Война глазами ребенка

Эта статья случайно попала ко мне три года назад. Она предназначалась для публикации в одном издании, но там для нее не нашлось места. Я все это время помнила о ней и рада, что сегодня автор позволила мне выложить ее здесь. Потому что мне кажется очень важным сохранить каждое воспоминание о той страшной войне. Чтобы как можно меньше было возможности спекулировать на ней. С моей стороны не внесено ни одной даже самой малейшей правки.

С днем Победы! А автора с наступающим юбилеем - 19 мая ей исполнится 80 лет!


Гликерия КРАСАНОВА,
пенсионерка, Лудза

Когда заходит речь о войне, чаще всего принято вспоминать о героизме людей, усилиями которых была добыта победа над фашизмом, а также о жертвах, принесенных на алтарь победы. У меня нет столь пафосных намерений. Захотелось рассказать о том, как воспринимали войну мой детский разум, детские глаза.

Красноармейцы за колючей проволокой
… Итак, лето 1941 года. В то время Лудза была другой -- в основном небольшие строения, вокруг маленьких домов много огородов и садов, даже пустыри. Один из пустырей находился через дорогу от стадиона нынешней гимназии. Летом 41-го основная часть этого пустыря была огорожена несколькими рядами колючей проволоки. Внутри не было никаких построек, навесов -- лишь ямы и пруд в низине. Именно здесь в течение какого-то времени располагался пункт сбора пленных красноармейцев.
Мама напекла хлеба, остудила его на обеденном столе. Несколько ковриг, разрезанных на большие ломти, положила в корзинку. Сказала, что я пойду вместе с нею, а я и не спрашивала, куда. Родительский дом стоял напротив Апситова сада (сейчас здесь городской стадион). Мы дошли до Русиновского сада (теперь это парк), свернули налево. На Вокзальной улице, на углу, где сейчас полиция, стоял домик нашей дальней родственницы. У дома мама положила мне на руки несколько ломтей хлеба, велела перейти дорогу, просунуть хлеб через проволоку и бросить на траву, чтобы его могли взять голодные дяденьки-солдаты. Не бойся, -- сказала она мне. -- Мужики, которые ходят с ружьями вокруг ограды, тебя не тронут, потому что ты маленькая. Я сделала то, что было велено, но оцарапала руку. К тому же, оказалась неловкой -- хлеб падал из рук, я замешкалась. Словом, когда вернулась к маме, она сказала мне ждать у корзины, а оставшийся хлеб понесла сама. После этого мама носила пленным хлеб и вареную картошку еще несколько раз без меня.

Молитвы о невинно убиенных
Еще помню, как истово молились перед иконами в зале дедушка и бабушка. Собственно, молились они каждое утро, но тут я обратила внимание на необычное содержание молитв: в них упоминались невинно убиенные. Прислушиваясь к разговорам, поняла, что были расстреляны старики, женщины, дети. К нам приходила жившая неподалеку тетя моей мамы Дуня Иванова. Она носила ожидавшим смерти евреям продукты, которые собирала у знакомых: кто-то выделял горсть крупы, муки, комочек соленого творога, несколько кусков сахара, яйца, а сосед (я на всю жизнь запомнила его фамилию -- Бычковский) даже зарезал овцу, и Дуня за две ночи отнесла ее несчастным. Все напрасно, -- рыдала она. -- За что их? Доктор еврей лечил всех -- и русских, и латышей, и поляков. За что его расстреляли?
Громкие молитвы деда и бабушки об упокоении души невинно убиенных я слышала в те годы еще не раз...
Вспоминается военная ночь. Я спала в одной кровати с сестрой в большой комнате. Просыпаемся посреди ночи от громких чужих голосов, бьющего в глаза света фонариков и от незнакомого неприятного запаха. Это очередная проверка полиции, чтобы убедиться, что в доме нет посторонних людей. А запах неприятный, потому что дяденьки курят (у нас никто из близких родичей не курил).

Уходим от боев в деревню
Весной 1944 года, когда приближаkся фронт, семья на время перебралась в деревню Рубежница, на хутор дедушки Строгонова. Взрослые полагали, что за город, возможно, будет бой, а в деревне спокойнее. Ошиблись. В Лудзе фашисты взорвали здания школ и больницы, в остальном город почти не пострадал. А вот в деревне сгорел дом деда со всеми пожитками. Погибли свиньи и куры, бывшие в хлеву. К счастью, овцы, коровы и конь уцелели, поскольку паслись. Мы сами заблаговременно поселились в просторном блиндаже, вырытом у баньки. Там провели пять или шесть суток, выползая лишь подышать воздухом. Женщины ходили доить коров. Возле бани была сложена плита, на которой варили еду, ежедневно отогревали скисшее молоко (творогу было в избытке).
Народу у нас там собралось порядочно: около 15 взрослых и дети -- все родственники. Но мужчины оборудовали для себя отдельный блиндаж подальше от хутора. Они считали, что так безопаснее: если немецкий патруль или полицаи обнаружат блиндаж с женщинами и детьми, то скорее всего пожалеют их, а с мужчинами -- могут расстрелять всех.

Нас спасает... сало
Однажды почти так и вышло. Проходивший по пригорку фашистский патруль все же заметил замаскированный вход в блиндаж, и нам приказали выйти. Когда все мы выстроились наверху, один немец спустился и проверил блиндаж.
И вот стоит кучка женщин и детей. На нас нацелены три оружейных ствола. Бабушка громко читает молитвы. Мама прижимает к себе завернутую в пеленки сестричку (ей было полгода). Я уже понимала, что нас сейчас могут убить. Но не боялась. Не оттого, что была отважной героиней, а просто не отдавала себе отчета в том, что это такое -- умереть.
Но в жизни тоже бывают неожиданные повороты, не только в кино. Один из патрульных внезапно спросил, нет ли у нас хлеба. Дядюшкина жена, знавшая немецкий язык, показала на сгоревшие постройки и пояснила, что хлеба нет -- его негде испечь, но есть шпик. Она принесла из блиндажа шмат сала, и немцы тут же, при нас, стали поедать его даже без хлеба, отрезая куски штыком. А нам разрешили спуститься в свое укрытие.
На другой день после этого происшествия с утра начался сильный обстрел. Над наши головами снаряды срезали макушки деревьев, в сторону Лудзы группами летели самолеты. Мужчины велели нам покинуть блиндаж и разойтись. Мы вчетвером -- мама, сестры и я -- отправились в сторону Лудзы. День был солнечный, ноги цеплялись за нескошенную траву и телефонные провода. Иногда я нагибалась, чтобы сорвать спелые ягоды земляники. Именно тогда единственный раз в жизни я вживую видела, как стреляют катюши.

Немецкий солдат угощает молоком
Пройдя по гребню горы километра два, мы наткнулись на немецкого солдата. Он поднимался по склону, держа в руке котелок и махая нам рукой -- явно призывал остановиться. Оружия у него не было. Подбежав, немец протянул маме котелок с молоком. Мама сперва глотнула молока сама, но, спохватившись, что сегодня постный день, передала молоко одной дочке. Я отказалась пить, и остатки мама вернула немцу. Тот пытался что-то горячо втолковать нам, отчаянно жестикулировал, из его глаз текли слезы. Он выглядел испуганным, растерянным.
Побродив по окрестностям, к вечеру мы вернулись в свой блиндаж. Впоследствии мама много раз вспоминала этого солдатика, гадая о том, остался ли он в живых. Совсем ведь мальчишка... -- горевала она. -- Как можно таких посылать под пули?
Пару дней спустя фашистов отбросили к Резекне, а мы отправились домой, в Лудзу (кстати, наш дом в городе не пострадал). По дороге отдыхали на ступеньках возле Селековского кладбища, и я забыла там любимую игрушку -- тряпичного львенка, о чем потом долго горевала. Через дорогу от кладбища, на лугу, лежала убитая лошадь, а невдалеке паслись коровы без привязи и без присмотра.

Пленный у нас в гостях
Вокзал был разрушен, и для его восстановления привлекли пленных немцев. Занятые на строительстве пленные имели, вероятно, свободный режим, потому что один из строителей забрел как-то в наш дом. К тому времени уже вернулся из Риги дядя, знавший немецкий язык, и он помог нам общаться с немцем. Пленный рассказывал что-то о детях, которые ждали его в Германии. Он вынул из кармана записную книжку и карандаш, нарисовал птицу, вырвал листок с рисунком из блокнота и вручил мне. Я была в восторге -- никогда не видела, чтобы кто-либо из моих знакомых так красиво рисовал.
Мама поделилась с немцем нашим скромным ужином. Гость попросил разрешения остаться у нас на ночь. Ему дали старое одеяло, и он устроился спать на полу. Когда мы встали, чужака уже не было, а мама рассказала, что одеяло выбросила -- оно кишело вшами.

Таков калейдоскоп картинок, сохранившихся в моей памяти с военного детства.