Aquilegia vulgaris

…в некоторых высокогорных местах висела связка  колокольчиков. Золотой, серебряный, медный и самый обычный, полевой цветок-колокольчик (Aquilegia vulgaris), сорная трава, которая торчит за любым деревенским забором. Каждый – величиной  с перепелиное яйцо, а полевой колокольчик – менял размеры.
     Золотой был исполнен из солнечного света и вздохов животворящего южного ветра, серебряный – из звёздных лучей и посвиста северных метелей, медный – из янтарной лунности. Чашечку полевого колокольчика приходилось менять: по ночам в тех местах становилось морозно. Рано утром прилетала старая орлица, приносила в клюве фиолетовый цветок  на смену увядшему. За каждодневный труд этой птице даны были долгая жизнь и здоровье, но не бессмертье! Потому, что бессмертье – чересчур строгое наказание, даже для орлиц.
    Связка висела над одной из самых крутых вершин по вполне сказочным, неведомым людям законам. Золотой колокольчик крепился в прозрачной пустоте солнечным гвоздиком, серебряный – звездной стрелкой, медный висел на изящной, янтарного цвета булавке. Полевой колокольчик – с худеньким, нежным стебельком – парил в связке сам по себе, и это казалось особенно чудесным.
     Наступало утро.
     И пока звонил золотой колокольчик, все на Земле замолкало. Утихали проливные дожди, ураганы  ослабляли хватку, море-океанские волны шипели и пенились в четверть силы. Кругом были только вздохи, стук сердца (тех, у кого оно имеется), шорохи, всплески и бесконечное прочее, все, что не должно останавливаться ни на мгновенье, и называется живительной тишиной. Именно в такие минуты счастливчиков осеняли догадки и прозрения.
     Но наступало время серебряного колокольчика. Птицы с особенно звонкими голосами приветствовали новый день. Дети – в самых разных уголках белого света –  начинали улыбаться и сиять глазами. Резвились щенки и прочий звериный, птичий и рыбий молодняк. Не спеша, тянулись к свету ростки, раскрывались почки и бутоны. Взлетали бессчётные тучи насекомых. Сами собой складывались мелодии, такие нежные, что не всякий услышит, но любой почувствует! Одна мелодия дополняла другую, а все вместе – очень недолгое время представлялись единым целым. 
     Тогда, вдруг, оживал колокольчик медный. Сверкала молния, скрежетал далёкий гром. Пыхтели и тужились вулканы, срывались лавины, трещали лютые морозы.
     Между прочим, до сих пор никто на Земле не может с полной уверенностью сказать:
– Каждое утро начинается со звона колокольчиков, чтобы сложиться заново? Здесь и сейчас?
– Или с давних времен существует одно и то же раннее утро, которое неизменно повторяется от Сотворенья мира для всех живущих? А колокольчики всего лишь сообщают об этом?
      Однако, пора рассказать и про полевой колокольчик! 
      Его чашечка всегда фиолетова, или небесного цвета. Раскачиваясь под ветром, вздрагивая на худосочном стебельке, цветок с вытянутым, длинным венчиком, похожим на кривую шпору, кажется никчемным и молчаливым.  Но вместе с его чуть заметным, легким трепетом прихорашиваются звери и птицы, павлины распускают хвосты, гортанно трубят лоси, даже рыбы чувствуют некоторое воодушевление. Любовь приходит в сердца тех, кто может похвастать такой серьезной ценностью.
     Никто сегодня уже и не вспомнит, что были времена, когда на звон колокольчика приходили звери и люди, слетались птицы.  Каждый, взбираясь на крутую вершину,  искал своего, все вместе – Силы. 
     По справедливости считалось, что  живое существо не в состоянии появиться вблизи источника дважды в жизни. Проявления Силы в чистом, первозданном виде были разрушительны для организма. Ощущения и чувства – непереносимой крепости и густоты – встречали любого, случайно или намеренно попавшего в эти заповедные места. Откровения  потрясали. Впечатления казались настолько грандиозными, что сознание временно помрачалось.  Слепило счастье, захлестывала нежность.
     Приходилось довольствоваться частью.
     Звери инстинктивно, а люди сознательно выбирали из связки колокольчиков – единственный. Каждый получал в дар то, что считал особенно важным. Малиновое злато мудрости, серебро и медь речи, умение заглянуть в самую суть без вреда для сердца и рассудка, звёздные формулы и лунную тайнопись, хитрость, власть, богатство, непобедимость в бою, остальное -  на выбор, бессчетное…
     Все вместе – полнились Силой.
    Ах, да…
    Про полевой колокольчик, который дарил взаимную любовь и надежду...
    Сказать откровенно, немногие искали такого блага. В сравнении с невероятным прочим, возможности aquilegia vulgaris  не поражали воображения. А если вспомнить, что запасы головокружительной любви рано или поздно сублимируются в жалость! Сочувствие к окружающему миру вполне независимо охватывает душу.
     Потребность питать алчущих и жаждущих, одеть нагого или нищего, без промедления согреть и приютить первого встречного, это ли не тяжкий труд? Что там! Для большинства – обуза и морока! 
     Впрочем, тех, кто мучился от неразделённой любви, это не останавливало. Молодые люди обретали взаимность (и, вместе, способность к состраданию). Девы – становились единственными мил-сердечными подругами (начиная чувствовать чужую боль, как свою).    
     Что из того?
     Люди, звери и птицы, осененные Силой, возвращались в мир.
     Среди подобных не находилось равных. Они становились первейшими, лучшими из лучших в своём племени, вызывая зависть удачей и талантами.
    Достаточно скоро к ним приходили усталость и раздражение. Первейший начинал подозревать, что обманулся колокольчиком. И как! Дар казался ничтожным, преимущества  жалкими. В сравненьи с тем, что имело бы смысл взять от Источника,  неограниченного в проявлениях. Тогда первейшие учились изощренно и всласть страдать от сознания ничтожества собственной силы. Мучиться и тосковать от презрения к самому себе.   
      Но ещё более удивительно то, что вкусившие от aquilegia vulgaris проживали день ото дня вполне самодостаточно. Изо всех сил, сочувствуя лучшим, первейшим в своем племени. Тем, кому не было и нет равных среди подобных.