Цветение черешен

Что случилось? Какой-то нездешний
за окном окоём. Всё в снегу!
Расцвели в одночасье черешни
и узнать я наш двор не могу.

Мне от щебета звонкого сладко,
в кронах радует птичья возня,
и уже не странна физзарядка
для такого лентяя, как я.

Солнца люстра качается в небе,
сад наполнен жужжанием пчёл,
на оконце бегонии стебель
сочным стал и, как солнце, расцвёл.

Что за век? Уж не сон ли? Не грежу ль?
Жизни, где аритмичность и шум?
Современные тропы всё реже
в стих зовут и волнуют мой ум.

Новых слов не ищу, – чтоб им пусто! –
пусть до срока пылятся в столе;
все поэты весною стоусто
так поют на цветущей земле.

Вон, скворец у высоких скворешен –
ах, солирует! – местный кумир! –
и роскошным цветеньем черешен
изменился в мгновение мир!

О ВЫСОКОМ И ВЕЧНОМ

Вновь лоза виноградная силой играет и соком
и от вида её стало чище и легче душе,
и опять захотелось о вечном писать, о высоком,
потому что о них не писать невозможно уже.

Потому что при всей несуразности нашего быта,
светит нечто всегда и волнует, как рыбу блесна:
эта мысль не нова и порядком затёрта, избита,
но куда её денешь, когда за окошком весна.

Потому нас и дурят на выборах ловко пройдохи,
обещая Эдем, где тюрьмы избежим и сумы;
за плечами такие руины прошедшей эпохи,
что в грядущее верить ну просто обязаны мы.

Всё! О грустном – ни звука! Недаром и силой, и соком
вновь играет лоза и, как замки, плывут облака,
и словами простыми сама говорит о высоком,
новым, радуясь ритмам, уже без печали, строка.

Как люблю я сидеть под цветущей черешней в апреле
и серьёзно гадать, что подвигнуло душу на стих:
песни ранних скворцов звонче песен февральских капелей,
всё же тема одна – о высоком и вечном! – у них.

МАЙСКАЯ РАДУГА
 
Каштаны цветут на бульваре,
как розово-белый салют.
Недолго пустой стеклотаре
валяться в кустах. Подберут.
Бомжи промышляют здесь часто –
нетрезвый, нечёсаный вид,
и майское солнце рукасто
их всех обласкать норовит.

Что все неурядицы наши?
Мы чхали на их чехарду!
У пальм шерстяные гамаши
зимою и летом в ходу.
И ласточки носятся в небе,
где тают легко облака,
счастливым я, может, и не был,
но, всё же, не вечер пока.

Я к морю пойду, где султанки
клюют, и не только они,
мы с другом раздавим полбанки
за клёв и за клёвые дни.
Каштаны со щедростью царской
цветут, будто рай во плоти,
и можно под радужной аркой,
задумав желанье, пройти…

НАРВУ ЦВЕТОВ СИРЕНИ ВО ДВОРЕ
 
Цветёт багряник розовой зарёй,
лохматят в море волн причёски ветры,
и облако меняет над горой
суровые черты на облик светлый.

Я брошу пить, Я спиннинг прихвачу.
Султанки, слышал, попадались многим.
Не только, там, ежу, но и грачу
понятно – снова лето на пороге.

Нарву цветов сирени во дворе,
на твой порог их положу у двери,
я в этой замечательной поре
в жизнь начинаю снова свято верить.

Я побегу к причалу, лишь рассвет
почудится, хоть он ещё – за кадром,
и, словно начинающий поэт,
я стану рифмовать зарю с закатом.

И солнца не удержит Аю-Даг –
гора Медведь! – я вспомню звуки горна,
я чувствую, что стал упругим шаг,
как в юности, и на душе просторно.

А в бухте молодой дельфин всплывёт,
и, в нарушенье строгих диалектик,
что жизнь полна обманов и невзгод,
мне не докажет самый ярый скептик…