Драккар у берегов и стонет монастырь...

Драккар у берегов – и стонет монастырь...
Кровавы руки викингов, в сердцах их – север. Тревожно. Вечер. Корабли почти пусты, и скоро речью чуждой будет полон берег. Куда-то врассыпную монастырский люд, и квохчут сбитые переполохом куры, монахи, пряча серебро и скарб, снуют, а дети – те уже попрятались под шкуры.
Молись,
молись,
молись,
пока ты не вдова, ведь сердце в одночасье станет одиноким, ну а потом разверзнут под ногами ад. Пусть вы и не виновны, рассердились боги, а, может, Один так решил за всех один. Ему плевать, что вам-то жить ещё хотелось. Предчувствуешь беду да смерти впереди – и дрожь тревоги, как змея, вползает в тело.
Вожак драконьей стаи крепок и силён, в монастыре же – старцы, женщины, калеки. Под пальцами – твой нож и юбок блеклый лён, а слёзы страха рвут зажмуренные веки. Тебе б не видеть полосатых парусов, не видеть этих лиц, просоленных и грубых. Их острых топоров не выдержит засов.
Ревут тревожно и надрывно воют трубы, и сотрясает небо колокольный звон, а монастырь похож на раненого зверя: в боку, в дыре большой – галдящий рой ворон.
Во что сейчас ты пожелаешь свято верить?
В счастливый случай, провидение, судьбу, в молитву, что губами торопливо шепчешь, в простое чудо или в странное табу внутри чужих сердец? И, нет, тебе не легче, а с каждою минутой хуже и страшней – им нужно серебро и слава… ваши жизни. Ты так хотела бы им громко крикнуть: «Нет!» Но скоро кровь горячая на камни брызнет и потечёт безмолвным алым ручейком куда-то, может быть, как раз на дикий Север. Слова и слёзы в горле – мокрый, горький ком.
Уйдут драккары, но завянет в поле клевер, замолкнут иволги, и высохнет родник, и будет сизый дым стелиться по руинам. Потянутся тоскливой чередою дни, а души погребённых землю вниз отринут.