Поэма о Великом начале Первая глава

Поэма о Великом начале
Глава 1. «1918»
Той простоты не взвесить на весах –
К дощатому же полу все морозы
цепляются;
И воздух в ярких звёздах,
И след луны на голых небесах.
На улице – костры горят во мгле.
Их кумачами сердце забирает.
На небе он? –
Тот праздник, где гадают –
Летит трамвай по святочной земле.

В нём комиссар, как маятник, спесив
И смотрит на меня, как на измену –
Доверчиво…
Фуражку вдруг сместив,
Он ударяет ею о колено.
На улице костры горят во мгле…
От вежливости сердце замирает.

«- Ах, здравствуйте!» -
он глупо начинает…
И говорит, что ехал на коне. 

«- Так где же конь?»

«- Да что вам до коня?
Вы лучше посмотрите на меня!
Я не терплю красивых лошадей.
Они меня смущают красотою
И дикостью –
Капризною мечтою –
О жизни вольной, жизни без людей.
Стараюсь покорить и покорю.
И в мёрзлой глине обжигая руки,
Вам по секрету это говорю, -
Терплю от красоты я только муки».

Был скульптор настоящий комиссар.
Учился он в Москве или в Париже?

«- Мы высадим
На Эйфелевой крыше
Как розы революции – пожар!»

В Училище, где юность как-нибудь
В угодливой провинции блистала
Искусствами,
Где мэтры в томных залах,
Шёл комиссар, всем преграждая путь.
За ним бежали толпы ворожей,
Набросивших этюдники на плечи,
Волшебников
Из самого далече, -
Всех оттеснив - и принцев, и пажей…

Холсты – мешки с заплатами овса;
Палитры клали на пол, и ногою
Из тюбиков…
Ну, дело молодое…
Профессора срывали голоса.
Писали мастихином без труда –
С размаху - разнотравье и начало!
И далее, -
В хоромах краснотала, -
Мы разбредались к ночи, кто куда.

Но Корюшкин Зот Зотыч говорил:

«- Вам не нужна история, блажные!
Вы знаете,
Что вам мала – Россия?!..
А Поляков намедни водку пил!
Ваш староста! Ваш гений! Ваш Антон!»

«- А вы не пьёте, что ли?» - стало слышно.
Повскакивав,
Ему кричали: «Во-о-н!»
И вдруг в дымке побагровело: выстрел.

Откуда у Равделя пистолет?
Ах, да, он из Москвы и Петрограда…
Стрелялся сам?
Нет! Сущая бравада!..
Он жив!
              Он бледен!
                Пушкин!
Он – поэт!..

Учеников забрав своих под плащ,
Уходит Зотыч, страстно ковыляя,
Юродствуя,
Прозреньем щеголяя,
Обсасывая свой любимый хрящ:
«- Не брачного ли – аферист – венца,
Такое и сякое вытворяя…
Дел не доводят эти до конца.
А родину, так доведут до края».

Приехал к нам художник Иванов –
Худая в скулах капля из болота.
Заговорил, -
Туберкулёзным потом
Повеяло из необжитых снов.
Зажёг свечу средь бела света дня,
И чёрно-белым нагрузив палитру,
Великую выигрывая битву,
Смотрел в рисунок робкий сквозь меня.

Мы волновались, к делу приступив,
Но всё успели к сроку Первомая.
И графика
Смотрелась как родная;
В витринах магазинов – наш мотив…
Стоял тихонько бледный Иванов,
Сверкая только пятнами-щеками…
Вдруг выехал под нами иль над нами
И крикнул Иванову: «Смерть богов!», -
На вороном огромном скакуне
И в красной тоге неземного цвета –
Таинственный, как дикая планета, -
Наш комиссар, неузнанный вполне.

Вокруг кричали: "РАвдель!", не "РавдЕль"! -
И в то же время иногда казалось,
Что это был – трибун, - или усталость
Меня столкнула в детство – в колыбель.