Чужая боль. Начало

               
      От автора

Аэропорт. Всё хорошо.
Час регистрации прошёл;
шли пассажиры дружно, вместе;
и вот сижу уже я в кресле.
Шумит в салоне гул типичный,
снуёт повсюду люд приличный.
Сижу, в душе уют ценя;
по праву руку от меня
иллюминатор для обзора
и расширенья кругозора;
по леву руку, в кресло рядом
роскошной внешности особа
подсела важно, и мы оба
с ней обменялись бегло взглядом.

Меж тем, как лайнер сделав взлёт,
в свой мерный двинулся полёт,
у нас уже вовсю живая
велась беседа путевая.
Как по шаблону, как всегда:
улыбки, «здрасте», имена …
Сперва чуть сдержанно, степенно,
потом попроще, постепенно,
приобретая вольный тон
и дружелюбный «обертон» —
полушутливый, полу строгий.
Среди попутчиков в дороге
подчас случается такое,
чтоб время скоротать пустое;
а нам, пронзая небеса,
лететь бок о бок три часа.

Вам передать весь разговор
я не берусь; тот милый вздор —
не стоит вашего вниманья.
А вот о чём с переживаньем
тогда поведала девица,
готов тем с вами поделиться.
Прочесть, появится желанье,
заинтригует? Что ж, изволь,
узнать на вкус: чужую боль,
страстей накал, паденье, взлёт …
в котле отчаяний, невзгод,
питая сердце лишь надеждой,
понять в пучине той безбрежной,
к чему ответственность ведёт.
И это, может быть, поможет
(в суровый, трудный, важный час)
кому-нибудь, друзья, из вас,
поступок сделать верный тоже;
тому, возможно будет прок,
кто извлечёт себе урок.

А потому, прелюд недлинный
и обоюдный флирт невинный,
а также переход неброский
на спор о жизни философский,
всё пропущу, и прямо сразу
я перейду к её рассказу.

              Исповедь

... «Приятно мне вниманье ваше.
Сейчас лечу на свадьбу к Даше,
на свадьбу к доченьке моей.
За свой успех, за жизнь — сполна,
я благодарна быть должна
лишь несомненно только ей.
Всё расскажу вам без вранья.
Я, «бизнес-леди». Без помех;
дела; свой офис — есть успех! —
(как шутят давние друзья.)
А было ж время, молвлю я,
что жизнь несносная моя
была мне крайне не мила.
Судьбина горькая вела
путём отчаяний и слёз;
давно пусть было, да всерьёз —
что помню будто как вчера.
Пришли они на склоне дня:
(пожалуй, так начать должна)
мой муж гражданский и она;
секрет в том не был для меня.
Любовница – какой секрет? –
меня моложе на семь лет.
Я знала, что Маринка эта
с ним закружила с того лета,
когда беременна была
как раз я девочкою нашей,
(что нарекла с рожденья Дашей.)
Случайно смс прочла
на телефоне у Антона,
там было вот что на беду:
«Мой милый, где ты? Очень жду!»

Не проронила даже стона,
лишь сердце кровью облилось,
я подавила в себе злость,
терпела молча – тихо так –
и не показывала виду
ни про неё, ни про обиду,
чтоб сохранить гражданский брак.

Он уезжал – мол, бизнес, дело …
Всё отговорки да вилянья,
пустые звуки оправданья;
ему перечить я не смела.
Очаг хранила, как умела:
стирала, гладила, варила …
и вкусно всячески кормила.
А он появится наутро,
поест, взболтнёт о том о сём
по телефону, а потом
уйдёт, сказав: «Пока, лахудра!»
Да дверью – хлоп – и всё на том.
    
О как же было одиноко!
Я не ждала от жизни много:
любимый чтобы был – и дети …
Чего ж ещё желать на свете?
Хоть слёзы лей, хоть волком вой,
за все мучения и боль
поплакать некому в жилетку.
Пусть раз, пусть два … пусть очень редко!
Излить бы жалобу кому
без роду-племени девице.
Да перед кем душой излиться?
И кто виной всему тому?

Мечта, о как ты сумасбродна;
с детдома вышла: «Всё, свободна!»,
а жизнь, та быстро обломала;
о ней я ведала так мало,
считай, что ничего не знала;
бойка (добавить нечего),
как, если опрометчива.
Я ошибалась, те ошибки
разуверяли ход мой зыбкий,
но всё равно хранила я
в душе остаточек тепла;
надежда грела ожиданьем,
и всё же с малым опозданьем
явилась мне моя награда.

О как была безумно рада!
Когда вдруг встретила его
как раз Антона своего;
(немного старше, на три года)
мне ж двадцать пятый наступал –
тогда ходили мы в спортзал,
тогда не знали мы разброда.
Я вспоминаю с упоеньем
великолепные мгновенья!
И вечера что при свечах,
и милование в ночах;
как на руках меня носил,
как обнимал, превозносил.
Как созерцали мы восход;
как клялся он тогда в любви,
в кафе сидели визави,
гуляли парком без забот …
Так было всё необычайно!
В душе уже мечтала тайно
о крепкой, праведной семье.
Тогда родить хотелось мне
Антону сына или дочь,
(молила Бога кажду ночь).

И вот свершилось чудо это;
о вкус бесценного секрета!
Его я трепетно хранила,
в душе лелеяла, ценила ...
Антону так и не сказала,
хотя и плод уж осязала,
наивно думая: «Ну что же!
Коль вправду любит, знать, простит;
сюрприз мой в зло не обратит,
и примет весть ещё дороже».

На что надеялась тогда я,
в мечтах заоблачных витая?
Его реакция была,
как в сердце острая игла.
Он возмутился ... было ж поздно! —
и что-то делать несерьёзно.
Я думала: «Наоборот,
рожу и в русло жизнь войдёт,
женой законной стану я
и будет полная семья –
и станем счастливы втроём!»
 
Судьба ж, стояла на своём …
Да видно, быстро облетела
листва от древа той любви,
чуть брюхом я отяжелела,
он стал чрезмерно деловит.
А тут ещё такое дело
беременность текла сурово:
то токсикоз, то жор, то слабость,
и лишь восторженная радость,
что плод в порядке. (Мне ж, хреново.)      
И сразу тут же повелось,
Антон стал дома редкий гость.
Обнять, хотелось бы, прижаться,
но он сбежит назло опять,
а мне томиться, плакать, ждать …
И тут не трудно догадаться —
когда воспалены глаза,
отколь возьмётся тут краса?!
Я разучилась улыбаться.
 
И хуже, хуже с каждым днём,
как увезли меня в роддом …
(Мне вспоминать-то очень горько!)
Муж обнаглел. С ума сошёл.
Свою зазнобушку привёл
в квартиру, не стыдясь нисколько;
соседка справиться тогда
к нему зашла участья ради,
а там, ОНА, в моём халате
из ванны вышла без стыда …
 
Но это мелочи, поверьте! –
вослед, что было в круговерти.
Пришла я с дочкой на руках,
мой муж гражданский (вертопрах)
как будто злобы обожрался;
стал психовать, и даже дрался.
То приготовила не то;
то не помыла я авто;
не повернись и не вздохни;
орёт ребёнок – ну-к, заткни!
Да бил бывало ни за что:
мол, поломала жизнь его;
и даже в том моя вина,
что родила-то не ОНА;
в его квартире, что живу,
и что мешаюсь тут ему.
Стал выгонять меня из дома,
а мне-то некуда идти:
     – Ну хоть уж к доченьке пусти …
Кричал:
               – Деревня из детдома!
Корова толстая, тупая …

Ещё и матом, и другая
была там лексика в ходу,
что ни попало, как в бреду
прилюдно лил — прям водопадом!
Да слов таких не повторю,
а, впрочем, что я говорю:
такую грязь месить аль надо?!
(А я и вправду, не в угоду —
и не поспоришь — после родов
прибавила буквально в весе
наверно килограммов десять.)
Меня нисколько не щадя
он слов обидных, жгучих, разных,
бросал в лицо потоком грязным …
ни в чём не сдерживал себя.

Всё стало мёртвым между нами;
надежды мысль бредовая
искала что-то новое.
Дашуха плакала ночами
и в маленькой его «однушке»
(«хрущёвке» дряхленькой старушке) 
Антон не высыпался боле,
а потому по своей воле
стал ездить якобы на «хату»:
иль к компаньону или к брату.
Семейный быт не волновал,
он денег больше не давал,
питался сам (на стороне)
и наша дочь была на мне.
Приедет, примет душ и в ночь,
переодевшись едет прочь —
как будто нету нас на свете.
А я тогда была в декрете
и получала денег мало,
(грудное молоко пропало),
вот так полгода пролистала …
Ах да! С чего там начинала?!
 
Они пришли на склоне дня.
Зачем? Ещё не знала я;
Маринка, смотрит и стоит,
покуда муж своё творит.
Молчком, без шума и без драк
собрал он вещи кое-как,
не так уж много было их
у нас с дочуркой на двоих.
Раскинул старенькую шаль
он на полу, прям посерёдке,
небрежно скомкав наши шмотки,
их бросил. (Что ж, того не жаль!)
Мои три платья, да пелёнки
да погремушки, распашонки …

Глядела пассия украдкой,
(всё поправляя чуть укладку)
едва скрывая восхищенье,
лаская в сердце акт хищенья,
себе в том, как бы понимая –
всё правильно! – и это зная.
Он вынес узел на площадку
и молвил мне спокойно, кратко:
     – Как люди бают? Вот вам Бог, –
сам указал на потолок,
затем добавил, тыкнув в бок, –
а там тебе, Беда, порог.
Не спорь, вопрос решён сполна:
отныне здесь живёт она,
а значит, ты и дочь теперь
уже здесь лишние, поверь!
 
И я стояла … в шоке! В трансе!
Нет, не кружились мысли в вальсе,
их просто не было совсем.
Всё было будто не со мной;
мир принакрылся пеленой,
я заплуталась меж дилемм.
Да по башке бы табуреткой
коль получила, если б крепко,
и то очухалась быстрей!
А тут стояла, как слепая,
глухая и к тому ж немая –
ну, ничего не понимая!
 
По ходу что-то надевали,
во что-то вроде обували …
Довёл меня он до дверей,
(я доплыла туда скорей)
молчком вложил мне в руки дочку,
на том хотел поставить точку.
Но, как открыл он только дверь,
во мне очнулся будто зверь;
но зверь не хищный; нет! не злой,
а тот, что жертвует собой,
лишь бы детёныша спасти.
Готовый, по земле ползти,
ботинки грязные лизать,
просить пощады, умолять.

Я умоляла, унижалась,
в нём разбудить пыталась жалость:
— Неужто, ты, убить способен?!
Мы ж там, в мороз погибнем обе ...
Тебе плевать пусть на меня,
но дочка — это ж кровь твоя!

И не было во мне той смеси,
в кой сгусток гордости и спеси.
А он вопил во всю мне глотку:
— Ты на себя-то глянь, уродка,
на отражение своё, —
сам пальцем тычет на неё, —
туда вот глянь, в конце концов!
И рассуди сама с собой —
ну как, могу я жить с ТАКОЙ?!
Суёт мне зеркальце в лицо.

Я на Маринку взгляд скривила —
о да! Она и впрямь красива,
и блеск одета и причёска ...
стандарт величия и лоска.

О жизнь! Ты мрачный океан –
холодный, жаждущий расправы …
как злы, коварны твои планы;
как прост, безжалостен обман.
Меня он пнул:
                – Хорош визжать! –
сквозь зубы процедил и топнул,
зашёл в квартиру, дверью хлопнул
и так оставил нас лежать
двоих на лестничной площадке,
а пол такой холодный, гадкий …
 
Припоминается с трудом,
о чём я думала потом;
лишь эхом всхлипы отзывались,
а мысли путались и рвались.
Негодованье, сожаленье,
любви безумные мученья
смешались в ярости пустой –
кипучей! – но совсем не злой;
да нет, конечно же, не в той
что жаждет скорого отмщенья,
иль шлёт лихие изреченья
проклятий в небо жуткий бред
обидчику на страшный вред.
Не знаю, правда, почему –
но не желала зла ему.
В тот миг была тогда сполна
одним лишь тем поражена:
неужто также влюблена
в того, кто предал нас с Дашухой?
Кто так расчётливо с презреньем,
без всякой совести зазренья,
развлёкся пагубно с простухой.
Всё как во сне! Бедлам, ярмо ...
В мозгу свербело лишь одно –
мир опостылел, жизнь дерьмо!
Об стены, об пол биться лбом?
Визжать, скулить?!. Хотелось выть!!!
Вот только не хотелось жить.

В сыром подъезде полумрак;
сама с собою в мыслях споря,
с дочуркой встала кое-как,
а та спала, не зная горя.
Я покрывальце распахнула –
от дочки теплотой дохнуло –
её дыханья дух блаженный
коснулся ласково лица;
я приняла подарок ценный
и он, проникши вглубь свинца
того, что грудь мою теснил
и болью острою казнил,
её разбавил и она
теперь не так была сильна.

О, как хмелит твоё виденье;
недавно счастлива была,
пусть суетливо я жила,
но счастье ж было тем не мене …
Да вот оно!.. в моих руках;
всё остальное просто прах –
зато теперь я не одна! –
и этим всё-таки сильна.
 
Взглянуть в глаза твои мне надо –
ты ж безмятежно, сладко спишь,
так нежно, ласково сопишь –
о ты моя, моя услада!
Тут от блаженства пошатнулась,
вдруг потерялась я во всём:
в пространстве, времени … потом
очнувшись, горько усмехнулась:
«А дальше, что? Идти куда???
Кругом сплошная пустота.
Как я устала … Боже мой!
Нет, мне не справиться одной».
И вмиг, от сей догадки страшной
отяжелели руки, ноги …
Вдруг словно овладела многим,
вняла как будто смысл важный;
а ужаснувшись ещё боле,
неистово дрожа от боли,
я твёрдо приняла решенье
и это стало утешеньем
ничтожным, как галиматья.
Идея брызнула миражем:
«Я защищу тебя так, Даша»,
а вслух, – умрём – сказала я.

На крышу дома мы теперь
взойдём, возможно, что там дверь
открыта. Будь, что будет! Вот
и шла. И знала, куда шла;
конверт с дочурочкою несла;
и думы тяжкие вразброд
сверлили, жгли, и угнетали …
Но выход видела в тот час
такой единственный для нас,
(а остальное лишь детали.)

Наверх, по лестнице, туда,
мне шаг давался без труда;
ступеньку за ступенькой меря,
я шла, в то беззаветно веря
пускай бездумно, тупо, слепо,
что этот путь ведёт на небо;
и непременно по итогу
предстанем с дочерью пред Богом.
Бог примет нас, всё не напрасно —
ведь знает Он, как мы несчастны!
 
  ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ
http://www.stihi.ru/2017/05/28/4340