улыбнулся... пошёл дальше

Было утро весны наверно,
кто-то пыль накидал, кистью.
Он лежал. Он лежал так скверно,
как охапка осенних листьев.

Всюду гарь проржавевшей смерти,
его пульс- словно нить; не туже.
«Будет всё хорошо, поверьте»..
А сама: «возвращайся, ну же!..»

Чуть тускнела заря клюквой,
шприц, бинты, «вот он пульс», стойко.
Мать рыдала в углу; буквой
замирали слова. Сколько?...

Сколько раз будет эта сцена,
кто успеет, последний? Первый?
Он дрожал. Будто ток. Всецело.
И боролся. С собой, наверно.

Словно нить, собралась цепочка:
вот он в ванне, и держит бритву-
ставя жирную, горе-точку.
Кто-то сзади, читал молитву.

Мои ноги в крови застряли,
я хватала его за руки.
Не такое уже видали.
Только больно опять. И муки

с каждым ты проживёшь, отдельно.
И тащить на себе, снова-
со среды- замыкать понедельник,
жизни этой, одна основа.

«Ты мне брось!»- я кричала громко,
«Мы и свадьбу твою отметим!»
Его взгляд- так ранимо, колко,
отвечал, так как могут дети.

Отвечал, затаившись между
дикой ненавистью и болью.
Я ведь знала: дарю надежду.
Заметая отметки кровью,

зашивая его порезы.
Ты не бойся просить помощь.
Все мы сломаны. Все- протезы;
человек ты, и нет, не овощь.

«Будет больно и часто, слышишь?
Обещай, не молчать, коль плохо».
А сама: слава Богу. Дышишь.
И за дверью реву, дурёха.

А ведь много сердец, тонких,
кто без слова, и лишней траты
улетает, где голос звонкий
встретит точка, одна. Невозврата.

Было лето. И солнце- ръяно;
на работу шла я, как раньше.
Он навстречу. И рядом- мама.
Улыбнулся.... пошёл дальше.