Часть 8. Белых котиков перепост

Часть 8. БЕЛЫХ КОТИКОВ ПЕРЕПОСТ

* * *
Промелькнуло, как рекламный ролик,
С быстротой почти неуловимой
Это всё, знакомое до боли.
Пахло солидолом и резиной.

Отработав смену, собирались,
Покупали вскладчину бутылку,
Выпивали, радовались, дрались —
То кому-то в глаз, то по затылку.

Каждый вечер возле магазина
Полыхали северные дали.
Дома кто жену учил, кто сына,
Кто кричал: «Евреи заебали!»

А потом смотрели телевизор,
Кто ворует, спорили до хрипа,
Говорили: — Во житуха! Шиза!
Бились в домино: — Шестёрка! Рыба!

Всё прошло, и всё осталось — имя
помни нашей родины нетрезвой!
Пустыри, помойки и резина,
солидол и ржавое железо.

* * *
                «У Бытия нет ни прошлого, ни будущего.
                Бытие есть чистое настоящее».
                Парменид

На кухне мать стерилизует банки;
папаша режет кабачки; портянки
на батарее сушатся; лежит
брат на кровати, делая уроки.
Папаша говорит: — Невзоров — жид!..
Всё кончено — стране подходят сроки
приобрести начальный капитал,
и более не плавится металл,
зато кругом бананы продаются.
А я сижу и сочиняю. Кровь-
морковь не зарифмуется боюсь я
и потому пишу: «Не прекословь
диктатору, когда такое время,
когда одна осталась теорема:
“Купить-продать и выручить бабла”».
А мать на кухне делает консервы,
пока отец по-прежнему бла-бла:
— Евреи виноваты! Бабы — стервы!..
И нет надежды что-то изменить.
«Есть Бытие!» — сказал бы Парменид.

* * *
— Куда ты лезешь-то, урод!
Ползи без рюкзака!
В окне автобуса билборд,
огромный, как тоска.

На нём красавица вопит
про магазинов сеть,
но люди мрачные в пути
хотели бы присесть.

Они сказали бы: «Жульё,
и впаривают нам»,
а тут панельное жильё
плывёт по сторонам.

В салоне жжёным сапогом
и топливом шмонит,
и жизнь напрасная кругом
отчаянно болит.

* * *
                И встаёт над Россией рассвет, как закат…

Все лгут: от мясника до Патриарха,
и сам себя пугаешься: «А вдруг?
Я тоже? Я, бессмысленного праха
затерянная горсточка?» Недуг
одолевает — язва моровая.
Слабеешь, а кругом такая дрянь,
загнившая, как плоть нетрудовая.
Ох, бесы! У-у, куда теперь ни глянь,
от Президента все и до мальчишки
обделывают тёмные делишки.

* * *
Перемещается по МКАД
на идиллические дачи
чиновный люд, а там свинячий
шашлык и пламенный закат.

Гремит огромная страна
вдаль по этапу кандалами.
Из водки — бунт, из искры — пламя,
из конформизма — ни хрена.

Эй, бледный офисный гипрок!
Эй ты, московская непруха!
Очнись, пацан! Вставай, старуха!
Лети, весёлый матерок!

* * *
То-то горечь русская,
чистый, в общем, спирт!
А ель, как щука узкая,
вверху звезда горит.

Ой, конфетки-шарики,
серпантин цветной,
да всё хохочут нарики
под окном зимой!

Всё смолят на лестнице
папироски «кент»,
но «довольны беженцы»
скажет Президент.

Ох, ёлочка-дефолочка,
огненная жуть!
Ты не ври нам, Вовочка,
про особый путь!

Русская Гражданская,
кровушка рекой…
Ай, песня хулиганская,
а нет у нас другой!

* * *
Это же адская зомбомашина —
ум постепенно заходит за разум!
Штаты бунтуют, горит Украина,
три террориста убиты спецназом.

Трупы и трупы — цветные картинки
из подсознания лезущих страхов —
пуд героина нашли у блондинки,
брошен ребёнок — ликует Малахов.

Рухнул вокзал, дорожают продукты,
мальчик ногами убил инвалида,
два триллиона украдены — ух ты!..
Лучше бы, взять, и принять цианида!

Или шнурком удавиться без мыла?
Кинуться, что ли, отважно под поезд?
Впрочем, и жизнь иногда — это сила
страшная, как пробуждённая совесть.

* * *
Словно бы инопланетное Нечто,
встал борщевик.
Ленин залез так выкрикивать речь-то
на броневик.

И понеслось, и завыло, и снегом
всё замело.
Больно порядочным быть человеком
и тяжело.

Что у нас есть? «Доширак» и «Lacoste»?
Малахов и быт?
Не с кем тоской поделиться и просто
хочется выть.

* * *
Буддийская Русь, ослеплённая блеском
продажных своих куполов,
тоскует на кухне о чём-то советском —
о власти партийных козлов.
 
Она отмечает посты мясоедством —
вообще, она любит покой
и чтит Эпикура, конечно, всем сердцем…
А кто это, кстати, такой?

И вот мы глядим на привычные свалки,
разруху и весь кавардак,
и в нашей душе расцветают фиалки,
и падают в мусорный бак.

* * *
                Моя муза ездит на "мазерати"…
                В. Бауэр

Вечеринки, круизы, яхты и всё такое,
а для нас у судьбы в наличии голый шиш.
Это время богатых, прОклятое, кривое.
Разве ты согласился с этим? Ну что молчишь?

Было дело, был я при камерах надзиратель,
и ходили зэки по струнке: — А ну-ка ша!..
И когда эта сука едет на «мазерати»,
так и тянет шмальнуть из табельного «калаша».

Только, братец, дадут за всё терроризм, измену,
будешь лопать баланду, шить рукавицы, эх…
Как сказал бы В. Бауэр: вы* * *ть Мельпомену!
Ты смеёшься? Ну что же,
нам только одно
остаётся —
смех.

* * *
Год за годом, гад за гадом,
и такая тут разруха,
точно всё долбали «Градом»
два весёлых Винни Пуха.

* * *
Всё здесь похерено, пущено в переплавку —
мне остаётся только надеть удавку
и оттолкнуть табуретку… Но фиг вам, дудки!
Предпочитаю марши, стрельбу, побудки,
предпочитаю броситься в бой, в атаку,
а не, подобно старому шапокляку,
гнусно висеть на гвозде, трупаком воняя.
Азия, родина, что ж ты тиха, родная?

* * *
Сколько дури заповедной у народа!
Как понять его? Да проще расстрелять!
У-у, тоска моя, как ты длинноборода.
Не люблю тебя, да как тебя унять?

То-то нам ещё, порой, ночами снится
чисто поле да ямщик на облучке.
Ой вы, кони! Ой ты, тройка, злая птица!
Ой да вы, лихие люди в соснячке!
Ишь, на солнышке забрало серебрится!

* * *
Пассажир плацкартных вагонов,
я живу в ракетной державе,
наплевав на тома законов,
ибо брезговать ими вправе
тот, кому бригадир на стройке
рихтовал кулачищем ряшку.
Тот, кому, разложив на койке,
тизерцин загоняли в ляжку.
Кто с тех пор, как больная птица,
волочит перебитый разум.
Ни одна не берёт больница —
посылают на небо сразу.
Никаких тебе здесь пардонов,
снисхожденья к судьбе-шалаве.
Я всегда в ракетной державе
пассажир плацкартных вагонов.

* * *
Осеняет себя крестами
всё загадочней, всё чудней.
Тяжко двигает челюстями,
перемалывает людей.

Отрыгнёт, облизнётся сыто,
обсосёт человечью кость.
Всё тихонечко, шито-крыто:
белых котиков перепост.

--------------------------------------------------------

* * *
Вот что поняли мы, вот о чём разговор:
человек человеку — чиновник и вор,
металлический киборг, машина.
Но в лесу раскраснелась крушина,
а ещё за пригорком цветёт зверобой,
и ручей говорлив, и с небес голубой
проливается свет несказанный.
Видит мир человек благодарный
не таким, как его подают в новостях,
потому, что не всё — отвращенье и страх,
  злая ложь, катастроф неизбежность,
      но ещё и бескрайняя нежность.