Нелегальное село отрывок из романа

         Теплоход, подрагивая, резал воды  Иртыша.  Кампания  черноглазых цыган  удобно расположилась на палубе. Разодетые цыганки  шумно переговаривались,  их голопузые дети, с писком,  ползали возле них,  мужчины  кучками стояли у  края  палубы, опираясь на  перила, а кучерявые подростки плотно окружили Сашку,  который  наигрывал на гитаре разные  мелодии,  наслаждаясь  всеобщим  вниманием. 
         Душа его  успокоилась, когда он благополучно добрался до речного вокзала и взял билет. Он плыл в совхоз «Слава», который располагался, как было указано  в записке, в десяти километрах от берега реки. Цыгане сели в кружок завтракать.  А Сашка  продолжал  тихо  играть,  поглядывая  на говорливую кампанию, которая сидела полукругом, болтая что-то на  своём бойком, гортанном  языке.  Одна из цыганок встала и, подойдя к Сашке, с улыбкой протянула ему краюху хлеба, густо намазанную маслом.
    
         Кроме Сашки на безлюдный причал  никто  не  сошёл. Пароход поплыл дальше, а перед Сашкой открылось немалое село. Оно казалось безлюдным: крестьяне, наверное, трудились  на  огородах  и  полях,  помня,  что один  день  кормит  год.  У магазинчика стоял мерин, запряжённый в  телегу. На крыльцо вышел мужик с  самодельной  сумкой  в руке,  из сумки  торчали  батон колбасы, три  бутылки водки и какие-то белые кульки. Сашка обратился к  нему с вопросом, как добраться до «Славы». Тот с любопытством взглянул на подростка и спросил:
         - А ты к кому?   
         - К Мурату.
         - А-а, к бригадиру. Прыгай в телегу – я туда, подвезу к его дому.
         Весь путь мужик молчал, только объяснил, что он из «Славы» и что приходиться ему часто ездить в  Котельниково, потому что у них в магазине кроме сахара, крупы и бочковой селёдки нет ничего. Село, куда  привёз их мерин, понукаемый неразговорчивым возчиком, поразило Сашку убогостью.  Изб было мало, не больше тридцати. Плетни везде покосившиеся, окна крохотные, дорога разбитая.  Но жильё Мурата оказалось довольно приличным. Симпатичная татарка, с ребёночком  на  руках,  гостеприимно впустила Сашку в дом и попросила подождать мужа. Записку читать отказалась, зато поставила на стол тарелку с картошкой, чашку молока и большую краюху хлеба. Сашка поел с жадностью, благословляя гостеприимный дом, а после спокойно сидел,  полный  доброго  предчувствия  относительно  дальнейшего здесь пребывания.
          Хозяин появился к вечеру. Сашка видел в окно, как он въехал во двор  на справной, пегой кобыле. Это  был низенький и  щуплый, но  энергичный  в  движениях мужчина средних лет. Бегло глянув в короткую записку и, широко улыбнувшись, он похлопал гостя по плечу:
         - Да живи, сколь надо.   
          Сказав так, он пошёл во двор кормить скотину; закончив  работать  во  дворе, он  принялся чинить старую сбрую, не обращая на гостя ни малейшего внимания. Подступала ночь. Сашка поглядывал на хозяина и клевал носом: его разморило от усталости и горячего воздуха, который  плыл от русской печи. Глянув на него,  хозяин  быстро встал и позвал жену, вышивающую  что-то  в соседней комнате:
         - Собирай ужинать.
          Через несколько минут на кухонный стол перекочевали  из-за заслонки горячей печи  тушёная  капуста с солидными кусками баранины и пшённая каша, а из шкафа – нарезанный большими кусками ржаной хлеб и банка с  молоком.  Сашка  почувствовал себя неловко. Оказывается, он ещё не утратил  совесть, когда подъедался то  у дружков, то  у  нищенски  живущей  тётки: не отказываясь от обильного ужина, он посчитал нужным спросить:
         - Мне бы какую работу… Чем-нибудь помочь бы....
         Мурат, посмотрев одобрительно на подростка, ответил:
          - Денька три отдохни, и, конечно,  поможешь;  работы  у нас  хватает.  А ты  рассуждаешь, парень,  правильно: кто не работает – тот не ест.

          Послонявшись несколько дней по рощам и полям, Сашка впрягся  в  деревенскую  работу.  Мурат, как бригадир, назначил его на сенозаготовку. Работа трудная, в первое время едва  хватало сил у Сашки дождаться обеденного перерыва.  Но, в конце концов,  он втянулся, окреп, научился  вершить  копна  и  ловко  подавать вилами сено стоящему на стогу мужику. Но однажды он неловко спрыгнул с копны и потянул правую ступню. Пришлось десять  дней  проваляться дома. И все дни эти Мурат и хозяйка ухаживали  за  ним, как за  сыном.
          Когда нога поджила, Мурат отправил Сашку убирать зерновые. Его посадили на  соломокопнитель.  Работа  хлопотная и очень пыльная. Пот и кашель сопровождали её. Зато там он сдружился с сельскими  парнями. По вечерам юная и холостая часть молодёжи собиралась у старенького клуба. Девушки пели песни, звонкие голоса их, казалось, слышали небо и приграничные леса. А певуньи, умолкнув, затевали танцы под звуки патефона,  расположенного  на  подоконнике клуба. Мужская половина солидно покуривала, сидя на брёвнах, снисходительно позволяя пригласить себя на танец. Не выпуская папироски изо рта,  парни тёрлись  в  такт  музыки  о ядреные  тела деревенских красавиц.
          Четверо же парней, и Сашка в их числе, к большому сожалению девчат, часто отсутствовало на  вечерних сходках. Зато им были рады  доярки на ферме – они их и  сметаной  кормили,  и  парным молочком поили, и крепкой самогонки не забывали налить, и сами, свалив  на сено,  штаны с них снимали. Чем плохо? Получив все блага сполна, парни засыпали на сене. Но только не Рашид. Он в их  кампании  был  самым неутомимым. И иногда до утра охали и стонали по очереди  ядрёные и  пышногрудые доярки. На Рашида и замужние бабы поглядывали. Да только в селе тайно не согрешить. Так что только облизывались молодые бабы, глядя на семнадцатилетнего  жеребца.  И  физическая сила была у него немереной: не один деревянный черенок от вил сломал,  когда  поднимал  огромные  вороха пахучего сена на скирду. А как-то встал под коня, напрягся и вот они – болтающиеся в воздухе копыта. Однажды  подошёл Рашид к Сашке и спросил:
          - Люську Потенкину знаешь?   
          - Конечно, у её мамаши  злой самогон.
          - Вот он,- Рашид откинул полу телогрейки и показал Сашке четверть самогона.
          - Ну и что?
          - Люська намерения на тебя имеет. Говорит, замуж  за тебя хочет.
           - Смеёшься? Мне ещё шестнадцати нет. Да и на  фига мне  эта свинья?  Сам на ней не хочешь жениться? Кстати,  тебе-то какая  печаль меня женить?
          - Есть печаль. Она говорит, что если приведу тебя, то месяц буду бесплатный самогон пить. Я тебя жениться не заставляю. Ты приди и скажи, что  думаешь  о  ней.  Ну, я  тебя  прошу,  сходи  ради  друзей. А самогонку вместе будем  пить. Прямо сейчас и иди. Давай для храбрости. –  Он извлёк из  кармана надколотый стакан и наполнил его до краёв.
           Только ради друзей, Сашка, осушив стакан, поплёлся на боевое задание. Шёл и представлял себе её жирную рожу. И мать у неё, говорят, колдунья. Не доходя до  Люськиного  дома, он свернул в проулок. Но услышал свист. Оказывается, он шёл  под конвоем толпы парней. Тогда, плюнув с досады, он направился к большому дому: Потенькины - самые  зажиточные  в  деревне.  Открыв калитку, он со страхом  отпрянул: подобно злобному сторожевому псу, к нему приблизился огромный хряк.  Хорошая  причина  отступить. Но тут дверь избы открылась, и к калитке быстро засеменила  Люська. У неё глазки были, как у этого борова - напрочь заплыли. Вывалилась она за калитку и Сашку схватила за руку, улыбаясь:
           - Щас свинью загоню, и поговорим.      
           - И здесь поговорить можно.
           - Нет уж, входи, гостем будешь.
            В комнате,  куда  Люська  впихнула  Сашку,  сидела  седая  старуха – её мать.  С виду она, правда, как ведьма.
           - Спасибо тебе, что пришёл, Сашенька, - сразу начала разговор Люська, посадив его на диванчик.
           - Я давно прийти хотел, - смущённо проговорил он, напряжённо думая: « О чём с ней говорить?»
            Вдруг, к счастью его, послышался голос гармошки, а вскоре стукнула  калитка  и в дверь ввалилась толпа Сашкиных друзей.
           - Встречайте, встречайте гостей! - весело заголосил Рашид, возглавляющий кампанию.
          - Заходите, угощение  всем будет, - без  восторга встретила их Люська.
           Быстро накрыт был стол – огурцы в рассоле, капуста квашенная, картошка варенная и, главное, Потенькинский знаменитый самогон. Началась пьянка. Рашид успел шепнуть Сашке: «Тебя  выручать пришли, да и за долгом – она же обещала напоить, если ты здесь  появишься».
          Не мог припомнить Сашка, нахлеставшись самогоном, как оказался в доме  Мурата.  Проснулся  только утром на своей лежанке. В голове гудело. Вышел во двор. Мелкий сыпал дождь. Взглянул Сашка  по  сторонам, и замутила его тоска. Ему что,  судьбой написано навсегда пропасть в этой глуши?  А ведь всё к этому идёт. За территорией деревни его никто, конечно, не ждёт, но здесь, рано  или  поздно,  женят на какой-нибудь Люське, Райке – здесь полно молодых и перезрелых татарок.  Может, вернуться в Омск? Три месяца прошло, милиция о нём забыла. На крыльцо вышел Мурат:
          - Голова болит? Иди, рассолу попей.
           - Голова болит, только рассолом я не вылечусь. Не могу я, Мурат, оставаться здесь, что-то потянуло к своим. Сейчас прямо и отправлюсь. Дойду до  большака  и  на  попутках доберусь до Омска.
          - Ну, дело твоё. А я знал, что уйдёшь. Пойдём, хоть позавтракаешь.
           Его сытно накормили на дорогу. А ещё подарил Мурат ему резиновые сапоги  -  дорога раскисла, дал пятьдесят рублей и собрал кое-какие харчи. И отправился Сашка пешком  в  сторону большака, что проходил в нескольких километрах от глухого татарского села.