Последняя депеша

Разъезд несется взмыленный к далекой самой засеке.
И лбы потеют пыльные на аппенинской засухе.
Дела плохие в Риме-то, но цвет идет по тлению,
Как водится, как принято по летоисчислению.

Ораторству и пению служить не буду в гоне я.
Великую империю давно гнетет агония:
И конную, и пешую, всех – дабы ощетиниться…
Дозор летит с депешею, в которой сплошь латиница.

Уж Бог один для храма-то, уж мудрые речения…
Спасет ли только грамота от душепомрачения.
О богоравном грезили, гордыня зрела мерзкая.
И так накосорезили, что в прах – вся мощь имперская.

Еще помпезны задники, но ржа вошла в окалину.
И скачут тяжко всадники на дальнюю окраину.
А правда Рима в гипсе вся, в галопе – не стреножена.
Но без Апокалипсиса у Бога не положено.

От юга и до севера вся ширь – под силу крестную,
Не выпадет спасения ни латнику, ни кесарю.
Такой финал рассадника, где весть несут поспешную
Четыре мокрых всадника с последнею депешею.

2017