1-2. Приглашения

        Дорогой и любезный читатель наш!
        Время сыграло с этими заметками весьма редкую шутку: оно перемешало то, что могло происходить в позапрошлом, прошлом и нынешнем веках в единое целое.
        Да-да, не удивляйтесь! Так бывает! Иногда…
        Мы ведь ещё довольно мало знаем и об окружающем нас пространстве, и о времени, наполняющем его…
        На что же опереться тогда, читая эти записки? Конечно же, на то, что достоверно и не вызывает сомнений. Прежде всего, на представленные здесь персонажи. Уж кто-кто, а они-то совершенно не выдуманные, настоящие. Только всмотритесь…

1

        Действительный член губернского отделения Всероссийского Его Императорскаго Величества литературного сообщества поэт Модест Шиншилов, с трепетом сняв трубку новомодного настенного прибора для разговора на дальних расстояниях, набрал номер своего старинного друга-доктора, редко начинающего поэта Вольдемара Аполлинарьевича Просветительского:
— Моё почтение!
— Привет! По какой надобности?
— Да вот… не знаю, как и начать… робею-с…
— Не томи, дружок, уж обед скоро.
— Хотел сообщить вам, Вольдемар Аполлинарьевич, о намечающемся на завтрашний день вечоре в зале Земства.
— И что?
— Премьеру давать будут-с.
— Кто?
— Да не извольте беспокоиться… я-с, собственноручно.
— Вот как! Что ж ты, голубчик, удумал?
— Да вот… умудрил господь сочинить венок сонетов, так сказать. Читать буду. Не изволите ли прослушать? Может…
— Э, братец! Куда хватил! Вот, помню, писал я лет …надцать тому один венок… Да знаешь ли ты, друг мой, что есть вообще сонет? Я ведь вашего брата-сочинителя насквозь, можно сказать, рентгеном вижу: у вас что ни четырнадцать строк – то всё сонет! Вот скажи: у тебя в каждом сонете четырнадцать строк?
— Четырнадцать.
— Вот видишь! И ты туда же. А размер ты выдержал?
— Да, пятистопный ямб-с.
— А что в основу положил: петрарковский или шекспировский?
— Шекспировский.
— Так-так. Значит, чтобы рифмовать попроще. Ну, а схему рифмовки какую выбрал – перекрёстную или кольцевую?
— Да… как-то… страшно сказать… в каждом из трёх катренов свою: и перекрёстную, и парную, и кольцевую.
— Что-о? Вот видишь! Я так и знал!.. Новомодные образования. Опухоли на теле литературы. Мало вам классической формы. Нет, дай хоть что-нибудь, да исковеркать!
— Да вы не волнуйтесь, я не сильно… прогресса ради!
— Какой же тут прогресс, голубчик? Новый рентген-аппарат – это прогресс, я понимаю, а тут…
— Да вы уж на нас не серчайте, Вольдемар Аполлинарьевич, рифмовку можно и поправить… и ещё…  стесняюсь сказать… Предводитель с супругой лично обещал быть-с. По поводу этому намечается остаться, так сказать, узким кругом… отметить-с. Может, всё же…
— Да я, братец, завтра уезжать собирался вообще-то. В имении загородном моём событие (не вашим чета) – борзая щенят принесла, так-то! Вот скоро охота будет!.. Ну, впрочем, ежели предводитель… Давай, брат, не обещаю… но подумать-подумаю.
        И в трубке зазвучало привычно: «Пи-пи-пи…»

2

        Прошёл месяц. А может быть, и не прошёл. Неутомимый Модест Шиншилов любил, чтобы у него отобедовали бы по средам. Зачем то было ему – никто, да и он сам, наверное, не знал. Повелось так, и всё. Ну, мало ли какие у людей бывают одержимости: один в планшете пасьянс «паук» складывает, другой танки в виртуале джойстиком сшибает, а иной крестиком так вышьет, что уж очень напоминает матерное слово. Видать, у каждого – свой талант.
        И вот вечером во вторник, когда выяснилось, что один из столовающихся прибыть на обед не сможет, и, следовательно, послеобеденная партия в вист может пройти не по парам, Шиншилов заволновался. Всё, что нарушало привычный ход событий, с годами беспокоило всё сильней и требовало срочного вмешательства.
        Наш герой решительно снял со стены трубку упомянутого уже прибора. Набрав известный номер и откашлявшись, начал:
— Добридень, Вольдемар Аполлинарьевич!
— А-а, это ты? Здравствуй-здравствуй, дружок. Чего тебе?
— Не извольте беспокоиться, я к вам с приятным предложением-с.
— Так-так, выкладывай.
— Дело в том, видите ли… Столовающийся у нас г-н Едоков занемог. Прыщик вскочил ему в неудобном месте, да так, что он ни посидеть, ни врезать пару-другую партеек не в состоянии… Беда-с. Так вот, уважаемый Вольдемар Аполлинарьевич, не откажите вы уж нам на этот раз: нанесите, так сказать, визит. Откушать и составить партию – святое дело.
— Ну, голубчик, что же ты не позовёшь магазинщика-то, своего знакомца… э-э… как бишь его?.. Валериана… м-м… Добро… дюкина, да!
— Видите ли, он третьего дня оставил магазин на сынов своих малолетних, а сам сидит с удой на набережной безвылазно: уклейка пошла! А он её сотнями ловит, вялит и выколупывает из нутра ея икру. Икра у неё как ириска, только солёная, за уши не оттащишь. Вот и его не оттащить от речки – не поедет. Вы уж сами, сделайте милость!
— Тогда, братец, ты уж потрудись для удобства сообщить репертуар меню вашего.
— Да что там, меню как меню-с. На первое – черепаховый суп.
— Постой, братец. А вот ты солишь сразу, как черепаху закладываешь или в конце варки? А нутро от панциря чем освобождаешь – пилой али топором?
— Да я без панциря, маленьких…
— Живодёрствуешь, значит. А базилик с майораном бросаешь в бульон или укропом обходишься?
— И базилик, и майоран, и в конце – порционно – сок лимонный.
— Да как же это, братец! Какой лимон? Здесь надобно лайм нарезать дольками… Никакого обхожденья, всё по-мужицки, прости господи!
        Обсуждение блюд продолжалось долго и плавно перешло в обсуждение правил игры в вист. Пробили настенные часы неугомонного Буре, приобретённые ещё дедом Шиншилова.
        Наступила среда.

Продолжение серии:
http://www.stihi.ru/2017/05/29/2759