На ветру без откосов и ставен

На ветру без откосов и ставен
Покосился бревенчатый дом.
Это все, что отец мне оставил,
Это все, что оставлю потом.

Старый хлев и сараи для птицы,
Обветшавший с постройками двор.
На углу в два ряда поленницу,
Горбылем навалился забор.

За забором - того еще хуже,
Там народ ходит, в злобе и пьян.
Видно власти крестьянин не нужен,
Отстранилась она от крестьян.

И от первой от садовой калитки,
До последнего к лесу двора,
Для крестьянина сельской глубинки
Наступила  худая пора.

Вот и я не живу, а все маюсь
В ожидании лучшего дня.
Горбылем мне под дых упираясь,
Навалилась нужда на меня.

То за глотку возьмет, пощекочет,
То пройдет колесом по двору,
То в пиджак под подкладку заскочит,
Пробуравит в кармане дыру.

Прежде, помню, ходил я в сандалях,
А теперь, вот, хожу в сапогах.
Среди  самых богатых окраин,
Мы стояли на крепких ногах.

Раздвигая  сады и заборы,
Мчались улицы наперекрест.
На домах красовались узоры
Мастеров из зареченских мест.

Нынче всюду иная картина.
Пропадает земля задарма,
На полях не пасется скотина
И при жизни хоронят дома.

Вон, гляди, в дымке прячутся звезды,
Значит скоро опять холода.
Сколько не бегай, а ляжки мерзнут,
Не согреешь их никогда.

Не укрыться рогожей от стужи.
Без коня борозды не вспахать.
Знать придется крестьянской России.
Голым задом нужду затыкать.

А крестьянину что?
Ему в руки соху,
а в ручищах тех силы немерено,
Только нет на дворе у него ни хрена,
Как под пузом у сивого мерена.

Смейтесь же, смейтесь, с фигой в кармане,
                стоя у изголовья.
Время придет, отболеет страна
          крестьянина встретит с любовью.
Выйдет в поле он землю пахать,
          вставит в борозду острые плуги,
И веселая, звонкая русская песнь
               разольется по всей округе.
Разнесется, как благовест сущего дня,
         над отчизной великой, свободной,
И высокое право на труд и на жизнь
             станут общею долей народной.