Любовь невзначай

   После сенокоса бабы побежали в лес за  ягодами, а мужики за грибами, кроме самых опытных в этой старой большой деревне, стоявшей на этих землях со времён Великого Новгорода, переходившая к ростовским князьям и обратно к новгородцам. А
опытные мужики, как повелось веками, назло безумным Ярославским- Губельманам, варили к престольному празднику пиво, заранее замочив мешки с рожью на солод. Хмельники кода-то были у всех зажиточных крестьян, но после раскулачивания лучших
тружеников, их поубавилось. как и двухэтажных домов в деревне. И всё же почти десяток хмельников осталось.
   Пиво варили из хмеля и солода в большом котле на ключевой воде одной из речек. чистой, как слеза. Справные мужики, которые могли и бочку или ушат сделать и корзину сплести, несмотря на то , что всяческое не помнящее родства отродье изводило народные ремёсла. Они в большом гумне сооорудили громадное судно высотой метра три, в которое и заливали из котлов по мере готовности густое варево. из которого должно было изготовиться на всю деревню пиво и из которого по желобку вытекало коричневое сусло на радость детворе, для которой оно было слаще малины и даже мёда.
  Когда пиво было готово, его ставили в медных братинах на столах в  трети дома. что осталась от двухэтажного дома самолучшего хозяина, раскулаченного и высланного озверевшими комбедовцами со всей громадной семьёй  мал мала меньше в тундру на верную погибедь.
  Бабы одевались на престольный праздник в самолучшие платья, у кого остались в сарафаны и вышитые блузки, а на шеи одевали бусы. Когда-то, ещё до коллективизации и раскулачивания девушки и женщины из зажиточных семей на престольные праздники одевали шитые золотой парчой и речным жемчугом красивые кокошники или каргопольские шитые золотом платки, а  то и парчовые жакеты. До ограбления деревни после революции у хороших хозяев в сундуках хранили десятки золотых рублей. Хорошие семьи имели тройку коней с блестевшей на солнце как золото латунными бляхами сбруе.
  После того, как уже не одна братина с пивом была опорожнена, бабы запевали песни. чаще всего "Когда б имел златые горы" и "Липа вековая", реже "Хаз Булат удалой" или "Не быть тебе дева замужней женой". Подыгрывали им три- четыре гармониста. Кто-нибудь вспоминал, что при царе Николае 2 и до десяти гармонистов бывало и наиболее смелый мужик пел частушку:
    При царе, при Николашке
    Ели белые олашки,
    А теперь, хоть исполком.
    Да всю мякину истолкём.
  Потом красивые девки и бабы выходили плясать и частушки были залихватские.
  Чем было им хвастать в пору скудных трудодней. когда хлеба редко давали по 500 грамм на трудодень, золотые кольца во время голода снесли в торгсин. Поэтому и хваталась каждая тем. что имела:
     Ты почто меня не любишь,
     Я теперь богатая:
     Титьки выросли большие
     И она лохматая...
  А во время любимой тогда кадрили можно было услышать:
     Не ходи за  щуплой дролей,
     У ней подизбица одна.
     У меня-то титьки боле,
     Маняня мёдом смазана.
  Это уж переняли у коми=зырянок, которые свои прелести называют манянь.
     Захмелевший мужик, плясавший в присядку, чтобы отдышаться спел:
     Эх, метал я копы в пожне
     Не столько ради трудодней.
     Ветерок неосторожный
     Подол всё задирал у ней,
     Как топтала вкруг стожара,
     Показала мне задаром
     Рыжую, лохматую...
     Понравилась порато мне!
  Чаще после этого был рассыпчатый смех, но бывала и драка между соперниками.
  Вот однажды уже в конце праздника драчунов развели, но поскольку они были с другого конца деревни, за ними пошли соседи и соседки, развести на случай драки. Стали расходиться и остальные.
    Иван пришёл домой, попил квасу и хотел уже ложиться, когда в дверь постучали.
    Когда он открыл, в проёме двери увидел молодую женщину с растрёпанными волосами и наполовину разорванным подолом. Это была смазливая Зина.
   - Пусти, Ваня, ты всё-таки по тётке сродни, к кому ещё идти, а дома опасно. А где тётка-то.
   - Да ещё не пришла, может зашла к какой подруге, а у ней подруги на другой улице, не скоро будет.
    Он провёл женщину в избу, дал выпить квасу.
   - Я с пива опьянела, а кваса выпила и ещё пьянее стала. Где бы нам спрятаться от ревнивцев?
   - Да надёжней всего в мезонине.
    Когда поднимались в мезонин, Ваня поймал оступившуюся на крутой лестнице Зину
и крепко поцеловал. Когда открыл дверь мезонина, слабый свет от окна не рассеивал
темноту. Они повалились на постель и стали целоваться.
   - А ты сладко целуешь! Пожалуй так и соблазнишь меня.
   Они завозились, жарко дыша.
   - Ты не бойся, только сначала немножко больно.
   - Да я уж не девушка, мне уж больно не будет, только сладко.
Невзначай у нас любовь выходит. Если сильно понравимся друг другу, женишься?
   - Да мы вроде подходим друг другу. Ты клади ноги мне на плечи, так  удобнее.
   - Верно так слаще! Ой. Ваня, я так ещё и не пробовала! Хорошо мне с тобой. Тётка не будет против , если сойдёмся?
   - Да чего ей против быть. Это мать твоя хотела тебя за ветеринара...
   - Я ветеринару не подхожу. Он на меня лезет, как бык на корову иди конь на кобылу, а я по другому устроена, со мной лучше не сзади, а спереди, как ты.
    Когда отдышались. Ваня повернулся к стенке.
   - Ты, Ванечка не засыпай, я только во вкус вошла, мне ещё надо!