Кубышкин. Жизнь и творчество. Часть вторая

Начало: http://www.stihi.ru/2017/05/03/1658

"Культурный слой - слой самой высшей пробы!"
              Александр Гутов

Три зимы посещал Михаил местную сельскую школу, а в четвёртый класс уже не пошёл... пошёл да бросил - не давалась арифметика, и всё тут! Ничего не мог понять он, хоть убей!  После отца осталась единственная книжка в домишке - "Житие Серафима Саровского". Мать не знала ни одной буквы. "Когда я потом, в начале тридцатых годов, уже будучи учителем, - вспоминал сам сын, - решил обучить её грамоте, то ничего не получилось. Матери, пожилой крестьянке, показалось это такой нелепостью, ей было так смешно и...совестно, как если бы её стали обучать танцам."

В начале двадцатых годов, после пяти лет простоя, Михаил Павлович увидел, что нужно учиться, и ему захотелось повысить свой уровень знаний, но камнем преткновения была арифметика. И всё же он пересилил себя, достал учебник по математике, в котором ещё было так: из одного вычтем то-то, оное разделим... Поднатужился памятью и пониманием, выучил все четыре действия, таблицу умножения, дроби простые, десятичные, проценты, пропорции... И полюбил данный предмет с такой же силой, с какой ненавидел его! Отчасти свои мытарства с учёбой позже прекрасно описал в своём стихотворном рассказе-были "Как учился Иван Коркин":

"Отшумел переворот,
Взяли власть Советы.
И немедленно народ
Потянулся к свету.

Был ликбез открыт у нас.
Без нажиму, сами
Мужики явились в класс
Прямо с бородами.

В первый вечер по складам,
Да и то не сразу,
Хором, с горем пополам
Прочитали фразу.

Отчего и почему,
Объяснять не стану,
Было всех трудней ему,
Коркину Ивану.

Получил Иван тетрадь,
Карандаш. Однако
Не умеет написать
Никакого знака.

-Неспособный я совсем!
Память - словно сито.
Анна Павловна, не тем
Голова забита.

Вот сижу здесь два часа,
А Душа-то дома:
Нет у лошади овса,
Там одна солома.

Так что брошу я ликбез,
Хоть оно обидно.
Проживу свой век и без
Букваря, как видно.

-Это что же за напасть!
Как же без науки?
Для чего же, Коркин, власть
Брали в свои руки?

Как без знаний управлять
Будем государством?
Замутит нас вражья рать
Всяческим коварством!

А Иван своё опять:
-Не учусь, а маюсь,
Государством управлять
Я не собираюсь.

И учительнице той
Даже стало жарко:
-Управлять должна страной
Каждая кухарка!..

...Колотилин Еремей,
Лавошник и свешник,
Ядовитый был, как змей,
И большой насмешник.

Говорит он мужикам:
-Коркин-то... слыхали?
В люди лезет всякий хлам,
Не было печали.

У него должна вот-вот
Околеть кобыла.
Разве знанье запряжёт?
Знание-то - сила!

-Лошадиная? Го-го!
Зря мы горевали!
Тут как есть на всё село
Богачи заржали.

И кулацкий этот смех,
И глумленье это
(подобное "глумленье" господ-недорослей очень хорошо показал Никита Сергеевич Михалков в своём самом лучшем фильме "Неоконченная пьеса для механического пианино")
Коркин слышал, как на грех,
И невзвидел света.

И с тех пор назло врагам
Взял себя он в руки,
Стал свирепо по ночам
Штурмовать науки.

Глушь. Заснуло всё кругом -
Избы, снег и бани.
А Иван над букварём
Шевелит губами.

Просыпается жена,
Спрашивает с печи:
-Что ты шепчешь, сатана,
Произносишь речи?

Слышать это не могу,
Выдумал шепталку!
Как возьму вот кочергу.
Или, лучше, скалку!

-Зря ты гневаешься, мать.
Не гаси огарка!..
Государством управлять
Ты должна, кухарка!

-Что ты мелешь, лиходей?
Я тебе кухарка?
Если так, то с этих дней
Нет тебе приварка!

Я - кухарка! Ну и ну!
Не обидно ль это?
Я ж теперь и не усну,
Дьявол, до рассвета!

-Стой, не так ты поняла,
Зря взяла досада!
Тут великие дела,
В суть проникнуть надо!..

Вот уж третьи петухи
Проорали рьяно,
А Иван долбит стихи
Бедного Демьяна.

Пусть жена бранится, пусть!
-Не ругайся, Марья,
Понимаешь, наизусть
Выбубнил букварь я!

Про себя мечту держу:
Как уразумею -
Непременно стих сложу,
Всыплю Еремею!

Про него сложить не грех,
Это ж очень просто!
Подниму его на смех,
Укушу прохвоста!

И, наметив эту цель,
Стал читать он хлеще,
Прочитал "Метель", "Шинель"
И другие вещи.

Данная быль была написана в 1940 году и, так сказать, венчала собой коченёвский период творчества Михаила Павловича, когда "своя рука владыка" и можно было в районной газете "К новым победам" печатать не только прозаические, но и поэтические материалы, нарабатывая мастерство и набивая руку. А самое главное в этом появилась через читателя обратная связь.

Стихотворение написано размером французских средневековых вагантов. Но мог ли Михаил, у которого за плечами не было даже полноценной школы, знать этот ритм?.. Мог! Ибо он очень любил поэзию Александра Сергеевича Пушкина, а Александр Сергеевич отдал в своё время творческую дань и этим бродячим школярам. Нам же остаётся только воскликнуть: "Как гармонично подобран размер!"

Сам поэтический текст - это живой исторический документ, образно представивший лапотную, безграмотную Россию перед дерзновенным порывом к космическому порогу. Написанный простым народным языком, он отправляет нас к тем вкраплениям рабочей трудовой речи, которые использовал Владимир Ильич Ленин в статье "Великий почин", чтобы поддержать штаны своей гладкописи, и тем самым отделить, как говорится, зёрна от буржуазных господских плевел.

В двадцать один год Михаил поступает на учёбу в вечернюю девятилетнюю школу в Болотном. Поступил в ту школу, в которой позже будет трудиться учителем немецкого языка его супруга и автор романа "Школа" Наталья Борисовна Корнеева, в которой после войны будет директором фронтовик-поэт Павел Петрович Скарговский. Его из-за решённых задач по математике и сочинения по литературе сразу же определили в последний выпускной класс.

Шестого декабря 1940 года Михаил Павлович, чтобы продолжить своё среднее образование, поступил на литературный факультет заочного отделения Новосибирского Государственного педагогического института (зачётная книжка номер Л-42, которая была выдана очередному студенту уже в Новом году). Проучился он (помешала война) лишь на первом курсе один семестр и сдал на "отлично" пару экзаменов весенней сессии: по теории литературы Егерману и истории СССР.

Продолжить же учёбу помешала Великая Отечественная война.