Данила - Мастер

                ВТОРОЙ ВЕЩИЙ СОН

     Я и человек в белом домотканом балахоне с капюшоном на голове, которого я считаю своим ангелом - хранителем,
по обыкновению справа от меня, стоим на небольшой, неровной горной лужайке, поросшей невысокой травой и мхом,
рябой от скальных выступов, россыпей разновеликих валунов, камней и камешков.
     Зелёную лужайку сзади ограничивает высокая, серая скала – вершина горы.
     Слева и сзади нас лужайка под большим углом плавно переходит в крутой скальный, а затем и травяной склон, который тянется метров четыреста - пятьсот до подошвы горы.
     Справа на лужайке, метрах в пятнадцати - двадцати от нас, возле трёхметровой красивой гранитной чаши стоит высокий юноша.
     Я догадываюсь, что это – Данила - Мастер.
     Ростом Данила, как и мой спутник, около двух метров.
     Он хорошо сложен. В нём всё соразмерно и гармонично: овальное лицо русича времён Киевской Руси, голова, развитые шея
и туловище, в меру покатые плечи, красивые сильные руки и длинные ноги. Густые, тёмно-русые волосы расчёсаны
на прямой пробор, чёлка закрывает значительную часть высокого лба. Она разделена на две, закругляющиеся от центра
к бокам, части. Неширокая голубая шёлковая лента пересекает чёлку посередине лба и опоясывает голову. Под высокими чёрными бровями – большие красивые глаза изумительной небесной синевы, обрамлённые длинными тёмными ресницами.
     Лицо мастера чистое, молодое, вдохновенное. Его черты просты и правильны.
     Данила одет в белую косоворотку, расписанную на вороте и на рукавах голубыми узорами и мелкими цветами.
     Рубашка перехвачена голубым шёлковым вязаным поясом с двумя голубыми кисточками. Белые шёлковые штаны
заправлены в короткие изящные замшевые, цвета кофе с молоком, остроносые сапожки с широкими отворотами.
     Надо сказать, что Данила – Мастер выглядел деревенским франтом.
     Данила стоял, прислонившись спиной к трёхметровой каменной чаше, над которой возвышались пестики с тычинками.
     Ладонью высоко поднятой правой руки он упирался в длинный лепесток гранитного колокольчика.
     Глаза его светились чистой юношеской радостью, счастьем человека-творца, которому удалось осуществить свою заветную мечту.
     Он был красив, очень красив…
     «Русский Аполлон!» - подумал я.
     «Это – ты» - дал импульс мой ангел – хранитель.
     Я принял его слова к сведению. Теперь я уже ничему не удивлялся и ничего не переспрашивал.
     Я радовался за Данилу и сопереживал его великую радость.
     Недолго длились эти счастливые мгновения.
     Возле скалы из-под камней вдруг появилась маленькая зелёная ящерица. Она смело и быстро пробежала открытое пространство лужайки, остановилась в полутора метрах от ног Данилы, задрала голову вверх и неожиданно, как в сказке, тоненьким скрипучим механическим голосом сказала: «Мастер Данила, тебя ждёт Хозяйка».
     «Скажи Хозяйке, что я сейчас приду». – Ответил Данила.
     Ящерица убежала под ближние камни. Данила попытался ещё несколько секунд продлить былое наслаждение,
но затем с лёгким огорчением вздохнул, убрал правую руку с гранитного лепестка чаши и пошёл к скале.
     «Иди вместе с ним», – сказал мне ангел – хранитель.
     «Как идти?!» – переспросил я.
     «Войди в него», – подсказал ангел – хранитель.
     Я незримо полетел к Даниле и вошёл в него, когда он уже подходил к скале.
     «Куда он идёт: здесь же нет двери?» – подумал я.
     Данила вплотную подошёл к скале и она, подобно воску, быстро стала таять. В скале образовалось прямоугольное углубление с оплавленными углами высотой и шириной с Данилу.
     Вход в скалу углублялся по мере того, как мы в него входили.
     Меня обуял немой ужас, когда за нами закрылся скальный проход, и мы оказались в литом каменном саркофаге.
От потолка и от стен каменной ниши, в которой мы были замурованы, исходил странный золотистый свет, в лучах которого играли и переливались узоры малахитового камня, из которого состояла каменная ниша.
     Я не знал, что думает и чувствует Данила, но его спокойствие и уверенность постепенно передались и мне.
     Наконец, мы прошли скальную стену, и моему взору предстала очень высокая, огромная полутёмная пещера,
в которой росли разные деревья, кустарники, цветы и трава.
     Пещера представляла собою оранжерею под высоким круглым каменным куполом.
Здесь не было ни факелов, ни других осветительных приборов в привычном нашем понимании, но, тем не менее, холодный голубовато - зеленоватый неяркий свет, напоминающий всполохи северного сияния, исходил от купола и стен.
     Мы шли по широкой дорожке, выложенной мелким гранитом, вдоль каменной стены и оранжереей.
     Блики, подобно лунному свету, играли на листьях, травах и цветах. В полумраке деревья, цветы и травы вначале показались мне настоящими. Тонкие ветки и листья на деревьях покачивались и шумели. На деревьях сидели и пели песни разные птицы.
     Что-то непривычное, неприятное послышалось мне в шелесте листьев и пении птиц.
     Наконец, я понял, что и деревья, и птицы, и цветы, и травы – всё сделано из камня!
     Вначале я был изумлён, а затем раздосадован: сколько материалов, сколько времени каменных дел мастеров затрачено?
И ради чего? Лично мне были неприятны скребущий каменный шелест листьев, цветов и трав, скрипучее пение каменных птичек.
     Хорошо, что хоть не очень громко всё это пело и скрипело.
     Данила легко и привычно шёл по мастерски уложенной дорожке, которая большим овалом пролегла вокруг каменного сада.
     Мне уже наскучила эта прогулка, когда перед нами предстало продолжение отвесной каменной стены, а в ней – невысокая деревянная дверь.
     Данила открыл дверь, пригнулся, и мы вошли в просторную, высокую, белую, хорошо освещённую комнату.
     Комната была метров 5 в ширину и 8 в длину. Вдоль правой стены, в середине комнаты, был установлен невысокий деревянный подиум 2 Х 3 м. Освещалась комната одним окном: через тонкий слой хрусталя дневной свет заливал комнату. Окно находилось в противоположной стене рядом с другой деревянной дверью, похожей на ту, в которую мы только что вошли.
     В центре невысокого деревянного подиума, у стены, стояла прекрасно сложенная девушка, роста выше среднего,
на лицо лет 17 - 19-ти.
Яркий, здоровый румянец заливал её щёки.
     «Девушка – кровь с молоком!» – подумал я с улыбкой, когда мы обходили подиум.
     Данила встал в центре комнаты, в метрах двух от подиума. Я увидел перед собой красавицу необыкновенную:
всё в ней было совершенно – голова с чёрной тяжёлой косой, перекинутой через правое плечо и ниспадающей ниже бедра; удивительная шея, плавно переходящая в красивые, покатые плечи, высокие, красивые груди, бёдра русской Афродиты.
     Из-под длинного платья виднелись ножки в белых кожаных туфлях на высоких каблучках, сшитых искуснейшим мастером.
     Одета девушка была в белое длинное платье со скромным вырезом на груди. Когда она шевелилась, то платье в лучах света играло голубыми тонами продолговатых лоскутков – трапеций.
     Лицо скорее круглое, чем овальное. Кожа лица белая, черты европейские. Высокий, широкий лоб, чёрные брови, большие, прекрасные глаза с чистым изумрудом зрачков. Нос, рот, женский подбородок – всё в ней было совершенно, прекрасно
и неповторимо.
     Пока я открывал и созерцал красоты девушки, в Даниле чувствовалось некое внутреннее напряжение.
     «Здравствуй, Данила – Мастер!» - сказала девушка.
Чистый, певучий, небольшой голос красивого серебристого тембра будто исходил из её груди.
     «Здравствуй, Хозяйка! – ответил Данила с чувством собственного достоинства.
     «Так вот это кто!» – поразился я.
     После некоторой паузы Хозяйка продолжила: «Данила – Мастер, ты выполнил все условия нашего договора.
Теперь ты свободен и можешь вернуться к своей прежней жизни. Но у меня к тебе есть предложение…»
     Она, как бы, запнулась на следующей фразе.
Лицо её порозовело и почти слилось с румянцем щёк. На мгновение она беспомощно развела руки, а затем решилась и закончила мысль: «Данила, я предлагаю тебе жениться на мне. Тогда ты станешь Хозяином Медной Горы! Станешь Бессмертным!»
     Боже! Как отчаянно и как безнадежно она любила! Как искрились, переливались  и пылали огнём изумруды её глаз!
Как горели её лицо и шея! Как пылали её красивые губы! Как незримо трепетало её прекрасное тело!
     И как страстно верила она в чудо!
     От слов Хозяйки Данилу и меня бросило в нестерпимый жар. Наше общее тело от ступней и до кончиков волос на голове прошили многочисленные толстые раскалённые стальные иглы.
     Они выжигали наше тело и наши органы. Не было сил ни выносить эту телесную боль, ни двигаться, ни кричать.
     Это были адовы муки!
     Я собрал все свои силы и всё своё мужество, чтобы не закричать от этой адской боли: Данила ведь не кричал.
     Наконец, раскалённые иглы исчезли, огненный жар отхлынул. Я почувствовал волнение Данилы и услышал его взволнованный голос.
     «Хозяйка, ты – баба красивая. Я думаю, что на всём белом свете не найдётся другой такой красавицы.
     Любой мужик был бы счастлив и рад жениться на тебе, но я не могу: ты же знаешь, что меня ждёт Катерина.
Она любит меня, и я люблю её…»
     В это мгновение вверху, справа и не далеко от нас, в форме небольшого медальона нам представился образ Катерины.
     Неброскими акварельными красками художник запечатлел молодую девушку на 3/4 спиной к нам.
     Голова повёрнута к нам в профиль.
Милое, но не более, лицо. Длинная шея, прямые плечи, русая, обычная коса до пояса… Худенькое тело.
О таких люди говорят: худая кость.
     Медальон быстро исчез, и я перевёл взгляд на Хозяйку.
     Как она изменилась: на белом, как мел, лице живыми остались лишь изумрудные глаза. Она потеряно смотрела на Данилу – Мастера. Её глаза застилали слёзы. Две невероятно большие капли скатились по белым щекам, упали на белое платье, прозрачными шариками прокатились они по полотну лоскутного платья, оставили на нём две мокрые голубые полоски и упали с высоких грудей на пол. Слёзы ударились о пол и разлетелись вокруг множеством серебряных мелких брызг.
     «Пусть будет всё так, как ты сказал, Данила, – после некоторой паузы она закончила. – Прощай, Данила».
     Грудной серебряный голос Хозяйки был глух, подавлен и скорбен.
     С покорностью приняла она страшный удар судьбы.
     «Прощай, Хозяйка». – спокойно ответил Данила, поклонился и направился к двери.
     «Зря не согласился Данила, – горько и отчаянно сожалел я. – Какая была бы прекрасная пара! Какие были бы у них красивые дети!»
     И от всей души посочувствовал горю юной Хозяйки, которая с безвольно опущенными руками, будто окаменела...
     Прощальным взглядом, полным слёз, отчаяния и муки, провожала она Данилу, пока деревянная дверь не закрылась за нами.
     Когда мы с Данилой вышли на поляну, я вдруг перестал, как прежде, ощущать его присутствие, хотя оставался в его теле.
     Я подумал, что, может, мы раздвоились, и оглянулся, но никого вокруг не увидел. Видимо, я остался один.
     Я остановился, вдохнул полной грудью свежий летний воздух, обрадовался лёгкому дуновению ветерка,
посмотрел на голубое небо, на тёплое ласковое солнышко и пошёл по горной, зелёной полянке.
     Иду, а сам вспоминаю сказ Павла Бажова: сейчас на одном из камней должна сидеть зелёная ящерица с золотой короной,
она будет плакать, а я должен собрать полудрагоценные камешки для поделок.
     Так и есть! Сидит на большом сером валуне зелёная ящерица с красивой золотой короной на голове.
     Смотрит на меня и плачет: прозрачные капли слёз растут почти до сантиметровой величины,
а затем срываются с глаз, падают на пологую стенку гранитного камня и цветными камешками всевозможной яркой окраски
скатываются в зелёную травку.
     Кучка разноцветных камешков быстро росла, а я стоял, удивлялся и ждал.
Неожиданно Царевна – Ящерица перестала плакать, подняла ко мне головку, пристально, прощально посмотрела на меня своими круглыми изумрудными глазёнками, юркнула под камень и исчезла.
     Я подивился такому чуду: всё как в сказе Бажова.
     Я набил оба кармана штанов поделочным материалом, но они оказались неглубокими и камешки высыпались из карманов
на траву. Пришлось придерживать карманы руками, чтобы не растерять красивые поделочные камушки.
     Данила – Мастер ничем себя не проявлял, и мне самому пришлось решать вопрос, куда же теперь идти.
     Я огляделся вокруг: на северной стороне, за зелёными полями и двумя перелесками увидел село, над которым в нескольких местах высоко в синее небо поднимались струйки белого дыма.
     Туда я и решил направиться. Придерживая карманы, я осторожно стал спускаться с поросшего травой крутого склона горы.
     Метров за пятьдесят до конца склона я не удержался от соблазна, зажал карманы руками и побежал с горы.
     С удовольствием, как в детстве и в юности, пробежав по ровному зелёному полю ещё метров пятьдесят,
я поспешил широким шагом к селу.
     День едва склонился к вечеру, и я надеялся ещё засветло добраться до села.

               
                Комментарий ко ВТОРОМУ ВЕЩЕМУ СНУ

     Этот сон, я уверен, ближе к истине, чем сказ Павла Бажова о Даниле - мастере: не может вещий сон быть обманчивым.
     Образ Хозяйки Медной Горы в течение времени воспринимался мною по-разному: в детстве я видел перед собой очень красивую женщину - волшебницу; в юности – красавицу, достойную любви; взрослым я увидел в ней некоторое несоответствие, но долго не понимал, в чём оно выражается.
     Будучи мужчиной, я понял, что лицо, внешность, голос Хозяйки являли собой образ юной девушки 17-19 лет,
а тело представляло собою фигуру прекрасно сложенной женщины, готовой к рождению здоровых детей.
     Мне очень хочется, чтобы читатели узнали и запомнили настоящий образ Хозяйки Медной Горы: благородной и доброй волшебницы, которая всегда помогала людям в трудную минуту; красивейшей женщины и человека, которая принесла в жертву свою великую любовь во имя счастья любимого человека.