Наказание Геродота

Раз муж благородный из Афин прекрасных,
Пустившийся в путь к Эпиру с целью богам
Принести бескровную жертву и оракулу
Задать все вопросы, касающихся жизни,
Притомился на дальней дороге и,
Приметив местечко на склоне холма,
В траве густой и сочной под сенью благородного лавра.
Со стоном усталости туда опустился.

Муж сей имя носил Геродот.
Не был, однако, историку братом,
Родственных уз с ним не имел.
Тезкой он был. Просто родители,
Сына своего нарекли, почитав Геродота.
Сущий Геракл. Грудь широка,
Ноги как сосен стволы, руки могучи,
Борода покрывает лицо. Волосы
Коротко подстрижены были.
Белая туника, плащ шерстяной,
Сандалии, котомка и палка —
Вот и все, что путнику надо.

Сей муж благородный в траве
Повозился, устроился и, плащ натянув,
В сон глубокий Геродот провалился.
Веки сомкнуты, дыхание грудь колыхает.
Спит Геродот. Кентавров стадо прошло,
Но не слышит путник усталый.
Овцы, колокольцами звеня, пробежали.
Чмокнул губами во сне Геродот,
На бок другой повернулся, плащ подтянул,
Чтобы ноги не мерзли, и дальше вкушает
Сладкозвучные дары Гипноса доброго.

Гера, узрев с Олимпа картину,
Разгневалась сильно, ибо узнала
В муже том благородном
Невежу, что отверг её по пьяни однажды.
Гневом пылая, Гера мушку вниз посылает.
Ядом она её напоила и наказала:
— Укуси его так, чтоб подпрыгнул он
Выше лавра и вниз грохнулся больно.

Спит Геродот. Страх неведом ему.
Мушка спустилась с небес. Села.
И жвала свои в голень Геродота вонзила.
— Аид меня забери! — Геродот
Разом проснулся. Хлоп. Но поздно.
Мушка обратно. Но до Геры она не успела.
Ласточка мигом мушку склевала и, щебеча,
К Афродите стрелой помчалась.

Геродот сел на траву, почесал пораженное место.
Речь он повел, кожу чеша пятернею:
— Зевс — Громовержец! За что ты на меня ополчился,
Раз посылаешь тварь меня жалить?
Смилуйся! Кто почитал тебя?
И усердно жертвы тебе поставлял в твои храмы?
— Так причитал Геродот, все сильнее
Чеша пораженное место.

Чешет сей муж благородный и видит…
Что кожа все тоньше и тоньше,
А под нею куча личинок, мушек и мух шевелиться.
Так извиваются, что зуд все сильнее.
Чешется грудь под туникою белой,
Пах, ноги и руки. Горло саднит.
Кашлянул Геродот тут натужно.
Со слюною вышел ком извивающихся мушек,
Что разлетелись по склону.
Из носа, из глаз, из ушей…
Черви ползут, личинки, опарыши.
Под пальцами кожа вся порвалась,
В сухожильях и мясе — черви, личинки
И мухи, сыто жужжа, гнездятся под кожей.
С кровью они льются на землю,
С кровью они проползают по коже.

— Боги! — взмолился Геродот, ужасаясь,
— За что же вы так меня наказали ужасно?
Мошки во мне угнездились
И плоть мою пожирают! За что?!
Напрасно Геродот к богу взывает.
Нет на Олимпе могучего мужа.
Зевс — Громовержец двинул к очередной идиотке,
Чтоб оросить её бесплодное лоно.
Гера же уши заткнула
И спать улеглась, не слышит воплей она.

Жрут мушки грека. Жрут Геродота.
Из глаз, и ушей и отверстий полезли.
Враз облепили. Стоит он весь черный,
Мухами плотно покрытый, что жужжанием
Сытым наполнили луг, в ужасе замерший.
Пару мгновений стоял Геродот,
После он рухнул. И мухи поднялись,
Но от мужа благородного даже кости
Не осталось на лугу заповедном.

Мушки исчезли; Геродота не стало.
Лишь котомка, палка, сандалии
Сиротливо остались в заповедном лугу.