Требую любви

          Пётр Иванович вернулся из литературного музея, где состоялась читка пьесы молодого драматурга, и ходил по дому, как в воду опущенный. По сложившейся в семье традиции, дочь ни о чём не стала расспрашивать отца, но весь вечер наблюдала за ним и наконец, когда сели пить чай, не выдержала:

          - Что такой талантливый мальчик или жалеешь о напрасно потраченном времени?

          - Талантливый!? – Пётр Иванович в задумчивости покачал головой, - Это я и не могу определить. Теперь никого не удивишь тем, что пьеса изобилует нецензурной бранью. Знаешь, как я к этому отношусь, но автор очень профессионально играл голосом и этим смягчал неловкие моменты. Я сумел высидеть до конца представления. Это, несомненно, было представление театра одного актёра. В несколько подавленном состоянии вышел из музея и даже по рассеянности пошёл в другую сторону от остановки. Нет, мои эстетические чувства не были уязвлены на столько, чтобы потерять ориентацию в пространстве. Здесь другое.  Впрочем, слово подавленный не совсем точно, скорее растерянный. Сам текст довольно банален и прост, но автор заметно волновался и вложил в него немало старания, поэтому встать и уйти было бы оскорбительно. Я пытался оправдать его мысленными комментариями, но к счастью пьеса закончилась тогда, когда мои аргументы были исчерпаны.

          - Всё так плохо?
         
          - Тогда мне показалось, что нет. Но всю дорогу и теперь ловлю себя на мысли, что не могу однозначно сформулировать свои впечатления после увиденного и услышанного.

          Предвидя, следующий вопрос дочери, Пётр Иванович остановил её движением руки:

          - Ты думаешь, что я был потрясён! Нет! - он потёр ладонью высокий лоб, - Это не было и открытием. Ничего нового я не услышал. Я даже не могу понять, а талантлив ли автор. Кажется, что талантлив, но когда начинаю думать над тем, в чём же заключается его талант, то прихожу к противоположному выводу. Его произведение и не раздражает, и не вдохновляет на глубокие размышления. Растерянность. Да. Вот то наиболее подходящее слово. Если говорить о моих первых впечатлениях. А если рассуждать глубже то, выходит просто ужас. Поэтому стараюсь ограничиться этим и убедить себя, что всё произошедшее частное явление и не стоит обобщать.

          - Но судя по всему обобщать всё же стоит!

          - Да, ты права, страусинная позиция. Нельзя не признавать, что обобщения напрашиваются сами собой. Пусть и по мимо воли автора текста.

          - Папа, зачем накручивать себя, тебе нельзя расстраиваться!

          - Ах, брось, Катя. Сейчас только и твердят: вам нельзя волноваться, старайтесь не обращать внимания. Глупости всё это. Пока человек жив, он должен расстраиваться и волноваться!

          - Да, наверное, так. Кто же он? Тригорин, Треплев, а может сам Чехов пожаловал?

          - Нет. Не тот и не другой, и уж, конечно, не Антон Павлович. Ты же знаешь, Катюша, я совершенно лишён чувства зависти к товарищам по цеху. И мне всегда любопытно послушать  молодое дарование. Помочь материально, возможности нет, так хотя бы поддержать морально. Оказалось мнение старшего поколения нашего драматурга не интересует. Я потрясён тем, насколько мы утратили культурную связь, не говоря уже о духовном единении. Никакого набившего оскомину конфликта «отцов и детей» давно нет и в помине. Всё намного страшнее. Я с ужасом обнаружил, что только в плане потребления мы абсолютно солидарны, а духовно катастрофически разобщены.

          - Ну, да. Папики берущие на содержание молоденьких дурочек. Модные шмотки в стиле унисекс. Старые развратники штампующие брендовые вещи. Дорогие тачки и золотая молодёжь. Кто-то пошутил, сплошная собчачья жизнь - всё на публику, всё на продажу! Здесь мы преуспели. Так его пьеса об этом!? Театральный видеоблогер, ловец покемонов!?

         - Нет. Там всё проще. Компания молодых людей, со всеми вытекающими отсюда сценами: траходром, сигареты, выпивка. История с лесбийской любовью. Видимо автор решил быть в тренде. Мальчик даже не догадывается, что и здесь оказался неоригинален. Достаточно вспомнить Софию Парнок, которую в наши дни красиво именуют «трагической леди Серебряного века». Даже вопиющему разврату научились делать притягательную обёртку. Был у них «странный роман» с Мариной Цветаевой. «Любить только мужчин – какая скука!», - напишет Цветаева. Через год она, конечно, одумается и охладеет к Парнок, но эту страницу из биографии вымарать уже не получится. Позднее поэтесса будет сожалеть об этом, осознав, что поддалась обаянию порока. Впрочем, раскаяние не мешало ей и дальше искать утешение в постели с другими мужчинами, кроме мужа. Чем закончилась история, все знают.

           - Правда, а я как-то забыла о том, что поэты Серебряного века и после революционной России немало отличились по части неразборчивости в связях. Дункан и Есенин, Маяковский и семейка Брик. Много пили и разнузданно гуляли, но помню, всё же очень удивилась, узнав, что среди них были даже наркоманы. Считая наркотики болезнью нашего поколения. Действительно, ничего нового. Если ты догадывался обо всём, тогда зачем пошёл?

           - Я же говорю, чтобы убедиться и не быть голословным. Даже хотел сказать автору пару добрых слов, но когда во время обсуждения он начал отвечать своим поклонникам, пародируя тех, кто пытался сделать то же самое до меня, то желание участвовать в разговоре пропало.

           - А сколько ему лет?

           - Всего на пять лет моложе тебя.

           - Интересно.

           - И мне показалось интересным узнать из первых уст, чем дышит современная творческая интеллигенция. В его возрасте и мне хотелось кричать от несправедливости, но я зажал крик внутри себя, много позднее эта сдержанность и стала фундаментом духовного строительства, когда пришло осознание необходимости такого строительства. Приоритеты были расставлены правильно. Жаль их. Какая-то разрушительная сила перетягивает молодое поколение. У тебя, Слава Богу, призвания к писательскому ремеслу нет. А может быть, ты из деликатности делаешь вид, что согласна с моим мнением, чтобы я не расстраивался напрасно.

           - Папа, ты же знаешь, лукавить даже из любви к тебе я не стану.

           - Забыл сказать главное, пьеса была о любви. Автор раздул свой эгоцентризм до вселенского масштаба и кричал при этом: «я требую любви!». Разумеется, вложив эти слова в уста героев пьесы.  Но он требовал. Его слова звучали как манифест. Я слушал и сравнивал. Если раньше требовали заводы и фабрики, затем демократии и свободы слова, то теперь любви. Но любви извращённой, как они говорят, без комплексов. Страшно. Вот что значит жить без Бога! Почему такое происходит? Потому что услышали фразу Бог – это любовь! И тут же присвоили себе неотъемлемое право требовать любви.

           - Совсем интересный поворот. Стоило сходить на читку современной пьесы, чтобы утвердиться в старой, как мир, истине, - дочь улыбалась и ласково смотрела на отца, - папа, папа…смешной ты.

           - Катенька, в том и дело, что это результат моих собственных размышлений, а сам автор не понимает и не хочет понимать. Вот послушай. По ходу действия пьесы одна девушка после дружеской посиделки, звонит своей бывшей любовнице, желая возобновить отношения, но ей отвечает мужчина. И с ней случается истерика, болезненная сцена ревности. Это наблюдают другие персонажи, которые надо заметить нормальной ориентации, только их совсем не удивляет такое поведение, и они не пытаются остановить не в меру распалившуюся подругу. Отвратительно, но и это как бы нормально. Ни капли сочувствия к человеку на другом конце.  Мы его не видим, но он существует и имеет право на любовь не меньше других. На его голову сыплются проклятья и отборная брань. Почему-то ему автор безапелляционно отказывает в любви. Чистейший эгоизм. Мы здесь сидим тёплой компанией единомышленников, мы главные на сцене жизни. Мы такие красивые и талантливые, а ты кто такой, там на другом конце сотовой связи!? Заметно, как внутри драматурга борются две силы. Начинает размышлять о мироустройстве, и сразу сбивается с орбиты. Ему кажется, что мир создан только потому, что он родился.

           - То есть!? Получается, он родился, и для него создали мир. Так!?

           - Под него создали мир, который должен крутиться вокруг него. Он требует, потому что только благодаря ему этот мир и существует, - продолжил Пётр Иванович.

           - Мы все должны подстраиваться под него, тешить его эго, иначе этот мир не имеет право на существование!? Папа, ты правильно понял?
 
           - Абсолютно.
   
           -  Похоже, мальчик заигрался. Действительно, страшное дело, куда могут занести его такие мысли.

           - Эти слова я и хотел ему сказать. И пожелать всем присутствующим только одного – смотрите внимательно, чтобы не запутаться. Такая каша у них в голове. Автор не понимает, что это он замкнул себя в маленький мир своего благосклонно настроенного окружения, упивается мелкой победой, и не пытается разглядеть, а что находится дальше его носа. Дальше его комнаты в спальном районе, дальше бутылки портвейна и написанной три года назад пьесы на молодёжную тематику. Его друзья так же не понимают, что порок страшен тем, что за ним пустота. Все эти новомодные веяния, называемые модернистскими поисками в искусстве - пустые погремушки либеральной интеллигенции. За фасадом ничего нет. Нет даже самого здания, больше скажу, нет самой либеральной интеллигенции. За глянцевой вывеской пустота звенящая! Но молодежь заманивают обещаниями новых, никем не изведанных чувств и ощущений. Им хочется быть сопричастными, и они ведутся на это. А там ничего нет. Трагедия!

           - Да, страшно. Не ведают, что творят!?

           - Кукловоды лукавят! Ведают! Ещё как ведают!

           - Знаешь папа, и я сделаю парадоксальный вывод. Завтра же вернусь к Олегу. Пожалуй, он не такой уж и плохой муж. Звёзд с неба не хватает, а теперь думаю и не надо. Ну их к лешему, этих звездунов. Работу свою не любит, но честно делает своё дело. Уже молодец! А на счёт пустоты ты прав, поэтому и носятся по Москве стритрейсеры, отморозки на крутых тачках. Не зная чем заполнить свою звенящую пустоту.

           - Вот видишь, какая польза от нашего разговора. А ещё запомнилась одна  деталь, оказывается, не вся современная молодежь пьёт пиво, у него в пьесе пили портвейн. Странно, так нетипично в наше время. Это скорее что-то из моей молодости. Показалось мило. Но сравнил и понял, что ничего мило нет и в этом. Мы жили без претензий. А здесь другое.

           - Грустную историю ты мне рассказал. Значит, даже Тригорин из него не получится.

           - Этого я не могу сказать. Автор ещё молод. Но и Треплевым ему быть незачем.

           - Ну, да. Тот, кажется, застрелился.

           - Не кажется, а так и есть. Если не запутается, то посмотрим лет через десять-пятнадцать. Если хватит терпения написать ещё двадцать пьес. А пока  кричит как бескрылая чайка. Что плохо, торопится прославиться. Это мешает. Молодые не понимают, что груз славы бывает хуже, чем неизвестность. Вечна только слава небесная. Почему святые угодники не бывают забыты? Потому что они настоящие. Они всей своей жизнью доказали великое предназначение земного пребывания человека. Там творчество недосягаемое. Мало кому по плечу.

           - Ну, папа, наше поколение этого точно не понимает. Слишком сложно. Хочется здесь и сейчас. Причём немедленно.

           - А ты читай Игнатия Брянчанинова. Азбука для таких как мы маловеров. Перечитываю и по-хорошему завидую простоте слога и глубине мыслей. Вот где ответ на вопрос в чём истинная цель жизни. Величие духа, дающее возможность понять и осмыслить природу бытия. А эти стритрейсеры жалкие создания, пусто внутри, вот и бесятся. Запутались. Хотелось предостеречь молодого драматурга, чтобы не запутался. Там точно по Достоевскому: « Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердце человека».

           - Это вас так учили, а нас совсем по-другому. Если бы не ты, я  бы ничего такого и не знала.

           - Да от твоей школы я сам в шоке до сих пор. Одни «свидетели Иеговы» чего стоят. Тоже обёртка красивая, не придерёшься. Буклетики,  лица благостные. Кто знает, через какие тернии образовательной системы прогнали и этого парня. Доверять надо русским классикам и учиться у них.

           - Точно. Ладно, папа, пошли спать.

           - Пошли. Засиделись и так. Это уже другая тема.

           Катя слышала, как отец ночью вставал, включал свет в спальне, которая вот уже пять лет служит кабинетом. Пётр Иванович обещал дочери бросить вредную привычку сидеть до утра за компьютером, но иногда мысли одолевали старика настолько, что приходилось нарушать данное слово. Теперь город почти не спал, стритрейсеры разрывали ночной воздух рёвом моторов, но усиленные полицейские патрули долго резвиться им не давали. И тогда возникала небольшая пауза благоприятная для размышлений.