Вениамин Фабрикант 1908-1981. Покаяние

Я давно уж не верю ни в рай и ни в ад,
Ни в чертей с кочергой, ни в господни награды,
Но, поскольку был в жизни всегда виноват,
Мне на старости всё же покаяться надо.

От мальчишек я в детстве узнал, что я жид,
А жиды Иисуса Христа распинали.
И на мне, за Христовы страданья, лежит
Вся вина. И за это меня избивали.

Я кричал, что совсем не хочу быть жидом,
Что Христа не распял, что хочу быть им равным.
Кто-то крикнул: - Вот наши устроят погром,
Так узнаешь, что жид не чета православным.

Мне отец объяснил, что Христос – сам еврей,
Что с тех пор уж прошло девятнадцать столетий;
Да мальчишки-то знали от взрослых людей:
"Жид есть жид!" А ведь взрослые – это не дети.

Но в стране укрепилась советская власть
И погромщики тихо спустились в подполье,
А евреи – страны полноправная часть,
Я ни в чём не иновен, какое раздолье!

По анкете узнал, что я всё ж виноват!
Были дети крестьян, были дети рабочих,
Мне в анкете достался лишь низший разряд –
Сын учителя, я оказался "из прочих".

Мне наглядно один паренёк разъяснил,
Как он сам понимал этот термин "из прочих",
Это те, кто рабочим, крестьянам не мил,
Это лозунг, который читается "прочь их!"

Но шло время, стал нужен стране инженер,
Индустрия была делом важным и главным.
Вместо "прочих" явилась графа "И-ТЭ-ЭР",
Амнистирован был я и стал равноправным.

Стали снова в почёте профессор, доцент,
Постепенно смешалась система оценок
И частично понятие "интеллигент"
Потеряло презрительно-бранный оттенок.

Но запрос появился от важных Горилл
На доступную их пониманью анкету.
Для анкеты знаток важный пункт сотворил
"За границей есть родственники или нету?"

Уж в отделах сидели на стульях не зря,
Появился критерий большой сортировки:
Кого вверх, кого вниз, а кого в лагеря,
Новый  тур человеческой перетасовки.

Всю преступность того, что есть в Риге родня,
По своей простоте был не в силах понять я
И ответил наивно, что там у меня,
Хоть двоюродные, но тем не менее братья.

У меня заграницей двоюродный брат,
Даже двое! А это ли не преступленье?
Так опять оказалось, что я виноват,
Хоть, быть может, заслуживаю снисхожденья.

По анкете, я потенциальное зло.
Не шпион, хоть в шпионы я был кандидатом.
В лагеря не отправили, мне повезло,
Но, конечно, я был тяжело виноватым.

Вся Прибалтика влилась в Советский Союз,
Мои братья теперь уже не иностранцы.
Так и этой вины ликвидирован груз,
По решению самых высоких инстанций.

Торжествующий, наглый расистский режим
В это время уже воцарился в Германии
И националистский отравленный дым
Расползался оттуда в людское сознание.

Что все станут рабами немецких господ,
Вызывало ответное чувство протеста,
Но теория высших и низших пород
В душах многих нашла ядовитое место.

Не в стремление к дружбе всех наций и рас
Вырастало у многих нацистское семя,
А в ответ: - Мы сильней, мы породистей вас,
Это мы, а не вы - величайшее племя!

Из подполья вновь вылез национализм,
Поползли всех цветов ядовитые змеи,
Среди них сионизм и антисемитизм.
Я опять виноват – мои предки - евреи!

Палестинско-Арабско-Израильский спор
Увеличил размеры моих преступлений,
Предо мною на каждой дороге с тех пор
Встали острые линии ограничений.

Не жидом, а евреем ругают теперь,
Но, как прежде, презренье звучит в этом слове
Крови жаждущий, в клетке беснуется зверь,
Двери клетки закрыты, но зверь наготове.

Может быть, что вину с меня снимут опять,
И внушат, что я друг ему, глупому зверю,
Но ужасный проступок я начал свершать
И что это проступок, я искренне верю.

Я старею, дряхлеют и тело, и ум.
От прогресса отстав, стану консервативен.
Нужных для поддержания уровня сумм
Окупить не сумею: я не перспективен.

Не давая, лишь брать, как живаёт паразит;
Все события: завтрак, обед или ужин;
Быть обузой. Кого эта участь прельстит?
Жить хочу лишь, пока я кому-нибудь нужен.

Из проступков вся жизнь состояла моя:
Жид и "прочий", и родственники заграницей,
И еврей, и старик. Но покаялся я
И, надеюсь, за это мне что-то простится.

Не по злобе, по глупости я совершил
В своей жизни, конечно, немало плохого,
Но за это никто меня не обвинил,
Не сказав даже бранного слова.

Январь, 1979


Рецензии
Ни разу в жизни лично не встречал ни одного еврея, достойного неуважения по его делам. Может быть, потому что еще живу не так долго, как Вы, уважаемый Феликс. И в отличии от меня Вам, уверен, как и мне к сожалению встречалась масса русских, достойных глубочайшего презрения. И вовсе не потому, что нас значительно больше.

Михаил Васильевич Гуляев   25.06.2017 18:46     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.