И нет причастия

В крещении познай себя
Многострадально и обильно
От скорбей мира сохраня
Ту душу, что мечтает сильно
О преизбытных небесах
Хранящихся в предвечном Боге.
Но пусть не верит только страх
Боящийся себя в итоге:
В итоге Бога страха нет.
Есть осознание итога.
И прежних дум благой секрет.
И в бытие СВОЕ дорога.
Путей не счетно: обойти
Их мыслью только невозможно.
Но в Боге дороги' пути;
Мы, это чувствуя подкожно,
Незримо для бесстрашья бдим
Последние исходы в благо.
А страх есть Божий, им одним
Чревата свято суть бумага
На коей прошлого писцы
Оставили событий знаки;
По сути все мы тла творцы.
И мысли в Боге наши смолкли,
Когда сподобились сказать
В себе: — я ныне неотступно верю.
Но только в сердце блага мать —
И нет причастия там зверю.

Вот, перед вами говорю,
Заблудшими в тенетах страха:
Рост в милосердие рублю
Приравнен будет и Аллаха
Все христиане вознесут
На пламенный престол небесный.
Простите, бред то тоже труд.
Безмерно пахотный, чудесный.
И в этом бреде тайны нет:
Он сам себе вполне поклонный
И понимает где же свет,
Предчувствиям всем преподобный.

Достопочтимые творцы
Приспешных догм, что силой свята
Имеют истины дворцы,
Где словом твари суть разъята
На бесконечную интригу
Познания простых путей:
Читая, видим проще фигу;
И дума веры все знатней,
Во громогласном иступленьи
И залах царственных души,
Она стоит во самомнении,
Пред ней сопниво не дыши,
Не предаваясь словоблудию
Ищи отмеренный предел
Благого знания. И — в студию!
Мы просим злато вящих дел,
Которыми заблаговременно
Измерили в себе итог.
Пред Богом встанем всяк растерянно,
И скажет отклонившись Бог:
— Я дал вам часть от сути истовой,
Которою тверда земля.
Но в сердце шли какой тропой,
Из праха вынутая тля
Творенья Моего навечного,
Которому предрек расти.
И духом быть, и скоротечного
Не обретать нигде пути.
Но проклят ужас своенравия,
Ведет что во геенну дух.
И погружаясь в быт тщеславия
Вы будто лета ярый пух,
Что опадает будто саваном,
Играя сонно по лицу
Липучей страстью быть нечаянным,
Идя к незримому концу.
И скоротечны мысли чаяний
Которыми дерзая шаг,
Становитесь все неприкаянней,
И грех безверия — пустяк
У вас вполне себе распущенный
В капризной, алчущей душе;
И взгляд божественно приспущенный:
На сердце благости клише.
Считающий себя поверившим
Уже восстал во небеса
И ходит там, пространно грезившим
Души покоем; чудеса.
А святоявственны пророки
Божии, которых труд
Дает всем людям чтить уроки
По слову коих — сердца зуд.
И недостаточно хотенья
Для веры быть превыше тла.
Она по сердцу — клад терпенья;
А истина во Мне светла,
Даруемая чище свята,
Невыразимее всех слов.
И суть Моя у вас разъята;
И ум у вас в плену оков
Неудержимой страсти верить,
Что Бог прощает даже смерть;
Которой вы способны мерить
Свой дух от мира: так ответь
Мне человек что возвратился
Душой своей к истоку Рая...
Зачем ты знанием влачился
Пред Богом знанием играя,
Как пух летящий во пределы
Несуществующей мечты;
Ведь в Боге силой веры целы
Неразведенные мосты
Путей, что исповедать вряд ли
Дано бессильной сном душой.
И слез отчаянные капли —
То по лицу предчувствий гной.
Когда стоишь так предо Мною
И знаешь тайну трепеща.
Я воскресил тебя для зною
Души блаженной; ум ища,
Она пройдет пути нежданно
В одной лишь мысли о судьбе;
В одном лишь взгляде:
Чтоб случайно
Сказать: — Я, Бог, пришла к Тебе.

***

Копытами рубили в пропасть
Шаги несмелые народы.
Вся правда будто в горле кость,
Всей человеческой природы
Изъявленная благодать:
То залов вечных ясны своды
И воинства святого рать? —
Которое над миром выся
Свое таинственно лицо,
Бытует нами, хлеб прося
У Бога истин — за ничто
Которым мы живем и грезим,
Сличая дух и благодать.
И в Бога тяжко мерой верим
В которой истина не мать.
Она нарочное затменье
Для благонравственной души.
И дай же ангелам терпенья,
Творец вселенной! — Напиши
Рукою твердой от пророка
Еще какой-нибудь памфлет.
Как пропасть вера та глубока;
Но боле падать смысла нет.
Достаточно всего лишь ведать
О том, что прежде всех основ:
А там предчувствие, предать
Которое не хватит слов.
Чтоб истину предать всецело
Не нужно даже говорить:
Достаточно во пропасть смело
Дух истины душой сцедить.
И се принять трудясь за веру;
Натужно лбом прося морщин
У думы вещей. Очи в гору;
И вот — предчувствий господин.
И знаешь о душе безбрежной,
Что замечтавшись спасена.
Но от чего? От думы спешной,
В которой блуда есть вина.
И недомысленно поверив
Ввергает дух в промежность сна.
Та пропасть там. Там верой грезив,
Над миром чванен сатана;
Берет копыто и ступает
На кромку праведной ногой.
И человек о том не знает:
Он просто в сатане другой.
Беспечно ладен, человечен;
И верит потому что — прах.
Поскольку если в правде вечен,
То божий уж не нужен страх,
В котором сердце охом дохнет
И примечает что ль Творца,
Над миром что дыханьем пухнет
И примечает подлеца.
А Бог — "всего лишь" наша память
О том зачем тут рождены.
И если есть она, то править
Нет смысла в сердце зной вины.
Хладить его пустым раскаяньем,
Пускать от речи соловья
В пределы Божьи:
Вера камнем
Уйдет во пропасть и ничья
Останется на веки. Чьи
Тут взгляды ищут смыслы дня?
А смыслы сущего? Что истина...
Она себя от дел храня,
Бытует нашей сущей памятью
О том, что более небес.
И доверяй пророчества чутью:
На духе истин будет интерес.
И человек пойдет стопою дня —
Во горизонты правд.
Душой не пропасть веры; честь храня.
И будет слову сути важно рад;
Вбирая каждой порой свет умов.
Размежевая внутреннее в миг
И тут же выдыхая песню слов.
Не ругань, не молитву и не крик.

Заботливо творя в душе
Корпение чудес:
Жар ада явственен уже,
Да к святу прочий интерес
Овладевает пылом чувств?
Покойся с миром дух.
На площади души пространств.
А если прячешь хмыл в устах,
То думай праздно вслух:
О том, что так невинен страх,
Что Божий, что как пух,
Стелящийся в подножье дня,
Что вышел в свет на суд.
И Бог призрел: — услышь Меня.
Но сердце — гирей пуд.
И власть теней своей мечты
Повергла в хаос дух.
А он и так был — суеты
Порочный мыслей пух.
Вот так, в простейшем слоге жизнь
Мелькнула, в гром войдя.
И сатана поднялся: — Сгинь! —
На Бога, спесь храня
В дыхании и прочем зле,
Пропитан был чем сквозь.
И духа суть в зловонине.
Взор Бога. Тяжкий гвоздь,
Вошедший во нутро как в жмых,
Но ставший будто врос.
И меж бровями мукой вслух
Застрял немой вопрос.
Но нет у Бога правды тла;
И смерть Ему как тень.
И верила душа; но зла.
Восьмой творенья день
Она у Бога не смогла
Воскреснув претерпеть.
И память про нее светла.
Но духом не гореть
Ей в райских кущах как свеча,
Что в Боге — свет Очам;
И Бог исчез. Она, крича,
И рвя подкожный срам
Ногтями плотными как сталь,
Себя терзала тут.
Но время вышло. Очень жаль.
Напрасен этот труд.
И бездна охнула как смерть
И сонм в ней был уж душ,
Что предпочли навечно тлеть...
Бездонной похотью потеть
И верить гнило в сушь
Своих нечаянных потуг
Царапать чревом в жуть.
Но нет и жути там; там плуг,
Что вспахивает нежить.
Ох, не мели же чушь!
Сей стих как будто зов кликуш.
Понятны образы твои,
Весь стих, однако, бредит. —
Сказали рядом мыслей вопли.
И в этих мыслях копыта топали.
И вера тут "мечтать" не будет.
И ею пропасть не копали.
...
Читающий рассудит.