Чужая боль. Окончание

ПРЕДЫДУЩАЯ СТРАНИЦА
http://www.stihi.ru/2017/05/28/3832

Гораздо позже, по обзору,
когда училась я по сути
на третьем курсе в институте,
Иван Иваныч взял в ту пору
меня помощницей в контору.
Авансом дал подъёмные
(весьма к тому ж нескромные).
Как он сказал:
                – То, для обличья!
Помощник, должен настоящий,
во-первых, выглядеть блестяще,
но в рамках всё-таки приличья.
А уж потом всё остальное.
 
Побочно, (тут добавить стоит),
чтоб упорядочить ресурсы,
прошла компьютерные курсы.
И, обучаясь на заочном,
от сессии до сессии
не маялась депрессией,
а оставалась сверхурочно
взамен банкетов, развлеченьям
я на работе с увлеченьем.
Была готова – хоть бесплатно! –
хвататься за работу жадно
(в восторге чуть не до визжанья),
чтоб черпать новые познанья.
Внесла трудом весомый вклад
в рабочий общий весь уклад:
классифицируя клиентов,
ведя рутину, документы …

Иван Иваныч ободрял
и кругозор мой расширял.
Осилив лености препоны,
уча российский свод законов, 
штудируя теорию,
на практике училась я
вести мудрёные дела.
Он, брав в пример историю,
делился опытом со мной,
да с поразительным терпеньем,
присущим лишь ему уменьем
мне суть втолковывал порой. 

Однако, волей старика
доход с тех пор взлетел крылато!
А дело в том, моя зарплата
настолько стала велика
(скажу без всяк обиняка),
что в результате пары лет
произошедших дальше вслед,
как подобает человеку
без собственного крова, кряду
оформила квартиру рядом
я в новостройке в ипотеку.
Причём, не мешкая, с разбегу
в ней сделала ремонт шикарный,
автомобиль неординарный
облюбовала без пробега,
да отдохнули с дочкой вместе
сперва в Палермо, а затем
повеселились в вихре тем
мы в Коста-Бланка на фиесте.

Закончив институт, потом,
как получила я диплом,
Иван Иваныч в кабинет
вдруг вызвал сразу на совет.
Меня отечески обнял,
утёр слезу, и речь держал:
      – Ну что же, девочка моя,
дождался всё-таки я дня,
когда, пройдя свой путь тернистый,
сквозь козни мрачных неудач,
хлопот, решения задач –
ты стала всё ж специалистом.
Причём прекрасным, норовистым!
Осталось только пожелать,
достойно фирмой управлять.
Того ж, хотела и Аглая,
её наказ осуществляя,
дарю тебе своё я дело,
сам на покой отправлюсь смело.
А потому-то, в заключенье
тебе промолвлю в поученье.
Скажу, насколько можно кратко:
людей, по рангу и достатку
делить, поверь, совсем негоже,
их нужды врозь, но так похожи.
Взять толстосумов или нищих,
(один в дворце, другой без пищи),
но утверждаю однозначно,
что чувство правды равнозначно.
Тут нет особой тонкости
лишь поступай, по совести.
Остаться важно человеком!
Пока, пожалуй, всё на этом.
А, если что, ты за советом
захаживай – я помогу,
уж сделай милость старику.

И это всё, что он сказал,
дела неспешно передал,
махнув в прощание рукой,
ушёл довольный на покой.

По общему согласию
дочь в частную гимназию
пошла учиться, и как раз
уж посещала третий класс. 
К Тамаре Львовне с Дашей вместе
довольно часто в гости ездим,
чтоб подбодрить коль заскучает,
на праздник к ней, смотреть больную …
Тамару Львовну как родную
бабулькой дочка величает.
С тех пор, прекрасно с ней живём,
дочь не нуждается не в чём.
Да, в общем, вот такая явь.

И вот судьба! Мой друг, представь,
её свершились действия,
как эталон возмездия;
как будто бы проведена
последствий жирная черта.
По объявлению, тогда
искала загородный дом,
купить для отдыха, под дачу;
и так случилось на удачу,
нашёлся вариант, притом,
как подтвердилося потом
вполне достойный образец.
По телефону продавец
сказала:
            – Продаём жильё
так спешно, дёшево своё
ввиду особых обстоятельств.
Есть масса важных обязательств,
а проще говоря – долги, 
да в угол загнала совсем
нас уйма всяческих проблем,
от коих аж кипят мозги.

И мы компанией, тогда
(мои подружки, дочь моя)
для обозрения жилья
все подкатили на авто
как раз на данный адрес тот. 

Дом в деревеньке (средь прикрас!)
стоял вдали от шумных трасс;
вблизи, за городской чертой
приятно стильный, обжитой;
ласкал всем видом общий глаз.
Заметно с ходу: крепок, стоек …
подворье: огород и баня
(о чём мечтают горожане!)
да множество других построек
и для хозяев, для гостей,
а также взрослых и детей.
Что говорить, коль в самом деле,
тут даже есть: турник … качели.
К тому ж, пейзаж картинный:
близ озерка, сосновый бор
вокруг, ворота и забор
усадьбу окружает длинный;
всё находилось честь по чести
в прекрасном живописном месте.

Выходит, тотчас пара чинно;
владельцы, ясно, на все сто:               
и как вы думаете – кто?
Сожитель бывший, да такой,
сам весь обрюзглый, пропитой …
его любовница Марина
вся внешне огрубевшая,
изрядно растолстевшая,
от удивленья с глупой миной
застыли, как в немой картине.

Я в шоке! В ступоре они;
как очумевшие стоим.
Смотрю на них, и всё былое
опять нахлынуло волною,
в тисках железных с возрастаньем
сдавили грудь воспоминанья.
Как будто той квартиры дверь
приотворилась вновь теперь,
и я увидела их снова,
но только лишь в обличье новом.
Всё завертелось как во сне;
и возмутилися во мне:
обида, боль, негодованье …
неодолимое желанье
возникло яростно – кипуче! –
вдруг подойти в сердцах летуче,
да плюнуть прям ему в лицо,
при всех назвавши подлецом.
Но то естественное рвенье
во мне бесилось лишь мгновенье.
И я, представшая пред ними
в великолепии беспечном
(стройна, красива, безупречна!)
стою, их созерцая ныне.

О Боже мой! Что с ними сталось?
Подавлены, в глазах усталость.
Где их апломб? Изящность? Спесь?!
Пронзила душу мою резь.
Но нет, ни гнева … ни злорадства! –
(или ещё какого фатства).
А человеческая жалость;
от коей даже сердце сжалось.
И время будто бы застыло;
Антон с Маринкою, не веря
своим глазам, а взглядом меря:
меня, подруг, авто уныло …
блуждали взорами в сомненье,
и, находясь в недоуменье,
не знали, как себя вести.
Тревога стала в них расти,
воспоминание давило –
а вспомнить много чего было!

Не знаю, долго ли в реале
мы в том безмолвии стояли,
покуда дочь не подошла,
да нежно за руку взяла;
устав от вынужденной скуки,
к тому ж окликнули подруги.
Но им я объяснять не стала,
какой случился здесь курьёз;
сосредоточившись всерьёз,
я притворилась для начала,
что никогда чету не знала.
И те, отметить кстати надо:
тому безумно были рады,
и тоже виду не подали,
но я увидела: узнали! – 
уж слишком явно в то мгновенье
читалось в лицах изумленье.

В сопровождении супруги,
любуясь всей усадьбой этой,
толпой, за лёгкою беседой
мы осмотрели всё в округе.
Поместье приглянулось всем!
А после этого, затем,
мы все гурьбой ввалились в дом,
и прошвырнувшись бодряком,
отметили – там тоже славно.
Но расскажу о самом главном:
я, не торгуясь, без проблем
оформив купчую меж тем,
по сути прям-таки забавной,
хозяйкой стала полноправной.
Мои сбежали в нетерпенье,
чтоб лучше рассмотреть владенья
теперь, как говорится – наши;
ушли, забрав с собою Дашу.
Сперва остались мы втроём,
Маринка тут же вышла вон;
и вдруг спросил с улыбкой он,
уж не скрываясь, о своём:
     – Малявка эта, дочка НАША?
Как звать её? Как будто Даша …

Тут встретились, два наших взгляда:
два жутких молнии разряда!
Нахальства, я не ожидала
такого вовсе от него;
не взоры то, скорей всего –
перекрестились два кинжала.
Тогда сказала кратко я:
       – Да нет, Антон, то дочь МОЯ.

Осёкся он, но на момент
и выдал бурный комплимент:
     – Давно не видывал тебя,
и молвлю прямо, не шутя:
ты изменилася всецело:
весьма, весьма похорошела …
ты, вся сверкаешь, глаз слепя;
ты, восхитительна! Прекрасна!
Ты, высший эталон соблазна … 

     – Чего не скажешь про тебя;
 увы! Но, ты, наоборот,
в том смысле верный антипод.

Он, усмехнувшись, внёс тираду,
изобразив притом досаду:
      – Ну да! Чего тут говорить,
теперь к тебе не подступить.
Во всём, смотрю, ты, преуспела,
к тому ж ещё разбогатела …

Я встала, срезав проволочку;
обиды все и злоключенья
поведать мнилось в заключенье,
тем дав понять, что ставлю точку
в давно наскучившей нам теме:
      – Довольно слов! Минуло время:
родную дочь, да и меня
ты на Маринку променял;
обеих выгнал на мороз,
судьбы же нашей злой вопрос
тебя не мучил слишком туго;
я научилась жить сама,
(лишь с Божьей помощью) одна,
но в этом есть твоя заслуга,
как не звучит высокопарно:
тебе безмерно благодарна.
Предупредить, хочу заране,
коль вдруг соблазн возникнет в плане:
(натуры для твоей типично!)
шантаж там с дочкой иль чего …
имей ввиду, скорей всего:
ведь я юрист, причём отличный,
вопрос решу любой прилично.
И пожелаю на прощанье,
от нас держись на расстоянье.
На этом всё, ступай теперь,
за вами там закроют дверь.

Ушли, тем часом утренним
с ущербным чувством внутренним;
из-за ворот (в окно видала),
как выбрели они устало;
я сердцем ощутила боль:
их, пострадавших от фиаско …
но видно им нужна та встряска!
Чтобы понять всей жизни соль.

Мой друг, да все друзья … враги!
Взываю с трепетным усердьем:
к друг другу будьте милосердней.
Твержу с волнением благим,
и не тревожася другим,
душой кричу, не уставая:
     – Вы, не отчаивайтесь, нет!
А выйдя в путь, в поход – на свет –
усталость, боль одолевая,
идите, цель свою питая
надеждой праведной в ответ.
Скажу одно: учитесь, стройте
свою дорогу сами, люди,
и не сдавайтесь, если будет
чрезмерно трудно – лишь утройте
своё стремление вперёд –
и непременно приведёт
(судьба чрез путы многогранны)
к мечте заветной, долгожданной;
Господь, Он любит терпеливых,
а значит, будете счастливы».
 
                Эпилог

Тогда, тем рейсом к нашей цели
успешно с дамой долетели.
Как часто нам диктует жизнь:
мы попрощавшись разошлись.
Оставив в тех воспоминаньях:
в душе тепло того прощанья.
И верно то, что с нею боле
мы уж не встретимся, пожалуй,
а остаётся лишь за малым,
чтоб не забыли в своей доле:
о самом главном – чужой боли.
Поверьте, не желал я шибко,
блеснуть умом в гламурной теме;
скорей была бы в том ошибка,
чем жажда видеть шарм в поэме.
Чего же алчу в самом деле?!
Тут всем скажу я напрямик:
стыжусь прослыть вдруг пустомелей,
что понапрасну бьёт язык.
Во мне пригрелось упованье
(в сакральной пазухе души),
быть может мелочь – так, гроши! –
но это пылкое желанье
привлечь, простите, час вниманья
к какой-то теме, в самом деле,
вас оторвав от «компа», «теле» …
столь милых сердцу, дорогих –
всех, всех читателей моих.