Святозар

      Какой день дул свирепый ветер, проникающий не только под одежду, но в разбухшие клетки мышц от воды. Разжигая кашель жуткой болью в грудине; отрывая листья от черенков и разнося их к прудам, озерам, порогам; раскручивая искусственные мельницы до яростного скрипа, пытаясь оторвать их и подарить им свободу в дорогу, которая стала сухой и потрескавшейся от порывов, так что ноги проваливались в песке, а точнее пыли. Пыли, которая оседала на ботинках, на крышах, на поверхности воды, и даже человеческих лицах, делая их серее, угрюмее. Что даже улыбнуться было в тягость из –за стянутой сухой кожи.
      Джим лежал под навесом еловых веток уже более часа, разглядывая небо сквозь зелень иголок, и находя подходящие облакам названия. Это нехитрое занятие заставляло его улыбаться широкой улыбкой только своим мыслям, и глаза в темноте становились еще зеленее от восторга и радости. Он лежал на мягком покрове травы, так что его окутывали многочисленные запахи: смолы, цветов, перепрелой зелени, человеческого тела, водяного ила, разгоряченных камней на солнце. Для Джима это все сливалось в один специфический аромат, аромат – его всепоглощающего счастья.
Он уверенно указал пальцем на небо, и тихонько тронул за плечо Монику.
   - Моника, проснись. Посмотри, - он еще раз тронул девочку за руку, так что она вздрогнула и потерла ладонью заспанные глаза.
  - Что? – в ее голосе было больше сонливого удивления, чем раздражения, - Что случилось?
   - Посмотри, вон туда.. Видишь это облако. Что оно тебе напоминает?
Девочка взглянула и пожала плечами.
  - Не знаю, Джим
   - А ты подумай, - мальчик улыбнулся с теплотой.
  - Может, клубок.. Хотя, глупостью ты занимаешься, лучше бы так же поспал. Или не мешал другим.
   - Какая же ты – соня, Моника, - Джим рассмеялся, - А мне оно напоминает солнце. Представь, у нас было бы два солнца – одно привычное, а другое белоснежное, которое посылало бы лучики, как снежинки. Но люди бы с ними не мерзли, а наоборот, согревались.
Моника многозначительно хмыкнула, и повернулась снова на бок.
    - Твои мечты не доведут тебя до добра. Всё у тебя, как не у людей. Тебе нужно повзрослеть, а не жить призраками.
   - Повернись, я тебе что – то покажу.
     - Опять очередную глупость.
     - Нет, - в голосе было столько таинственной хрипоты, что Моника затаила дыхание, раздумывая, поворачивать голову или нет. Но любопытство взяло вверх, она развернулась, приподняв бровь, хотя она делала это постоянно: при удивлении, при разочаровании, даже, когда думала.
    - Ну! – Моника властно направила указательный палец на Джима.
Джим вытянул руку, развернув ладонь лицевой стороной к небу.
     - Если честно, я сам не поверил сначала себе, и я не знаю, как у меня получается. Но смотри, - он закрыл глаза, и сжал с усилием мышцы плеч. Из ладони стал пробиваться сначала еле видимый свет, но с каждым новым движением мышц под кожей, свет нарастал, так что к концу из ладони бил усиленный фонтан света, озаряя укромное место под пологом ветвей. Джим открыл глаза, которые стали нежно – зеленые с золотистым отливом. Взглянув в глаза Моники, он увидел, как борются в ней чувства, разнообразные и неуемные в девичьем самолюбием.
    - Господи, Джим, - она приложила руку ко рту, боясь раскричаться, - Как же так? Ты ненормальный.
Джим сжал ладонь, так что свет резко оборвался, и всё погрузилось снова в темноту, зрачки расширились, и было слышно, только дыхание, которое стало прерывистым. На лице Джима появились крупные капли пота, которые опадали в траву.
   - Моника, пообещай,  что никому не скажешь?
   - Джим..
   - Пообещай! Я показал тебе, потому что, - Джим замялся, на лице отразилась мука. Смотря в близкое лицо Моники, в ее чистый взгляд, он находил слова, но не знал, как она их воспримет, поэтому решение застряло на губах. Как гвоздь в дырявой подошве. Ведь она снова ничего не поняла, ведь он ненормальный, - Так, пообещай.
   Моника прошептала, что «обещает». Джим облегченно выдохнул и снова улегся на настил из трав, поймав одну ртом, опять улыбнувшись своим мыслям.
   - А всё же, было бы лучше, если бы у земли было два солнца. Люди стали бы добрее, и каждый мог бы, так же, как я.