Он говорит

Он говорит: я — дерево, я цвету, птицы щебечут, попавши в чертог ветвей, крона моя дышит полночью в темноту, слёзы мои — мутно-жёлтый смолистый клей. Листья мои бархатисты и зелены, ступни мои украшают бурьян и сныть, мох разрастается с северной стороны. Жилы мои умоляют меня не быть.

Он говорит: я — чайка, я рву крыло, чувствую запах солёных морских камней. Мне в моём диком полёте всегда везло — было бессмысленно больно, ещё больней — стало несносно, киты меня звали, лик солнца алел, призывая лететь, как плыть. Мир был огромен, и чёрен, и так велик. Сердце моё умоляло меня не быть.

Он говорит: я — церковь, и купола золотом льются, крестом разгоняя мрак. Пусть моя воля и призрачна, и мала, только я точно уверен, кто главный враг. Зык колокольный меня сотрясает, и
дождь (не)весенний с небес продолжает лить. Веруй — не веруй. Зажёгся огнём — гори. Своды мои умоляют меня не быть.

Он говорит: я — пропасть, я чёрный зев, я же зовусь — основание и земля. Рык мой подземный стекается, прогремев, под мирозданием слабых, и бытия спёртость дыхания гладит моё лицо, тысячи лапок меня продолжают рыть — это начало начал и конец концов. Недра мои умоляют меня не быть.

Он говорит: я — море, я брат небес, каждую ночь я пел с ними наедине. Аквамарином в волнах моих бродит бес на непомерной и давящей глубине. Дружно меня поглощают отверстья рыб, створки моллюсков меня продолжают пить. И миллиарды подводных, скалистых глыб, да, умоляют меня никогда не быть.

Он говорит: я слаб, и я — человек. Сотни сомнений сжигают меня дотла, время меня разрушает — извечный бег, всю мою жизнь за спиною зудит молва. А надо мною — бессмысленны небеса вновь заставляют меня вспоминать/любить. И вот тогда появляются голоса и умоляют меня никогда

не
быть.