реквием по ассоль 14

Заходила в чужой и не милый,
Дом в котором чужая постель.
И ложилась на стены тоскливо,
Серых мыслей рисунка пастель.
Так текло монотонное время,
Черных стрелок разбитых часов.
Унося Ассоль дальше и дальше,
От счастливых её берегов.

Уносило туда, где нет жизни,
Где нет завтра, вчера, нет теперь.
До момента, когда осторожно,
Поздним вечером скрипнула дверь.
На пороге стоял старый боцман,
Нервно кепку в руках теребя. 
И в предчувствии нового горя,
Под Ассоль колыхнулась земля.

Мялся старый свечой у порога,
Не решаясь сказать Ассоль весть.
Как не слушались боцмана ноги,
До чего же хотелось присесть.
Проходите, промолвила дева,
Вижу я на Вас нет уж лица.
Вы наверно устали с дороги,
И желаете выпить винца.

Дрожь предательски не утихала,
Вызывая рябь в кружке вина. 
Крепись дочка, ведь Грея не стало,
Забрала его моря волна.
Этот шторм будут помнить столетья,
Океан как сорвался с цепи.
Небо было разорвано в клочья,
И молились богам моряки.
Всем казалось, что нет уж спасенья,
Океан бушевал и метал.
Но принял капитан вызов моря,
И не отдал стихии штурвал.
Бриг стонал под ударами бури,
Но упрямо шёл только вперёд.
Управляемый  твёрдой рукою,
Шёл туда, куда сердце зовёт.

Вот победа, уже на ладони,
Укрощённый хрипит Посейдон.
И в предсмертной агонии воя,
Морякам души рвёт тяжкий стон.
Поднялась как голодная стая,
Невидалая всеми волна.
И рванулась к тому у штурвала,
И исчезла с ним, пеной  шипя.

Ассоль слушала, не понимая,
О чём ведает пришлый старик.
Счастья было от края до края,
А теперь от него только блик.
Что там блик, ничего не осталось,
Только бездны зияющий зёв.
Да усталость, сплошная усталость,
Да остаток несбывшихся снов.

Милый, верный старик понимаю,
Как тяжёл груз таких вот вестей. 
Такой доли я не пожелаю, 
Никому из живущих людей.   
Взяв в свои его грубые руки,   
Со слезами к губам поднесла.   
Прошептала, спасибо, родимый, 
Лучше так, чем страдать без конца.

Оставайтесь, за окнами темень,
На ночь глядя, куда вам идти.
Я постель у отца постелила,
А на утро вас ждут пироги.
Боцман трубку курил у окошка,
Глядя в звёздную, тихую ночь.
Под рукою мурлыкала кошка,
Стремясь старому чем-то помочь.

Вдруг среди тишины поднебесной,
Зазвучала чуть громче сверчка.
Лебединая девичья песня,
Про тяжёлую жизнь моряка.
Про не лёгкую женскую долю,
Что в разлуке очаг бережёт. 
Про тоску одиночества сердца,
Что молитвой надежды живёт.

Песня лилась слезами печали,
Из прекрасных Ассолиных уст.
Родником о безмерной утрате,
Тем, что вскоре окажется пуст.
Завороженый голосом горя,
Боцман трубку уже не курил.
А слова устремлялися к морю,
Чтобы кинуться в пропасть пучин.

Знал старик, что не выдержит утра.
Взгляда глаз молчаливый упрёк.
Почему он живой перед нею,
Почему Грея он не сберёг.
Не понять ей причины той схватки,
Да и лучше и не понимать. 
Что никто из двоих поневоле,
He желал никому уступать.

Она стала для них роковою,
Той звездой, что мерцает во тьме.
Что пьянит и зовёт за собою,
Растворяясь в загадочной мгле.
Не простившись‚ старик удалился, 
Затворив за собой тихо дверь.
Он в ночи поспешил раствориться,
Как снежинка в плохую метель.

Тишина билась эхом в избушке,
Одиночества старых углов.
И вздыхала тоскливо подушка,
Без хозяйки причудливых снов.
Ассоль  просто стояла в раздумье,
Тщетно силясь нащупать ответ. 
Не заметив,  как хмурится  утро,
Как в окошко стучится рассвет.

Нет, не радует солнечный лучик,
Не волнует чириканье птиц.
И не хочется ей утешенья,
Принимать от сомнительных лиц.
Ей не нужно теперь состраданье,
Да и жалость уже не нужна.
Сердце словно сухая пустыня,
А за место души пустота.

Как во сне она гладила кошку,
Теребя её мягкую шерсть.
Ты пойми меня милая крошка,
И прости за не добрую весть.   
Расстаёмся,  и ты это знаешь, 
Не коснуться тебе моих рук. 
Может там, за неведомой далью,
Я смогу избежать этих мук

Дверь осталась открытой у дома,
Приглашая любого войти.
Ho дохнуло, уже запустеньем,
Хоть ещё не завяли цветы.
Accoль шла, прямо к синему морю,
Сбитой птицей на взлете мечты.
И курлыкали над головою,
Ha прощанье ей вслед журавли.
 
Bот исчез как последняя веха,
С малых лет ей знакомый плетень.
И кольнуло под ложечкой что-то,
Отпугнув от неё даже тень.
Вой протяжный от края до края, 
Нёсся вслед Ассоль словно бы стон.
Это верный, лохматый дружище,
Ей послал свой прощальный поклон.
 
Она даже не остановилась,
Не замедлела  ровный свой шаг.
Лишь зачем—то слегка обернулась,
Бросив прошлому сумрачный взгляд.
Жизнь стремительный бег прекратила,
Иссяк счастья бездонный родник.
Так пускай же коварное море. 
Будет помнить всегда ее крик.

-------------------------------------   
Одинокий старик на утёсе,   
Смотрит скорбно в безбрежную даль. 
И клокочет сердито о камни,
Равнодушный к нему океан.
Они оба лишились любимых, 
Старику капитан был как сын.
Океан же вздыхает с тоскою,
По Ассоль из косматых глубин.

Здесь любовь появилась однажды,
Окрылённая  светлой мечтой.
Но сгорела от ревности жадной,
И удара судьбы роковой.
Ветер, крики тоскующей чайки,
Гложет скалы седой океан.
Он тоскует о маленьком чуде,
O единственной, что потерял.

И теперь постоянно он видит, 
Образ той на обрыве скалы.
У которой убил он надежду,
У которой украл он мечты.
Она вышла упрямая, гордая.
Ему крикнув, скажи мне, за что.
И смеясь белоснежной улыбкой,
Камнем вниз, ему прямо в лицо.

Стонет эхо прощальным упреком,
В клочья душу рвут эти слова.
И взорвавшийся адскою болью.
Океан проклинает себя. 
-----------------------------------------

Там в дали, на окраине мира,
Есть один неприметливый порт.         
Где случайно слились воедино,
Судьбы разных, не схожих дорог.
И с тех пор воет ветер печально,
Каждый вечер в ущельях меж скал.
Песню памяти тем кто однажды,
Здесь когда—то любовь потерял.

Всё колышется вереск в долине,
Под мерцанье таинственных звёзд.
И качает в своей колыбели,
Свет надежды несбывшихся грёз.
Вереск, вереск шумит свою песню,
Тихим звоном, тревожа простор.
И взмывает с полей в поднебесье,
Нежный шопот печали укор.
 
Плачут травы росистой слезою,
Ветром судеб разорванных душ.
Молят ту, что коварной рукою,
Оборвала торжественный туш.
Молят, просят, взывают к Великой,
Отметить роковой приговор. 
Приоткрыть лучезарной надежде,
В своём сердце малюсенький створ.

Льётся струйкой святая молитва,
От земли в поднебесный чертог.
Где на царственном троне из мыслей,
Восседает блаженный игрок.
Наземная, прекрасная дива,
В одеянье обманчивых грёз.
Сшитых верно, самой Немезидой,
Из добытых страданьями слёз.
 
Кожа белая, мрамор холодный,
Красной линией чувственный рот.
Взгляд подобный глубокой пучине,
Иль пещеры загадочный грот.
В размышлениях щёлкают четки,   
B такт движению сказочных рук.
Сколько ж счастья они подарили, 
Принося избавленье от мук.

Сколько душ обрекли на страданья,
Заставляя невинно страдать.
Скольких бросили на назиданье,
Без причины на то умирать.
Их хозяйка ведомая скукой,
Чтобы как-то себя хоть развлечь.
Тасовала колоду из судеб,
Час и место, меняя их встреч.

Скольких просто лишила заботы,
Безучастно смотря с высоты.
По иронии злой или доброй,
Разрушала чужие мечты.
А теперь в своих светлых чертогах,
Сидя молча на троне своём. 
Лицезрела на вереска стоны,
Что неслись к ней и ночью и днём.

В первый раз в своём вечном покое,
В удивленьи внимала мольбам.
В первый раз прикоснулася к жизни,
И впервые коснулась к слезам.
Вот любовь разделённая ею,
Как стеклом между пальцами рук.
Только нет вот тепла между ними,
А лишь призрачный холод  разлук.

Как холодно оно и бездушно,
Идеально в своей чистоте.
Разделяющей линией жизни,
Гранью, бросившим, вызов Судьбе.
Той чертой, сотворённой незримо, 
Ей самой на потребу тоске. 
И не факт, что оно справедливо,
Для фигур, что стоят на доске.

Что ей жизни отдельно любого,
Ей на это легко наплевать.
Ей, могущей одним только словом,
Повернуть ход истории вспять.
Или просто движением мысли,
Как ножом, полосующим мир.
На углях потухающей жизни,
Средь чумы закатить дикий пир.

А теперь, не понятно откуда,
В ней проснулся живой интерес.
К той любви порождающей чудо,
В мире, где не бывает чудес.
С интересом внимала Владыка, 
Нежной грусти вздыхающих звёзд.
Где кружил меж светилами ветер,
Собирая росинки из слёз.

Как печально трава шелестела,
Вспоминая походку Ассоль.
Как вздыхал океан непутёвый,
Причинивший ей страшную боль.
И дивилась нелепой загадке,
Странной логике милых существ.
Как могла смерть обычных влюблённых,
Вызвать столь необычный протест.

Почему два простых человека,
Так, ничто, по сравнению с ней.
Своим нежным и искренним чувством,
Пробудили в сердцах лебедей.
Почему на неё все пеняют, 
Виновата, мол, злая Судьба.
По какому блаженному праву,
Могут лезть в неземные дела.