  бить басурман надо всех,
И мы, козаки - христиане,
Не вводим души своей в грех!

Упрямо молчал кошевой.
Вдруг резко речь Бульбы прервал:
«Нет! Нет! - замотал головой,-
Об этом не думай!» - сказал.

Блеснули зло глаза Тараса.
Он атаману не простил.
На кошевого с сего часа
Обиду в сердце затаил.

 «Коль не уважил моей мысли,-
Ответил зло ему Тарас,-
Смотри, чтоб худшее не вышло!
Посмотрим, кто упрямее из нас?»
                8
Старшин казацких подпоив,
Задав попойку им хмельную,
Тарас  друзей подговорил -
В литавры  били «сборовую»!
               
Народ на площади собрался,
Носились крики, ругань, брань.
Вот со старшиной показался
Ян, кошевой - всем атаман.

 - Панове, Рада! Шо собрались?
Шо, козакы, будэм робыть?
 - Ты, Ян, не нужен нам!- взорвалось,-
Иды! Нэ трэба нас дурыть!»

В толпе такое сотворилось.
Стараясь всех перекричать,
Одни кричали, что есть силы,
Других заставили молчать.

Иван молчал, перекрестился,
Бунчук покорно положил.
Сошёл в толпу и удалился.
Народ на площади бурлил:

 «Кирдюг! Кирдюг!- толпа ревела,-
Пусть «палицу» в руки берёт!
Старик башковитый для дела!
Зовите! Сюда пусть идёт!»

Кирдюг от чести отказался,
«Палицу» дважды отклонял,
Но в третий – выбор утверждался:
В руке бунчук крепко держал.

Чин атамана с ним вручался.
Власть казаки ему давали,
Но чтобы он не зазнавался,
Голову грязью обливали.

И как в обычаях водилось,
Под ругань, гвалт и крики пьяны
На Раде  всем провозгласилось-
Кирдюг - избранник в атаманы!

Народ весь к шинкам устремился
Избранье ново отгулять!
Где пил казак, там и валился
От хмельной силы почивать!
                9
Был рад Тарас. Избранник новый
Товарищ верный был ему,
В походах, трудных и суровых,
Делили общую суму.

Друзья совместно совещались,
Как в дело бросить удальцов?
Придумав хитрость, постарались
Собрать случайно казаков.

Кирдюг ведь знал - казак гульливый
В великой вольнице живёт!
Хоть веру чтит, но правда в силе,
Лишь та, что сам он  издаёт.

Обмыслив хорошо, решили
Своих людей подговорить,
Чтоб нужный слух в кругу пустили,
А им  «их волю» утвердить.

Нашли пьянчуг и неразумных.
Велели им в литавры бить,
И непрерывным медным гулом
Опять всю Сечь разворошить.
               
В литавры снова бьют тревожно!
На сбор сзывают весь народ,
В круг со старшиною вельможной
Кирдюг сам выступил вперёд.

Толпа гудела! Раздавались
Укоры, ругань на старшин.
Проклятья, выкрики срывались:
 «Давай войну! В поход хоти - им!»

 «Панове!- начал кошевой,-
Дозвольте речь одну держать!
За вас стою я головой,
И вот о чём хочу сказать.

Козак не может без войны!
Укоры ваши справедливы,
Да горше смерти и чумы
Порушить мир боголюбивый!

Нельзя нарушить!- вёл лукаво,
Хоть в «Анатоль» не грех послать
Юнцов, чтоб честь себе и славу
Учились в битвах добывать!

Пущай идут! Им Бог поможет!»
  - Веди нас! Всех веди! Ура!
За Веру головы положим,
А маты раз нас родыла!

Но кошевой, старик хоть бравый,
Большой войны всё ж не желал.
Поднять всю Сечь считал неправым.
«Панове! Слухайте!» – кричал.   (Укр.)

  - Довольно! Лучше ты не скажешь!
Пошли, гей, чайки снаряжать!
Смолу варить, да днища мазать,
И борзо в море выплывать!

  - Я что?- Кирдюг вёл,- с вами тоже,
И воля ваша мне закон!
Однако всем идти негоже -
Вокруг Сечи враги кругом!

Да и к войне мы не готовы!
Рассохлись чайки в камышах!
Настроить надо ещё новых,
Собрать оружия запас!
                10
Пороги громко огласились -
Стучали звонко топоры!
Был день погожий. Дыбой взвились
Горящим пламенем костры.

Сверкало солнце в водной глади.
Вдали по речке плыл паром.
Толпа в оборванных нарядах
Виднелась с берега на нём!

Судно  заметно приближалось
К причалу, где сидели рыбаки.
Толпа на палубе ругалась,
Её  встречали казаки:

 - А с чем приехали вы, люди-и?!
 - С бедо-ой!- бранилась вся толпа.-
На Гетманщине горе всюду!
Нэма, ни церквы, ни попа!

На Украине жид поганый
Арендой церкви обложил,
А вы не слышите в гулянье,
Иль  бес вам разум помутил?!

Прокляты ксёндзы в таратайки
Впрягают верных христиан!
В поповских ризах ходят «хайки».
Как же стерпеть такое вам?!

Молчали запорожцы. Снова
Поднялся старый кошевой.
  - Позвольте!- начал он сурово,-
И мне сказать вам  пару слов!

А где же были вы, герои?!
Сидели в бабы под крылом?!
Как допустили вы такое
На Гетманщине вольной зло?!

 - Мы не могли. Нас было мало.
Украйну - нэньку ляхи рвут!
Земля от слёз сырою стала!
Позора мёртвые неймут!

Погибли гетман и старшины,
Лихая  выпала им доля!
В огне порватой Украины
Уже пропала наша воля!
                11
Как ветер тучами  бросает,
Пред бурей грозной их несёт,
Так злую волю выражает
Грозой взорвавшийся народ!

И запорожцы всколыхнулись,
Гул прокатился по рядам,
И сабли молнией взметнулись.
Раздались крики: «Смерть врагам!

Проклятье! Не бывать такому,
Чтоб жид значки на Пасхе клал!
Паны - браты! По - бьём жи – до - ву!»-
Поплыл к погромщине сигнал.

Кровавым вихрем запорожцы
По шинкам  бросились искать.
Переворачивли бочки,
Жидов  им не впервой карать.

Высокий жид, как палка, длинный,
Визгливым голосом вопил:
  - За тех жидов мы не повинны!
Чтоб чёрт их души загубил!

Ответ за них держать не можем!
За что же нас можно топить?
Пусть скажут Шлёма, Шмуль. О, Боже!
Братьев ли можно погубить?

Вы нам родня, как Сары дети!
Да чтоб мне с места не сойти,
Нет лучше вас на целом свете!
Вы нам,  как братья, казаки!

 - Как, вы нам братья?! Да не будет!
Чтоб жид роднёй был козакам!-
Схватили скупщика за груди
И передали по рукам.

Дрожа от страха, Янкель бедный,
За ногу Бульбу ухватил.
Выглядел тощим, с лицом бледным,
Жалобным  голосом просил:

 «Великий рыцарь! Пан полковник,
Прошу нас с Сарой пощадить!
Знаком мне был ваш брат - покойник!
Добром ему мог послужить!

Был воин - войску украшенье,
И когда к туркам в плен попал,
То у меня он для спасенья
Все восемьсот цехинов взял!».

 «Ты знал Дороша?» - удивился
Тарас, на Янкеля глядя,
И к запорожцам обратился:
 - Оставьте жида для  меня.

Прошу, панове, раз уважить.
Не надо нехристя топить!
Отдайте мне его под стражу.
Он от меня не убежит!

  - Да забери, хоть пять впридачу!
На то б был сказ твой, атаман,
Если жив будет сын собачий,
И не повесишь его сам!

Тотчас Тарас распорядился
К обозу Янкеля забрать.
За остальных не заступился,
Кровавый пир  не удержать.

И Товкачу Бульба послал
Письмо со срочным донесеньем,
Чтобы на Сечь он полк пригнал,
И тот исполнил повеленье.

Люди Тараса, сабель триста,
Прибыли с кухней полевой,
С обозом провианта, как годится.
Их кони - масти воронной.
                12
А запорожцы волновались:
«Мести врагам не избежать!
На Польшу! - крики раздавались,-
На Польшу будем вы-сту-пать!»

Уж не челны, телеги брали.
Поход по суше предстоял.
Старшины лишь повелевали,
А кошевой сам власть держал!

Атаман, опытный и мудрый,
По тем обычаям далёким,
В суровый час походов трудных
Ставал один вождём жестоким.

Не стало видно пьяниц больше.
Им места в деле не нашли.
На Юго - Запад панской Польши
Змеёй обозы поползли!

То курени в степи широкой
Волною длинной колыхнулись.
Из Сечи двинулись потоком,
В последний раз к ней обернулись:

«Прощай, гей, Сечь, нам мать родная!
Да будешь Богом ты хранима!
Прощай Отчизна дорогая!
Прощайте други - побратимы!»