Лоскутки -32 Капкан

Очень часто читаю в интернете, что я была освобождена из мест лишения свободы по амнистии к Международному женскому дню 8 Марта. Но как же это было на самом деле? Я пробыла в учреждении ОЕ -256\1 г.Вологды 5 лет 6 месяцев и 26 дней. По площади это небольшой пятачок с огромным зданием швейной фабрики в центре. Я тоже работала швеёй-мотористкой, притачивала пояс к мужским кальсонам. Продукция фабрики - мужские белые кальсоны изготовлялись для армии.
Однажды меня вызвали к оперуполномоченному Геннадию Кузнецову. Это было примерно на третьем году моего пребывания в колонии. Я пришла к нему в кабинет, не понимая зачем я ему понадобилась. Кузнецов начал с того, что среди осуждённых есть и такие, которые могут быть недовольны советской властью.
- Грановская, ты не могла бы сообщать мне о таких женщинах, которые рассказывают политические анекдоты, недовольных администрацией колонии и соответственно советской властью?
Меня как будто ошпарили кипятком - он хочет из меня сделать стукачку! Фу, мерзость!
- Вы обратились не по адресу! Я сказала это, прямо глядя в лицо Кузнецова.
Разговор был окончен.
Но вскоре я узнала, что значит не подчиниться начальнику. Более-менее сносное моё существование закончилось. Вдруг меня часто стали назначать на ночные дежурства в столовую чистить картошку. Утром придёшь в секцию, где обитает сотня женщин, чтобы хоть немного поспать перед ночной сменой на фабрике. Но разве уснёшь?! Вот так, не выспавшись, снова в ночь на фабрику. А там гул, пыль, чужой табачный дым на лестнице. Плохое питание, лишение нормального сна, к тому же зимой 1974 года я сильно простудилась. Ко мне приезжали мама с дочкой на свидание и ей не позволили мне передать шерстяные носки. Всю зиму я проходила в простых чулках, считай на босу ногу, в кирзовых сапогах. Меня одолевал кашель. Весной 1975 года меня хотели отправить на стройки народного хозяйства, т.е. на "химию". Но местное общественное мнение, как сообщит мне начальник нашего отряда Людмила Николаевна, не позволило применить ко мне какие-либо льготы. В Вологодском  Союзе писателей возмутятся: "Как?! Мы собираемся ставить памятник Рубцову, а вы собираетесь выпустить на волю убийцу?!" Моё здоровье становилось всё хуже и хуже. Я сильно похудела. Как-то Нина Колесникова из моего звена сказала мне:"Ну,Люда, ты совсем стала тонкая, звонкая и прозрачная!" Наконец, мне сделали рентген грудной клетки: диагноз- туберкулёз. Сразу же перестали включать меня в график ночных дежурств на кухне. Наконец, я могла нормально спать. Но по-прежнему работала на фабрике. Как-то в наше учреждение была приглашена поэтесса Ольга Фокина. Её выступление было назначено на первую половину дня. Я наблюдала, как она шла по нашему пятачку бодро, слегка помахивая правой рукой и почему-то оттопырив мизинец. На её выступление я не пошла. Через какое-то время за мной прибежали в секцию, чтобы я немедленно шла в клуб. Я не пошла. Прибежали ещё раз. Бесполезно. Фотографии, где рядом с Фокиной Дербина в полосатом зэковском платье не существует!
 Мне назначили какое-то лечение. Я должна была приходить в медпункт, где мне вручали целую горсть больших белых таблеток, которые назывались ПАСК. Несколько таблеток я на глазах у медсестры глотала и запивала водой, остальные постепенно принимала у себя в секции. Начался 1976 год. Улучшения никакого не было. При такой болезни должно бы быть усиленное питание, где бы было и масло, и молочко, и медок. Консервные банки с овощами или с какой-то рыбёшкой, вроде кильки в томате, отоваренные в нашем магазинчике, иногда я обнаруживала проткнутыми. Чья-то ручка протянулась к моей тумбочке и сделала это. Но я уже знала, что это привет от Кузнецова и знала кто ему служит.
Где-то в марте я вышла из медпункта и сразу же бросила у крыльца на подтаявший снег целую горсть паска.
- Что это ты выбросила? Меня спрашивала женщина, проходившая мимо, из наших, осуждённых, но мне совсем незнакомая, видимо, из другого отряда.
-Да всё равно не помогают, вот и выбросила, - ответила я
-Таблетки? От чего?
-Да тубик я!
-Туберкулёз? Тогда слушай меня! Я тебе продиктую чем лечиться, запоминай: чистый медицинский спирт чайную ложку, столетник один листик в день, мёд чайную ложку, яйцо сырое (белок), топлёное свиное сало столовую ложку и всё запьёшь стаканом тёплого молока.
Я была ошарашена, но мгновенно запомнила все 6 компонентов для лечения. Но где это всё взять? Что она не понимает?  А женщины уже не было рядом. Я даже не запомнила её внешность, настолько она была обычная, серая, март, но не в фуфайке и это было странно. Но что мне-то делать? Где это всё взять, чтобы лечиться? Разве эта женщина не знает, ведь сама тут находится, ведь знает, что это здесь невозможно осуществить. Безнадёжность... Я ощутила себя в каком-то двойном капкане. Всё зря. Впереди ещё около трёх лет. Но совершенно ясно, что мне их не одолеть. Я не выживу. Полная безысходность... К тому же, в секции поднимается ропот: Грановская нас всех перезаразит. Я чувствую, как меня чураются, опасаются заразиться. Уже подошёл срок моего условно-досрочного освобождения, но администрация молчит. То, что я бессменный руководитель культурно-массовой секции, звеньевая, не одна почётная грамота за хорошую работу -всё это не в счёт. Где-то уже летом снова вызывает к себе Кузнецов.
-Грановская! На двери клуба обнаружена листовка, направленная против администрации. Кроме тебя составить такую некому. Таких грамотных у нас тут нет.
-Покажите её.
-Показывать не буду. Не отпирайся! Тебя видела одна женщина, как ты наклеивала листовку.
-Какая женщина? Где она? Я плюну ей в рожу!
И вдруг Кузнецов как-то замялся, вроде как бы засомневался, пропала его напористость. А я сказала:
-Знаете, гражданин начальник, на меня не тратьтесь! Сухое говно к стенке не прилепить.
 Конечно, мне самой было интересно, что значила эта листовка на двери клуба. Понятно было одно - кто-то очень не хотел, чтобы я покинула этот проклятый пятачок. Враги не дремали. Если тут, на пятачке не было таких грамотных, то , может быть, эта листовка явилась извне? Может, кто-то даже опасался меня выпускать? Вдруг, освободившись, она начнёт узнавать, что от неё засекретили, хлопотать, искать справедливость, жаловаться, что её сгноили? Конечно,
администрации было невыгодно оставлять меня за колючей проволокой. Подошло условно-досрочное освобождение, к тому же я серьёзно больна. Не выпустить, ждать, пока умрёт? Нет, уж лучше пусть умирает на воле. 13 августа 1976 года я вышла из вологодской "цитадели".
Медсестра мне говорила, что у меня закрытая форма туберкулёза, что для окружающих я не опасна. В действительности, так оно и было. В Вельск к родителям, к дочери я приехала измученная, но не сломленная. О своей болезни я молчала, чтобы не вызвать панику в своей семье. Конечно, я стала хорошо питаться, здоровье заметно улучшилось, и я даже стала наивно думать, что может быть, всё рассосётся.
В начале октября я устроилась на работу в Вельскую киносеть составителем кинопрограмм. Там познакомилась с замечательной девушкой Олей Кругляченко, подружилась с ней, она поняла, что со мной произошло несчастье и  я не та, за которую меня многие принимают. Но по профессии я библиотекарь, и в начале января я перешла работать в профсоюзную библиотеку Вельской лесобазы. В марте меня отправили в Архангельск на курсы повышения квалификации. И тут в областной больнице я сделала рентген грудной клетки. Увы, результат был неутешителен. Очаг поражения на левом лёгком никуда не делся. Я попросила  эти 2 снимка отдать мне на руки.Но женщина ответила мне, что это невозможно.
- Мы должны отослать эти снимки в Вельск по назначению.
-Но послушайте! Я же не враг самой себе !На днях я возвращаюсь в Вельск. Отнесу снимки по назначению.
И женщина отдала мне в руки оба снимка. Я ехала в Вельск и думала, что делать. Снова пришли на ум слова той, вдруг появившейся передо мной женщины, продиктовавшей мне рецепт и так же  внезапно исчезнувшей, когда я выбросила на снег таблетки паска. Я прекрасно помнила её рецепт. Теперь я знала, что делать. Приехала домой, сразу же залезла на чердак  и засунула под стропила обе плёнки. Постепенно приобрела все компоненты для лечения. В аптеке на лесобазе у милой аптекарши купила медицинский спирт, у соседки купила большой куст столетника, где-то добыла мёд, добыть яйца, свиное сало и молоко не составляло труда. Три месяца изо дня в день с утра я завтракала этими продуктами. Самое трудное было разжевать вымытый тёплой водой, с уже обстриженными колючками толстый лист столетника. Сначала давилась горечью, потом привыкла. Мама меня как-то спросила: "Люся, так это тебе зачем надо есть?" Что я могла ей ответить? Конечно, я успокоила её: "Мам, да это такая диета очень полезная, к тому же очень сытная. Целый день потом есть не хочется." К июлю я почувствовала себя здоровой. При физических усилиях уже не было  ручейков пота, бежавших по телу, прошла слабость. А Оленька Кругляченко однажды сказала мне, что может достать талон в бесплатную московскую поликлинику. И всё-таки я сомневалась, что выздоровела. Не однажды как будто молния пронзала мне грудь, это была сильная физическая боль. И вот, где-то в середине июля Оля принесла мне талон в московскую поликлинику. Ночь на поезде в Москву, день в Москве и ночь обратно в Вельск. В Москве я нашла нужную поликлинику, пришла на приём к врачу. Это был очень старый еврей, с белой головой, как одуванчик, по фамилии Жодзишский. Он спросил меня на что я жалуюсь.
-У меня туберкулёз,-сказала я. Жодзишский внимательно прослушал меня и сказал:
-Никакого туберкулёза у Вас нет.
-Как же нет, если меня насквозь прокалывает?
-Если мне не верите, идите на рентген. Я Вам дам направление.
И вот, я приношу снимок Жодзишскому. Он внимательно рассмотрел его.
-Ну, вот, что я Вам говорил? Ваши лёгкие чисты, как стёклышко! А насквозь Вас прокалывает остеохондроз. И он крупными буквами написал на бумажке -ОСТЕОХОНДРОЗ. Это слово я услышала впервые в жизни.
- Я Вам напишу рецепт, будете делать себе на спине йодную сеточку и всё пройдёт. Вы замужем?
-Нет.
-Вы такая женщина! Вам надо замуж.
Милый, милый, если бы он знал, какую радость он мне сообщил! Если бы он знал из какого смертельного капкана я вырвалась?!
 Господь даровал мне дальнейшую жизнь через эту побеждённую страшную болезнь?! Слава Богу за всё! И ещё я думаю: Знала тогда та загадочная ЖЕНЩИНА, что через 4 месяца я буду свободна!!!

ps: А вот, что сообщает ВИКИПЕДИЯ:
В 1976 году Дербина в возрасте 38 лет по амнистии была освобождена досрочно, с учётом того, что у неё была несовершеннолетняя дочь. После выхода на свободу поселилась сначала в Ленинграде, где работала в библиотеке Академии наук СССР, а потом в Вельске Архангельской области.

Вот какая "ПРАВДИВАЯ" информация даже в википедии. В Ленинград я уехала только через 4 года, и действительно, работала в библиотеке Академии наук СССР.